Сергей Пархоменко, Эхо Москвы, Суть событий, 19.11.2010

[...]История с Олегом Кашиным, появившись, так же точно, в свою очередь, выпихнула из общественного сознания историю с судом над Михаилом Ходорковским. А между тем, остались считанные дни до того момента, когда судья Виктор Николаевич Данилкин должен будет огласить приговор. На самом деле именно сейчас самое время задуматься о том, какую роль предстоит сыграть этому человеку.

Я однажды сказал в эфире… И судя по реакции людей, которые читают нашу расшифровку на сайте и которые каким-то образом обсуждают ее в блогах в Интернете, эти мои слова были замечены, люди обсуждали и пытались спорить на тему о том, что я имел в виду. Так вот я сказал однажды здесь, в эфире, что я желал бы Виктору Николаевичу Данилкину не оказаться в положении человека, который с ключами в руке стоит перед входной дверью своего дома и не решается войти, потому что ему стыдно, потому что он боится, что там, внутри, ему зададут простой вопрос «Что же ты наделал?», а он не будет знать, что на этот вопрос ответить своей собственной жене, своим собственным детям, может быть, родителям.

Это самая страшная ситуация, в которую может попасть человек. Она страшнее опалы, она страшнее отставки, она страшнее гнева начальства, она страшнее судьбы, любых угроз судьбы. И именно об этом, между прочим, говорил Ходорковский в своем последнем слове. Я не помню точно его слов, но смысл был такой, что, дескать, вы обращались с нами и с другими людьми, которые обвинялись в этом процессе, как с быдлом, считали, что мы служим только деньгам и только наживе, а посмотрите, что получилось в результате, кто оказался быдлом, не те ли самые люди, для которых не оказалось ничего важнее, чем страх перед начальством и желание выслужиться перед начальством, которые ради этого готовы поступиться любой справедливостью, любым профессиональным достоинством, любым просто человеческим достоинством.

Вот сейчас пришел час Виктора Николаевича Данилкина. Мне в последнее время приходится много обсуждать с друзьями и с разного рода оппонентами один простой вопрос: зависит ли что-нибудь от него? И мне часто говорят, что абсолютно бессмысленно апеллировать к этому человеку, от него ничего не зависит, он машина, он штемпельная подушечка, о которую ударится воля власти. Даже не сам штемпель, а вот эта самая подушечка, которой предстоит окрасить будущий оттиск красными чернилами. И что как ему скажут, так он и сделает, и на самом деле он просто ждет команды, и главной его проблемой на сегодня остается то, что команды нет.

На самом деле, по-моему, это всё совсем не так. Мне кажется, что место для поступка, место для человеческой воли, место для человеческого достоинства остается всегда. Мне кажется, что человек, которому открылся шанс продемонстрировать свою профессиональную состоятельность, свою мужскую честь, если хотите, человек не должен легко от этой возможности отказываться. Тем более, что все мы понимаем, что, если Данилкин примет решение в рамках закона и в рамках своей собственной совести…

А там всё очевидно – дело развалилось, оно развалилось давно, прокуроры запутались в своих собственных бреднях. Они давно уже пытаются доказать, что, когда они говорили о воровстве нефти в «ЮКОСе», они имели в виду совсем не воровство в прямом смысле этого слова, а что-то такое фигуральное, что-то такое специальное, такое особенное, нечто такое, что только они называют воровством.

Там абсолютно всё рассыпалось. Свидетели обвинения выступили по большей части на стороне защиты. Собственно, речь даже не идет о том, чтобы что-нибудь удалось доказать. Такое впечатление, что обвинение даже и не пыталось ничего доказывать, оно просто занималось убеждением, производством впечатления. А потом просто тянуло время, бессмысленно зачитывая разрозненные страницы из многотомного уголовного дела.

И сейчас судье Данилкину предстоит выбрать: предстоит выбрать между собственным страхом, между своей собственной зависимостью и своим собственным профессиональным достоинством. И этот выбор всё равно остается за ним. Говорят, что в таких случаях власть умеет предпринимать всякие специальные усилия и всякие специальные меры.

Говорят, что в мае 2005 года были предприняты специальные меры безопасности к судье, которая в Мещанском суде должна была огласить заранее заготовленный вердикт по первому делу Ходорковского и Лебедева. Рассказывают разные истории о том, где в момент подготовки этого решения и оглашения этого решения оказались ее дети, ее муж, почему они там оказались, почему они оказались там под предлогом обеспечения их безопасности. Им вроде бы ничто не угрожало, никто не оказывал на них никакого давления, и уж точно никто не пытался их чем-нибудь напугать. Всё это гораздо больше похоже на взятие заложников.

Кстати, интересно, что Ходорковский в своем последнем слове тоже много раз говорил об этой манере взятия заложников. Слово «заложник» прозвучало не раз в его словах. На мой взгляд, оно прозвучало там неспроста. Мне кажется, что это, действительно, одно из ключевых слов для описания той тактики, которая применяется и применялась к разрушению компании «ЮКОС», когда было что разрушать, и применяется сегодня, когда речь идет о том, чтобы любой ценой удержать главных фигурантов по делу «ЮКОСа» в тюрьме.

Мы начали эту программу с того, что стали считать дни. В деле Ходорковского тоже есть что посчитать. Цифры пугающие, пугающие тех, кто беззаконно осудил их в свое время и кто беззаконно держит их в тюрьме. По первому приговору Ходорковскому осталось оставаться под стражей меньше года. Я посмотрел сегодня на сайте, там есть специальный счетчик, там автоматически в правом верхнем углу страницы на сайте khodorkovsky.ru отражается следующее: «Время в заключении – 2580 дней, осталось 340 дней», меньше года. Это касается Михаила Ходорковского.

Что касается Лебедева, «Время в заключении – 2695 дней, осталось 224 дня». Через 224 дня Платон Лебедев должен оказаться на свободе, если не удастся что-нибудь такое выдумать, для того чтобы его там оставить. А Михаил Ходорковский – через 340 дней. Это пугающе мало для тех, кто инспирировал, организовал, продирижировал их осуждение и отправил их в заключение, похитил их компанию, поделил эту компанию. Так что мне кажется, что ситуация, в которой пребывают сегодня организаторы второго процесса, эта ситуация достаточно паническая.

Так вот я снова и снова обращаюсь к судье Данилкину. Обращаюсь, не обращаясь к нему. Мы с ним не знакомы, он меня никогда не видел, я тоже его видел только по телевизору, в Интернете и в газетах видел его фотографии. Мне кажется, что от этого человека зависит сегодня многое: от него зависит представление о России огромного количества людей, которые смотрят на Россию извне, и – что гораздо важнее – представление о своем будущем в России огромного количества людей, которые сегодня задумываются о том, есть ли у них это будущее на родине, задумываются о том, что делать с детьми. Вот разворачивается в последнее время дискуссия, оставлять ли детей учиться в России или отправлять их за границу, как только появляется такая возможность, чего желать своим детям, о чем мечтать для своих детей.

Я думаю, что история с этим вторым процессом стала для многих таким иногда высказанным, иногда не высказанным, как иногда говорят, называя ученым словом, триггером, каким-то таким спусковым крючком. Часто наши друзья, которые приезжают из-за границы, спрашивают у нас: «Скажите, а что должно произойти в вашей стране, для того чтобы вы окончательно разочаровались в вашей родине, для того чтобы вы окончательно изверились в том, что страна, которой вы посвящаете свою жизнь, заслуживает этого?»

И мы начинаем перечислять какие-то вещи: должен быть принят такой-то ужасный закон, глава государства должен произнести такие-то ужасные слова, вот так-то должно быть осуществлено насилие над такими-то людьми – тогда, конечно, мы поймем, что на самом деле это уже всё, это уже не спасти, верить ничему больше нельзя, надеяться больше не на что. Потом эти вещи благополучно происходят, и мы отступаем еще на шаг, еще даем себе, если хотите, психологическое послабление: ну ничего, это, в конце концов, может быть, не так страшно, вот если всё было еще ужаснее, тогда другое дело.

Мне кажется, что второе дело Ходорковского – это одна из таких зарубок, которые многие делают на отношении к своей родине. И в руках у Виктора Николаевича Данилкина или этот ржавый гвоздь, которым можно эту зарубку процарапать, или, может быть, какая-то возможность, наоборот, избежать этого и доказать, что справедливость бывает, место для мужества в России существует, и надежда не должна оставлять людей, которые хотят продолжать жить в России, которые хотят продолжать любить Россию и настаивают на том, что они имеют на это право и что они еще не сошли с ума, любя и уважая Россию.

Вот что я хотел бы сказать судье Данилкину, если бы мы были с ним знакомы, если бы я сейчас оказался рядом с ним в тот момент, когда он думает над тем, как поступить. Я нисколько не сомневаюсь, что на него не только оказывается давление, а что ему просто дано некое распоряжение. Он знает, как он должен поступить, чтобы начальство было им довольно. Но ровно так же он знает, как он мог бы поступить, для того чтобы его решение оказалось справедливым. Я не произношу ни одного, ни другого.

Мне просто кажется, что ему сейчас важно совершить этот выбор самому и ему важно прислушаться к фразе, которую в драматический момент, в очень страшный, очень тяжелый момент сказал человек, которого уже нет в живых и который для многих здесь, в России, ничего из себя не представляет, чье мнение не дорого. Но для миллионов людей этот человек на протяжении многих лет был безусловным и беспрекословным моральным авторитетом, человеком, который своим служением доказал, что он имеет право обращаться к другим людям с какими-то важными словами. Это человек по имени Кароль Войтыла, он был Папой Римским Иоанном Павлом Вторым.

И вот однажды в очень тяжелый и очень трагический для своей родины момент он обратился к соотечественникам с двумя словами. Он сказал: «Не бойтесь». Это те главные слова, с которыми и я сегодня могу обратиться к моим слушателям и, в частности, к тому, кто, наверное, никогда не слушает эту программу, – к судье Виктору Николаевичу Данилкину. Давайте я прервусь на этом месте. Будут новости. А через некоторое время мы с вами вернемся к этому и к другим разговорам о событиях минувшей недели. Я – Сергей Пархоменко, это программа «Суть событий».