Керстин Хольм, Frankfurter Allgemeine Zeitung, 21.11.2009

Самая большая страна мира наказывает самой мучительной изоляцией. Михаил Ходорковский некогда богатейший человек в стране, создавший нефтяной концерн ЮКОС, самый современный и крупный, какой только видела его родина, каждый день в 6:45 утра просыпается в своей четырехместной камере, чтобы часом позже погрузиться в стальной гроб. Его и его компаньона Платона Лебедева, проходящего по тому же делу, загружают в грузовик, и вся процессия медленно тащится к суду, учитывая московские пробки, дорога часто занимает больше двух часов. В зале Хамовнического суда их запирают в пуленепробиваемый глухой «аквариум». Рядом с этой тяжеловесной махиной, специально установленной для этого процесса, по стойке смирно вытягивается спецназовец в черной униформе с автоматом в руках. Его коллега с «калашниковым» занимает место на входе.    

Идет сто восьмой день второго процесса над Ходорковским и Лебедевым, который призван доказать, что движение нефти и ценных бумаг ЮКОСа на самом деле было хищением. Известный российский заключенный уже отбыл половину срока за налоговые преступления, широко известные среди его коллег по отрасли как оптимизация. Однако Ходорковский, который, также как и Путин, хотел модернизировать Россию на базе сырьевой экономики и регулярно делает из своей камеры заявления по поводу важнейших событий в жизни страны, был изолирован как какой-то опасный вирус.

Несоразмерной кажется и минометная тактика гособвинителей, которые за пять теплых месяцев года огласили в суде в качестве доказательств почти двести томов деловой корреспонденции, не потрудившись выработать при этом внятную стратегию аргументации. Только что председательствующий отклонил ходатайство защитников об освобождении подсудимых из-под ареста из-за того, что, по словам прокуроров, в этом случае зарубежные акционеры ЮКОСа могут получить преимущество в своем споре с Россией в Страсбургском суде.

Композитор в гостях

Как и в любой другой день слушаний скамейки судебного зала размером со школьный класс заполнены артистами, бывшими коллегами по ЮКОСу и солидарными москвичами, пришедшими морально поддержать обитателей «аквариума». Место во втором ряду сегодня занял эстонский композитор Арво Пярт, который посвятил Ходорковскому свою последнюю симфонию. С сентября в этом зале, декорированном двуглавым орлом и комнатными растениями, допрашивают свидетелей обвинения. Улов прокуратуры пока небогат. Бывший конкурент по нефтяному бизнесу Евгений Рыбин обругал Ходорковского с актерским вдохновением, но позже уточнил, что движение нефти так жестко контролируются, что украсть ее физически невозможно.

Сейчас идет допрос технического персонала принадлежавшего ЮКОСу банка «Менатеп», который подписывал документы от лица дочерних фирм компании. Первая их представительница, Вера Гришняева, робко подходит к свидетельской трибуне. Прокурор Лахтин держит в руках бумаги с ее подписью, читая которые, он про традиции путает цифры и иностранные названия. Он стойко сносит насмешки публики и обвиняемых. Не удивило ли свидетеля происхождение таких больших сумм в документах, осведомляется старшая коллега Лахтина, бросая взгляд в сторону «аквариума». Вера Гришняева отвечает отрицательно, очевидно не понимая ее намека.

Обвинение посрамлено

На следующий день ее коллегу гособвинитель Ибрагимова подозревает в том, что та была подставным директором. Свидетельница удивляется такой постановке вопроса, доверенные лица просто облегчали компании бумажную работу. Обвиняемый Ходорковский добавляет, что уполномоченные лица, представляющие интересы глав предприятий в отдаленных нефтедобывающих регионах не только законны, но и даже совершенно необходимы по законам некоторых субъектов. Обвинение посрамлено. Иронически глядя поверх очков, судья Данилкин взывает к здравому смыслу прокуроров. Но все знают, что в конце концов он примет то решение, которое спустят сверху.

«Аквариум» показывает, что будет с теми, кто считает такое государство своим врагом. Ходорковский сидит уже больше шести лет, большую часть срока он провел в московском СИЗО «Матросская тишина», где недавно скончался юрист Магнитский, к которому не пустили врачей. Его родные могут общаться с ним два раза в месяц через стеклянную перегородку. В сибирской колонии правила посещений были более либеральными. Волосы бизнесмена поредели и стали совсем седыми. Его фигура стала более грузной. Его часто спрашивают, почему он в свое время не уехал за границу, как другие три олигарха 90-х - Березовский, Гусинский и Абрамович - и два десятка бывших сотрудников ЮКОСа. Многие его к этому подталкивали, говорит узник, который жутко скучает по своим детям и у которого болит душа за родителей. Но он считает, что это выглядело бы как признание собственной вины. А после ареста в июле 2003 г. его партнера Платона Лебедева побег стал бы еще и предательством друга.

Как Петр Первый

Он всегда был востребован. Химик по образованию, проведший первые восемь лет своей жизни в коммунальной квартире, он обязан своим взлетом социальному капиталу Комсомола. Одним из первых он осознал как окупаются «инвестиции» в чиновников. Но в кризисный 1998 г., когда уплаченные ЮКОСом в нефтеносном Нефтеюганске налоги не дошли до больниц, школ и детских садов, Ходорковский выслал в город самолет с 25 млн руб., предназначенными для непосредственного финансирования социальной инфраструктуры в обход администрации.

Его вера в эффективность сделала из него революционера. Подобно Петру Первому Ходорковский учился у опытнейших отраслевиков и лучших зарубежных специалистов. Фанатик рациональности он превратил ЮКОС в образцовую прозрачную компанию, построил школы, интернаты, поддерживал образование в регионах, пытаясь заразить общество своей эффективностью. В последний год перед арестом он вел переговоры с американскими нефтяными гигантами Chevron и Exxon, с помощью которых собирался построить на базе ЮКОСа транснациональную корпорацию.

Любимый олигарх Кремля

Какой контраст с Борисом Березовским, Мефистофелем 90-х годов, который интеллигентно опустошив принадлежавшие ему компании, уже в конце 2000 г. перебрался в безопасный Лондон. Бывший крестный отец Кремля в своих открытых письмах, правда, не отказывал себе в удовольствии объявить своего собственного ставленника Владимира Путина политическим банкротом. Его полные сарказма письма, в которых он обращается к Путину на ты, напоминают послания бежавшего в Литву князя Курбского Ивану Грозному.

Владимир Гусинский, который в 2001 г. отрекся от своей медиа-империи МОСТ и эмигрировал, продолжает полемику через русскоязычный спутниковый канал RTVi и два интернет-портала. Только Роман Абрамович, любимый олигарх Кремля, видит свою единственную политическую миссию в том, чтобы читать по глазам власть имущих их желания. В девяностые он зарекомендовал себя как незаменимый кассир и мальчик на побегушках при Ельцине и Березовском. При Путине он принял бразды правления дальневосточной Чукоткой и передал в собственность «Газпрома» нефтяную компанию «Сибнефть». В то же время Абрамович переехал в Лондон, в полном соответствии с советом, который он однажды дал молодым предпринимателям: «Никогда не забывайте, как легко очутиться в тюрьме». То, что русский богатей инвестирует в основном в игрушки – футбольные клубы, яхты, самолеты, частную армию – больно бьет по интересам его изголодавшейся по инвестициям родины, но тем не менее встречается с пониманием.

Глобальная перестройка

Ходорковский, напротив, откликается из своей камеры на все важнейшие темы, как бы компенсируя в литературной форме невозможность жить полной жизнью. Он провозглашает крушение либерализма и требует для России скандинавской патерналистской модели. Он требует глобальной перестройки, которая ограничит потребление и рост индустриальных стран и создаст касту ответственных за все свои решения менеджеров. Он выступил с планом судебной реформы и программой по активизации модернизационного потенциала страны. Жена Ходорковского говорит, что с трудом узнает в этих текстах прежнего мужа.

Удивительно сколько усилий и знаний затрачивает власть, чтобы удержать своих подчиненных в оковах. Президент Медведев заявил, что для помилования Ходорковский должен признать свою вину, хотя такой формулировки нет в законе. Независимость судебной системы, по юристу Медведеву, выражается в том, что судьи «сами» понимают, что нужно государству. Именно так и поступает судья Данилкин. Когда Ходорковский просит прокурора Ибрагимову разъяснить понятия «уполномоченного» и подставного директора», вместо этого она набрасывается на него с проклятиями, потому что он якобы уличил ее в незнании родного языка. Чиновница язвительно глумится над интеллектуальными способностями Ходорковского, триумфально отмечая, что в его возрасте наверстывать упущенное все равно уже поздно. Судья Данилкин хранит молчание.

В окружении витязей с «калашниковыми»

Когда Лебедев показывает на проекторе налоговую документацию, доказывающую легальность транзакций ЮКОСа, которые обвинение пытается представить как хищение, прокуроры демонстративно отворачиваются. Они отвергают рациональную аргументацию как джинна, которого нельзя выпускать из бутылки. Потом они требуют продления срока содержания подсудимых под стражей в «обеспечение защиты Конституции, морали, процветания и обороноспособности государства». Судья Данилкин удовлетворяет это ходатайство.

В конце судебного дня Ходорковский просит еще десять минут, чтобы посовещаться с адвокатами через узкую щелку в «аквариуме» в плотном окружении витязей с «калашниковыми». Сторонам разрешено обмениваться только бумагами. Даже продукты – Арво Пярт принес с собой плитку шоколада – передавать запрещено. Потом заключенных пристегивают наручниками к сопровождающим их солдатам и отвозят обратно в «Матросскую тишину». Там у них остаются еще два часа, чтобы сделать необходимые записи и почитать. В дни свободные от заседаний Ходорковский может часок «погулять» по камере под открытым небом. Раз в неделю можно принять душ. Ритм жизни заключенных полностью подчинен воле их надсмотрщиков, как жизнь зверей в загоне. Носить часы в тюрьме запрещено.

Зато для властей предержащих характерен настоящий культ часов. Благодаря высокому спросу со стороны государственных функционеров индустрия роскошных швейцарских часов во время кризиса в России практически не пострадала. Часы президента Дмитрия Медведева Breguet Classique Moon Phase стоят 120 тыс. евро, золотые Bovet Fleurier чеченского президента Кадырова – 200 тыс., DeWitt вице-премьера московского правительства Ресина целых 700 тыс.. Так воплощается в жизнь требование второго президента России Путина, чтобы его подчиненные работали как швейцарские часы.