Комментарий адвоката Михаила Ходорковского к допросу свидетелей для «Ежедневного журнала».

Мы заявили ходатайство о признании так называемого экспертного заключения недопустимым доказательством. Без оговорки «так называемое» я об этом творении говорить не могу. Существуют законодательно определенные требования к экспертному заключению в уголовном деле. И нравится это кому-то или не нравится, любое экспертное заключение должно этим требованиям соответствовать. Это заключение ни по форме, ни по содержанию не может быть названо экспертным заключением в том смысле, в котором этот термин употребляется в уголовно-процессуальном законодательстве. Существуют законодательно определенные требования и к экспертам, опять же обязательные для всех. По нашему вполне обоснованному убеждению, которое мы мотивированно изложили в ходатайстве, ни эксперты (в частности, эксперт Школьников, которого в течение трех дней допрашивали в суде), ни заключение так называемой экспертизы не соответствуют законодательным требованиям, предъявляемым к этим участникам процесса и этим документам. Закон говорит, что доказательства, полученные с нарушением требований законодательства, являются недопустимыми и не могут никаким образом использоваться в уголовном деле. Мы в очередной раз получили немотивированный отказ суда. Суд не обязан соглашаться с любым ходатайством, кем бы оно ни было заявлено, но обязан мотивировать, обосновать любое свое решение, в том числе и несогласие с ходатайством. «На данной стадии процесса суд не находит законных оснований для удовлетворения ходатайства» — вот все, что мы услышали. Как хочешь, так и понимай. По существу, суд нам ни в чем не возразил, а сослался на какую-то несвоевременность, на то, что при вынесении приговора оценка будет дана всем доказательствам. Но закон-то требует и предусматривает такую процедуру, которой мы воспользовались. Согласно этой процедуре, мы должны были получить мотивированный ответ, а не ссылку на то, что когда-нибудь потом суд что-то оценит.

Что касается последних свидетелей, то по большому счету, а проще говоря — с точки зрения критериев, используемых российским законодательством, они свидетелями не являются по той простой причине, что они не обладают никакими сведениями, относящимися к делу. Если это уголовное дело с конкретным обвинением, то сведения, которыми располагает свидетель, должны относиться к этому обвинению. Эти женщины на суде рассказывают о своей работе, о своих служебных обязанностях в тех или иных организациях, которые выполняли ту или иную работу. Они совершенно ничего не знают и знать не могут о хищении нефти, о хищении акций, о легализации чего бы то ни было. Прокуратура привела их в качестве свидетелей обвинения и допрашивает о том, о чем ей интересно. Потом они будут пытаться выдавать их ответы за сведения, имеющие доказательственное значение, то есть, попросту говоря, что-то доказывающие в обвинении. Это общий недобросовестный подход, я его называю процессуальным шулерством. Этими демагогическими приемами, большим количеством людей и слов, говорящихся по непонятным поводам, пытаются подменить доказывание предъявленного обвинения. Вот и получается, что сначала нет обвинения — в том смысле, что оно совершенно неконкретно, непонятно, противоречиво до взаимоисключающей степени и полностью абсурдно, — а потом его «доказывают» такими вот, с позволения сказать, документальными доказательствами, которые несколько месяцев читали, и теперь показаниями свидетелей. Я твердо убежден, что у прокуратуры нет никакой альтернативы: если они пришли с этим мусором и фальсификациями в двухстах томах в суд и суд их не прогнал, а взялся в этом разбираться, то что им остается делать? Придать этому всему вид благообразности, какой-то законной процедуры, чтобы потом сказать: вот, мы все исследовали, все представили, все доказано.

(Ежедневный журнал, 11.11.2009)