Ирина Ясина о том, как работалось в атакуемой властями «Открытой России».

«Эхо Москвы», программа «Разбор полета», 14.07.2014

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте. Это программа «Разбор полета», программа о людях, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. В классическом составе - Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр. Добрый вечер.

И. ВОРОБЬЕВА: Добрый вечер. У нас сегодня прекрасная гостья в программе «Разбор полета» - экономист, публицист Ирина Ясина.

И. ЯСИНА: Добрый вечер.

И. ВОРОБЬЕВА: Очень рады вас видеть в этой студии. У нас есть традиционный вопрос, с которого мы начинаем все наши программы «Разбор полета». Это вопрос о самом тяжелом решении, которое вам пришлось принимать в вашей жизни.

И. ЯСИНА: Когда меня Ходорковский позвал в «Открытую Россию». Это было сложное решение. Я же была журналист, я же писала в 90-е годы всякие гадости про банк «Менатеп», про компанию ЮКОС, про то, что АО «Лагуна», зарегистрированная в городе Талдом Московской области, 8 декабря 1995 года купила «Юганскнефтегаз». Каким образом через 2 недели после регистрации? И ставил он такие задачи и рисовал такие планы и цели, что мне хотелось делать то, что он предлагал. Но про АО «Лагуна» я же знала и про то, как они кидали миноритарных акционеров, тоже знала. Думала я думала – и всё же решилась.

И. ВОРОБЬЕВА: А вы у него тогда спросили – ну что же, Михаил Борисович, с «Лагуной»-то?

И. ЯСИНА: Нет, не стал спрашивать, потому что я знала, что он мне ответит. Ему многие задавали этот вопрос, он отвечал, что имело это смысл, надо было на амбразуру.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Так что же стало решающим аргументом, чтобы пойти работать к Ходорковскому?

И. ЯСИНА: Цели, которые он формулировал, и деньги, которые он под это выделял.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вы же понимали, что тогда с журналистикой всё?

И. ЯСИНА: Конечно. К тому времени я уже журналистом была не очень, потому что я успела проработать в Центральном банке в 1997-м и 1998-м году и понимала, что журналистам очень хорошо вешают лапшу на уши. Я побыла год с другой стороны баррикады.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А много еще пришлось принимать решений, связанных с Ходорковским?

И. ЯСИНА: Потом было просто.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И когда сажали его, было просто?

И. ЯСИНА: До того, как Платона посадили, в июне Миша собрал много народу, тех, кого он считал, наверное, ходящими под расстрелом, сказал, что будет очень серьезная борьба, что мы можем проигрывать, поэтому те, кто не хотят в этом участвовать, уходите сейчас, потом будет поздно. Но тогда еще было не страшно: подумаешь, Пичугина посадили. Мы же не знали, что его на пожизненное осудят. Куда же я пойду? Как же это?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Т.е. не было решения тогда уходить.

И. ЯСИНА: Не было решения. А потом уже было поздно.

И. ВОРОБЬЕВА: А тогда вообще никто не ушел?

И. ЯСИНА: Ушли несколько человек. А потом мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоем – и уже ты никуда не уйдешь, потому что не по-товарищески.

И. ВОРОБЬЕВА: Когда Ходорковский рассказывает про все эти истории, он говорит, что, например, Бахминой они писали письмо о том, что, Света, ты спасай себя. Она не стала. А тем, кто на свободе оставался, они то же самое говорили – если что, спасайте себя?

И. ЯСИНА: Нам никто так не угрожал все-таки. Была, конечно, команда людей, которые вынужденно уехали. Иногда это была такая игра «Зарница»: вот они на нас нападают, Генпрокуратура, ОМОН в офисе «Открытой России»… Мне звонит наш исполнительный директор: «Ирка, у нас ОМОН, дуй быстрее на работу».

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А то недостаточно весело ОМОНу.

И. ЯСИНА: Конечно. То ли по молодости, то ли по товарищескому задору, но как-то не было страшно.

<…>

И. ВОРОБЬЕВА: Если возвращаться к Михаилу Ходорковскому и «Открытой России»… Вы потом всё равно ушли оттуда. Или уже когда она совсем разрушилась?

И. ЯСИНА: Когда у нас арестовали счета, когда мы уволили всех людей. Я была одной из последних.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как капитан тонущего корабля – до последнего.

И. ЯСИНА: Нет, у нас капитан был Мишка Яструбицкий, исполнительный директор. Они всё в архив сдали. Но мы уже все сидели в одной комнате, потому что денег не было ни на что. И только потом я ушла.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Решение заняться общественной деятельностью. Или политической.

И. ЯСИНА: Общественной.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сложно в России разделить общественную деятельность и политическую. Вы для себя это определяете как общественную деятельность?

И. ЯСИНА: Общественную, конечно. У нас просто такой бедный язык русский в этом отношении. Вот политика – это на баррикады. Или общественная работа – это тоже политика. А в том же английском есть policy и politics. Совершенно по-разному переводится. И policy – это почти общественная работа, а politics - это парламент, это выборы, власть. Вот я policy, точно совершенно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И тогда было это какое-то решение, цепь решений?

И. ЯСИНА: Это получилось само собой. Когда Ходорковского арестовали, ты уже волей-неволей оказываешься… Даешь интервью по этому поводу. Ты же не боишься давать интервью, ты выражаешь свое мнение по поводу того, что происходит. Потом в «Открытой России» мы же гранты распределяли, кроме всего прочего. Знакомишься с замечательными людьми: с Арсением Борисовичем Рогинским из «Мемориала», с Екатериной Гениевой из Библиотеки иностранной литературы, с сотнями людей, которых я раньше не знала. И оказывается, что тебе хочется к ним. Когда у тебя получается что-то сделать для них, для того же «Мемориала», потом как-то выносит в эту компанию, и ты об этом не жалеешь.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Получается, что здесь опять же нет решения, а скорее порыв души.

И. ЯСИНА: Да, порыв души. Вы же меня спросили в начале про тяжелое решение, когда я мучилась и думала, что делать. Вот когда к Ходорковскому шла.

<…>

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хочу задать вопрос про семью, так внезапно повернуть наш разговор. Насколько серьезно на ваши решения влияет папа, прекрасно нам известный Евгений Григорьевич Ясин, практически наш коллега.

И. ЯСИНА: Очень влияет. Кстати сказать, по тому первому вопросу, о котором мы говорили, идти работать к Ходорковскому или нет, я с ним советовалась. Я пришла и сказала: «Папа, что мне делать? Он такой олигарх, а такие цели ставит, такие задачи рисует». Папа мне сказал: «Уйти всегда можно». С отцом я всегда советуюсь, это главный судья в моей жизни. Надо сказать, что с ним совпадаем в 99 случаях, но все-таки некий один процент остается.

<…>

И. ВОРОБЬЕВА: Тогда вопрос такой. Вы поддерживаете Машу Гайдар. Почему сами не идете в Мосгордуму? Вы бы смогли сделать жизнь многих людей лучше.

И. ЯСИНА: У меня сил мало.

И. ВОРОБЬЕВА: Это не про вас.

И. ЯСИНА: Серьезно – у меня мало сил, мне просто физически тяжело, потому что у меня инвалидная коляска… Хотя кто знает, может быть, когда-нибудь.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Учитывая, что теперь можно в Мосгордуме совмещать работу с какой-то еще работой.

И. ЯСИНА: Ира, у меня было один раз предложение пойти в Госдуму. Это было в 7-м году. И предлагал мне это СПС. Предложил мне это Егор Тимурович Гайдар, после того, как в Кремле запретили им третьим номером брать Рыжкова. И вот я думала, вот тут я думала тяжело и долго. И никак я не могла придумать. Муж был дико против, мама была ужасно против. Один Ясин меня подталкивал: давай-давай. Но потом позвонил Анатолий Борисович Чубайс и сказал: «Ира, не надо, я такого греха на свою душу не возьму. Потому что они сказали, что, если ты пойдешь, они тебя посадят. Я сказал - не за что, они – ну ладно, она человек Ходорковского». Так что я не решилась.

<…>