"МК", 4.08.2012

Почему, выросшее при Путине, оно требует перемен?

фото: Геннадий Черкасов

Сейчас и в России, и на Западе (среди людей, профессионально или любительски интересующихся российскими делами) не утихает полемика по нескольким вопросам. В чем основные причины массовых протестов, которые начались 10 декабря прошлого года на Болотной площади в Москве? Почему люди выходят на улицы, хотя парламентские и президентские выборы (если этот термин уместен применительно к современной России) давно прошли, а перспективы досрочных федеральных выборов более чем туманны? Отчего количество протестующих не только не снижается, а нарастает, пусть и не быстро? Как можно объяснить, что активные, думающие и (нередко) состоятельные россияне в прошлом десятилетии готовы были мириться с путинской властью, прощая ей отдельные недостатки, но сейчас терпение этой социальной группы, ее внутренняя готовность к компромиссу исчерпаны?

Одни рассуждают о «рассерженных образованных горожанах», которые осознали себя единым мощным сословием и теперь предъявляют запрос не только на бытовые, но и на политические свободы. Другие говорят об идеологически преобладающих в массовом протесте левых настроениях, нарастающем стремлении граждан России принудить государство к более справедливому распределению сверхдоходов сырьевого комплекса. А Ксения Собчак, которая за короткое время эволюционировала из звезды гламура в общественного деятеля оппозиционного толка, впервые произнесла слова «поколенческий протест».

Конечно, моя общественно-политическая оптика не может считаться безупречной: уже 9 лет я не был в России и в силу известных проблем моего отца Михаила Ходорковского живу в США. Тем не менее большую часть жизни я провел в России, причастен к российской политике через Институт современной России, которым руковожу, и надеюсь — по возможности — в скором времени вернуться на Родину. Потому позволю себе обобщить результаты моих наблюдений и размышлений.

Именно при Владимире Путине — за первые 12 лет XXI столетия — в России сформировалось качественно новое поколение. И речь не просто о возрасте. Это поколение смогло — может быть, впервые за всю российскую историю — благодаря открывшимся свободам информации (это понятие шире и глубже «свободы слова», особенно при новом уровне развития телекоммуникаций) и перемещения выйти ментально и творчески из-под тотального контроля государства. Смогло узнать, что такое Европа (в широком смысле; США по цивилизационным меркам тоже Европа) и европейские ценности. А главное — осознать их привлекательность для русского человека. Поскольку по происхождению и основополагающему способу мышления русский — это европеец. Достаточно знать курс истории и литературы в объеме средней школы, чтобы это понять.

По возрасту, образованию и восприятию мира я тоже принадлежу к этому поколению — родился в Москве в 1985 году. Поэтому, возможно, имею право в некотором роде говорить от его имени, хотя формальной доверенности у меня нет — да и у кого она есть?

Наш поколенческий подход прост и ясен. Он состоит в том, что мы уже понимаем, что не человек для государства, а государство для человека; что у демократии масса недостатков, но лучшей общественно-политической системы нет; что для нормального управления государством нужны не какие-то исключительные гении и гиганты, обладающими сакральными, недоступными простым смертным знаниями-умениями, а стабильные институты, работающие всегда — кто бы конкретно ни стоял у руля страны. Это свободно избираемый парламент, суд, подчиняющийся только закону, местное самоуправление, реально независимое от органов госвласти и т.п.

Мы знаем, что Европа — это прежде всего соблюдение простых, но необходимых правил, типа «переходить улицу на зеленый свет», «не парковать машину поперек дороги», «не ездить в общественном транспорте без билета», «платить налоги». На этих банальных правилах и держится европейский порядок, который мы научились уважать. Но этот порядок строится еще и на том, что гражданин принимает законы и правила — как писаные, так и неписаные — добровольно. И подчиняется им не потому, что боится наказания, а в силу внутренней убежденности.

Мы также знаем, что русский, оказавшись в Европе или Америке, прекрасно живет по этим правилам, а значит, нет никаких противопоказаний к тому, что такие же правила можно ввести и соблюдать в России.

Наше отличие от нескольких предыдущих поколений состоит в том, что мы не заражены тотальным историческим скепсисом и склонны считать, что трансформация России в полноценную европейскую страну возможна еще на нашем веку. Почему? Да просто потому, что мы, первое русское европейское поколение, в силу естественных причин выйдем на авансцену и возьмем на себя инициативу.

А теперь, несомненно, главный вопрос: что будет дальше?

Скорость жизни, особенно в последние годы, резко выросла по сравнению со всеми предшествующими эпохами (ну кто мог еще два года назад предсказать «арабскую весну»?). И сейчас мы не в состоянии точно спрогнозировать перемены в России, ее политике, экономике и общественной жизни даже на год вперед. Разве утром 5 декабря 2011 года, когда «Единая Россия» была предсказуемо объявлена победителем выборов в Госдуму, мы знали, что уже 10 декабря 50 тысяч человек выйдут на площадь, чтобы заявить протест против результатов выборов и способов определения их итогов?

Но об общих очертаниях процессов, которые вскоре определят судьбу России, о политических механизмах выхода нашего поколения в актуальную политику, на мой взгляд, говорить уже можно. Прежде всего, объективно должна сформироваться новая оппозиция. В принципе, она уже создается. Имена Алексея Навального, Ильи Яшина, Сергея Удальцова, Ильи Пономарева, Евгении Чириковой, Алены Поповой, прежде всего благодаря развитию Интернета, уже хорошо известны в стране. И смена амплуа Ксении Собчак, человека, насколько я могу судить, очень узнаваемого в России, не прошла незамеченной. Тем не менее процесс создания реальной альтернативы действующей власти всерьез только начинается. Осознаю, что эти рассуждения из уст человека, живущего вне России, могут показаться некорректными. Но — повторю еще раз: я гражданин России и надеюсь в скором времени вернуться на Родину.

Следующий этап — участие новой оппозиции в выборах губернаторов и глав муниципальных образований по всей стране. Причем это участие совсем не обязательно означает, что сами номинальные оппозиционеры должны везде баллотироваться. На мой взгляд, они могут и будут объединяться вокруг компетентных и компромиссных фигур, представляющих местные элиты. Кстати, в нынешних условиях не так важно, каков уровень известности этих фигур на сегодня. При современном развитии коммуникаций, эффективности интернет-кампаний «раскрутить» нового политика можно за считаные месяцы — было бы кого раскручивать.

Не сразу, но за 3–5 лет таким образом можно добиться качественного обновления власти в регионах и крупных городах, где погоду все активнее делают те самые «рассерженные горожане». И, что немаловажно, смены состава Совета Федерации, который неизбежно будет играть большую роль в реформе политической системы страны.

На этой базе (новая оппозиция + модернизированные региональные элиты) можно будет идти на думские выборы 2016 года с шансами на успех. Поскольку представить себе, что «Единая Россия» с ее нынешней (и последовательно продолжающей ухудшаться) репутацией победит, затруднительно, если вообще возможно.

А затем нам нужна новая политическая система. Причем главный вопрос не в том, сколько еще пробудет у власти Владимир Путин. (Хотя в символическом плане это важно, а для меня важно вдвойне — ведь принято считать, что пока он в Кремле, мой отец не выйдет на свободу.) Главный вопрос: какой у нас установится политический режим, европейский или нет?

Принимать решения о новой политической системе должен будет парламент-2016. Возможно, я ошибаюсь, но таким ошибкам, в конце концов, стоит посвятить жизнь.

Павел ХОДОРКОВСКИЙ,

президент Института современной России