Сегодня в Хамовническом суде прозвучало, что «в отношении Ходорковского и Лебедева возбуждено несколько дел». Однако дополнительных подробностей не последовало: судья настоятельно рекомендовал свидетельнице помнить о подписке о неразглашении. Позиция председательствующего возмутила адвоката Вадима Клювганта: «Договориться до того, что суд находится в подчиненном положении по отношению к органам следствия, и сделать это в процессе, имея на плечах судейскую мантию, - это ЧП. Суд не имеет права ставить себя в подчиненное положение по отношению к одной из сторон, суд не имеет права запугивать свидетеля. Свидетель, находясь в суде, обязан отвечать на все вопросы независимо ни от каких других обстоятельств. Запугивать же свидетеля какими-то последствиями какой-то подписки, непонятно по какому делу полученной, - это просто полнейшее безобразие». 

ЧП в Хамовническом суде произошло за несколько часов до того, как на встрече с Советом при главе государства по содействию институтов гражданского общества и правам человека президент Дмитрий Медведев заявил, что «мы должны все стараться способствовать авторитету суда, даже если мы понимаем, что он несовершенен». 

В понедельник продолжили допрос свидетельницы Надежды Шек, прервавшийся в пятницу. Женщина вошла в зал и встала на трибуну. Прокурор Лахтин, взяв 6 и 24 тома, вместе со своими записями подошел к свидетельнице. Нужные документы прокурор искал долго. «Свидетелю предъявляется из тома 24 дополнительное соглашение о покупке ценных бумаг», - наконец сообщил Валерий Лахтин, и еще долго пояснял, что это за договор, между какими компаниями и на какое количество акций. Судья обозрел соглашение. «Ничего сказать не могу, тут нет моей подписи», - заметила свидетельница Шек. Прокурор обращал внимание женщины на перевод документа. Адвокат Краснов встал было с возражениями, но его опередила сама Шек: «Перевод я раньше не видела, я его вижу первый раз».

Затем прокурор показал свидетельнице передаточные распоряжения — сразу шесть документов из шестого тома. Надежда Шек подтверждала свои подписи, но по сути документов сказать ничего не могла. Она рассказала, что документы ей привозил водитель на рабочее место, и там она их подписывала. По подписанию документов она ни перед кем не отчитывалась. «Здесь стоит моя подпись, еще подпись Мандрыки, этих людей я не знаю, по документу сказать ничего не могу», - уверенно отвечала госпожа Шек по очередному передаточному распоряжению. Схожие показания она дала и по другим показываемым ей документам.

Полистав свои бумаги, прокурор сообщил, что «пока» у него нет вопросов. Очередь перешла к защите. Адвокаты попросили пять минут для определения своей позиции.

После краткого перерыва с заявлением выступил Михаил Ходорковский. Свидетельницу попросили выйти. «Редкий случай — свидетель меня знает опосредованно, то есть обо мне слышал, а я свидетеля знаю. Это уникальный секретарь, работавший в соответствующем управлении, но она про это говорила. Ваша честь, я еще раз хотел бы заявить, что название «генеральный директор» в постсоветское время означает совсем не то, что в советское время. Эта некая ТЕХНИЧЕСКАЯ работа. И человек, осуществляющий данную техническую работу, точно так же не в курсе, с какой конечной целью он выполняет те или иные технические действия. Если говорить совсем близко к нашему процессу, то точно также не в курсе, куда отправляется нефть, те люди, которые физически открывают вентиль на трубопроводе. Хотя они являются материально ответственными лицами, но куда отправляется нефть, зачем она отправляется, по какому договору - они тоже не знают. Ваша честь, если есть необходимость узнать, по чьей команде переводились те или иные акции, куда они переводились, зачем это делалось, то легче всего это спросить, во-первых, у меня, а я могу сказать, у каких людей, реальных руководителей, это можно далее спросить. Именно поэтому принимать участие в допросе курьеров, секретарей и иных лиц, пускай имеющих самое звучное название, я не собираюсь».

А вот Платон Лебедев от допроса госпожи Шек не отказался. Свидетельницу вернули в зал и на трибуну.

Взяли том 8. «Добрый день, Надежда Германовна!» - как всегда, улыбаясь, поздоровался со свидетельницей Лебедев и еще раз поинтересовался ее трудовой биографией. Та рассказала, что в 1997 году ушла в декретный отпуск, в течение этих лет периодически приезжала на работу подписывать документы, а в следующий отпуск ушла в 2000 году. Осенью 2003 года свидетельница вышла на работу в РТС (биржа). То есть де-факто, сделал вывод Лебедев, свидетельница была 6 лет в декретных отпусках и отпуске по уходу за ребенком.

«Сколько раз и когда вас допрашивали?» - спросил Платон Лебедев. «В 2000 году зимой меня допрашивали дома, приезжали два следователя, предъявляли какие-то документы, соглашения...еще недавно меня вызывал следователь». - «Недавно — это когда?» - «В среду». - «То есть за два дня перед допросом?» - уточнил Лебедев. Зал зашумел. «Вопросы, которые вам задавали, имели ли отношение к данным вопросам — о ЮКОСЕ, акциях и так далее?» - спросил Лебедев. «Если свидетель скажет сейчас о допросе, на котором она была, она фактически нарушит уголовный закон!» - немедленно надавил на свидетеля Лахтин. Зал ахнул, защитники зашумели и закачали головами. «Это давление на свидетеля!» - слышалось с адвокатских столов. «Уровень невменяемости прокуроров превосходит все границы, он откровенно запугивает свидетеля!» - возмутился Лебедев. «Ваш вопрос по поводу среды снимается!» - заявил в ответ судья. «Почему?» - послышались недоуменные возгласы адвокатов. «Возражения в протокол запишите, пожалуйста!» - тут же сурово отреагировал Лебедев: «Председательствующий намеренно снимает вопрос свидетелю обвинения, который не позволяет уточнить в ходе публичного процесса, по тем же самым ли обстоятельствам свидетеля допрашивали за два дня до допроса его в суде». «У меня возражения на такие незаконные возражения подсудимого! - тут же отреагировал Лахтин. - Вы четко следовали УПК, снимая этот вопрос, свидетель сказала, что допрашивалась по другому делу», - заявлял прокурор, хотя свидетель по этому поводу как раз ничего не успела еще сказать. На это реагировали и адвокаты, с места говоря о том, что Шек еще ничего не сказала по поводу допроса в среду — ей просто не дали.

Лебедев стал спрашивать дальше. «Вам вопросы на допросах про Лебедева задавали?» - «Нет». - «Ни одного?» - «Ни одного». - «Понимаете ли вы, свидетелем какого обвинения вы являетесь?». «Прошу снять вопрос, свидетель не является свидетелем предъявления обвинения», - высказался Лахтин. Но судья оставил вопрос в силе. «Я не знаю сути обвинений», - отвечала Шек.

«А про Ходорковского вам задавали вопросы на допросе?» - поинтересовался Лебедев. Лахтин тут же снова вскочил с возражениями. «Пусть следователь не задает такие вопросы! Свидетель не должна отвечать на вопросы по допросу в среду!» - путался в словах прокурор. Коллеги же пытались подсказать прокурору Лахтину, что вообще-то в «аквариуме» находится не следователь, а подсудимый. «Так, Валерий Алексеевич, у вас есть что еще добавить к уже ранее вами сказанному?» - раздражился уже и судья. «Так он продолжает! Я знаю его тактику!» - махал рукой на «аквариум» Лахтин.

«В среду мне сказали, что это допрос по другому делу, - повторила уже озвученную Валерием Лахтиным информацию Надежда Шек. - Мне сказали, что в отношении Ходорковского и Лебедева возбуждено несколько дел. И что меня допрашивают по другому делу. С меня взяли подписку о неразглашении. Я не понимаю, что я могу говорить, а что нет».

«Вы дали подписку, я вам не советую давать сведения по допросу, который был в среду, иначе вы можете стать субъектом уголовного преследования», - консультировал свидетельницу в унисон с прокурорской позиций Виктор Данилкин. «Уууууу...» - поразился такому активному вмешательству председательствующего адвокат Краснов. «То есть лучше ничего не говорить?» - делала выводы свидетельница. «Это вам решать, но вы должны иметь в виду, что результатом может стать в отношении вас решение Генпрокуратуры», - продолжились угрожающие прогнозы судьи Данилкина. «В 2000 году я тоже подписку о неразглашении давала...» - заметила госпожа Шек. «То следствие уже завершено. Вы можете говорить по тому делу. А по допросу в среду нет», - не хотел ничего знать о новом допросе свидетельницы судья Данилкин. «Ну то есть лучше ничего мне не рассказывать? Я просто не знаю, что можно говорить, а что нельзя», - переживала свидетельница. В итоге конфликт между установлением истины по данному делу и подпиской о неразглашении не без помощи судьи был решен в пользу подписки - подробностей о состоявшемся в прошлую среду допросе свидетеля так и не прозвучало.  

«ВОЗРАЖЕНИЯ! - в очередной раз протестовал Платон Лебедев. - Прошу занести в протокол! Председательствующий, злоупотребляя своим положением, намеренно вводит свидетеля в заблуждение и его запугивает, поскольку сведения, по какому делу ее допрашивали в 2000 году, в данном судебном заседании не оглашались никогда. Таким образом, сам председательствующий не знает, по какому делу ее допрашивали в 2000 году. Точно так же председательствующий не знает, по какому делу ее допрашивали в среду — 18 ноября! Фактически председательствующий пытается запретить свидетелю давать показания!». «Продолжаем допрос!» - пытался закрыть тему Виктор Данилкин.

«По какому делу вас допрашивали в 2000 году?» - продолжил Лебедев. - «Не знаю». - «А по какому делу вас допрашивают сегодня в суде прокуроры?» - «Я знаю только что по делу Ходорковского и Лебедева». - «Спрашивали вас про Ходорковского?» - «Я не помню. А у вас остались протоколы-то? Там можно посмотреть. Я помню только что были два следователя. Один добрый, другой не очень», - посмешила зал свидетельница. Приступили к разбору документов.

Посмотрели решение Glanton Limited по назначению свидетельницы одним из директоров компании. Вопросы по этой компании, как и по другим компаниям — Chellita Limited, Sagiman Holding Limited — у Платона Лебедева оказались одинаковые: были ли к свидетельнице претензии от этих фирм? Надежда Шек пояснила, что претензий, а также судебных разбирательств не было.

Продолжили. «Во время вашего допроса зимой 2000-2001 года вам следователь предъявлял выписки по лицевому счету «Томскнефти», подтверждающие переход права на акции «Томскнефти»?» - «Не помню». - «А пятницу вы помните? Здесь в суде вам выписки предъявлялись?» - «Передаточные помню, соглашения помню, а вот про лицевой счет я что-то не помню», - смеясь, отвечала свидетель. «Ну по наименованию документа - «выписка по лицевому счету» - помните такой документ в пятницу?» - «Не помню...».

Чтобы определиться с дальнейшим допросом, Платон Лебедев попросил прерваться еще на три минуты. В перерыве публика живо обсуждала наличие «другого» дела в отношении подсудимых, которое, как оказалось, ведется прокуратурой.

«Вас кто-либо принуждал, угрожал вам при подписании вами сделок?» - вернулся к допросу Лебедев. «Нет», - произнесла свидетельница. «То есть вы действовали по своей воле? Ну понятно, что по просьбе, но по своей воле?» - уточнял Лебедев. Свидетельница подтвердила, что действовала по своей воле.

Лебедев перешел к блоку завершающих вопросов. «Вы когда-либо какую-либо отчетность по компании Glanton Limited подписывали?» - «Не помню». - «А на острове Мен вы когда-нибудь были?» - «Нет, не была», - «В каких банках были открыты счета этой компании?» - «Не знаю». - «Когда приблизительно вы прекратили быть директором Glanton Limited?» - «Я не помню. Я точно помню, что директором я быть прекратила, потому что я долго просила об этом, и наконец мне сказали, что я уже не директор. Это было примерно в 2003 году». - «Вы сказали, что никаких платежных документов в банке никогда не подписывали». - «В банке я не была никогда. Платежные документы…насколько помню, не подписывала». - «Больше нет вопросов, спасибо».

Вопросы снова появились у Валерия Лахтина. «Вот те документы, которые я показывал вам в пятницу и сегодня, вы их подписывали в помещениях «Роспрома»? Вы говорили, что вы были в тех организациях». - «Какие-то документы я подписывала в нотариальной конторе, а все остальное я подписывала дома — водитель приезжал, я выходила и подписывала». - «Оплату за свою деятельность вы получали?» - «Я не получала оплату. Я просто уходила в декрет, и поэтому согласилась быть директором, это было какой-то гарантией моего возвращения на работу. Во всяком случае, когда я перестала быть директором, в 2003 году меня на работу не взяли». На этом прокурор Лахтин иссяк.

«У меня вопрос, - заявил судья Данилкин. - В ходе предварительного следствия на вас оказывалось давление?» - «Нет». - «Перед вызовом в суд на допрос на вас оказывалось кем-либо какое-то давление?» - «Нет, не оказывалось».

Снова задал вопросы Платон Лебедев. «Вы подтверждаете, что вас допрашивали два следователя?». Госпожа Шек подтвердила. Лебедев прошелся по подписям других лиц на документах, которые предъявляли ей следователи. В памяти госпожи Шек осталась фамилия Сморчук - но этого человека свидетельница не знала.

Больше вопросов к Надежде Шек не было ни у кого, и свидетельницу отпустили. Так как следующего свидетеля прокуроры пригласили только на 14.00, пришлось объявлять большой перерыв.

После обеда высказался адвокат Вадим Клювгант: «Просим занести в протокол, что свидетельница сообщила на заседании, что в отношении Ходорковского и Лебедева заведено несколько дел». «Я не слышал, чтобы свидетель говорила...» - попытался возразить Валерий Лахтин, но был прерван. «Закончили дебаты, а?! - вскричал судья. - Все что сказали, будет занесено в протокол. В протокол заносится все, что происходит в суде, об этом специально не надо просить».

Затем в зал пригласили нового свидетеля. Подошедший к трибуне невысокий мужчина в костюме оказался Александром Васильевичем Тихоновым (на фото), работающим в настоящее время в департаменте имущественных отношений Минтранса. Допрос вела прокурор Ибрагимова. «Вам известна организация ОАО «ВНК»?» - «Да. Я работал в ВНК в 95-98 годах в должности ведущего специалиста и директора департамента по акционированию и ценным бумагам». - «Вам что-либо известно о приватизации ВНК? Расскажите об этом в свободном рассказе». - «Сто процентов акций изначально принадлежало Российской Федерации. Сначала 15 процентов были проданы на денежном аукционе. Затем было принято решение о приватизации остальных 85 процентов. В пропорции 34 процентов на коммерческом конкурсе и контрольный пакет на специализированном денежном аукционе. Продажа акций была объявлена в конце 97 года, при этом было принято решение об одновременной продаже этих пакетов, решение было принято правительством. Порядка 45 процентов на денежном аукционе были приобретены структурами ЮКОСа, оставшиеся из тех первых 15 процентов были куплены ими же на вторичном рынке. Таким образом, ими был приобретен контрольный пакет ВНК». - ««Ими» это кем?» - «Группой компаний «Роспром»- МЕНАТЕП- ЮКОС. А конкурс по продаже 34 процентов не состоялся из-за отсутствия заявок». - «А такая организация как РФФИ вам знакома?» - «Конечно. Это Российский фонд федерального имущества, который выступает как агент правительства при приватизации акций российских предприятий». - «РФФИ имело какое-то отношение к приватизации ВНК?» - «Пакеты акций были переданы для реализации РФФИ». - «Вы Михаила Борисовича Ходорковского знали на тот момент приватизации?» - «Нет. Может, встречался на каких-то совещаниях, но лично не знаю». - «Платона Леонидовича Лебедева?» - «Вообще не сталкивался». - «Известно ли вам, Ходорковский и Лебедев имели ли какое-то отношение к «Роспрому», МЕНАТЕПу, ЮКОСу?» - «Известно, что они являлись владельцами этой группы компаний». - «Ходорковский и Лебедев имели ли какое-то отношение к ВНК?» - «Только как руководители структур, которые приватизировали пакеты акций ВНК». - «Вам что-либо известно о динамике стоимости акций ВНК за период 97-98 годов?» - «Перед проведением специализированного денежного аукциона РФФИ произвел оценку акций, которая была положена в определение начальной стоимости пакетов акций. В ходе аукциона она значительно возросла. После подведения итогов аукциона акции резко пошли вниз». - «А почему, почему резко упала их стоимость?» - «Потому что всем участникам рынка было понятно, что пакет принадлежит одному лицу или группе лиц, и дополнительной заинтересованности в приобретении этих акций уже не было». - «А какой группе лиц?» - «Роспром-МЕНАТЕП- ЮКОС». - «Кто тогда являлся первым вице-президентом ВНК?» - «После приобретения акций? Первым вице-президентом был назначен <Андрей >Раппопорт». - «После этого каким образом осуществлялась финансово-хозяйственная деятельность компании?» - «Все платежные документы подлежали согласованию с Раппопортом». - «Был ли нанесен государству ущерб в результате сделок мены акций ВНК на акции ЮКОСа с иностранными компаниями Чилита, Монтекита?»

«Протест, - высказался Лебедев. - Он не эксперт и даже не специалист».

Допрос продолжился. Свидетель согласился, что ущерб был: «ВНК прекратила права собственности на акции системообразующих предприятий, которые входили в ВНК, утратила право на получение дивидендов от дочерних обществ, не участвовала в управлении дочерними обществами. Размер ущерба по отчету оценщика порядка 400 млн долларов. В результате такой мены практически потерял свою ликвидность пакет акций ВНК, принадлежащий РФ, - 34 процента», - тщательно и медленно надиктовывал свою гладкую речь свидетель Тихонов. Судья внимательно записывал за свидетелем.

Ибрагимова продолжала. «В последующем эти акции были возвращены?» - «Эти акции были возвращены, но их качественное состояние было совершенно иным. При приватизации были внесены в том числе контрольные пакеты «Томскнефти»...поскольку дивиденды по привилегированным акциям «Томскнефти» прекратили платить, они стали голосующими, контрольный пакет в 51 процент стал составлять 38 голосующих процентов...»

«В результате владения пакетами акций ВНК Ходорковский, Лебедев, руководители структур что в конечном итоге получили?» - интересовалась Ибрагимова. «Ваша честь, протест! Прокурор Ибрагимова лжет, ни Ходорковский, ни Лебедев никогда не владели акциями ВНК. Свидетеля вводят в заблуждение», - реагировал Лебедев. А свидетель уже рвался ответить: «Структуры «Роспром» - ЮКОС получили прямой контроль над дочерними предприятиями ВНК со всеми вытекающими последствиями, - права акционера, формирование органов управления, принятия решений по ключевым вопросам».

«Почему не состоялся инвестиционный конкурс по продаже акций ВНК в 97-98 годах?» - «В 97 году — по причине отсутствия заявок, поскольку контрольный пакет был приобретен на специализированном денежном аукционе, и потом покупка 34 процентов уже была неинтересна». - «Ну это вы уже поясняли...А почему этот пакет в 2002 году Ходорковский и Лебедев — ой, извините, та же группа под руководством Ходорковского и Лебедева приобретают?» - «Его покупка уже не была обременена дополнительными инвестиционными обязательствами покупателя. Был уже денежный аукцион».

«У нас вопросов больше нет, но у нас ходатайство. В 28 томе мы хотели бы огласить документ и предъявить его свидетелю», - сообщила Ибрагимова. В указанном томе содержался документ «о сохранности активов ВНК, подписанный свидетелем и адресованный Белокрылову», сообщила прокурор (это письмо господин Тихонов писал господину Белокрылову в качестве заместителя руководителя департамента имущества ТЭК Министерства имущественных отношений. – ПЦ)

Платон Лебедев заявил, что тогда надо бы свидетеля удалить из зала, но судья не согласился: «Ведь документ все равно будет предъявляться свидетелю. Что же сначала сами будем читать, а потом свидетель будет один читать это письмо?» - привел свои соображения председательствующий. «Ваше дело», - отреагировал Лебедев и сел на место.

Ибрагимова начала читать. В письме Александр Тихонов писал о том, что представители государства не принимали участия в общем собрании акционеров ВНК, позже РФФИ пытался судиться, но суды отказывали в исках. В итоге управление ВНК перешло к «Роспрому». Затем 17 млн акций были отчуждены «в пользу иностранных юридических лиц, зарегистрированных на Кипре», а потом перепродавались. Позже структура баланса ВНК упала, писал автор документа. Впоследствии после проверки были возбуждены уголовные дела, на 17 млн акций «Томскнефть» ВНК был наложен арест, как и на ряд других пакетов акций — например, «Хакаснефтепродукт» ВНК.

Свидетель снова встал за трибуну, Ибрагимова поднесла ему том. «Документ подписан мною, 23 августа 2000 года», - подтвердил свидетель. - «Кто такой Белокрылов?» - «Я могу предположить, не готов вспомнить, возможно, это один из акционеров ВНК», - отвечал Тихонов, листая том. Свидетель пояснил, что отвечал своим письмом на обращение Белокрылова: тот жаловался на действия новых акционеров ВНК, в том числе относительно ущемления интересов его как акционера. «На чем базируются ваши утверждения в письме?» - «На результатах собраний акционеров, которые тогда проходили, на действиях самого акционера, на состоянии самого акционерного общества».

Том забрали. «Требовало ли одобрения абсолютного большинства сделок на заседаниях совета директоров управление дочерними предприятиями через ВНК?» - спросила Ибрагимова. Судья Данилкин сказал, что вопроса не понял. После повторной просьбы председательствующего прокурор еще раз довела до всех свою мысль. Адвокаты признались, что вопрос все равно не поняли. «Ну если не поняли, сейчас поймете из ответа свидетеля», - парировала прокурор. Похоже, вопрос понял лишь один свидетель, который с готовностью и приступил к ответу. Правда, его ответ в витиеватости соперничал с вопросом прокурора, смысл же сводился к тому, что решения по «дочкам» контролировались.

«Вам известна фамилия Демченко?» - спрашивала Ибрагимова. Свидетель не вспомнил. Стали перебирать другие фамилии. «А Дергунов?» - «Да, был такой». - «Известен ли вам Рыбин?» - «Рыбин возглавлял какую-то из коммерческих организаций, которая работала с «Томскнефтью»». - «Он владел акциями ВНК? Или «Томскнефти»?» - «Не знаю». - «Что вы можете сказать о Шахновском?» - «Мы лично не общались. Вроде бы он возглавлял какую-то из структур этой группы «Роспром»-МЕНАТЕП- ЮКОС». Вопросов у обвинения больше не было.

Очередь допрашивать свидетеля перешла к стороне защиты. Платон Лебедев еще раз поинтересовался сроками работы свидетеля в ВНК. Тихонов еще раз повторил сказанное им ранее. «Кто был руководителем вашего подразделения?» - «Не помню сейчас». - «А кто был тогда руководителем ВНК?» - «Президентом был Филимонов». - «А заместителей его помните?» - «Первым замом был Калюжный, одним из заместителей был Авалишвили». - «На момент вашего прихода в ВНК она уже была приватизирована?» - «Это была компания с 15-процентным участием государства». На вопрос Лебедева о том, был ли сам свидетель акционером ВНК, тот сообщил, что сам акции не покупал — покупала его жена, когда был большой специализированный конкурс в конце 97 года. «Кто курировал в ВНК департамент акционирования?» - «Авалишвили».

Лебедев предложил перенести разговор ближе ко второму аукциону. «Вы лично какое участие принимали в подготовке предложений ВНК для правительства? Особенно условий, которые предлагала ВНК правительству под инвестконкурс?» - «Мы делали свод этих предложений, затем согласовывали их в Мингосимуществе...» - «А в ВНК с кем вы это согласовывали?» - «С руководством ВНК. Филимоновым...». - «Финансовый департамент в ВНК кто курировал?» - «Кажется Авалишвили». - «Реальный размер просроченной задолженности «Томскнефти» — ведущего предприятия ВНК — вам был известен?» - «Это в мою компетенцию не входило» - «На основании чего принимались решения на собраниях акционеров?» - «На оснований директив Мингосимущества». - «Они оглашались на собраниях?» - «Нет, это делал представитель государства». - «Какие исключения были включены в устав ВНК по сравнению с законом об акционерных обществах относительно голосования? Обладали ли представители государства как акционеры какими-то иными правами в отличие от других акционеров?» - «Не могу сказать, этот вопрос был в компетенции Мингосимущества». - «То есть устав ВНК утверждался Мингосимущества?» - «Квалифицированное большинство голосов принадлежало Мингосимуществу». - «Согласовывали ли свое решение представители государства как акционеры ВНК с другими акционерами ВНК, которые были против или воздерживались?». Свидетель ответил непередаваемо туманно.

Затем Александр Тихонов рассказал, что об итогах специализированного денежного аукциона по акциям ВНК он узнал недели через две — из официальной информации РФФИ и из СМИ. Лебедев продолжил допрос. «А на втором аукционе компания ЮКОС хоть одну акцию купила?» - «Не готов сказать?» - «А общество "Роспром"?» - «Не знаю». - «А о какой группе вы говорили, которая купила контрольный пакет акций?» - «Я говорил о группе «Роспром» - МЕНАТЕП- ЮКОС». - «А Банк МЕНАТЕП сколько акций купил?» - «Не знаю». - «Итак, сколько купил «Роспром», вы не знаете, сколько купил МЕНАТЕП вы не знаете, сколько купил ЮКОС вы не знаете, и при этом утверждаете, что эта группа «Роспром»-МЕНАТЕП - ЮКОС купила контрольный пакет?» - «Да». - «А откуда вы это взяли? Из каких источников?» - «Не из источников, а из практики, которая сложилась после покупки акций — когда, образно говоря, пришел один человек и сказал - «это принадлежит нам». - «А как фамилия этого человека?» - «Я думаю, что, возможно, Ходорковский, - заявил Тихонов. В зале послышался смех. - Потому что после аукциона в компанию приехали люди и сказали ,что они приобрели акции, что они принадлежат группе «Роспрома»».

Свидетелю предъявили заключение Антимонопольного комитета России от 10 апреля 1998 года — о разрешении ЗАО «Роспром» осуществлять функции исполнительного органа ВНК. «Вы ранее этот документ видели?» - «Возможно, видел». - «Вы когда ушли из ВНК?» - «В июне 98 года». - «Об этом разрешении государства сотрудники ВНК были в курсе?» - «Думаю, да». - «Когда вы отвечали гражданину Белокрылову в 2000 году, вы об этом писали уже уверенно, или просто время прошло? Было это тайной, или скрывалось от всех, что «Роспром» был управляющей компанией по решению государства?» - «Все знали это».

На подходе был новый корпус вопросов. «Вот этот ваш ответ прокурорам, что акции «резко пошли вниз» - это вы о котировках?» - «Да». - « «Поскольку заинтересованных лиц в покупке не было»...группа «Роспром» приобрела больше чем контрольный пакет. 36,8 процентов было у государства. А что же еще приобретать-то? У них на двоих практически осталась компания?» - «Среди акционеров были еще и физические лица. Они понимали, что акции будут соответствовать рынку. А потом физические лица в цене своих акций потеряли».

Лебедев заговорил об оценке акций. «Вы сказали, что РФФИ произвел оценку акций. Вы с указом президента о деятельности РФФИ знакомы?» - «На тот момент был знаком». - «Каким пунктом было разрешено РФФИ проводить оценку акций?» - «Возможно, это было в компетенции Мингосимущества». - «В нормативном акте о Мингосимуществе есть право у него проводить оценку?» - «Не знаю, есть ли в этом нормативном акте...я говорю вам о процедуре, которая существовала на тот момент. Подтвердить каким-то пунктом не могу». - «То есть правильно ли я понимаю, что это вам так представляется, что РФФИ проводил оценку, а точно вы не помните?» - «Скорее всего, Мингосимущества проводило оценку, потом документ передавался в РФФИ и эта цена определялась как начальная на конкурсе». - «А кому Мингосимущества поручала производить оценку?» - «Этот вопрос был в компетенции другого департамента...не готов сказать». - «За ваше время работы в Мингосимущества, с 98 по 2004 год, вам еще известны когда-либо продажи на аукционе фактически контрольного пакета акций?». - Свидетель ответил утвердительно. - «А у всех было понимание, что продается именно контрольный пакет акций?» - «Нет конечно, это не пакетная продажа, и в том то и особенность специализированного денежного аукциона, что любой человек может прийти и купить акции».

Лебедев двинулся дальше. «Собиралось ли правительство в 98 году продать оставшийся пакет акций?» - Свидетель, работавший в Мингосимущества, подтвердил эти планы правительства. - «В 99 году какие правительственные решения были по продаже оставшихся 36 с хвостиком процентов акций?» - «Не помню». Не помнил свидетель и дальнейших решений: «До 2002 года такие решения вроде не принимались». - «Тогда как можно говорить о ликвидности и неликвидности этого пакета в 2000 году? Если не принималось решение о продаже остального пакета?». - «Поэтому и не принималось, что он был неликвидный».

Лебедев продолжил изучать степень информированности свидетеля о различных фактах. «Известно ли вам, что 12 мая 1998 года государство в лице государственного антимонопольного комитета дало разрешение компании ЮКОС на покупку последних 100 процентов акций ВНК?» - «Возможно. Не помню». - «А вам документ этот при анализе, который вы уже делали для Мингосимущества, не попадался?» - «Нет, но скорее всего, такой документ должен быть. Ведь чтобы подать заявку, естественно, должно быть такое разрешение». - «Известно ли вам, что 20 ноября 98 года государство в лице Государственного Антимонопольного комитета дало разрешение компании ЮКОС на приобретение последних 100 процентов компании «Томскнефть»?» - «Нет, неизвестно». - «Было ли вам известно, что за время вашей работы в Мингосимущества государство еще в 98 году дало разрешение ЮКОСу на покупку всей ВНК и всей «Томскнефти»? Если да, то как вы учитывали это при своем анализе?» - «Эти разрешения — общепринятая практика. Само по себе наличие решения Антимонопольного комитета не есть наличие согласия государства об осуществлении этой сделки». - «А известно вам, что ЮКОС купил 100 процентов ВНК, пока вы работали в Мингосимущества?» - «Нет, неизвестно». - «А что с согласия Мингосимущества в 2003 году компания ВНК была полностью ликвидирована?» - «Через меня это не проходило, это общеизвестный факт». - «У вас, у ваших коллег были какие-то вопросы к государственному органу, который в 2003 году ликвидировал ВНК?». - «Нет».

Вернулись к недавним заявлениям свидетеля в суде. «Вы сказали, что ВНК « не участвовала в управлении дочерними обществами». Откуда вам это известно?» - «ВНК перестала быть акционером той же самой «Томскнефти». В соответствии с корпоративным законодательством каким образом, скажите, компания может участвовать в управлении обществом, акций которого она не имеет?» - «Известно ли вам, что еще 5 февраля 97 года государство в лице государственного антимонопольного комитета дало разрешение компании «Роспром» осуществлять функции исполнительного органа в компании ЮКОС?» - «Может быть из СМИ, да». - «В 98 году вам было известно, что «Роспром» была управляющей компанией как для ЮКОСа, так и для ВНК?» - «Из СМИ — да». - «От кого вам известно, если известно, что ЮКОС в лице «Роспрома» утратил когда-либо контроль над "Томскнефтью"?» - «Тогда это было в СМИ, в том числе содержалось это в жалобах акционеров, которые приходили в Министерство...».

«Вы лично сами договора мены акций видели?» - «Не помню». - «А с условиями сделок знакомились?» - «Часть информации была в отчете оценщика о нанесении ущерба». - «Про какого оценщика вы сейчас говорите?». - «ЗАО «Квинта-Консалтинг». Ему поручалось оценить размер ущерба, нанесенного Российской Федерации». - «Ну вот они оценили. И что произошло дальше? Кому они представили результат?» - «Предоставили Мингосимуществу. А те передали вроде как в Генпрокуратуру...» - «Отчет оценщика? В Генпрокуратуру?»- «Ну я сейчас не помню», - стушевался свидетель. - «Ну а Мингосимущества-то? По ущербу? Может, они в суд пошли или еще какие-то действия предприняли?»

«Вопрос снимается!» - объявил судья.

«Вам что-либо известно о конфликте между ВНК и иностранной компанией Биркенхольц? Если да, то известно ли вам что-то об аресте этой компанией в 2000 году пакета акций «Томскнефти»?» - спросил Лебедев. «Из средств массовой информации», - снова ссылался на «общедоступные» источники свидетель.

«Что произошло в конце 97- в начале 98 года с пакетом Ачинского НПЗ? При подготовке компании ВНК к приватизации в рамках инвестконкурса?» - «Насколько я помню, в уставный капитал ВНК были внесены 38 процентов акций Ачинского НПЗ. При этом в связи с нарушением процедуры конвертации акций попал туда не контрольный пакет, а где-то 44 процента, то есть контрольного пакета не было. Было включено условие о приобретении пакета акций до доведения его до контрольного пакета». Более полно свидетель ответить не смог — он не помнил. - «Итак, инвестконкурс не состоялся. Что же произошло дальше с этим пакетом?» - Свидетель задумался, затем ответил: «Если память не изменяет, необходимый пакет акций до доведения до контрольного был куплен».- «Вы какое-то личное отношение имеете к заключению соглашения между ВНК и Биркенхольц по этому пакету акций?» - «Возможно, мы его согласовывали, но точно не помню». - «С 98 по 2004 год вы работали в Мингосимущества. Вы знаете, что был арестован пакет акций Томскнефти?» - «Не помню». - «А кто-нибудь обращался в Мингосимущества — за поддержкой, помощью?» - «Не помню». - «О судебных решениях по этому делу вам что-то известно?» - «Нет».

«Вам было известно, что договора мены были заключены с условием обратного выкупа?» - «На тот момент было неизвестно».

Платон Лебедев попросил еще 5 минут перерыва. За это время свидетель Тихонов выпил два стакана воды, поданные ему секретарями, и мило пообщался с дамами-прокурорами.

Продолжили. Взяли том 28. Здесь свидетелю предъявили уже рассматриваемое сегодня письмо свидетеля в адрес Белокрылова. «Зачем понадобилось в ответе акционеру употреблять фразу о Российской Федерации? Разве РФ свою долю не получила?» - уточнял Лебедев. «Здесь ответ в корректной форме», - отвечал свидетель. ««Были отчуждены в пользу иностранных лиц на Кипре». Когда вы это писали, вам условия договора об обратном выкупе были известны?» - «Нет». - «А по какой цене ВНК имела право вернуть себе акции?» - «Если я не видел, то я не могу знать, по какой цене». - ««Отчуждение акций «Томскнефти» проводилось ЗАО Роспром». Я прошу об оглашении из 158 тома этого решения». Свидетелю предложили присесть на стул. Платон Лебедев прочитал решение собрания совета директоров «Роспрома», в котором, в частности, были одобрены договоры мены. Свидетель, вернувшись на трибуну, сказал, что не помнит этого решения совета директоров. «Это конструкция с вашей стороны с превышением полномочий», - тем не менее добавил Тихонов. Лебедев потребовал уточнений. Свидетель пояснил, что имеет в виду не Лебедева, а «юридическое лицо — компанию Роспром».

«Кто был главным бухгалтером ВНК, когда вы там работали?» - интересовался Лебедев. «Не помню», - снова отвечал свидетель Тихонов. «За все время работы в Мингосимуществе вы занимались арифметическими действиями? Складывали ли баланс «Томскнефти»...» - спрашивал подсудимый. «Я не готов комментировать вопрос», - утратил свидетель ту отточенность длинных формулировок, которая была ему свойственна при ответах на вопросы прокуроров. «Складывали, делили?» - уточнил судья. «У нас этим занимался другой департамент», - говорил свидетель.

«Вам что-либо приходилось слышать о государственной коррупции?» - продолжил Лебедев. «Прошу снять вопрос он не имеет отношения к делу», - приступил к работе Валерий Лахтин. «Нам рассказали о массе обществ, в которых государство имеет контрольный пакет. Поэтому я и спрашиваю — было ли когда-нибудь, чтобы контрольный пакет «Томскнефти» арестовывался по иску иностранной компании? Назовите прецедент по вашей работе в Мингосимущества?» - объяснился Лебедев. «Можете ответить?» - обратился к свидетелю судья. - «Не могу», - признавался свидетель. «Следующий вопрос», - торопил развитие событий председательствующий.

«Вы ответили сегодня про Рыбина...По сделке Биркенхольц вы с Рыбиным сталкивались?» - «Нет». - «А кто из ВНК мог сталкиваться с Рыбиным по этой сделке?» - «Не знаю».

Лебедев вернулся к разговору о карьере свидетеля. «Июнь 98 года. Как правильно называлась ваша должность, когда вы уходили <из ВНК>?» - «Директор департамента по акционированию и ценным бумагам». Далее присутствующие узнали, что свидетель был приглашен на работу в Мингосимущества, где проходил собеседование с «первым руководителем ведомства». Однако как он попал в министерство, свидетель ответить не смог — судья снял эти вопросы.

Но Лебедев подвел свидетеля к новым вопросам. «Сталкивались ли вы с Калюжным после июня 98 года?» - «По службе приходилось сталкиваться». - «А с Авалишвили до июня 98 года вы общались?» - «Конечно». - «А в 99 году и после?» - «Да, когда он работал замминистра энергетики». - «А по службе вы с ним деятельность ВНК обсуждали?» - «Наверное, да». - «У вас была единая с ними позиция? Или вы в чем-то расходились?» - «Не помню сейчас. На собраниях акционеров была единая позиция».

«Как у государства исчезло право на дивиденды, как вы говорили, в связи с договорами мены?» - «Исчезло право на дивиденды "Томскнефти"». - «А какое государство, извините, имеет отношение к «Томскнефти»?» - «Государство имело пакет акций «Томскнефти». И имеет право на финансовый результат деятельности, в том числе и дочерних компаний». - «А где это написано?» - «В законе об акционерных обществах».

«Для дальнейшего допроса свидетеля нам надо подобрать материалы дела. Можем ли мы продолжить завтра?» - спросил адвокат Владимир Краснов у судьи. Никто, в том числе и свидетель, не возражал. Завтра заседание начнется в 10.30.