Вадим Клювгант, "Новая газета", 12.01.2011

Даже не имея в руках многостраничного текста приговора в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева (на момент написания этого материала официальная копия от суда еще не получена), имею все основания утверждать: он чудовищен. Чудовищен вопиющей неправосудностью: беззаконием, кровожадностью, надругательством над здравым смыслом и общеизвестными фактами, фальшивостью обвинений и доказательств. Чудовищен в большом и в малом. Чудовищен той степенью откровенного, вызывающего цинизма, с которой все это сделано.

Конечно, детальный анализ этого «акта правосудия» еще впереди. Впереди и попытки понять (а затем и доказать), что должно было произойти с профессиональным и опытным судьей, чтобы он сподобился на такое.

Но с той минуты, как суть приговора стала ясна на слух, стало ясно и то, что процедура обжалования неизбежна. О ней и хотелось поговорить.

Как ни прискорбно, но с учетом наших реалий «верховенства права» и «независимости судов» приходится делить разговор на две части: как должно быть по закону и как происходит на самом деле. Сначала — о том, как должно быть.

Приговор районного суда обжалуется в кассационном порядке в суд субъекта Федерации. В нашем случае это Московский городской суд, его судебная коллегия по уголовным делам. Задача кассационной инстанции — тщательно проверить каждый довод жалующихся участников процесса, сопоставить его с материалами дела (которые для этого должны быть предварительно изучены), с законом и сделать вывод: являются ли доводы жалоб обоснованными, а обжалованный приговор законным, обоснованным и справедливым, то есть правосудным? Закон предусматривает три основания отмены приговора: суд сделал неправильные и (или) противоречивые выводы из тех фактов, которые установил, неправильно применил уголовный закон или нарушил закон процессуальный, существенно ущемив в правах какую-то из сторон. Если кассационная инстанция соглашается с приговором и оставляет его без изменения либо вносит в него изменения сама (возможны только такие изменения, которые не ухудшают положения обвиняемых), то он вступает в силу. Если не соглашается и отменяет приговор — дело отправляется в суд первой инстанции на новое рассмотрение другим составом суда (как видно из сказанного, судья Виктор Данилкин навсегда избавлен от угрозы снова приобщиться к рассмотрению этого дела даже в случае отмены его чудовищного приговора). Еще один возможный по закону вариант: кассационная инстанция отменяет приговор и сама прекращает дело (например, в случае осуждения невиновных). Это именно тот вариант, на котором мы будем настаивать. Потому что у нас нет сомнений: все три основания отмены приговора не просто наличествуют в хамовническом приговоре — они вопиют в каждом его слове. И никакого нового рассмотрения этого фальшивого дела не требуется: в нем все предельно ясно, и оно должно быть немедленно прекращено с признанием полной невиновности Михаила Ходорковского и Платона Лебедева.

На подачу кассационной жалобы закон отводит десять дней. Они исчисляются для арестованного осужденного с момента вручения ему копии приговора, а для всех остальных — с момента провозглашения. Если окончание срока приходится на нерабочий день, то переносится на ближайший рабочий. В нашем случае это 11 января, поэтому две предварительные жалобы защитой уже поданы. Впоследствии мы их, разумеется, будем дополнять. Суд кассационной инстанции должен не менее чем за две недели уведомить всех участников о дате и месте рассмотрения жалоб и обеспечить личное участие осужденных, находящихся под стражей, если они об этом ходатайствуют. В открытом заседании суда кассационной инстанции, состоящего из трех судей, заслушиваются сначала доклад одного из трех судей о существе приговора и жалоб, потом объяснения участников начиная с подавших жалобы. После этого суд удаляется в совещательную комнату для принятия решения, которое сразу после принятия и оглашает. Разумеется, суд любой инстанции должен руководствоваться презумпцией невиновности, то есть исходить из того, что недоказанная виновность и доказанная невиновность — это одно и то же, и толковать в пользу обвиняемого все не устраненные сомнения и противоречия, все не опровергнутые доводы защиты.

Теперь о наших реалиях. Допустим, кассационный суд будет независим, незаинтересован и беспристрастен (об этом еще поговорим). В этом случае осмысленное кассационное рассмотрение дела, а не его имитация, невозможно, пока нет ни текста приговора, который обжалуется, ни протокола судебного заседания почти за весь 2010 год. И это не просто вопрос времени — все намного хуже. Во-первых, непонятно, почему нам не выдана официальная копия провозглашенного приговора, под которым уже в первую минуту его провозглашения должна стоять подпись судьи? Его еще втайне «причесывают»? Во-вторых, протокол судебного заседания — это единственный официальный источник информации о том, что происходило при рассмотрении дела: какие показания давали свидетели, специалисты, потерпевшие, подсудимые, какие документы исследовались и что в них сказано, какие доводы приводились сторонами и чем обосновывались. Строго говоря, в отсутствие протокола ничего этого никто, включая сам суд, не знает. Хамовнический суд тем не менее сумел вынести приговор и, не имея этого источника информации, «изложить» в нем существо всех многочисленных «исследованных» им доказательств и доводов. Степень «добросовестности» этого изложения даже на слух вполне ясна: вульгарная подгонка фактов под заранее принятое решение, полностью выхолощенное содержание двухлетнего процесса.

Как ни прискорбно об этом говорить, но не станет большим откровением и то, что изготовленный вдогонку протокол будет максимально «соответствовать» содержанию уже вынесенного приговора, а не наоборот, как это должно было быть. А потом сам судья Данилкин отвергнет все или почти все наши содержательные, сверенные по аудиозаписям (к сожалению, неофициальным: вести официальную аудиозапись суд отказался, хотя мы об этом просили) замечания по собственному протоколу, как это бывает в подавляющем большинстве случаев, и как уже было в этом деле в отношении тех частей протокола, которые мы получили. А кассационные судьи, напомню, в хамовническом процессе не участвовали, и судить они будут именно по протоколу, и на него будут ссылаться. На него, которого еще нет, но который когда-то же будет и будет понятно каким… Итак, первая «мина» под справедливый кассационный суд уже заложена: Хамовнический суд сделал все, чтобы он состоялся очень не скоро и чтобы у него не было полной и достоверной информации, разоблачающей фальшивый приговор.

Московский городской суд — вершина московской судейской вертикали. Существование этой вертикали судей, которые должны быть независимы и подчиняться не начальству, а лишь закону и совести, не является тайной. Ее никогда не пытался опровергнуть никто из официальных лиц, скорее наоборот. Председатель Мосгорсуда Ольга Егорова считает главным показателем качества судейской работы «стабильность» судебных решений, что в переводе на понятный человеческий язык означает: если решения нижестоящих судов не отменяются вышестоящими, значит, суды работают хорошо. Еще она гордится тем, что в возглавляемой ею московской судейской вертикали президентский закон о запрете на досудебный арест предпринимателей выполняется примерно в шести (!) процентах случаев.

Чудеса изобретательности, словесной эквилибристики, которые творят московские судьи, чтобы обходить этот закон, еще ждут своего исследователя. Кажется, не существует вообще ничего, что они не смогли бы «обосновать» в своих решениях, если это нужно для обеспечения «стабильности» или еще для чего-нибудь важного. А глава вертикали без тени сомнения говорит об обвиняемых (то есть невиновных согласно Конституции людях): сколько украл, на такую сумму пусть и вносит залог. То есть у нее — главного судьи Москвы, нет сомнений: раз обвинен — значит, действительно украл. А зачем же тогда суд? И как быть с презумпцией невиновности?.. Не приходится поэтому удивляться, что пренебрежимо малая доля оправдательных приговоров в московских судах по делам, где не участвуют присяжные, — для госпожи Егоровой вовсе не проблема.

Кассационное рассмотрение дел в Мосгорсуде сильно напоминает конвейер: в день их рассматривается одними и теми же судьями по нескольку десятков, а совещания судей перед объявлением решения о человеческих судьбах длятся считаные минуты. Предлагаю читателям самим подумать над тем, не означает ли все это, что фактически решения принимаются еще до того, как кассационное слушание началось, а главным критерием таких решений является пресловутая «стабильность». Кстати, бывшая судья Мещанского суда Ирина Колесникова, председательствовавшая в первом деле Ходорковского и Лебедева, теперь тоже работает там и занимается как раз рассмотрением кассационных жалоб…

И наконец, о самом невеселом. У нас есть основания предполагать, что именно с вершины московской судейской вертикали и осуществлялось непосредственное «управление правосудием» и его носителем во втором деле Михаила Ходорковского и Платона Лебедева — судьей Виктором Данилкиным. Управление, приведшее к чудовищному, позорному приговору. Все помнят, как с самой вершины самой главной вертикали перед самым приговором, когда судья уже «удалился» в совещательную комнату, на весь мир прозвучало: «Вор должен сидеть в тюрьме», «Мы должны исходить из того, что вина господина Ходорковского в суде доказана»… Значит, «независимые суды», которым наш президент строгим голосом запрещает что-либо диктовать, должны же обеспечить так нужный «нацлидеру» результат! Писала об этом «управлении» судьей и пресса. В ответ пресс-секретарь Мосгорсуда сообщила граду и миру, что Ольга Егорова работает в суде с девичества и все порядки знает, а заодно попеняла журналистам, что не тем занимаются, но по существу ничего не опровергла. Уголовное дело для проверки публичной информации о противозаконном воздействии на судью тоже почему-то никто не возбудил, хотя все основания для этого, судя по характеру опубликованной информации, несомненно, есть.

Но нет никакого другого места для кассационного рассмотрения нашей жалобы на этот приговор. Поэтому мы обязательно пойдем в Мосгорсуд — такой, какой он есть, и расскажем ему, что и почему думаем про хамовнический приговор. И вместе со всем миром послушаем и прочтем, что нам там ответят. А потом продолжим борьбу за справедливость и настоящий Суд.