Назначенное на 9.30 утра заседание началось в 10.00. Чего-то ждали. Наконец судья вышел в зал. «Государственные обвинители готовы высказаться по заявленным защитой ходатайствам?» - спросил судья прокуроров. От прокуроров присутствовала одна Ибрагимова. «Все отзывы здесь, почему он не в заседании, я не знаю, - пожимала плечами и указывала на пустой стул Лахтина Ибрагимова. – Выступает Лахтин…». Судья передал слово адвокатам. «Мы просим допросить свидетеля Василиадиса Игоря Валентиноса», - заявил адвокат Алексей Мирошниченко. В этот момент в зал вошли Лахтин и Смирнов, но возвращаться к вопросу о ходатайствах уже не стали. – «В связи с чем?» – спросил Данилкин адвоката о цели допроса Василиадиса. - «Он работал в ЮКОСе», - обошелся кратким пояснением Мирошниченко. – «Пожалуйста, приглашаем», - распорядился судья.

Взлохмаченный молодой брюнет в очках вбежал на трибуну. Поздоровавшись, он представился. Допрос вел адвокат Мирошниченко. «Некоторые вопросы вам могут показаться странными, но пусть вас это не смущает, это связано с содержанием предъявленных обвинений», - пояснял адвокат. – Имеются ли какие-то обстоятельства, зависимость, заинтересованность, предвзятость, которые бы препятствовали вашим объективным ответам?». – «Нет, никаких обстоятельств, которые бы препятствовали моим объективным ответам, нет, отношение к подсудимым у меня нейтральное, никаких обид на них я не имею, хотелось бы максимально объективно ответить на вопросы защиты», - подробно отвечал Василиадис.

Свидетель рассказал, что с 1996 года развивал одну из самых успешных информационно-технологических компаний «Город-Инфо», которая занималась созданием IТ-структур. «ЮКОС была одним из крупных компаний тогда, и мы разрабатывали для ЮКОСа различные интернет-ресурсы, например, сам сайт ЮКОСа, который был призван максимально точно и адекватно представлять отчетность внешнему рынку и акционерам. В 99 году было принято решение более тесно сотрудничать с ЮКОСом и созданной компанией «Сибинтек», в 2000 году я решил полностью перейти в «Сибинтек». Летом 2000 года я стал первым вице-президентом «Сибинтека». Я занимался реструктуризацией 74 объектов ЮКОСа, несущих на себе IT-функции по обеспечению контроля; непосредственно обработка информации, полученной в результате добычи, переработки, транспортировки нефти, формализация логистики и т.д. Практически каждый момент в деятельности большой корпорации должен быть освещен и четко передан по всей логистической цепочке, чтобы предоставить достоверную и наиболее полную информацию акционерам и всем звеньям цепи. На момент моего прихода в «Сибинтек» в ней было около 40-50 человек, мы в итоге создали мощную компанию со штатом 2600 человек и с 16 филиалами на территории РФ. В 2002 году я перешел в дочернюю компанию «Сибинтека», это больше касалось уже фондового и финансового рынка».

Василиадис рассказал, что «Сибинтек» имел четкую филиальную структуру, и в то же время соответствовала функциям и потребностям НК ЮКОС в обеспечении информационных потоков. «Мы имели и в филиалах и у себя четкую привязку к структурным подразделениям ЮКОСа. Но в тоже время, и сама компания создавалась изначально, ее деятельность была связана с ведением нескольких направлений деятельности. Одно из них было перенос всех наработанных структур и технологий на внешний рынок. Изначально вся компания разделялась по функциям для того, чтобы мы могли, нарабатывая нечто внутри компании ЮКОС, представлять это на внешнем рынке. Плюс нашей функцией были сократить последствия от оптимизации кадровой политики на местах. Компания приводилась к международным стандартам, и много людей высвобождалось. Многие функции, которые компания вынуждена была осуществлять своими силами либо выносились за ее рамки, чтобы оптимизировать расходы, либо просто перестраивались. Разрабатывались планы, функции… мы были как бы буфером. Люди могли обучиться новым специальностям, либо работать в других подразделениях и создавать нечто полезное для общества, но не обязательно в привязке к финансовым потокам ЮКОСа, - рассказывал свидетель. – Для нас сложной была оптимизация, которую мы проводили внутри самой компании, основной задачей для нас было снизить количество хищений, которые при госуправлении очень часто происходили на местах, усилить контроль за добычей и хранением. Также мы занимались бездокументарным документооборотом. Эти функции на местах были важны для контролирующих органов, постоянно находившихся в каждом регионе присутствия компании. Минтопэнерго агрегировал информацию и Госкомстат… а информация – это все, она позволяет оценивать как итоги деятельности компании, так и производить внутрикорпоративное планирование. Нами создавались регламенты по использованию и дальнейшей передаче информации, создавались хранилища данных. ЮКОС, как вы знаете, была огромная компания, с несколькими сотнями тысяч человек, множеством подразделений, ряд которых достались ЮКОСу в плачевном состоянии… мы все это приводили к мировым стандартам. За два-три года это было приведено к тому виду, который компания имела к 2002 году… - я считаю, что это Сталинград! Боролись на каждом уровне, но создали структуру, где все работало как часы».

На вопрос адвоката о степени его осведомленности о компании свидетель пояснял, что, естественно, как любая компания, ЮКОС тоже обладала коммерческой тайной. «Но поскольку мы занимались информационно-технологической основой, и даже отслеживали точность приборов, то, наверное, степень доступа к информации была самой высокой. Михаил Борисович Ходорковский уделял всегда самое сильное значение достоверности информации, актуальности, и выведению случаев, когда недостоверность информации могла регулироваться кем-то еще, кроме компании, когда недостоверность показаний приборов или, скажем, в сборе информации могла привести к каким-то неточностям, это должно было быть видно, так как это основа для хищений», - отвечал Василиадис. – «Вам приходилось знакомиться с финансовой отчетностью ЮКОСа, в том числе консолидированной?» - «Безусловно. Доступ к информации на уровне уже консолидированной отчетности был, тесно взаимодействовали с финансовой и юридической службами ЮКОСа по договорам и регламентам». – «Кто руководил компанией ЮКОС в период вашей работы в «Сибинтеке»? Известно ли вам?» - «Безусловно, мне известно, - улыбнулся свидетель, - на первом месте находился Михаил Ходорковский… должности его менялись, но должности зависят от реструктуризации компании. Но, безусловно, Михаил Борисович Ходорковский был главой компании. Кроме того, конечно была и коллегиальность принятия решений. Были люди, отвечавшие за каждое подразделение в компании. Например, подразделением отвечающим за добычу руководил президент ЮКОС-ЭП, а за переработку – Бычков. Но коллегиальность принятия решений и вертикальная интеграция подразумевала, что все знали, кто руководитель компании». - «Какие отношения были у вас с Михаилом Ходорковским». - «Только деловые, мы с Михаилом Борисовичем встречались на совещаниях, где мы получали четкие указания по нашему роду деятельности, отчитывались перед ним об итогах работы, выходили с какими-то проектами… Я вообще знаю очень мало руководителей такого масштаба, которые бы столь дотошно и скрупулезно подходили к своим функциям, настолько правильно и четко могли поставить задачу. Человек всегда поражал тем, что был всегда в курсе даже тех мелочей, которыми мы занимались». – «А с Лебедевым Платоном Леонидовичем вы знакомы?» - «Да, мы тоже знакомы. Мы больше взаимодействовали с Михаилом Борисовичем Ходорковским, Платон Леонидович был одним из акционеров компании, он был больше в GML. Лебедева я считаю в какой-то степени своим наставником, он мне очень интересен как человек с огромным опытом в финансовой и промышленной сфере. В интересы МЕНАТЕП Лимитед мы тоже внедрялись. Наработки для ЮКОСа были интересны и для них. Контакты у нас были на деловой основе».

«Известно ли вам, кто руководил в ЮКОСе блоком добычи и блоком переработки?» - спросил адвокат. Свидетель сказал, что у него есть даже заметки, показав стопку бумаг. «Например, Бейлин – это добыча, ЮКОС-ЭП, а Бычков это ЮКОС-РМ, то есть переработка. Ни у кого не было сомнений, что эти люди действительно руководят, выполняют свои функции, мы с ними пересекались по работе». Свидетель перечислил и добывающие предприятия ЮКОСа: «Томскнефть», «Юганкснефтегаз», «Самаранефтегаз», «Востсибнефтегаз», «Саханефтегаз», «Арктикгаз», «Уренгой»… «ЮКОС был ВИНК, были ресурсы, которые позволяли добывать, перерабатывать, конечно же, сбыт, ведь главное слабое место у ЮКОСа еще в ее предыдущем состоянии - постоянная конкуренция между добывающими подразделениями в попытках самостоятельно выйти на внешний рынок, ВИНК полностью упорядочила эту структуру», - пояснял свидетель. «Я для себя вообще-то список структур компании держал, - кивнул, усмехнувшись, Игорь Василиадис на свои записи, - перечислить все компании?».

«Не могли бы вы описать ваше видение смысла этой вертикальной интеграции и рассказать о ней? Наносило ли это вред или пользу?» - «Безусловно, приносило пользу, - усмехнулся свидетель, - мы, Россия, не находимся где-то на задворках истории, не работаем по методам опричников… мы сблизились с мировым стандартом… наша задача интегрироваться в мировое сообщество, разговаривать с ним на одном языке… Любые акционеры заинтересованы и в отчетности по понятным сценариям и в самой корпоративной структуре, которая не вызывала бы вопросов по своей оптимальности, акционеры должны быть уверены, что структура действует максимально оптимальным способом. Если компания дезинтегрирована, то каждое ее подразделение конкурирует между собой, хотя они и могут быть заинтересованы в одном результате» - «Я просил бы вас давать показания по нашему делу!» - решил ограничить свидетеля судья. – «Я и говорю о нашем деле. Говоря о ВИНК, мы говорим о самом оптимальном способе построения. Это уже выработано десятилетней практикой за рубежом. Перенося эти структуры в Россию, которая нуждалась тогда в оптимизации структур, вертикально-интегрированная компания является спасением. Важен вопрос оптимизации прибыли для акционеров, оптимизации рисков для добывающих и перерабатывающих предприятий. Важна оптимизация ресурсов - при минимальных затратах труда получать максимальные результаты. Вертикально-интегрированная компания для этого и создается. Не зря сейчас по этому принципу построены все нефтяные компании России», - продолжил сообщать подробности свидетель.

Василиадис сообщил, что «ЮКОС-ЭП», «ЮКОС-Москва», «ЮКОС-РМ» были не формальные, а реально действующие структуры. Они управляли активами, которые находились в управлении. «Я, создавая регламент, убедился в том, что само построение настолько четко отслеживалось, пресекалось любое пересечение в сферах деятельности, четко были распределены функции. Это были реально действующие компании». – «Как на примере компании ЮКОС работала оптимизация управления?» - «Я сейчас по этому направлению не готовился, не могу привести статистические данные. Но они легко находимы в открытых источниках. Можно начать с того, что результатом такой структуризации ЮКОСа и правильного стимулирования структур, когда деньги вкладывались в добычу и переработку, весь процесс был прозрачным, результаты были непревзойденные. ЮКОС был первый по росту добычи всегда. А тогда это было важно. Тогда цены на нефть в обвальном состоянии были абсолютно. Руководству ЮКОСа приходилось выделять для добывающих предприятий средств больше, чем по договорам, потому что часто цены были неожиданными после обвальных падений. Именно за счет консолидации, публичного акционирования, распределения средств, добывающие компании смогли пережить критическое состояние и добиться впечатляющих показателей. Если рассматривать ЮКОС в сравнении с другими компаниями, работавшими тогда на рынке, мы можем сказать, что тогда ЮКОС был лучшим на рынке. Разделение структуры ЮКОСа на «ЮКОС-ЭП», «ЮКОС-РМ», «ЮКОС-Москва» имело позитивные результаты».

На вопрос адвоката о том, в чем именно выражались позитивные моменты, снижение рисков для добывающих подразделений, свидетель рассказывал: «Сначала мы должны сказать о том, как было до того, пока компания не стала превращаться в ВИНК. До этого добывающие подразделения имели некоторую свободу, в том числе по собственной продаже, это привело к тому, что в регионах процветало гигантское воровство, были большие недоборы, все регламентные показатели по испарению, по потере при транспортировке, добыче… параметры были на таком низком уровне, что это создавало большую свободу для манипуляций. Надо было свести это к минимуму. И еще добывающие подразделения подвергались рискам, что произведенные ими затраты будут им в убыток. И вот это внутрикорпоративное хеджирование, когда есть договор, когда добывающее предприятие четко знает, сколько получит за добытую нефть, работники будут стимулированы, т.е. они понимают, что их результаты зависят только от добычи, а не от того, почем будет продана их нефть. То есть не было такого, что вот я нефть добыл, пришел домой, а потом не буду спать оттого, что нефть на каком-то рынке обвалилась. Голова о том, как будет продано должна болеть у сбытовых предприятий, но никак не у добывающих. И переход на единую акцию повлиял, и другие вещи… то есть они были уверены, что чем больше они добудут, тем больше заработают, вне зависимости от конъюнктуры цен. И не будет это зависеть от каких-то региональных структур, которые вокруг них плодились в свое время. И это часто исключало воровство. Внутри консолидированной структуры это было исключено».

«Что вы можете рассказать о формировании в компании регламента, процедур?» - «Наш основной функционал был в подготовке процедурной интеграции компании. «Сибинтек» формировал и регламенты, и с помощью самых высокотехнологичных средств на тогдашнем рынке формировала структуру и оптимизировала ее. Если говорить о прозрачности, то вся деятельность была направлена на то, чтобы избежать бумажного документооборота внутри компании. И это было правильно абсолютно. Если мы имеем единую базу документов и данных, если мы обеспечиваем сегрегированный доступ, охраняем секреты, то это позволяет сильно оптимизировать структуру. Что кается регламентов, то их разработка была открытой процедурой, контролируемой, утверждалась на основе единых регламентов, для каждого подразделения независимо от регионов, это упрощало и отчетность, и затем сбор данных. Регламенты разрабатывались во всех сферах. Они явились скелетом, на котором создавалась ВИНК. Регламенты не возникали на пустом месте – привлекались эксперты высокого уровня, они приводили это в соответствие с лучшими мировыми прецедентами. Компания становилась все более привлекательна на мировом рынке и в России – потому что была прозрачна, имела стандарты отчетности понятные всем, имела внутренние регламенты, которые показывали любому акционеру, что ничто не может пропасть просто так: добывается, перерабатывается, продается… все внутри компании, все консолидировано».

«Расскажите о порядке принятия решений в ЮКОСе и управленческом контроле за их исполнением». – «Ну, тут можно целую книгу об этом написать…» - «Попробуйте!» - предложил адвокат. – «Хорошо», - рассмеялся Игорь Василиадис, и подсудимые тоже улыбнулись. Свидетель отвечал: «Если компания абсолютно прозрачна и работает на основе формализованных регламентов, систему постановки задач, систему контроля исполнения и результатов, то она уже обречена на успешную деятельность, потому что занимаясь своей профильной деятельностью, она будет получать те результаты, которые планировались. В любой крупной корпоративной структуре существует большая проблема делегирования полномочий. В такой крупной компании как ЮКОС этот вопрос был злободневным. Структурировался доступ к информации, необходимой для исполнения поручений, поручения имели четкую иерархию исполнения, информационные потоки систематизировались, составлялись в сводки и позволяли принимать решение… Находясь сейчас в информационном мире, систематизация, анализ и сбор информации, и ее вариант представления сильно влияет на восприятие руководством. В ЮКОСе это было настроено на максимальную прозрачность и четкую иерархию исполнения. Поэтому и были высокие результаты». – «По вашему мнению, насколько полностью все это соблюдалось, насколько эффективным был контроль за исполнением?» - «Существовали на каждом этапе всевозможные пункты контроля. Регламенты исполнялись жестко, но в то же самое время компания не может гарантировать стопроцентное исполнение регламента, для этого и существуют контролирующие органы. Компания находилась в тесном контакте с Минтопэнерго... Если говорить о соблюдении регламентов в компании, то у нас было много внутренних органов контроля. Каждое подразделение на уровне руководства конечно заинтересовано в исполнении регламента. Всегда пытались сетевые процессы вывести за сферу деятельности регламентов, особенно в регионах, где люди не до конца понимали, зачем нужно действовать в соответствии с какими-то процессами, спускаемыми из центра, а не делать так, как это было принято у них раньше, по старинке. Одной из главных задач и было, поэтому, приведение регламентов в жизнь. Для такой крупной компании, где работали сотни тысяч людей, довести исполнение регламента до стопроцентного исполнения, - это был определенный подвиг».

«Что вы можете рассказать об открытости компании?» - «Мы занимались, например, тем, чтобы привести сайт ЮКОСа в максимальное соответствие с такими же порталами компаний этого же профиля. Если говорить о прозрачности внутри компании – если ты знаешь, откуда ты получаешь информацию и контролируешь ее точность, то ты не можешь получить неточной информации. Компания была прозрачна «от» и «до». Она была построена на прозрачных принципах сбора и предоставления информации уже на этапе 1999-2000 года».

«Что вам известно об отражении в публично доступных материалах данных о выручке, прибыли компании, об объемах реализации нефти?» - «Я со своей стороны отмечу, что эти данные позволяют получить информацию об итогах работы компании, даже сейчас, посидев 10 минут в интернете, а уж тогда, когда источников было больше, я мог вообще все процессы контролировать от момента добычи до реализации, не было мест, где бы информационная неточность могла бы закрасться. Если бы я почувствовал где-то неточность, все силы компании были бы брошены на ее устранение».

«А куда добывающие предприятия ЮКОСа сдавали добытую нефть?» - «Ну, это на самом деле понятный и логичный вопрос, это и в ЮКОСе, и везде. Когда нефть добыта, она передается в «Транснефть» или любому транспортирующему подразделению. Либо на переработку направляется, либо на внешний экспорт…» - «Вы очень спешите», - был недоволен судья. Свидетель замедлял темп речи, пытаясь говорить спокойнее: «В дальнейшем «Транснефть» несет ответственность и за количество переданной нефти, и за ее характеристики…»

«Что вам известно о ЦДУ ЮКОСа?» - «Мощное подразделение. Обладало блестящими специалистами. Мощный приоритет в плане обновления оборудования. Наверно, мы имели самые высокие показатели по точности контроля и точности статистических данных. Очень небольшие девиации в показателях добычи приводили к тому, что в компании менялось планирование. Все были заинтересованы в быстром и точном сборе информации».

«Осуществляли ли государственные органы контроль за объемами добычи и реализации добытой нефти?» - «Безусловно. Взаимодействие происходило с государственными органами постоянно на разных уровнях. Например, госорганы безопасности, они нас как компанию, занимающуюся информационными технологиями, обязывали устанавливать системы обеспечения сбора достоверной информации без оповещения пользователя. Мы были всегда заинтересованы в том, чтобы данные, которые мы собирали в плане статистики, они поступали в одни и те же базы данных… на каждом этапе от добычи, даже данные по закачке воды, которые раньше были источником хищений, и то они сводились в таблицы и передавались в региональные органы учета. Это создавало общую картину по извлекаемости и имело важное значение для пресечения внутрикорпоративных хищений».

Судья Виктор Данилкин слушал допрос очень внимательно, много записывал.

«При такой системе учета имелась ли возможность хищений, каких-либо неучтенных поставок нефти?» - «Если объективно рассматривать картину – может и были партизаны, которые умудрялись… но то, что было известно мне и из тех средств контроля, что я сам видел, трогал руками в регионах по всей цепочке… даже такой момент как температурное изменение объемов нефтесодержащей жидкости или нефти при хранении внутрикорпоративно был сведен на нет. Точность на каждом этапе достигала литров! Я не понимаю, как там можно осуществлять хищения. Любое хищение сразу на этапе вторичного контроля проявляется. Если даже человек врезался в трубу… но это была бы проблема «Транснефти» тогда. Ну, трехлитровую банку нефти человек может быть и может вынести, но мне трудно представить, что это возможно в промышленном масштабе», - отвечал Игорь Василиадис.

Перешли к трансфертным ценам. «Если мы говорили до этого, что мы вынуждены гарантировать добывающим подразделениям, чтобы они получили достойное вознаграждение за свой труд и были заинтересованы в повышении объемов добычи, то все эти вещи прямым образом из введения трансфертных цен и вытекают. Акционеры всегда заинтересованы в максимальной прибыли от компании. Но. Трансфертные цены, когда четко известно, по какой цене у добывающей компании это будет приобретено, заключен жесткий договор, полностью исключены риски, то в этом случае все остальная прибыль – а ведь вы понимаете, что надо вкладываться в маркетинг, в оптимизацию логистики, в информационно-технологические вопросы и во многие другие сферы – то сама практика трансфертных цен позволяет полностью исключить эту тему, когда добывающие оказываются в минусе, встает добыча и вся компания на ушах. Трансфертные цены позволяют жестко закрепить и стимулировать добычу и четко распределить расходы, то есть трансфертные цены несут очень позитивную функцию. Уже де-факто исключается вариант, когда добывающие получают меньше, чем необходимо для произведения правильной добычи. Изначально мы понимаем, что и на добычу, и на модернизацию, и на стимулирование, им денег было достаточно. А сама компания от этого имела дополнительные средства, которые вкладывала в регионы. Нужны были миллиардные вложения. Безусловно, добывающие компании получали достаточно денег, чтобы работать и быть стимулированными». – «Поступала ли выручка в полном объеме? Кем это контролировалось?» - «Во-первых, как я уже говорил, все контролировалось. Не было такого, чтобы Иван Иванович что-то там поставил Николай Петровичу и они как-то договорились. Мне не известны случаи, чтобы по внутрикорпоративным договорам предприятие не получило средств. Более того – добытчики всегда были на первом месте. Это был приоритет номер один в компании».

Свидетель рассказал, что очень много денег вкладывал ЮКОС в разработку месторождений, в Приобское, в Мамонтовское, в Советское, Эвенкия, Якутия, в трубопровод в Китай… «ЮКОС был авангардом, безусловно! Как по добыче, так и по финансовым результатам. Прибыльной компания была всегда», - подчеркивал свидетель. «В Советском Союзе было варварское по сути использование доставшихся по наследству ресурсов. А вот чем отличался ЮКОС – он постоянно вкладывал, в производственный цикл, в транспортировку, в разработку новых месторождений, зарплаты на местах были существенно выше, чем зарплаты центрального управления ЮКОСа, постоянно люди должны были чувствовать, что их благосостояние растет в зависимости от роста добычи. И дивиденды, безусловно, выплачивались», - отмечал Василиадис. «Приходилось ли вам во время работы в ЮКОСе выполнять просьбы, распоряжения Ходорковского, Лебедева или других лиц, которые бы вы расценивали как незаконные?» - «Конечно, нет. Безусловно, нет! – улыбнулся Василиадис. – Во-первых, я был просто структурной единицей. Пусть я находился на высокой позиции, но неформальных отношений не было… И вообще я не замечал склонности к этому». – «Может быть, вам приходилось принимать незаконные решения в результате принуждения, уговора? Может под влиянием обмана, который потом раскрылся?» - «Если это и происходило, то он еще не раскрылся, - пошутил свидетель. – Может это 25 кадр…». Зал тихо смеялся, а прокурор Лахтин ворчал. - «О параллельной структуре правления ЮКОСа вам что-то известно?» - «Я совершенно не понимаю, где тут может быть лазейка, чтобы внедрить там где-то принятое решение. Как его ввернуть-то, это кулуарное решение, в четко организованную прозрачную структуру? Может быть, где-то был второй теневой ЮКОС? Я такого не знаю!».

«А вам вообще известно, в чем обвиняются Ходорковский и Лебедев?» - «Я очень сопереживаю людям, которые мне дороги…но нельзя сказать, чтобы я …в целом я знаю, что в налоговой были вещи…что сейчас им инкриминируется, я до конца не знаю». – «А вам известно о хищении всей добытой нефти в ЮКОСе?» - спросил адвокат. Лахтин тут же вскочил: «Это он о чем сейчас, защитник, спрашивает? Если по поводу ОЗ, то пусть правильно цитирует!». - Свидетель внимательно, даже с интересом разглядывал прокурора. – «…Свидетеля дезориентируют, желая получить неправильный ответ! Он извращает суть обвинения!» – продолжал прокурор. Судья молчал, и Лахтин продолжал, желая услышать реакцию суда: «Я прошу или сделать замечание. Или снять вопрос! Или настроить защитника Мирошниченко, чтобы он правильно задавал вопросы». – «Вам вопрос понятен?» - наконец устал слушать прокурора судья. Лахтин сел. - «Честно говоря, после такого комментария уже…» - удивлялся прокурору свидетель. – «Вот именно!» - поддакивал Лахтин. – «Вопрос простой!» - отметил адвокат, и свидетель согласился с ним: «Я не буду ерничать, много анекдотов на эту тему…» - «И не надо, свидетель!» – советовал Лахтин.

Василиадис пытался отвечать, а прокурор снова перебивал: «Мы специалиста слушаем? Он на абстрактный вопрос дает абстрактный ответ! Он тут уже 40 минут дает ответы как специалист. Никто не вменяет Ходорковскому и Лебедеву то, что они были причастны к созданию вертикально-интегрированной компании». – «Валерий Алексеевич, у нас не прения» – заметил судья и еще раз дал ответить свидетелю. «Если отвечать просто – неизвестно, потому что это невозможно! Для каких целей у самого себя похищать нефть…Нет, неизвестно!» - «Следующий вопрос!» - объявил судья.

Перешли к стандартам компании ЮКОС. Адвокат попросил прокомментировать стандарт: «Основные положения по организации логистики нефти, нефтепродуктов и продукции нефтехимии». Но Лахтин не давал ответить свидетелю: «Какое отношение это имеет к обвинению? Порядок транспортировки не относится к механизму хищения. Пусть предъявит на бумажных носителях стандарты, которые, может быть, отражены в материалах уголовного дела!». «Если говорить о стандартах, то я сам выступил инициатором их предъявления при своих показаниях, чтобы не быть голословным», - отвечал свидетель. – «Если говорить о данном стандарте, он кажется важным, здесь четко описывается весь процесс добычи нефти, куда она попадает…»

«Я прошу пресечь, свидетель ссылается на документ, которого нет в деле! Который никакого отношения не имеет к делу!» - снова встал Лахтин. Зал загудел. – «Есть 279 часть 2, по ней свидетелю разрешается использовать документы при даче показаний! – объяснил юристу Лахтину судья Данилкин. – Потом суд анализирует данные показания!». Тогда Лахтин пошел другим путем: «Вообще непонятно, что он цитирует!». – «Слушать надо!» - возмущался зал. «Потише в зале!» - встал пристав. А Лахтин выдал третий свой протест: «Я прошу снять вопрос! Это затягивание судебного заседания! Чтобы до обеда дотянуть допрос свидетеля, не имеющего отношения к делу!» - швырнул авторучку на стол прокурор и уселся. Зал возмущенно гудел. Но судья вопрос не стал, и допрос продолжался.

«Здесь у меня есть несколько стандартов, но один из них наиболее важен. В организации логистики нефти четко отслеживается, что с нефтью ничего странного не происходит, что она не исчезнет, не будет утаиваться. Здесь четко отражено, где она оказалась, после того как была добыта, как это контролировалось, по каким документам она передавалась по всей цепочке. Этот документ обосновывает полностью то, что каждый этап деятельности контролировался». Свидетель назвал важные регламенты в компании: ««Основные положения по организации логистики нефти, нефтепродуктов и продукции нефтехимии», «Политика компании в области ценообразования и торговли», «Порядок организации торговли и транспортировки нефти». Эти регламенты утверждались внутри подразделений, «ЮКОС-РМ», это Сергей Овчинников, в целом, все регламенты утверждались на уровне руководства компании. По логистике привлекалось «ЮКОС-ЭП» и наш сотрудник, отвечавший за составление регламента».

Прервались на 10 минут.

После перерыва защита попросила суд обозреть принесенные свидетелем тексты регламентов. «А на каком основании эти тексты на бумажных носителях будут обозреваться судом? К тому же, вижу, они не заверены никем!» - поворачивая голову, Лахтин следил взглядом за адвокатом Мирошниченко, который нес бумаги к столу председательствующего. – «Валерий Алексеевич! Суд обозревает документы!» - пояснил прокурору судья. Затем уточнил: «Я так понял, вы возражаете?» - «Дааа, конечно!» - обрадовался прокурор. – «Суд удовлетворяет ходатайство об обозрении текстов регламентов!» - решил судья. Виктор Данилкин просмотрел бумаги, затем передал их прокурорам.

«Последний вопрос. Каким образом была оборудована серверная комната ЮКОСа, сколько там было серверов, какая информация хранилась?» - спрашивал далее адвокат Мирошниченко. – «Все производилось с учетом коммерческой тайны. Поэтому мы создавали серверы ЮКОСа, чтобы была максимальная защищенность информации, четко отслеживаемый доступ, отслеживали, чтобы не допустить модификации информации при ее хранении и транспортировке. Не было ни одного нелегального доступа к информации за время моей работы. Мы также пресекали хакерские атаки. Серверная ЮКОСа была с протоколированием доступа даже наших сотрудников, не только сотрудников внешних организаций. Все люди, имеющие доступ к информации, документировались, создавались их списки… Если говорить о самой серверной, точное количество серверов указать не могу, но это было отдельное охраняемое помещение. Никакая часть информации никогда не была утеряна, ни за счет выхода оборудования из строя, ни за счет чего. Придавалось большое значение и созданию резервных копий. Это было самое высокотехнологическое оборудование. Мы всегда проверяли оборудование на закладке, это все-таки стратегическая часть промышленности – добыча и переработка нефти, и уровень безопасности был приоритетом». – «Были ли серверы промаркированы?» - «Безусловно. При постановке на учет любого оборудования. Маркировка – это были инвентарные номера в видимом месте, даже замена отдельных элементов оборудования была невозможна без соответствия номеров. Это как с автомобилем – если вы замените двигатель, вы не пройдете ТО, потому что у двигателя будет другой номер».

Вопросы начал задавать Платон Лебедев. «Игорь Валентинович, добрый день!» - «Добрый день, Платон Леонидович!» - с уважением кивнул «аквариуму» свидетель. – «Предмет, по которому я буду задавать вопросы, только один – это хищение всей нефти у нефтедобывающих компаний ЮКОСа, «Самаранефтегаз», «Томскнефть», «Юганскнефтегаз». В обвинении, страница 60, речь идет о «противоправных и безвозмездных сделках», а на странице 93-94 говорится, что Лебедев и Ходорковский 2001-2003 совершили хищение 202 млн. тонн нефти, а с 98 по 2001 год 147 млн. тонн нефти – «противоправно и безвозмездно изъяли». Плюс вот этот вот оппонент в белой рубашке, - указал Лебедев на Лахтина под смех зала, - утверждает, что нефть была изъята на узле учета «Транснефти». Поэтому все вопросы будут связаны с движением нефти». Свидетель кивал.

«Вы рассказали суду, наши прокуроры считают, сказку. Суду должно быть понятно, как же могла быть при таком контроле похищена вся нефть, несмотря на все процедуры контроля? Поясните пожалуйста суду, кто вводил информацию в систему, кто мог … Предположим, мы всех обманывали, мы с Ходорковским, - махнул Лебедев на Ходорковского, - нефть похитили, а кто-то там по нашей просьбе на клавишах вводил информацию…вот каким образом, если мы изъяли всю эту нефть, она могла не попасть в «Транснефть», как мы ее похитили-то?» - «Я бы разделил ответ на две части. Первое. Невозможно из логистической цепочки изъять всю нефть без вовлечения всей информационно-технологической структуры, которая сопутствовала ЮКОСу. Мы еще завязаны со структурами вне корпорации ЮКОС, например, «Транснефть», которая также подвержена постоянному государственному контролю. Если бы эта проблема существовала, то после забора нефти «Транснефтью» это было бы ее проблемой. Это было невозможно. Теперь – кто вводил данные? Данные собирались с датчиков, а контролировалась добыча автоматизированными устройствами, которые контролировались… это все равно, что вы похищаете у государства электроэнергию, но есть же счетчик, который показывает, что это было произведено. Даже трехлитровую банку невозможно незаметно украсть. Даже когда похищали путем закачки воды до ЮКОСа, легенды ходили такие – даже это нами пресекалось. Украсть было невозможно. Двойной контроль, контроль работы датчиков, мы даже пересматривали технологические стандарты отрасли! Любой несанкционированный отбор был невозможен. Что касается цифр, то они просто чудовищны. Тогда можно представить, что существовал какой-то общегосударственный заговор, и по какой-то системе происходил магический забор. Я даже тысячную часть от этого не представляю, как можно похитить. Я как специалист отвечаю, что контроль был очень жестким именно со стороны государства». Лахтин буравил взглядом свидетеля. «Кто контролировал, и кто вводил данные по нефти «Юганскнефтегаза» в «Транснефть»? Первичную информацию? На узле учета?» - «Во-первых, «Транснефть» - это такая же коммерческая организация, заинтересованная в том, чтобы вернуть в одном конце трубы столько, сколько взяла в предыдущем. Так что контроль был двусторонним в момент забора нефти. Если мы говорим о том, кто вводил данные, то, во-первых, был высокий уровень автоматизации. Второе – «Транснефть», ее оператор, вместе с нашими операторами, сверяли эти данные, - свидетель активно жестикулировал и старался очень четко говорить, как и в течение всего допроса, - Существовала сдача-приемка, и получались общие данные, а сам процесс был автоматизирован. Но представитель добывающей организации всегда присутствовал». – «То есть первоначальные данные вводили в систему представители «Юганскнефтегаза»?» - «Ну, это безусловно!» - «Предположим, представитель «Юганскнефтегаза» обманул… Как это дальше скрывали?». – «Это что за вопрос, основанный на предположении?» - вскочил Лахтин. Публика возмущалась. «Я прошу снять вопрос и подобные вопросы Лебедева!» - требовал прокурор. Судья рассматривал прокурора и молчал. Слово снова перешло к свидетелю. – «Я считаю такую ситуацию невозможной! Все это вскрывается сразу! – отвечал свидетель. – Если нефть в одном месте была передана и поступила, а в другом месте… «Транснефть» сразу потеряет все свои активы, если будет компенсировать похищенную нефть кем-то. Это невозможно».

«Поясните суду, а вообще для чего нужна системная интеграция ЮКОСу, в том числе в области информационных технологий? Зачем для этого столько денег тратится?» - «Безусловно, тот, кто замешан в хищении, меньше всего заинтересован в прозрачности. Любая системная интеграция – это максимальная прозрачность». - «Какое было взаимодействие с «Прайсвотерхаусом» в части обмена данными?» - «Все аудиторы, которые имели с ЮКОСом, имели полное право доступа, они имели доступ к любой информации, имеющей экономический интерес». - «И были какие-нибудь выявлены расхождения по нефти, поставленной в «Транснефть» дочерними добывающими компаниями ЮКОСа?» - «Безусловно, расхождения всегда существовали, но это мизерные цифры. В целом данные всегда сходились».

«Вы упомянули о руководителях Бейлине и Бычкове. Вы с ними встречались?» - «Конечно». – «А вот вы ушли в конце 2002 года. По 2002 год, когда вы встречались с Бейлиным или его сотрудниками, он никогда не жаловался, что вся нефть изъята мною и Ходорковским безвозмездно?» - «Как я уже говорил, вся нефть передавалась по жестким договорам и полностью компенсировалась с учетом материальной заинтересованности сотрудников на местах, это просто вопрос-нонсенс.

Руководство добывающих подразделений имело зарплату выше, чем в центральных структурах». Свидетель рассказал, что ездил в Юганск, занимался также «Томскнефтью», ездил в Самару и в общем, посещал все 16 филиалов «Сибинтека». «Всю цепочку от НГДУ до портов приходилось посещать, в частности, узел учета», - пояснял свидетель. Лебедев попросил рассказать об узле учета. «Попробуйте поточнее, что это такое, что там происходит, потому что никто из прокуроров там никогда не был и не представляет себе!» - отметил Лебедев. Ибрагимова тут же встрепенулась: «Ваша честь! Как-нибудь сами разберемся!» - «Где были и где не были!» – поддакнул Лахтин. «Это высокотехнологическое место. Там есть определенный доступ к датчикам сбора информации, есть средства, чтобы делать весовой учет, существуют операторы, которые учетные данные отслеживают, плюс существует независимый компьютерный учет данных при погрузке и перегонке. Речь идет о месте, куда нельзя просто так зайти и выйти. Там все четко контролируется», - пояснял свидетель.

Больше вопросов у защиты не было. «Обвинение, нужно время?» - уточнил судья. – «Буквально три минуты!» - заявил Лахтин. – «Десять минут перерыв!» - объявил судья.

«У меня пара вопросов, относящихся к обстоятельствам, подлежащим доказыванию!» -предупредил Лахтин. И естественно, в первую очередь поинтересовался «мотивацией» явившегося свидетеля. Тот пояснил, что увидел в интернете на сайте призыв к сотрудникам ЮКОСа прийти в суд, и пришел. Сначала позвонил адвокату Мирошниченко, только не ему, а его представителям, объяснял Василиадис. – «Да там целая группа работает!» - возмущался Лахтин. Зал смеялся и возмущался. Свидетель пояснил, что встретились в кафе… «Вы просто в кафе разговаривали?» - спросил Лахтин. Зал расхохотался. «Стимуляторов не принимали никаких», - иронизировал свидетель. Игорь Василиадис пояснял, что настаивал не адвокат, а он сам о необходимости явиться в суд, поскольку обладает интересной информацией. Зал возмущался допросом прокурора, никак не относящимся к делу, но судья молчал и допрос не корректировал.

«То есть произошла такая корректирующая беседа, чтобы вы явились и дали нужные показания?» - подытоживал прокурор. – «Наводящие вопросы!» - тихо подметил Михаил Ходорковский.

Далее на многочисленные вопросы прокурора свидетель пояснил, что с обвинительным заключением не знаком, «механизма» хищений путем присвоения не знает… «Прошу сделать замечания прокурору, потому что факт хищения никаким судом еще не установлен, он не имеет права так говорить!» - встал адвокат Вадим Клювгант. – «Нет, имеет!» - закричал вскочивший Лахтин. – «Перекрикивать не надо!» - посоветовал Клювгант. Судья попросил Лахтина присесть. «Я закон разъясняю защитнику! Который безграмотен!» - кричал Лахтин уже сидя. – «Я прошу сделать замечание прокурору! А насчет безграмотности – уж чья бы корова мычала!» – парировал Клювгант. – «Послушайте, ну…» - подал наконец голос судья. – «Вы же не пресекаете, поэтому я вынужден защищаться сам…» - пояснял адвокат. Лахтин задавал уже следующий вопрос. – «Вы сами сняли свой предыдущий вопрос?» - не понял судья. – «Ему стыдно стало», - пояснил за прокурора Клювгант. Зал смеялся.

«Они, как правило, работают против государства!» - заявил Лахтин об адвокатах. Ривкин возмущенно протянул руку в сторону прокурора. Зал возмущенно гудел. Судья молчал.

«Материальной заинтересованности у вас не было?» - задал следующий вопрос прокурор. - «Я должен заплатить кому-то, чтобы прийти в суд?» – уточнил свидетель. Зал засмеялся. Судья, отвернувшись, смеялся тоже. «Нет, мне ничего никто естественно не предлагал».

«Вы говорили, что были знакомы с руководителями других подразделений ЮКОСа? А сейчас поддерживаете отношения?» - «Поскольку я отошел от своей профильной деятельности, в основном это друзья, которые в регионах работают, потрясающие специалисты». Далее прокурор спрашивал о том, бывал ли уже свидетель ранее на заседаниях, интересовался ли ходом процесса. «Перейдем предметно к анализу ваших показаний!» – внезапно объявил Лахтин. – «К анализу?! Валерий Алексеевич!» - возмутился судья. – «Ну, я анализируя показания свидетеля, буду задавать вопросы!» - вывернулся прокурор. – «Он еще и считать не умеет. Говорил «два вопроса»!» - смеялся Платон Лебедев.

«Каким образом вы занимались анализом информации, которую вы аккумулировали…вы говорили? Работы носила чисто технический характер или аналитический подход был?» - «Здесь есть принцип невмешательства в данные….практически фиксировали информацию. Для нас важно было собрать и сохранить информацию». - «Вы говорили здесь о существовании консолидированной отчетности. Вы знакомились с ее текстом? На каком языке она была?» - «Двуязычная информация, неизменные требования были, чтобы было на английском языке, и на локальном языке, то есть переводы всегда существовали». «Вы впервые где с этой информацией познакомились?» - «Впервые в 99 году, когда создавали двуязычную версию сайта ЮКОСа. А дальше я знакомился с ней регулярно». – «В каком виде? На магнитных носителях, на бумажных?» - «Сначала на бумаге, потом мы перешли на электронную систему» - «А содержание отчетности вам понятно было? Или вы только размещали отчетность на носителях?» - «Я имел доступ к информации на всех стадиях, но я не был сотрудником экономического подразделения, анализом не занимался». Лахтин снова засыпал свидетеля вопросами – анализировал ли он отчетность, требовали ли от него мнения по отчетности… зал смеялся. Свидетель пояснял, что у каждого в компании были свои обязанности, он был в курсе всего в силу прозрачности системы, но анализом не занимался. Затем Лахтин, щурясь, спрашивал «о конкретной деятельности» всех добывающих компаний, управляющих, «ЮКОС-ЭП», «ЮКОС-Москва» …. свидетель пояснил, что может сказать по каждому из этапов добычи, контроля, но не стал бы сейчас анализировать финансовую деятельность компаний.

«Вы знакомились с договорами купли-продажи нефти, генеральными соглашениями?» - «Юридическая служба их составляла, мы их упорядочивали…»- «И они были в доступе?» - «Абсолютно. В общем доступе». – «Вы анализом этих договоров, соглашений занимались?» -«Нет». – «А откуда вам тогда известно, что ЮКОС выделял для добывающих компаний средств больше, чем было оговорено в договорах – вы сегодня сказали?» - «Объясню. Я часто на встречах в регионах разговаривал с людьми, они говорили, что были бы в ужасном положении, но нас вот, мол, большая компания спасла». Лахтин требовал пароли и явки: «Пофамильно можете назвать людей? Где, когда эти встречи происходили?». Под смех зала свидетель пояснял, что уже прошло много времени, но он видел, что люди хорошо живут… «Поверьте мне, это …эээ.. обывательская такая оценка!» - объяснял свидетелю Лахтин. Зал снова возмущался и смеялся. «Каким же образом добывающим компаниям поступали эти дополнительные средства? Людям, которые вам рассказывали и фамилии, которых вы не помните! Которые ездили на хороших машинах!» - формулировал Лахтин. Зал возмутился. «Валерий Алексеевич!» - повысил голос судья. «Завидует!» - знала публика проблемы прокурора. «Компания была полностью открытой и все финансы во всей структуре были очевидны, что принимая участие в региональных совещаниях, вы видели, что деньги реально туда поступали. Это гораздо больше, чем просто увидеть договор, по которому ничего не поступило. Создавались новые проекты, инвестиции постоянно поступали, люди были довольны».

Прокурор спрашивал, мог ли свидетель что-то изменить в той информации, которую он размещал на сайте. Свидетель еще и еще раз пояснял, что был жесткий контроль за модификацией информации, изменить ее было невозможно. «То есть за содержание информации вы ответственности не несли? Только за ее размещение?» - уточнял важные для себя моменты прокурор. Свидетель пояснял, что отвечал за весь поток информации.

К микрофону подошел Ходорковский. «Я задаю вопросы! Или Ходорковский задает вопросы? Как гособвинитель?!» - закричал Лахтин. Зал засмеялся и возмущался одновременно. – «Валерий Алексеевич! Подождите!» - обратился к нему судья. - «Почему он меня прерывает?» - продолжал возмущаться прокурор. – «Я вас прервал!» – напомнил судья. Данилкин дал возможность высказаться Михаилу Ходорковскому: «Я бы просил снять повторяющиеся вопросы о том, кто отвечал за смысловое содержание информации. Когда человек говорит, что система была автоматизирована, это значит, что с датчика информация поступает в систему. ДАТЧИК отвечает за смысловое содержание. Наверное, так можно выразиться!».

Прокурор тут же уточнил, что он имел в виду также информацию консолидированной отчетности, а не только информацию с датчиков. Свидетель пояснил, что ее составляло экономическое управление.

«Вам было известно, вы сказали, о тотальном воровстве до создания вертикально-интегрированной компании. Конкретные факты вам известны?». Свидетель начал было объяснять. – «Ну, вы о механизме хищений говорите! А мне нужны факты! Факты! - уже перестал интересоваться механизмом хищений Лахтин. – Назовите фамилии, даты, где это было?!». Свидетель пояснял, что были даже уголовные дела, известно это было из разговоров сотрудников, но в силу прошедшего времени фактов не помнит.

«Перерыв на обед до 14 часов!» - прервал допрос судья.

После обеда судья первым делом спросил у Лахтина: «Валерий Алексеевич, у вас есть еще вопросы к свидетелю ПО СУЩЕСТВУ?» - «Да, у меня есть парочка вопросов!» - заявил Валерий Лахтин, готовый наброситься на свидетеля Василиадиса с новыми вопросами. - «Уже парочку выслушали!» - заметил судья. Но Лахтин уже не слышал. Он снова спрашивал про то, спрашивали ли Василиадиса его мнение о том, сколько выделять средств добывающим подразделениям. Свидетель отвечал, что на местах видел, что добывающие подразделения являлись приоритетом в области модернизации, капитальных инвестиций, никогда не были убыточными, всегда имели возможности для роста. «Конкретно с кем вы обсуждали эти проблемы… ээ…информацию эту?» - «Можно просто взять список руководства подразделений и просто приложить к делу с моими показаниями», - предложил Игорь Василиадис. –«Ну, то есть, по вашим показаниям, добывающие предприятия получали ровно столько средств, сколько им было нужно для функционирования?» - «Не только. Плюс ко всему для стимуляции труда работников, для капиталовложений, чтобы улучшить условия труда и проживания сотрудников и модернизировать оборудование». – «Насколько была эффективна мотивация персонала? Документацию видели?» - «С этим я сталкивался, я могу сказать только одно, я видел, что люди были очень мотивированы на местах и имели все условия, чтобы диверсифицировать свой труд в соответствии с международными нормами».

«Раскрывалась ли информация о ценах на нефть на сайте ЮКОСа?» - «Цены реализации? Ни в коем случае не укрывалась, она полностью публиковалась на сайте. Если рассмотреть всю цепочку логистики, там указаны все пункты, дополнявшие ту цену, которая выплачивалась добывающим подразделениям. Можно четко отследить, куда сколько денег уходит. Ведь там акцизы, налоги, интересы акционеров, еще много показателей». Далее, отвечая на вопросы прокурора, свидетель пояснял, что сам в ценообразовании не участвовал. «На сайте размещалась информация, по каким ценам ЮКОС приобретал нефть у добывающих компаний и по каким потом нефть приобретали компании «Ю-Мордовия», «Фаргойл» и так далее?» - «На сайте давалась информация учетных компаний, тех, которые интересуют акционеров. Информация по остальным компаниям тоже раскрывалась, но она была нужна для конкретных подразделений. Экономические подразделения имели доступ к этой информации». – «То есть эта информация не раскрывалась на сайте?» - «Трансфертные цены и вообще внутренние цены, они изначально внутренний инструмент для оптимизации, они не влияют на цены сбыта или на интересы акционеров. Есть и коммерческая тайна. Если говорить обо всех, кто участвовал в контроле и отслеживании цен, им эта информация была доступна. Если говорить о свободном доступе, то давать эту информацию в свободном доступе – я считаю, это даже вредно». - «А та информация, что «Ю-Мордовия», «Фаргойл» и т.п. были зависимы от ЮКОСа – эта информация раскрывалась? Ее можно было получить?». – Свидетель пояснял, что не помнит. – «Вы под понятием «прозрачность» что имеете в виду, если вы говорите, что не помните, раскрывалась ли эта информация?». Василиадис еще раз пояснял, что по структурам и ценам вся информация была в свободном доступе, а в результате очень большого количества перечисленных компаний, консолидированных в ЮКОС, он точно не может вспомнить, но эту информацию при желании можно легко проверить.

Лахтин углубился в оффшорные компании, в нераспределенную прибыль. Свидетель отметил, что «очень сомневается», что существовала компания, которая управляла нераспределенной прибылью.

«А почему нефть продавалась добывающими компаниями фактически по себестоимости в интересах основного акционера?» - «Страхование не бывает бесплатным. Если ты хочешь плавать по законам свободного рынка, то ты подвергаешься рискам, что когда-то твоя деятельность станет убыточной. Еще раз говорю, что добывающие подразделения были мотивированы и оплачивались с одной целью – чтобы гарантировать их прибыльность».

«А почему для акционеров не раскрывалась информация, что нефть фактически по себестоимости продавалась добывающими предприятиями ЮКОСу?», - засыпал вопросами Лахтин свидетеля. «Я прошу либо снять, либо откорректировать вопрос, та информация, которую гособвинитель сейчас представляет свидетелю – она ложная! Чтобы скрывать эту информацию, Лахтин уже несколько раз возражал в суде против приобщения финансовой отчетности добывающих компаний – публичной, между прочим! А теперь, пользуясь тем, что эта отчетность не приобщена к делу, он обманывает свидетеля!» - высказался Михаил Ходорковский.

«Скорректируйте вопрос, пожалуйста!» - просил судья. Но Лахтин повторил то же самое. Теперь уже и Платон Лебедев просил снять вопрос. «Лахтин даже не понимает, что он имеет в виду под «фактически по себестоимости». Если будет вопрос о другом – предоставлялась ли отчетность о деятельности нефтедобывающих предприятий на собраниях акционеров, так это в деле есть, все проверяется. А что такое «фактически по себестоимости»…

«Валерий Алексеевич, в такой формулировке вопрос снят!» - заявил судья.

Тогда Лахтин спросил, почему в период 99-2000 гг. миноритарным акционерам «Томскнефти», «Самаранефтегаз» и «Юганскнефтегаз» не платились дивиденды. «Я не принимал участия в распределении прибыли. Но вы назвали самые трудные времена, учитывая тогдашнюю ситуацию на рынке, когда ЮКОС, затягивая пояс, обливаясь кровью, финансировал добывающие компании, мотивируя их», - пояснял Василиадис. «И вы позволяете себе тут рассуждать об открытости компании!» - снова повышал голос на свидетеля прокурор. Платон Лебедев потребовал, чтобы гособвинитель не позволял себе такого отношения к свидетелю. «Валерий Алексеевич! Исключите из своих вопросов подобные выражения! - потребовал судья. – Вопрос снят!».

Далее Лахтин пошел уже по второму кругу сегодняшнего дня. Пошли вопросы про «Транснефть». «Свидетель сегодня уже об этом рассказывал!» - напоминал судья.

«По поводу собственника нефти – после передачи в «Транснефть» можете пояснить?» - спросил Лахтин. Свидетель ответил, что он не юрист и юридические моменты не может прокомментировать. «Но в целом я еще раз могу сказать – хищение такое невозможно!» – «То есть физическое хищение из «Транснефти» невозможно?» - уточнял прокурор. – «Механически как раз врезаться можно…» - «Но вы же обвинение не читали. Вы же не знаете, кто на том или ином этапе являлся собственником нефти!» - возмущался прокурор.

Наконец прокурорские вопросы «пока» кончились.

Снова к микрофону подошел Платон Лебедев. «Знакомы ли вы с процессом бюджетирования в ЮКОСе?» - «Знаком, бюджетирование – один из принципов финансового планирования в компании. Регламенты и процедуры определяли и этот принцип». – «Как вы сопровождали этот процесс?» - «Мы вели это все от момента установки программ до момента реального он-лайн функционирования, чтобы это не давало сбоев». – «Ваше подразделение видело все показатели, которые были использованы в работе бюджетирования»? – «Эта информация была доступна, мы только не занимались анализом». «Тогда спасибо. У нас в материалах дела документы есть. Мы потом это прокомментируем без вас – в части того, что наши оппоненты пытаются обмануть…» - подытожил Лебедев и перешел к другим вопросам: «Вы уже поясняли, что система контроля сбора данных по объему добываемой нефти практически исключала возможность какого-либо несанкционированного изъятия?» - «Это правда» - «Понятно. Вот с чем связаны будут вопросы. Были ли вам известны расхождения данных по объемам добычи добывающих предприятий с данными «Транснефти»»? - «Если ставить вопросы настолько конкретно, то конечно расхождения выявлялись всегда, в этом и состоит работа – выявить где возникли расхождения. Но они были настолько мизерны, не тонны, а буквально какие-то девиации в показаниях датчиков, потом были утечки у «Транснефти». Они были крайне малы, в пределах погрешностей». – «То есть расхождений на миллион тонн или, например, пять миллионов тонн не устанавливалось?» - «Если расхождение устанавливалось в несколько сотен килограммов, ну 30 баррелей, например, - это уже был критический случай! А такие цифры просто нереальны». – «Нас обвиняют в том, что мы с Ходорковским похитили всю добытую нефть у добывающих предприятий…» - «Я прошу корректно задавать вопрос! Пусть ссылается на ОЗ!» - снова вскочил Лахтин. – «Выслушайте вопрос!» - призвал прокурора к порядку судья. – «Я уже выслушал. Мне достаточно, чтобы прервать!» - кричал Лахтин. - «Еще раз прервете – я вам объявлю замечание!» - заявил судья. Лахтин сел. Лебедев специально для Лахтина напомнил страницы и процитировал подробно. Затем спросил: «Нам инкриминируют объем похищенной нефти на десятки миллионов тонн больше, чем было добыто по данным «Транснефти» и добывающих предприятий. Возможно ли было, несмотря на систему двойного контроля и всей автоматики, пропустить несколько десятков миллионов тонн нефти? И было ли это на самом деле?» - «Я здесь могу дать вот совершенно четкий ответ, что хищения подобного плана невозможны на практике! Содержание нефти в продукте определено совершенно четко, с большой точностью. Постановка вопроса – нонсенс. Вся нефть учитывается с момента добычи до момента реализации. Нет той нефти, которую можно было бы похитить». – «Мы с вами затронули узел учета «Транснефти». Следующий пункт контроля – были ли они на узле учета НПЗ?» - «Да. Не только на узле учета при приеме, но и в разных технологических процессах, где могли де-факто проходить потери. Даже при иногда случавшихся технологических нарушениях это мгновенно становилось ясно, причины устранялись». – «Таким образом, все объемы нефти, которые сдавались добывающими предприятиями в систему «Транснефти» доходили до нефтеперерабатывающих заводов и вы контролировали этот процесс? По какой процедуре осуществлялась приемка нефти НПЗ из «Транснефти»? - «Доходили, мы их контролировали. Приемка нефти шла по той же процедуре, что и принималось «Транснефтью». Это взаимная приемка-передача по актам по показаниям датчиков. Если данные не сходились с «Транснефтью», это были крайне мизерные количества, мы сверяли… но все это было уже в зоне ответственности «Транснефти». Потери компенсировались «Транснефтью»». – «А потери какие? Миллионы тонн? Тысячи тонн?» - «Нет! Потеря ОДНОЙ тонны нефти – это уже ЧП и нонсенс, которого быть не могло!». – «Вы контролировали объемы нефти, которые поставлялись по системе «Транефти» на морские терминалы?» - «Эта область была наименее охвачена нами. У нас отсталые порты по сравнению с мировыми, но в целом контроль осуществлялся. Нефть никуда, кроме как в танкер, не сольешь. Танкер по завесам ватерлинии четко давал показания. Плюс при отборе из трубы, при перевозке цистернами, производится четкий контроль параметров нефти и четкое отслеживание тоннажа отгруженного продукта».

Вопрос был у судьи Виктора Данилкина (нечасто председательствующий обращался к свидетелям с вопросами): «Вас кто-то пригласил на работу в ЮКОС?» – «Я занимался технологией построения сайта ЮКОСа, как я уже говорил, в режиме аутсорсинга. По итогам нашей работы меня пригласил президент компании «Сибинтек» занять должность вице-президента, это было согласовано с Михаилом Ходорковским, и я с удовольствием согласился». – «Вы предоставили суду три регламента…один из них датирован 2001 годом, другие 2003 годом. Из ваших показаний следует, что вы в ЮКОСе работали до 2002 года…» - «Я работал в «Сибинтеке» до декабря 2002 года. Затем я перешел на должность президента дочерней компании «Сибинтека», т.е. нашим ведущим акционером продолжал оставаться ЮКОС, и я по-прежнему занимался разработкой регламента, на условиях внешнего консалтинга».

Больше вопросов к свидетелю не было. Игоря Василиадиса отпустили.

«Мы сегодня ограничены во времени…из-за регламентных работ, - пояснил судья, - у нас время 20 минут. Я бы предложил выслушать прокуроров на ходатайства защиты…». Лахтин молчал, уткнувшись в компьютер. Зачитать свое очередное ходатайство адвокаты тоже не смогли – Клювгант пояснил, что оно объемное, и за 20 минут не уложиться. «У меня есть предложение. Может на этом и закончим?», – предложил Лебедев. Виктор Данилкин не возражал. В конце судья сообщил важные сведения: «По Малаховскому – в следственный изолятор он не поступал… других данных никаких у меня нет. Еще – на следующую неделю у нас объявился свидетель Золотарев Петр Сергеевич. Он сможет к нам прийти, ориентировочно, во вторник или среду…».

На этом заседание завершилось. Следующее заседание состоится в четверг в 10.00 утра.