Сегодня после изучения в материалах дела изъятых в офисе Платона Лебедева еженедельников в суде допросили секретаря Платона Лебедева Инессу Добродееву. Почти три часа прокурор Лахтин пытался выяснить у свидетельницы детали секретарской работы. В конце дня суд в очередной раз отказал в еще нескольких ходатайствах защиты, в том числе в приобщении опроса Сары Кэри, проведенного защитой, при этом прокурор Лахтин в своем отзыве на ходатайство цинично оскорбил и адвокатов, и Сару Кэри. И только потом в суде узнали, что госпожа Кэри умерла через день после заявления данного ходатайства в суде...

Адвокат Ривкин зачитает протоколы об обысках в помещениях МФО МЕНАТЕП, а также обозревает ежедневники и телефонные справочники - все из материалов дела

«Поскольку у вас накопилось много ходатайств, я предложил бы начать с них… неясно, как будут работать кондиционеры. А уже потом дальше оглашать доказательства. Если не возражаете», - предложил Виктор Данилкин с утра в четверг. – «Нет, возражаем, я сейчас обосную, - встал адвокат Константин Ривкин, - дело в том, что ориентировочно к 11 утра мы ждем свидетеля, перед этим нам необходимо огласить нужные документы». – «Хорошо, пожалуйста», - был настроен благожелательно судья.

Адвокат запросил 34, 128, 129, 139 тома. Сначала был зачитан документ в томе 34 листы 81-83 о производстве обыска 27.06.03 в помещениях, занимаемых ЗАО «МФО МЕНАТЕП» и других подконтрольными этому обществу и Платону Лебедеву коммерческими организациями в Колпачном переулке, по вопросам о приобретении акций «Апатита». Далее, на листах 84-88 был оглашен протокол, подписанный следователем Русановой, о проведении соответствующего обыска. Адвокат подробно зачитывал, что было изъято в ходе обыска – папки с документами, ежедневники, уставы, блокноты, диски… «Защита обращает ваше внимание на количество изъятых ежедневников, здесь указано их девять», - отмечал Ривкин. Данилкин кивал. Затем на листе 89 того же тома зачитали постановление о признании и приобщении изъятых документов к делу.

В 129 томе 279-281 находился «протокол осмотра предметов (документов)». Протокол был датирован четырьмя годами позже, чем проходил сам обыск. «В протоколе, ваша честь, напомню, изымалось 9 еженедельников, здесь три, а телефонных справочников больше в два раза», - снова комментировал документ Ривкин.

В 139 томе на листах дела 114-116 находился протокол ознакомления с материалами дела. В протоколе Лебедев написал рукописную жалобу на действия следователей. Затем адвокат зачитал решение суда, который удовлетворил жалобу Платона Лебедева.

Изучили досмотр следствием паспортов Платона Лебедева, графики вылета за пределы РФ. На страницах 168-169 находилась таблица, составленная следователями по вылетам из РФ, на страницах 170-177 – копии загранпаспортов Лебедева.

«Для протокола, Ваша честь. Составленная справка на листах 168-169 не соответствует в полной мере отметкам загранпаспортов, - пояснял Платон Лебедев, - здесь есть, скажем так, несколько технических ошибок, но это легко устанавливается путем сверок дат. Сами загранпаспорта, насколько я понимаю, приобщены к делу в качестве вещественного доказательства?» - «Мы решили вопрос с вашими паспортами», - подтвердил судья. – «По тому 34. На листах 81-83 оглашалось постановление о производстве обыска. На листе 82 Каримов постановил, что на 27 июня 2003 года Лебедев П.Л. является президентом «МФО МЕНАТЕП». Это не соответствует действительности, это ложное утверждение. По состоянию на 27 июня 2003 года я был председателем совета директоров «МФО МЕНАТЕП». А должности президента «МФО МЕНАТЕП» на эту дату просто не существовало, вовсе. В соответствии с уставом «МФО МЕНАТЕП» исполнительным органом был генеральный директор, фамилия его Ашурков Олег Александрович, это и в материалах дела есть, и он допрашивался».

Адвокат Ривкин продолжил читать. В 128 томе на листах 1-2 находилось ходатайство адвоката Ривкина следователю Каримову и постановление об удовлетворении его. В ходатайстве адвокат просил приобщить еженедельники к материалам дела, следователь его удовлетворил, добавив «до кучи» телефонные справочники, «которые мы не просили», отметил адвокат.

На листах 28-124 и 129-228 находились «светокопии» двух еженедельников. Эти копии частично оглашались, Ривкин обратил внимание на несколько страниц. «На 30 странице еженедельника перечисляются фамилии приглашенных на встречу: Юдина, Шейко, Анилионис… на 31 листе целый ряд записей и фамилий. На 20 января на 15.30 запись…«Бэнк оф Нью-Йорк». Лист 36 на 4 число написано много фамилий, на 15.30 «Эм Кью Ди»… - цитировал адвокат записи ежедневника. – лист 40 – написано «Жуковка. Совещание». Мы бы хотели обратить внимание суда – лист 99 заканчивается 21 сентября. На 100 странице – 25 число. Видимо, лист тут просто отсутствует…».

Через какое-то время, еще изучив детали ежедневников, Константин Ривкин сообщил, что поскольку обвинение уже ранее обращалось к защите за разъяснениями, поэтому защита тоже хотела бы получить разъяснения от обвинения, от прокурора Лахтина. «Не предусмотрено! Не предусмотрено!» - заявил Лахтин. Но судья разрешил.

«Проблема в телефонных справочниках. Мы их не просили, но следствие их приобщило и признало вещественными доказательствами. На сегодня в ОЗ нет ссылок на телефонные справочники, которые были изъяты у Лебедева в «МФО МЕНАТЕП». Когда прокуроры представляли письменные доказательства, они ни разу на них не сослались. Я бы хотел спросить у прокурора о смысле приобщения этих телефонных справочников. Они увидели на справочниках отпечатки пальцев, может там есть список членов преступной группы?...» - спрашивал адвокат. – «Может по-другому сформулируем вопрос? - предложил судья. И задал вопрос Лахтину: - Государственное обвинение предполагает в дальнейшем использовать телефонные справочники в качестве доказательства?» - «Мы позднее ответим на этот вопрос», - ответил Лахтин. – «Речь идет о том, что если эти телефонные справочники будут использоваться, то их будут исследовать… Может быть мы время сэкономим? И деньги налогоплательщиков», - обратился судья к прокурору. – «Да, я тоже об этом беспокоюсь!» – улыбался Лахтин. Налогоплательщики в зале смеялись над «искренностью» прокурора. – «Ответьте, пожалуйста!» – ждал судья. – «Я не буду сейчас отвечать, тем более Ривкину!» – махнул рукой на адвоката прокурор. – «Вы суду отвечайте, я вас спрашиваю!» - осадил прокурора судья. – «Да, мы будем ссылаться позже на неоглашенные доказательства», - пробурчал прокурор. – «Понятно. Туманно, но понятно», - усадил прокурора на место судья.

«Поскольку образовалось время до свидетеля, я просил бы разрешения сделать заявление, имеющее отношение к допросу свидетеля – попросил Ходорковский. – Второго августа государственный обвинитель Лахтин, допрашивая свидетелей, не только интересовался уровнем рентабельности у потерпевших от реализации похищенного, но и вслед за текстом обвинительного заключения сам заявлял об оплате похищенного фактически по себестоимости и по минимальной прибыли. Хотелось бы узнать, что говорит прокурорская версия уголовного кодекса о нормальном уровне рентабельности хищения для потерпевших. Достаточно ли тех 10-30 процентов рентабельности продаж, о которых я говорил в своих показаниях? При хищениях как известно обязателен реальный ущерб, то есть как минимум отрицательная рентабельность продаж. При более строгом подходе к терминам безвозмездности размер отрицательной рентабельности продаж должен быть минус сто процентов. Кроме того с учетом обязательного признака хищения – противоправно, против воли собственника – реализация потерпевшим похищенного по любой цене невозможна, так как похищенным должен распоряжаться похититель, а не потерпевший. Поэтому прошу в ходе дальнейших допросов свидетелей требовать от прокурора сохранения хотя бы минимальной адекватности его вопросов тому обвинению, от которого он «не отказывается»».

Лахтин сидел, делая вид, что не слушает, стучал по клавишам.

«15 минут перерыв», - объявил судья. Прервались, ожидая свидетеля.

Бывший секретарь Платона Лебедева Инесса Добродеева: «Никаких документов о проведении обыска мне не предъявляли!»

«Мы просим пригласить в зал в качестве свидетеля Добродееву Инессу Владимировну, - просил адвокат Ривкин. – Она работала секретарем Платона Леонидовича. Ее допрос есть в материалах дела». В зал зашла молодого вида женщина. Она, улыбаясь, кивнула адвокатам, «аквариуму». По просьбе судьи пристав поставил к трибуне стул для вещей свидетельницы. Дама не поняла и села на стул, полностью скрывшись за трибуной. Все рассмеялись. «Я пока буду стоять!» - решила свидетельница. Судья разъяснил, что так и придется сделать, а стул – для вещей.

Наконец приступили к допросу. Допрос вел Константин Ривкин. Добродеева рассказала, в ответ на вопросы Ривкина, что знает адвокатов Краснова и Ривкина. Краснов ходил с ней на допрос к следователям после ареста Лебедева, а Ривкин пригласил ее сюда в зал. Адвокат спросил, инструктировали ли ее перед приходом в суд. «Инструктировали только по поводу того, что в суде говорить только правду, ничего не додумывать!» - громко рассказывала свидетельница. Судья, улыбнувшись, слушал. Добродеева сообщила также, что знакома и с Михаилом Борисовичем Ходорковским, и с Платоном Леонидовичем Лебедевым.

Сначала, рассказывала дама, сверяясь со своей трудовой книжкой, она пришла на работу секретарем в Доверительный и инвестиционный банк, затем на должность секретаря в банк МЕНАТЕП. С 1 августа 2001 года она была секретарем Платона Леонидовича Лебедева в «МФО МЕНАТЕП».

«А какую работу вам приходилось выполнять?» - «Отвечала на телефонные звонки, организовывала встречи… занималась загранпаспортами. Иногда приносила кофе. Очень редко», - рассмеялась свидетельница. Она отвечала, что следила за сроком действия загранпаспортов и виз, отдавала в протокольный отдел для соответствующего продления; в еженедельники, которые велись, она заносила планируемые встречи, намечавшиеся совещания. Сама она из ежедневников ничего не удаляла, никаких записей не исправляла.

Свидетельнице предъявили том 128, который сегодня уже изучал Константин Ривкин. Здесь находились два еженедельника. Добродеева тщательно пролистала листы. Она подтвердила, что ей знакомы эти еженедельники, записи сделаны ее рукой и вторым секретарем.

Обратились к 31 странице документа. ««Бэнк оф Нью-Йорк» - что означают вот такие записи?» - спросил адвокат. – «Возможно, это была тема встречи…точно не помню». – «Лист 42…запись «Жуковка. Совещание» - что это значит?» - «Это было еженедельное совещание в Жуковке». – «Вы участвовали в нем?» - «Нет, секретари не участвовали». – «А для вас, что эти записи означали?» - «Просто предупредить Платона Леонидовича, что в это время он должен быть в Жуковке на совещании. Кто там присутствовал, я не знаю». На другие вопросы защитника секретарь Лебедева поясняла, что указывались темы, которые должны обсуждаться на встрече, фамилии участников…. На листе 55 нашли фамилию «Шохин». Но кто это, секретарь не вспомнила. Так разбирали еще несколько записей в еженедельниках. «Что такое оперативка?» - «Еженедельная встреча сотрудников МФО МЕНАТЕП... Плюсики стояли над людьми, которых мы уже предупредили об оперативке. Вычеркнутые фамилии – те, кто не нужен на этой встрече», - рассказывала свидетельница. «Во всех ли случаях означало, что встреча действительно состоялась? И присутствовали ли на ней все приглашенные?» - «Нет, я не отслеживала, кто пришел, потому что не присутствовала на совещаниях» - «То есть это были предварительные записи?» - «Да». – «А фамилии означали реальных людей?» - «Да». – «А вот тут значится Кабысдохов Апполинарий Митрофанович. Поясните, кто это?» - спросил адвокат. Рассмеялись все, даже приставы. - «Мы иногда любили пошутить», - призналась свидетельница.

Затем вспомнили, что за месяц-полтора до ареста Платон Лебедев решил сделать главным офисом Жуковку 112, и переехал туда. Многое перевезли туда. Затем свидетельница пояснила, что если Лебедев отсутствовал в Москве – значит, был в командировке, в отпуске, или болел… Это писали в еженедельнике. Или просто в этот день не назначалось встреч. «Он ездил в Германию, Францию, на Кипр… - припоминала Добродеева, отвечая на вопрос адвоката. – В Швейцарию…». – «Когда он отсутствовал по медицинским причинам – почему, что случилось?» - «У Платона Леонидовича очень сильно болело колено, он ездил в Германию и там сделал операцию. Он хромал … - сочувственно рассказывала свидетельница. Лебедев, смущенно засмеявшись, закрыл глаза рукой. – Потом он еще раз ездил в Германию на обследование…». Это было в 2001 году, вспоминала Добродеева.

«Если вы увидите загранпаспорта Платона Леонидовича, вы их узнаете? Вспомните?» - «Да, конечно». - «Когда последний раз вы видели загранпаспорта Лебедева?» - «При обыске». Адвокат просил предъявить свидетельнице паспорта Платона Лебедева. Секретарь вынесла бумаги. Судья зачитал надпись на конверте, поступившем от следователя. Виктор Данилкин вскрыл конверт, зачитал данные паспорта, цифры, указал, что изображена фотография Лебедева. Секретарь суда все записала. Паспорт передали свидетельнице. Та полистала паспорт: «Я его сразу узнаю, но видите, - продемонстрировала свидетельница суду заднюю разрезанную обложку паспорта, - он уже недействителен, срок действия закончился. Но мы его сохранили, потому что тут есть визы – с ними легче потом получать новые визы». Также подтвердила Добродеева свое знакомство и со вторым паспортом Лебедева.

Затем адвокат показал Добродеевой таблицы, составленные следователем, с данными, куда летал Лебедев. Многие страны, указанные в таблице, свидетель подтвердила. Потом увидела страну, которую не вспомнила раньше: «Гонконг».

Затем свидетельнице показали протокол обыска. Она подтвердила свою подпись. «Вы действительно добровольно все предъявили при обыске?» - «Я расскажу, как прошел обыск, может, это будет важно для суда. Это был самый первый обыск, после чего обыски начались в ЮКОСе. Я шла на работу и увидела у здания много вооруженных людей. Сначала меня не хотели пускать, но потом пустили в приемную. Мне не предъявили никаких постановлений об обыске, не показали никаких других документов. Офис Лебедева состоял из нескольких комнат, физически я не могла присутствовать везде, я находилась в приемной, где были еженедельники. Видела, как их описывали».

Ривкин спросил, те ли ежедневники указаны в протоколе осмотра доказательств, которые изымались и которые она чуть ранее уже посмотрела в материалах дела. Два Добродеева узнала, остальные не помнила.

«А каковы были принципы ведения телефонных справочников?» - «Один пылился в ящике, мы ими не пользовались. Был и тот, которым мы пользовались постоянно, он красного цвета был. Потом мы начали новый, так как красный порвался… потом я не помню. Также был справочник во времена моей работы в банке «МЕНАТЕП-Санкт-Петербург». И попадались и мои личные записи. Тот справочник никак не был связан с Платоном Леонидовичем Лебедевым. Были и справочники, которые были напечатаны – например телефоны сотрудников ЮКОСа, сотрудников МЕНАТЕП – это были общие справочники».

Вопросов у адвоката больше не было.

«Минут двадцать можно», - попросил Лахтин, не отрываясь от экрана компьютера. Судья объявил перерыв на 25 минут.

Право допроса – у обвинения

«Свидетель, я правильно понимаю, что в ежедневник из 128 тома вы вместе с другим секретарем вносили записи?» - начал задавать вопросы Лахтин. Свидетельница подтвердила, что кроме нее и другого секретаря, ни Лебедев, ни кто-то еще записи не вносили. – «Вы сказали, что запись «Жуковка 112» - это речь о новом офисе в Жуковке, вы там бывали?» - «Нет». – «То есть там главный офис банка Лебедев определил?» - «Нет», - удивилась свидетельница под смех адвокатов и подсудимых. – «Офис компании?» - гадал прокурор. – «Нет». – «И офис чего вообще?» - решил все же уточнить Лахтин. Зал загоготал.

«А кто определял, где проводить встречи – на Колпачном или в Жуковке?» - «Платон Леонидович определял». – «Я правильно понял, что те записи, что вам предъявлялись и те, что вы делали в ежедневниках – они не отражают… эээ…того, состоялись ли реально или нет эти встречи?» - «Да, они не отражают реальность. Это планируемые встречи». –«Вы сейчас детально можете сказать, какие состоялись, какие нет?» - «Нет, много времени прошло, тем более я не присутствовала на совещаниях». – «А те лица, кто приходил к Лебедеву на Колпачный, вы помните? Пофамильно?» - «Я помню сотрудников, которые участвовали в оперативках…Шейко… Больше не помню». – «А почему некоторые встречи планировались в Жуковке, а некоторые на Колпачном?» - «Этого я не знаю». – «А Ходорковский участвовал во встречах на Колпачном? И планировался ли он на встречу в Жуковке?» - «Нет…» - «А вот Питер Бонд, Стивен Кертис, Костюшко-Моризе…вообще кто-то из иностранных граждан? Маруев? Леонович? Брудно?» - засыпал прокурор вопросами свидетеля. Она не помнила. Добродеева поясняла, что не все встречи фиксировались в ежедневниках, «Леонович, например, мог просто заскочить…».

Затем Лахтин заинтересовался личностью Гусарова. Добродеева пояснила, что знала его с момента работы в банке МЕНАТЕП…, у них были просто отношения знакомых, «потом он исчез с моего горизонта» - «А он не за границу случайно исчез из вашего горизонта?» - формулировал Лахтин. Зал возмущался хамским формулировкам. Судья молчал. «Может быть, Лебедев о Гусарове что-то говорил?» - выпытывал прокурор, не поясняя, как это вообще относится к данному процессу. «А Гусаров не говорил, что работает и живет в Женеве?» - «Мы закончили общаться еще до того, как я уволилась из МЕНАТЕПа до 96 года». Лахтин решил продемонстрировать свидетельнице Гусарова в материалах дела. Прокурор показал свидетельнице 128 том. Прокурора интересовала тут фамилия «Степанов». «Этот человек или сам попросил записать его на встречу, или Платон Леонидович попросил его придти на встречу, не факт, что он пришел…» - поясняла Добродеева. – «Еще обратите внимание на фамилию «Гусаров»!» - «Здесь же? Не вижу…» - призналась свидетельница. Лахтин подошел к трибуне и скрючился над томом. «А вот тут фамилия Шейко…» - перескочил прокурор на другую знакомую фамилию. Зал засмеялся. «А что, для протокола, Гусаров уже не интересует?» - уточнил судья. – «Нет, по Шейко вопрос», - заявил Лахтин, который не нашел, к своему стыду, Гусарова в томе. – «Я не шучу. Вопрос по Гусарову снят?» - сердился судья. – «Да, вопрос по Гусарову снят, я ставлю вопрос по Шейко!» - бежал уже вперед Лахтин, тут же сделав вид, что Гусаров его и не сильно интересовал. «А что связывало Шейко с Платоном Леонидовичем?» - «Не знаю. Я даже внешне его не знаю». Свидетельница подтверждала, что записи делала она или Гришина, второй секретарь.

Дальше Лахтин уже не ушел с трибуны – встав рядом с Добродеевой, он задавал вопросы прямо здесь. Вопросы прокурора далее были однотипны – свидетельница ли делала записи в еженедельниках, что означали фамилии Прокофьев, Москалец, Анилионис, Крайнов, Шейко другие… Добродеева снова и снова поясняла – записи делала она, фамилии не были «группой», потому что каждому указывалось свое время, пришел или не пришел в итоге человек на встречу, она не знает. Темы иногда заносились в еженедельник, иногда нет, «мы сами ничего не додумывали, нам темы говорил Платон Леонидович». «А от чего зависела, будет указана тема или нет?» - был подозрителен прокурор. Свидетельница снова поясняла, что иногда Платон Лебедев называл тему встречи, иногда нет. «А вот Крайнов, Анилионис – чем они занимались, какое отношение имели к деятельности Лебедева?» - спрашивал Лахтин и уже несся дальше, не слушая, что отвечает свидетель и перебивая Добродееву. Судья вскипел: «Валерий Алексеевич! Свидетель отвечает, а вы уже задаете следующий вопрос! Если вы не отслеживаете, то мы, суд и секретарь, следим и записываем. Вы тоже слушайте!» – сердился судья.

«Я знаю этих людей, но чем они занимались – не знаю», отвечала свидетельница. «А какие-нибудь руководители других компаний приходили на встречу к Лебедеву?», - спрашивал прокурор. Свидетельница не помнила. Далее прокурор заинтересовался личностью Прокофьева. Свидетельница пояснила, что это был переводчик.

«Они с ним один на один встречались? Свободный доступ к Лебедеву был у Прокофьева? Вы фиксировали? А у этих лиц свободный доступ был?» - спрашивал Лахтин. – «Кто ОНИ?» - злился судья. – «Ну, Прокофьев, Леонович, Крайнов там…» - спрашивал невозмутимо Лахтин. Свидетельница поясняла, что люди могли заглянуть, если Лебедев свободен, зайти к нему в кабинет…

«А «Русские инвесторы» вам знакомы?» – «Нет». «А вы с Прокофьевым общались на отвлеченные темы?» - любопытствовал Лахтин. Зал смеялся. – «Ну, мог спросить, как дела, как погода…» - «На производственные темы он не говорил с вами?» - «Нет». – «А Леонович, он к казначейству имел отношение?» - «В «МФО МЕНАТЕП» не было казначейства» - «В другой структуре это. В «ЮКОС-Москва», в ЮКОСе…» - «Не знаю, я в ЮКОСе не работала». – «А Анилионис с чем у вас ассоциировался? С какой структурой?» - интересовался Лахтин. Свидетельница уже устала отвечать одно и тоже и, кажется, уже, как и судья, раздражалась. Но все же старательно поясняла. – «А вот Додонов Д. Р. – это что? Что это значит?» - «Это день рождения. Это значит - не забыть напомнить Платону Леонидовичу поздравить Додонова с днем рождения» - разочаровывала прокурора свидетельница.

Свидетельница вспоминала, что после 98 года многие сотрудники остались без работы, но были хорошие специалисты и они могли звонить, чтобы просить протекции для устройства на работу, поэтому об этом еще оставались записи в ежедневнике.

Снова вернулись к Гусарову. «Вот вы сказали, что он неоднократно звонил…из-за границы?» - выдавал желаемое за действительное Лахтин. - «Я не говорила, что он неоднократно звонил!» - была бдительна свидетельница. Судья усмехался, наблюдая допрос. А Лахтин, переворачивая страницы, спрашивал Добродееву по каждым фамилиям, встречам, «группам»… «Послушайте, но это уже…Валерий Алексеевич! Вы намерены 155 листов этого еженедельника, потом еще 120 листов второго?!» - наконец не выдержал судья. – «Нет, я только этим томом ограничусь!» - обрадовал всех Лахтин. Под смех зала судья напомнил, что в этом томе и есть оба еженедельника. Лахтин, не смущаясь, листал страницы дальше и пытал Добродееву по каждой записи.

Заинтересовались фамилией Невзлин. Свидетельница поясняла, что видела Невзлина и знала его в лицо, но чем он занимался в ЮКОСе, она не знает.

Лахтин увидел в еженедельнике знакомую фразу «Красный зал» (ранее в ходе процесса прокурор уже активно интересовался этим залом). Но все оказалось скромно – просто в здании было несколько залов, назывались по-разному из-за оформления, и встреча могла происходить в кабинете, а могла – в одном из этих залов.

«А вот «Стандарт-банк» запись. Что вы знаете об этом банке? С чем ассоциируется у вас «Стандарт-банк»? Связан ли он с Ходорковским? С Лебедевым?» - засыпал, по обыкновению, прокурор свидетельницу очередными вопросами. Свидетельница попыталась открыть рот, но прокурор снова выдал пачку вопросов про «Стандарт-банк», не слушая Добродееву. «Валерий Алексеевич!!! Если вас не интересуют ответы на вопросы, то лучше их вообще не задавать!» - заявил судья. – «Понятно, ваша честь», - бурчал себе под нос прокурор под смех публики. Наконец, свидетельница поясняла, что ««Стандарт-банк» у нее ВООБЩЕ ни с чем не ассоциируется!». И снова задавал вопросы десятками. Все уже смеялись. Судья, смеясь и одновременно выглядев весьма недовольным, качал головой. Уже и приставы откровенно смеялись, не в силах сдерживаться, глядя на выступление Лахтина у трибуны.

«А вот тут Карташов…» - вгляделся Лахтин в текст следующей страницы. – «Тут написано «КАРМАНОВ», а не Карташов! – постучал по микрофону Лебедев. – А то, что Лахтин там везде видит фамилию Карташова, ну это…». «Спасибо», - признал ошибку, прищурившись над томом, Лахтин.

И опять допрос потек своим чередом. Лахтин спрашивал почти о каждой строчке, опять повторялись вопросы о тех же фамилиях, о тех же встречах… «Послушайте, Валерий Алексеевич! Может быть, вы перечислите интересующие вас страницы, дадим свидетельнице пять минут, чтобы она ознакомилась с ними, а потом вы зададите стандартные вопросы?» - предложил выход судья. – «Не, мне еще немножко осталось», - заявил прокурор. И продолжил заниматься тем же самым. Все уже сочувствовали Инессе Добродеевой. Судья не знал, куда деться от происходящего.

«После совещания обсуждался характер совещания?» - спрашивал Лахтин. – «Валерий Алексеевич! КАК можно ПОСЛЕ совещания обсуждать характер совещания?!» - поражался лингвистическим изыскам прокурора судья. Публика смеялась.

«Ваша честь! – наконец не выдержала Добродеева. – Я ТЕХНИЧЕСКИЙ секретарь! Я никогда не интересовалась ни письмами, ни характером встреч…». – «Я это уже давно понял!» - согласился судья. Зал смеялся. Одному Лахтину это было непонятно – он продолжал идти дальше по датам и фамилиям.

«А вот тут записи «праздник, праздник…» видимо, майские праздники. Понятно, праздник, радость… - смешил зал прокурор. – А после праздников написан Крайнов….почему?» - «Ну, после праздников я вообще не могу вспомнить!» - смеясь, отмахнулась свидетельница. – «А вот тут еще Яблоневый сад…праздник…» - крутился вокруг да около прокурор. – «Ему что-то в глазик попало! Нет там Яблоневого сада!» - заявил в микрофон Платон Лебедев. - «Все, Лебедев, разобрались уже. Нет здесь Яблоневого сада!» - смеялся Лахтин. А над ним – зал.

Публика уже давно поняла, что прокурор Валерий Лахтин избрал тактику издевательства над свидетелем, изучая записи каждой страницы еженедельника.

«А вот тут Голубович, Дрель…они тут в группе указаны…» - формулировал вопрос Лахтин.

«Ваша честь! Уже непонятно, о чем речь вообще!» - не выдержал Платон Лебедев. – «А так… - покрутил руками перед собой судья, - между собой…Валерию Алексеевичу уже безразлично, есть это в протоколе или нет!». – «Можно перерыв на 10 минут!» - сердитым голосом попросила Ибрагимова, видимо, надеясь в антракте вразумить коллегу. – «Думаете, поможет?» - спросил судья. И перерыва не дал – Лахтин обещал «уже вот сейчас закончить». Продолжили в том же духе.

«Приходил ли Гришин к Лебедеву?» - спрашивал Лахтин. – «Гришин?!! Это секретарь Гришина…» - поражалась секретарь. - «А! Невзлин! Невзлин приходил к Лебедеву?…» - исправлялся прокурор. Зал расхохотался.

Судья, снова не выдерживая, предлагал уйти всем на обед. И еще раз выдвигал свою идею дать свидетелю изучить ВСЕ нужные листы, а уж потом прокурор задал бы, обобщив, свои вопросы. - «Как это ТЕХНИЧЕСКИ совершить?! Я понятия не имею!!! Я, выборочно подготовившись к допросу, показываю…здесь разные листы…» - переживал Лахтин. – «Мы не понимаем друг друга! Продолжайте!» - сердился судья. – «Если в УПК будет отражено, как осуществлять представление этих доказательств, другое дело! Я предъявляю как могу! Если законодатель не догадался, это не моя проблема! Проблема законодателя!» - предъявил претензии уже и к законодательной власти мученик-прокурор Лахтин под смех публики. Судья уже даже не нашелся, что сказать. «Надо писать президенту!» - хохотал Платон Лебедев.

«А что тут за записи «кредиторы бунтовали»…Это про что? Не бойтесь, ничего страшного, если вы дадите показания!» - нависая над трибуной и свидетельницей, увещевал Добродееву Лахтин. Зал снова грохнул смехом.

А Валерий Лахтин уже плавно перешел от первого еженедельника ко второму в том же томе. Шла 146-я страница… допрос прокурора шел третий час…

«У меня пока нет вопросов к свидетелю!» - наконец через 2 часа и 40 минут заявил Лахтин. По залу пронесся вздох облегчения, кто-то даже тихо захлопал в ладоши.

Несколько вопросов было у Платона Лебедева. Решили работать без перерыва на обед. Снова смотрели тот же том. На листе 47 «16 в кружочке и значится фамилия Карманов» - говорила свидетельница. – «Точно Карманов? Или Карташов, как говорил тут Лахтин?» - уточнял Лебедев. – «Кар-ма-нов!» - подтвердила свидетельница.

«Скажите, большой ли был у меня кабинет? Сколько людей там могло поместиться?» - спросил Лебедев. – «Мест, чтобы присесть было максимум два, кабинет был небольшой». – «Вы с Лахтиным обсуждали оперативку в моем кабинете. Действительно ли она планировалась в моем кабинете. Посмотрите страницу 57. И какое количество человек указано…» - «В кабинете Платона Леонидовича они бы там не поместились». – «Скажите, сколько было залов, где проходили встречи? Вот Белый зал - это мой кабинет?» - «В здании было несколько комнат. Белый зал, Синий зал, Японский зал… эти комнаты использовались для переговоров». – «Вы сами участие лично принимали в этих встречах?» - «Ни разу. Ни в какой роли мы там не участвовали». – «Просил ли я вас пересчитывать по головам участников встречи?» - «Никогда мы не стояли в дверях и не следили по списку: «Петров? Проходи!». Мы не следили. К тому же мы сидели в другом здании».

«Известен ли вам Савельев Виталий Геннадьевич?» - «Да, я работала его секретарем в банке «МЕНАТЕП-Спб»» - «Организовывали ли вы наши с ним встречи? И Лебедев Дмитрий Алексеевич известен ли вам?» - «Да, Дмитрий Алексеевич занял место Виталия Геннадьевича, когда тот ушел с поста председателя правления». – «Вот записи вы вели в ежедневнике. Я вам давал указания, как вести эти записи? Вы поясните, а то прокурор спрашивал, давал ли я вам указания вести еженедельники» - «Мы сами определяли, как нам удобно. Как вести, где кого записывать. Платон Леонидович вообще к этому отношения не имел и к ежедневнику не прикасался». – «Все, спасибо большое!» - поблагодарил Лебедев.

«Ну а все-таки, информация же от Лебедева о встречах исходила! Не по собственной же инициативе!» - тут же подал голос прокурор Лахтин. Свидетельница в сто первый раз объясняла, что или Лебедев приглашал людей на встречи, или люди просили их записать. А как вести записи, кого куда записать, на какое время, - это решали сами секретари». «Ну вот, Лебедев задал вопрос по поводу площади своего кабинета, а вот другие помещения имелись на Колпачном переулке?» - продемонстрировал Лахтин, что он и не слушал ответы свидетельницы. – «Я же поясняла. Это отдельно стоящее здание для посетителей… Красный зал, Синий зал…там и проходили совещания». – «Вы об иностранцах, которые фигурировали в записях, можете еще что-то вспомнить?» - «Нет. Я даже с ними не пересекалась». – «Фамилии этих иностранцев – вы же не по собственной инициативе их записывали?» - «Не по собственной». – «Значит, от Лебедева инициатива исходила?» - «Не только, и от других лиц, которые хотели записаться на встречу!» - «В том числе это касается и Мишеля Сублена?» - «Наверное». – «А характера взаимоотношений Сублена и Лебедева вы не вспомнили?» - «Не то, что вспомнила, я и не знаю!» - «А характер взаимоотношений этих людей с Лебедевым какой был?» – зал засмеялся. – «Не знаю» – «И вы не проявляли инициативы выяснить?» – удивлялся прокурор. – «Нет». – «Спасибо большое!», - наконец успокоился прокурор.

Наконец Инессу Добродееву отпустили. Прервались на полчаса на обед.

После возражений обвинения суд отклоняет часть ранее заявленных защитой ходатайств. Адвокат Липцер зачитывает ходатайство о направлении международного правового запроса для исследования и приобщения протокола опроса Франка Ригера

После небольшого перерыва перешли к разрешению ходатайств. Отвечал прокурор Лахтин. Сначала речь пошла о ходатайстве по приобщению к делу опроса Сары Кэри. «Приговор основывается только на доказательствах, исследованных в деле. Закон содержит перечень документов… в этом исчерпывающем перечне не содержится опрос адвокатом какого-либо лица!» – заявил прокурор. «Защитники указывают, что непосредственное участие Сары Кэри в процессе невозможно, поскольку у нее тяжелое заболевание, она находится в больнице… таким образом, защитники ставят под сомнение вообще адекватность поведения Сары Кэри во время опроса адвокатами. Опрос Сары Кэри, имеющей тяжелое заболевание, противоречит этическим нормам и ставит по сомнение профессиональный уровень защитников…» - цинично заявил Лахтин. Адвокаты, возмутившись, качали головами. Зал тоже тихо возмущался. «Тактика защиты понятна. Они просто не получили нужные им ответы от Костюшко-Моризе, не доказавшего суду свой статус независимого директора. Суд обоснованно отклонил ходатайство о приобщении опросов Хантера и Мизамора, полученных с нарушениями законодательства. Не добившись допроса в суде Дайджеса и Лопашенко, в целом они не могли поставить под сомнение решение аудитора «Прайсуотерхаускуперс» об отзыве заключения, обоснованность которого очевидна для представителей бизнес-сообщества во всем мире. Посредством допроса Сары Кэри защитники пытаются дискредитировать действия аудитора, хотя она сама не является аудитором и не принимала участие в составлении данной отчетности. Защитники действительно имеют право осуществлять опрос лица с его согласия, но только на территории Российской Федерации. Сара Кэри была опрошена в США. Произведенный опрос адвокатом без предупреждения соответствующих компетентных органов – нарушение норм!» - читал Лахтин. Прокуроры просили в ходатайстве отказать.

Касательно ходатайства о приобщении копий постановлений федерального арбитражного суда Поволжского округа - этот документ, заявил прокурор, является «недопустимым доказательством». А само постановление «не имеет преюдициального значения» и «не является обстоятельством, подлежащим доказыванию в данном деле», заявил Лахтин. Так что и в этом ходатайстве прокуроры просили отказать.

По третьему ходатайству говорил Вячеслав Смирнов – это было ходатайство о приобщении к делу документов с информацией о ценах, применявшихся «Роснефтью» и ее дочерней компанией «Пурнефтегаз», и ценах «Сибнефти» и его дочерней компанией «Ноябрьскнефтегаз». «По нашему мнению, в удовлетворении ходатайства необходимо отказать. Цены «Роснефти» и «Сибнефти» не могут служить критерием для определения цен купли-продажи нефти в тот же период времени применяемых в ЮКОСе. Нет доказательств, что эти цены могут служить эталоном для компании ЮКОС. И было бы экономически неверно сравнивать цены компаний, которые работают в разных регионах России», - заявил Смирнов, хотя следствие и прокуроры считали при этом вполне нормальным сравнивать цены не то что в разных регионах страны, а в разных странах в России и в Роттердаме.

Еще Смирнов не смог смолчать и по поводу сегодняшнего утреннего выступления Ходорковского. «И по поводу прозвучавшего сегодня нам в упрек заявления Михаила Ходорковского. О том, что мы вроде должны поддерживать обвинение только по хищению, в чем я с ним согласен, но мы оперируем при этом понятиями хозяйственной деятельности, в том числе «прибыль», «рентабельность» и так далее… Мы проверяем доказательства, и поэтому мы должны заниматься в том числе и хозяйственной деятельностью – прибылью, выручкой… я считаю, что это нормально», - высказался Смирнов.

В итоге суд отказал в приобщении опроса Сары Кэри, так как «не находит законных оснований для признания опроса в качестве вещественного доказательства». Отказал и в приобщении материалов арбитражного суда – «так как не находит законных оснований приобщить их «в форме «извлечения из постановления» арбитражного суда», - сообщил судья. Наконец, суд отказал и в ходатайстве о приобщении материалов по ценам, поскольку «они не являются эталонными».

Затем высказался Вадим Клювгант. Он напомнил, что не разрешенными остались еще три ходатайства от 2 августа. «Второе, выступая сейчас с возражениями против приобщения судебного акта, прокурор Лахтин подробно ссылался на документ (а также давал оценку доказательственного значения), отсутствующий в материалах дела. Таким образом, с учетом равноправия сторон, мы надеемся, что прокурор Лахтин больше не будет прерывать адвокатов во время заявления ходатайств выкриками о том, что нельзя ссылаться на документы, не находящиеся в материалах дела, во время заявления ходатайств. И наконец третье. В выступлении по поводу приобщения опроса Сары Кэри содержался ряд измышлений, которые даже по его пониманию этики являются просто кощунственными! Люди, которые не стесняются тут представлять протоколы допросов, которые они проводили с людьми, находящимися на больничной койке, - с Шейко, Карасевой, - и те, которые что сделали с Алексаняном, рассуждают о неэтичных действиях защиты и придумывают, что защита опрашивала человека, который ТОГДА находился в болезненном состоянии. Это откровенная ложь, которая останется на совести произнесшего ее и ответ ему придется держать перед другим судом, потому что Сара Кэри на следующий день после того как было заявлено наше ходатайство, к нашему прискорбию скончалась». Судья вскинул голову и посмотрел на адвоката Клювганта. Повисла тишина. «Так что пусть теперь прокурор Лахтин объясняет в другом мире, что у него было вместо совести при произнесении этих слов!», - закончил свое выступление Вадим Клювгант. Снова все молчали. Лахтин, посмотрев какое-то время на адвоката, снова уткнулся в компьютер.

«Государственные обвинители, когда будете готовы высказаться по ранее заявленным ходатайствам?» - потребовал судья ответа от прокуроров. – «Ну, вероятно завтра, во второй половине дня», - пообещал Лахтин.

Затем высказался Платон Лебедев с возражениями против действий суда. «Отказ в удовлетворении ходатайства защиты об истребовании данных антимонопольной <…> со ссылкой на то, что цены «Роснефти» и «Сибнефти» не являются эталоном, является незаконным заведомо. Поскольку в российском законодательстве понятие эталона цен нет вовсе. А предмет, рассматриваемый в процессе, статья 160 УК, предмет ценообразования не затрагивает вовсе. Предмет ценообразования – это предмет действительных сделок! Что вам, я полагаю, заведомо известно».

Наконец слово передали адвокатам. Липцер зачитала ходатайство о направлении международного правового запроса для исследования и приобщения доказательства: «20 мая 2010 года Хамовническим судом гор. Москвы было удовлетворено ходатайство защиты о вызове в суд для дачи свидетельских показаний гражданина ФРГ Франка Ригера». Она напомнила, что свидетель Франк Ригер так за два месяца в Хамовнический суд и не прибыл. Но Франк Ригер доводит до сведения суда, что узнал о своем вызове в суд через СМИ, а повестка из суда ему не приходила. И только официальная повестка является гарантией его неприкосновенности. «Я хотел бы быть полезным суду при установлении истины в указанном процессе, поскольку я несколько лет проработал в нефтяной компании ЮКОС на разных ответственных должностях», - отмечал господин Ригер в своем письме. Ригер просил обеспечить допрос его на территории Германии через прямую видеотрансляцию, надеясь, что поскольку сторона обвинения не возражала против его вызова в суд, его просьба не вызовет отторжения.

Адвокат Липцер отмечала, что законодательство позволяет с помощью видеоконференции провести допрос. «В ходе расследования настоящего уголовного дела видеоконференция успешно применялась неоднократно, в том числе для обеспечения участия в заседании Верховного Суда РФ наших подзащитных М.Б.Ходорковского и П.Л.Лебедева, находившихся в тот момент читинском следственном изоляторе… Заявляя данное ходатайство, защита учитывает и вероятное отсутствие непосредственно у Хамовнического суда технической возможности для проведения допроса по видеоконференцсвязи. На этот случай мы просим провести выездное заседание суда в здании Московского городского суда, как это было не так давно сделано тем же Хамовническом судом по делу Т. Ониани, которое слушалось в соседнем зале».

«Я прошу прервать защитника Липцер! МЫ переходим к тому же, чем защитники занимались ранее! – встал Лахтин. – Защитники, не добившись приобщения к делу объяснения Ригера, фактически зачитывают текст объяснения протокола опроса Ригера, не приобщенного судом, ссылаются на документ, который не исследовался судом, что является нарушением уголовного законодательства…». - Адвокаты высказывались, пытаясь прервать прокурора, но судья шептал «тихо» и давал прокурору выговориться. Наконец тот замолчал. «У вас все?!!» - хором воскликнули и адвокат Липцер, и судья Данилкин. – «Пожалуйста, продолжайте!» - тут же передал слово адвокату председательствующий. Но еще хотел высказаться Платон Лебедев: «Так недопустимо делать, когда прокурор еще советует и дает указания моему защитнику, КАК он должен реализовывать мою защиту! Я его в свои адвокаты не приглашал, я веду расследование против него о совершении им преступления. И второе. Его коллега Каримов уже получил два постановления Европейского суда. В отношении пыток в отношении Алексаняна и в отношении Гарабаева. Оба дела ведет Каримов. Я довожу это до вашего сведения, Ваша честь, в том числе потому что и иные обстоятельства у нас имеются, не только в этой части, которые заставляют защитников, когда им прокуроры и следователи не помогают, выезжать за пределы РФ и получать показания от свидетелей, которые являются иностранными гражданами».

Затем адвокат Липцер продолжила читать ходатайство. Она зачитала то, что говорил Франк Ригер в его опросе. Он говорил о том, что «при осуществлении финансового контроля службами, находящимися под моим функциональным руководством, никаких существенных отклонений физических и финансовых показателей, относимых к объемам производства, транспортировки, переработки и торговли нефти и нефтепродуктами, установлено не было». Цены, установленные между контрагентами, в обязательном порядке соответствовали требованиям законодательства РФ. «За время всей моей деятельности в компании ЮКОС и вплоть до момента появления неожиданных налоговых претензий в конце 2003 года, никаких претензий по поводу взаимоотношений контрагентов по торговле нефтью и нефтепродуктами, как между предприятиями, входящими в периметр консолидации компании ЮКОС, так и по отношению к третьим лицам, не предъявлялось», а подтверждение этих слов «можно найти соответствующих учетных записях любых предприятий, принимающих участие в бизнес отношениях с предприятиями компаний ЮКОСа».

«Я лично отвечал за процессом консолидации финансовой отчетности. Никаких замечаний после публикаций консолидированной финансовой отчетности от аудиторов компаний не поступало. Поэтому у меня вызывает большое удивление отзыв аудиторских заключений консолидированной финансовой отчетности со стороны PWC в 2007 году», - говорил Франк Ригер.

Господин Ригер вспоминал обыск в «ЮКОС-ФБЦ». «Сотрудники ЮКОСа вынуждены были прекратить работу. С моей точки выемка документов велась бессистемно. Представители правоохранительных органов, участвовавших в обысках, просто клали все документы в коробки и уносили их. Коробок с документами было столько, что их вывозили грузовиками из каждого управления. У компании не осталось почти никаких документов, в том числе и копий, которые могли бы подтвердить ее позицию в судах по налоговым претензиям. На сколько мне известно, документы ЮКОСу так и не вернули», - говорил Ригер.

«Никаких экономических причин банкротить ЮКОС не было, - говорил Ригер. – Все это было связано с желанием и политикой властей отобрать ЮКОС у акционеров». «У меня складывалось впечатление, переходящее в уверенность, что против ЮКОСа действует спланированная акция», - считал Ригер, вспоминая, что налоговики, к примеру, специально присылали перед выходными требования выплатить налоги в два дня, или не давали месяцами справки об уплаченных налогах, а справки эти нужны были аудиторам «Прайсвотерхаус». Ну а потом «Прайсвотерхаус» отозвал свое заключение…

Ригер рассказывал, что в мае 2006 уже находясь на другой работе, он должен был вылететь в командировку в Лондон, однако, его задержали на паспортном контроле. Отобрав паспорт, ему предложили проехать для допроса в Следственный комитет. Следователь Русанова, ведшая допрос, объяснила, что он не имеет право нанять адвоката или встретиться с представителем посольства, поскольку допрашивается как свидетель.

«Все вопросы, которые мне задавала следователь Татьяна Русанова, были на тему того, могу ли я подтвердить, что Михаил Ходорковский похитил большую сумму денег. Русанова показывала мне заготовленные ответы на свои вопросы и просила меня подтвердить написанное. Например, Русанова попросила подтвердить, что Ходорковский украл несколько миллиардов долларов. После нескольких часов допроса, она опять попросила подтвердить, что Ходорковский украл миллиарды», рассказывал Ригер.

Валерий Лахтин слушал с большим интересом, несколько раз сдерживая смех.

Судья, сняв очки и откинувшись на спинку кресла, слушал.

«Считаю своей гражданской обязанностью дать показания на процессе. В моей стране внимательно следят за процессом, мне думается, что было бы полезно удовлетворить мою просьбу», - завершал свою речь Ригер.

Адвокаты в результате ходатайствовали о внесении запроса в компетентные органы ФРГ о допросе в режиме видеоконференции свидетеля со стороны защиты Франка Ригера, а также об исследовании и приобщении к уголовному делу протокола опроса Франка Ригера.

Затем высказался Михаил Ходорковский. «Я бы хотел устно заявить еще раз ходатайство, которое сегодня вами было отвергнуто, по поводу запроса цен, применявшихся в сделках «Роснефтью» и «Сибнефтью» с 98 по 2003 год. Я откровенно хочу сказать, что меня больше волнуют основания вашего отказа, чем сам отказ. Я заявляя данное ходатайство, обращаю внимание суда на факт, что понятие эталонных цен в Российской Федерации отсутствует. Также понятие «эталонная цена» не применяется и по отношению к любой другой цене, указанной в обвинительном заключении, в частности, для цен в порту Роттердама. Также я хотел бы обратить внимание суда, что и в части утверждений о том, что цены «Роснефти» и «Сибнефти» недостаточно проверены или стороне обвинения неизвестно, насколько они проверены. Хочу обратить внимание суда, что цены, на которые ссылается обвинение, в Роттердаме, истекают из сделок, которые не проверялись нашими органами, по крайней мере, нашему суду об этом ничего не известно. При подобном подходе суда к вопросу базы для сопоставления цен таковой не может существовать в принципе. Поскольку любые цены, в том числе отраженные в материалах дела как сведения из государственной статистической отчетности, складываются из цен сделок, каждая из которых в отдельности либо не проверялась следственными органами, либо уж о факте такой проверки суду ничего не известно. Поэтому, я полагаю, что для суда было бы важно знать, являлись ли цены, применявшиеся ЮКОСом для приобретения нефти у своих дочерних добывающих предприятий уникально низкими, то есть сильно отличавшимися от цен других производителей, из которых и складывается средняя цена производителей, отраженная в статистической отчетности. Либо эти цены, я имею в виду цены ЮКОСа, лежали в интервале цен, которые не поставлены никакими органами государственной власти под сомнение, и не могут быть поставлены на сегодня, потому что срок давности истек, и соответственно являются добросовестными! Именно из этих соображений я еще раз обращаюсь к суду с просьбой рассмотреть данное ходатайство, и если суд сочтет необходимым нам в нем отказать, то привести те мотивы для отказа, чтобы мы могли понять, что же суд хочет знать, чтобы выяснить, совершали ли мы преступление или не совершали».

Добавил и Платон Лебедев: «Я вспоминаю по памяти, я, кажется, говорил уже здесь в суде, что главным маркером, или эталоном, на европейском рынке являются цены на нефть марки Брендт, которая добывается в Северном море. Это не в РФ. Цены на российскую нефть Юралс являются производными от эталона Брендт. Это мне даже не нужно доказывать и рассказывать, это рассказывает каждая нефтяная компания, за счет чего существует разница между ценами на российскую нефть в западной Европе и на нефть, которая добывается в западной Европе. Я хочу избежать неточных формулировок судебных решений. Второе. Я поддерживаю и ходатайство защиты в отношении Франка Ригера. При этом, Ваша честь, я прошу особое внимание обратить вот на что. 2,5 месяца прошло, как вы удовлетворили ходатайство о направлении ему повестки. Однако она ему так и не дошла. Сегодня я услышал еще одну информацию, что и иным лицам, которые находятся на территории Российской Федерации, повестка не дошла. Таким образом, все аргументы, которые Франк Ригер приводит в обращении к вам, я считаю уместными в сложившейся ситуации. <…> Ваша честь, отнеситесь к последнему ходатайству защиты по поводу Франка Ригера с пониманием».

На этом заседание было завершено. Следующее заседание состоится в пятницу в 10.00 утра.