Если бы свидетель Гильманов оказался бы первым свидетелем Хамовнического суда, то надобность во втором свидетеле была бы неочевидна – все сказано сегодня. Это был спокойный, профессиональный, исчерпывающий рассказ, не оставивший от обвинения камня на камне. Так уж вышло.

А у прокурора Ибрагимовой вышло спутать ЮКОС с «Томскнефтью». Но Лебедев заметил, и Ибрагимова начала защищать свою оговорку с редким неистовством (ссылку на аудиозапись этого конфликта можно найти в тексте репортажа).

Ну а в конце дня прокуроры заявили ходатайство об удалении Платона Лебедева из зала судебного заседания...

Свидетель: «Это было разумно. Это было полезно. Это было эффективно».

С утра в четверг адвокаты сообщили, что в Хамовнический суд явился очередной свидетель. «Мы хотели бы допросить Гильманова Тагирзяна Рахимзяновича, он ранее возглавлял одно из дочерних предприятий ЮКОСа «Юганскнефтегаз»», - сообщил адвокат Константин Ривкин. Пристав пригласил свидетеля в зал. Представительный мужчина в возрасте, в темном костюме, с черным кожаным портфелем, не спеша вошел в зал, громко поздоровавшись, он разместился на трибуне.

Валерий Лахтин тут же окунулся в просторы Интернета.

Допрос начал адвокат Алексей Мирошниченко. На вопросы защитника о том, имеются ли причины (страх, давление, обида и т.д.) которые бы помешали давать объективные ответы, свидетель Гильманов отвечал «нет». Подсудимых он знал. «Михаил Борисович руководил ЮКОСом, был моим руководителем в плане решения перспективных задач, мы раз в месяц встречались и обсуждали все вопросы Нефтеюганского региона, а Платон Леонидович был на первом этапе вхождения группы МЕНАТЕП, а в дальнейшем Платон Леонидович уже не участвовал в делах «Юганскнефтегаза», я его практически не видел в последующие годы, но знал, что он является одним из руководителей НК ЮКОС». Господин Гильманов рассказывал, что в июне 1998 года он был назначен генеральным директором «Юганскнефтегаза», предприятием он руководил по май 2003 года.

«Кто в тот период был акционерами «Юганскнефтегаза?» - «В стадии создания акционерного общества акционерами «Юганскнефтегаз» были производственное объединение «Юганскнефтегаз», группа «Куйбышеворгсинтез» и государство. С 2001 года единственным акционером «Юганскнефтегаза» стал ЮКОС». Свидетель подтвердил, что «Юганскнефтегаз» входил в вертикально-интегрированный ЮКОС. «Вы можете пояснить, в чем смысл вертикальной интеграции компании ЮКОС?» - спросил адвокат. – «Создание такой структуры управления процессом добычи нефти и переработки рационально и логически правильно. Нефть в чистом виде не является товаром потребительским, поэтому создание структуры, в которой прослеживалось бы все от начала (от разведки и бурения) и до конца (до отгрузки нефтепродуктов потребителям) – это главная цель создания ВИНК». – «Вы членом совета директоров «Юганскнефтегаза» являлись?» - «Да». – «А исполнительным органом предприятия какая компания была?» - «ЗАО «ЮКОС-ЭП»».

Свидетелю из тома 69 предъявили договор о передаче полномочий исполнительных органов «Юганскнефтегаза» управляющей компании «ЮКОС-ЭП» от 23 сентября 1998 года. «Как бы вы могли прокомментировать смысл, назначение договора?» - спросил Мирошниченко. – «Этот договор никак существенно не повлиял с точки зрения оперативно-производственной деятельности на работу «Юганскнефтегаза». У меня как у гендиректора полномочия остались в достаточно большом объеме, мне на основании этого договора была выдана доверенность, которая не ущемляла мои действия, были только четко ограничены мои финансовые полномочия – до 1 млн долларов я мог без согласования с управляющей компанией подписывать договора, я мог решать кадровые вопросы, - все, что полагалось мне по должностной инструкции. С точки зрения целесообразности договора – создавалась вертикаль, которая объединяла все добывающие активы компании («Самаранефтегаз», «Томскнефть», «Юганскнефтегаз»), роль управляющей компании сводилась к координации, правовой поддержке, материально-технической поддержке, год был очень тяжелый. И добывающие подразделения самостоятельно, пожалуй, с гораздо большими потерями и затратами решали бы вопросы в это время. Поэтому координация и действия со стороны управляющей компании сказалась положительно, и поэтому мы очень напряженно, но все-таки выстояли, вышли из этого кризиса 98 года. И мы чувствовали эту поддержку. И создание такой вертикали это было целесообразно». – «Вы не считаете (или считаете), что вы в связи с заключением данного договора были лишены каких-то полномочий, перестали быть полноценным руководителем?» - «Нет. Практически все вопросы оперативного плана решались мною самостоятельно, решались большой командой – у меня была очень квалифицированная команда. Были лишь ограничения в финансовых объемах. Но если нам нужно было решить вопрос большего объема, чем полагалось по доверенности, мы подавали заявку, и без проблем все разрешалось. Я не помню какого-то отказа. Конечно, были требования по эффективности проектов, по обязательным зонам ответственности с назначением руководителей проектов, но это не являлось препятствием для ведения основной деятельности. Это наоборот дисциплинировало».

В 67 томе как раз находилась доверенность от «ЮКОС-ЭП», выданная Гильманову (на листах 252-253). Свидетель подтвердил, что это именно та доверенность – одна из тех, что ему выдавались. Он рассказал, что его деятельность определялась должностной инструкцией, регламентами, инструкциями. «Практически все процессы были прописаны в этих регламентах. Это повышало нашу эффективность», - подчеркивал Гильманов. «Статус утверждавших мою должностную инструкцию меня удовлетворял. Мною не командовали младшие по званию», - пояснял Гильманов. Он пояснил, что взаимоотношения с местными властями, мэром Нефтеюганска, губернатором, правительством округа, были важной сферой его деятельности. «Эти отношения всегда выстраивались в рамках социально-экономического партнерства», - рассказывал свидетель. Также в его обязанности входили взаимоотношения с контролирующими органами (их было порядка двенадцати). А также он отвечал за обеспечение процесса добычи нефти.

«Вы состояли в штате собственно «Юганскнефтегаза» или «ЮКОС-ЭП»?» - «Сначала я был в штате «Юганскнефтегаза», когда перешли на единую акцию, - в штате «ЮКОС-ЭП». Тогда должность наша уже называлась управляющие, а институт генеральных директоров был исключен. Как управляющие мы работали по доверенности. Для меня эти перемещения не были принципиальными. Я точно понимал, что моим непосредственным руководителем является президент ЗАО «ЮКОС-ЭП»». – «А у вас не возникало сомнений в целесообразности существования «ЮКОС-ЭП»?» - «Нет. Это было разумно. Это было полезно. Это было эффективно. Потому что концентрация ресурсов в целом по компании – это было важно. Мы иногда обменивались и материальными ресурсами: были дефицитные позиции, такие как редкие задвижки, лабораторное оборудование. При отсутствии у нас при единой базе данных мы могли получить это из другого региона. И мы также делились с другими регионами. Это была единая команда по добыче нефти. А еще кадровые перемещения. Мы изучали опыт и «Самаранефтегаза» и «Томскнефти», и какие-то лучшие практики мы переносили на себя, они действовали таким же образом. Шло поступательное развитие, это давало положительный эффект. И потом мы ежемесячно собирались и отчитывались все вместе, слушали отчет самарской команды, томской команды…мы понимали какие требования. Потому что иногда возникает такое чувство, что с нас требуют больше чем с других. Но там мы видели, что равное отношение идет ко всем добывающим подразделениям. Безусловно внимание к нам было больше – мы добывали более 65% всей добычи. Мы добывали в 2003 году 50 млн тонн. Это крупнейшее подразделение России. Но нас и финансировали более активно. Но общий регламент, общий подход в целом был равный. И я считаю, что работа этой компании <«ЮКОС-ЭП»>, была целесообразна, эффективна и полезна». – «А кроме «ЮКОС-ЭП» у «Юганскнефтегаза» тогда был другой исполнительный орган?» - «Нет. Я понимал, что есть еще компания «ЮКОС-Москва», которая была центром прибыли, но прямых отношений, оперативных отношений мы не имели. Мы работали с «ЮКОС-ЭП»».

«Можно ли говорить так, что решения «ЮКОС-ЭП», принимаемые в отношении «Юганскнефтегаза», не являлись решениями самого «Юганскнефтегаза»?» - продолжил защитник. «Я бы так не сказал. Управляющая компания никогда декларативно не говорила – сделать так и так. Прежде чем выйти на какой-то проект прежде всего мы его готовили «внизу». Мы представляли и технологические расчеты, и экономику, эффективность, и шли корректировки. Не приходили из «ЮКОС-ЭП» приказы или распоряжения. Приходили письма вроде такого «Вам необходимо рассмотреть…», «Вам необходимо предоставить…», не было категоричных приказов. И у нас это не вызывало отторжения. Конечно, были дискуссии, но всегда находили общий язык, и окончательное решение не подвергалось потом сомнению, ставилось на контроль, и мы отвечали за исполнение этих решений». Свидетель пояснил, что руководители «ЮКОС-ЭП» - Казаков, а потом Бейлин - были реальными руководители. «Виктор Алексеевич <Казаков> был опытный нефтяник, прошедший хорошую школу, общение с ними всегда давало положительный эффект. А Юрий Аркадьевич <Бейлин> не был нефтяником, но был очень высокого уровня системщик, очень четко сразу разобрался во всех процессах, во всей цепочке добычи. И вывод всех процессов добычи нефти на эффективность – это то новое, что принесла команда Группы МЕНАТЕП. Я должен сказать, мы до этого добывали, потому что нужно было добывать – нам ставили задания из Министерства, главка. А в этот раз мы добывали, но при этом понимали, что не любой ценой – нефть должна быть добыта определенной стоимостью операционных затрат и при определенной эффективности. В этом был качественный толчок целой нефтяной отрасли. И тогда пошла добыча с расчетом на эффективность. Это было главной целью управляющей компании».

Гильманов поименно вспомнил своих главных бухгалтеров, главных инженеров, финансовых директоров.

Затраты на добычу нефти полностью покрывались ценою, за которую «Юганскнефтегаз» нефть продавал

Перешли к следующим вопросам. «Существовали ли у «Юганскнефтегаза» ежемесячные и годовые планы работ?» - «Да». – «Кем и как они готовились, кто их утверждал?» - «Основой деятельности был годовой бюджет. Входные параметры на бюджет (планируемая и ожидаемая цена нефти, курс доллара, показатели по монополиям <например, рост затрат на электроэнергию>) обсуждались в августе, сентябре. После этого готовились расчеты, обоснования по каждому месторождению отдельно, по каждому блоку отдельно. Когда все расчеты по добыче сводились в единый расчет, этот расчет защищался в управлении добычи управляющей компании. Защита шла в несколько этапов, дискуссии были активными, и после определения объемов добычи, уже на основе экономических параметров, мы считали план затрат. Там мы оговаривали все, что было необходимо для производственной деятельности – зарплаты, электроэнергия, материалы и т.д. Кроме этого рассматривался план капитальных вложений. В этот период <в инкриминируемый Ходорковскому и Лебедеву период. - ПЦ> мы достаточно интенсивно развивались, прирост добычи составлял на уровне 16-18 процентов ежегодно. Это требовало больших капитальных затрат. И капитальные затраты рассматривались с точки зрения объемов бурения, обустройства месторождений (мы вкладывали туда строительство нефтепроводов, газопроводов, линий электропередач, новых резервуарных парков). Отдельными проектами, требующими капитальных вложений, было освоение новых месторождений – Приобского месторождения, Приразломного месторождения. Все это сводилось в единый бюджет и где-то в декабре месяце мы выходили на финальную стадию, приходили ко всем основным параметрам, этот бюджет потом утверждался. Более того, основные параметры бюджета, особенно по капитальным вложениям, заслушивались на совете директоров «Юганскнефтегаза». И совет директоров утверждал этот бюджет. Безусловно, в этом бюджете был социальный пакет сотрудников. На основании этого бюджета шла разбивка поквартально, помесячно. На основе этого бюджета составлялся финансовый план платежей и производственная программа».

Адвокат Мирошниченко зачитал из тома 88 документ под названием «Исполнительный баланс нефти по компании ЮКОС, добытой «Юганскнефтегазом», за январь 2002 года». Посмотрев том, Гильманов подтвердил, что документ ему известен. «На первое число каждого месяца в два часа ночи, - начал рассказывать свидетель, - производится замер всех резервуаров, которые есть в наличии у «Юганскнефтегаза» на каждом товарном парке и определяются технологические остатки. Кроме этого, на первое число производится расчет наличия нефти в трубопроводах. Исходя из этого, и составлялся баланс. Кроме того, на два часа ночи закрывается сдача нефти. Она закрывается каждые сутки, но на первое число она закрывается и вкладывается в баланс. В балансе указывается добыча, потери, откачка нефти, наличие нефти в трубопроводах. Такой баланс является основанием для бухгалтерии, чтобы она уже на его основании произвела бухгалтерский баланс, посмотрев выручку, реализацию…, - пояснял свидетель. – Такие балансы составлялись и утверждались ежемесячно». – «Они соответствовали фактическому движению нефти?» - «Конечно. Откачку проверяли представители «Транснефти». На каждом товарном парке есть представители «Транснефти». Также они контролировали и качество – если некондиция, то не принимали нефть…был очень строгий контроль». – «Есть тут графа «технологические потери». Что это?» - «Они устанавливаются министерством, допускаются потери при транспортировке, мы не исключаем какие-то повреждения трубопроводов, ремонтные работы…» – «А вот тут графа «получение нефти ОТ «Ратибора»». Зачем добывающему предприятию от кого-то получать нефть?» - «Это я не могу прокомментировать…»

«Покрывались ли затраты на добычу нефти ценами, по которым «Юганскнефтегаз» продавал нефть?» - «Безусловно, покрывались, потому что надо было профинансировать все операционные задачи. Это, во-первых, налоги, потом энергетика, заработная плата. Это защищенные статьи. По ним мы платили с максимальной возможностью . Дальше шли материалы, связь, транспорт. Более того, я получал деньги для финансовой составляющей коллективного договора. Это уже исходило из прибыли. Кроме того, я получал очень серьезные деньги на капитальное строительство. Это были десятки миллиардов. Это строительство нефтепроводов, площадных объектов, газопроводов. Я получал все необходимые финансовые ресурсы.

Если мы добывали больше нефти, нам дополнительно платили. Если мы не выполняли план – нас урезали. Мы снижали свои операционные затраты, это финансовая дисциплина». – «То есть от реализации нефти «Юганскнефтегаз» в 98-2003 годах получал прибыль?» - «Конечно! Деньги получали, прибыль получали! А как же мы работали?!» - удивился вопросу Тагирзян Гильманов.
Адвокат Мирошниченко, заметив, что это не налоговое дело, все же спросил, не были ли претензии от налоговых органов. Гильманов пояснил, что «постоянное присутствие налоговых органов на нашем предприятии было нормой». Налоговикам даже был выделен отдельный кабинет в компании. «По каким-то операциям они выставляли претензии, претензии эти рассматривались в рабочем порядке. Если не решались в рабочем порядке, проходили арбитражные суды. Где-то были мы правы, где-то была права налоговая инспекция. Это была обычная работа».

Скважинная жидкость помогала спасать нефть от ареста

Алексей Мирошниченко спросил, брал ли «Юганскнефтегаз» кредиты, займы от ЮКОСа. «В моей практике этого не было. Доходной части бюджета и выручки хватало, чтобы покрыть финансирование всей производственной деятельности, капитальных вложений. Необходимости привлечения кредитов я не помню. Нам хватало нашей выручки. Но за исключением времени кризиса, но тогда и создались долги. Но к 2001 году мы со всеми рассчитались», - отвечал свидетель. – «А вообще со стороны ЮКОСа в отношении «Юганскнефтегаза» финансирование было?» - «Я получал деньги за нефть. Был финансовый план, план платежей, и в соответствии с этим планом я получал свою выручку». – «Разграничьте, пожалуйста, операционные затраты (себестоимость) и капитальные вложения». – «Операционные затраты – это показатель эффективности работы любой компании. Поэтому стояла конкретная цифра. Примерно 1,8 доллара за баррель. Это цифра достаточно жестко контролировалась. Себестоимость контролировалась в том числе и налоговыми органами. Источником капитальных вложений является или амортизация (это источник, который формируется у меня на основе эксплуатации основных фондов), или моя прибыль, которая потом направляется ко мне как капитальные вложения».
«Известен ли вам термин «скважинная жидкость»? Что он означает?» - «Да, известен. У меня средняя обводненность была на уровне 65 процентов. То есть из каждой тонны добытой жидкости 65 процентов составляет вода. Плюс в каждой тонне поднятой нефти в среднем 68 кубометров попутного нефтяного газа. Безусловно, в таком виде нефть не является товарной, ее надо довести до кондиции.

Термин «скважинная жидкость» был введен, потому что в кризис мы задолжали. Как только мы начали выходить из кризиса, наши кредиторы через суды, приставов поставили вопрос о быстром возврате долгов. И были попытки арестовывать нефть в чистом виде. Я обратился к губернатору, я понимал, что это чревато остановкой всего производства. Приставы заявили 400 тыс тонн нефти для ареста. Я понимал, что не смогут они ее продать квалифицированно и не получат ни денег, ни налогов. И чтобы нефть не была подвержена аресту, ввели понятие «скважинная жидкость», которая принадлежала ЮКОСу. Нам поручалось ее оттранспортировать с месторождений до товарных парков, подготовить до кондиции ГОСТов для НПЗ и только после этого мы отгружали эту нефть. Принципиально ничего не поменялось, сколько было нефти, столько стало, но собственником скважинной жидкости становилась компания ЮКОС. У компании не было долгов. Мы ушли от рисков арестов, остановки производства и вообще развала. И эта тема обсуждалась во всех органах власти, мы открыто говорили об этом. Мы только обратили внимание на то, что то, что мы добываем, не является товаром – в этом была философия, так сказать». Свидетель очень подробно рассказал все технологические процессы доведения скважинной жидкости до нефти, соответствующей ГОСТу.

«Отражалась ли в бухгалтерской отчетности «Юганскнефтегаза» количество проданной товарной нефти, выручка от продажи нефти, средневзвешенная цена одной тонны?» - «Продажа нефти осуществлялась в рамках генерального соглашения. Но каждые 10 дней прикладывался документ, в котором базовыми были три вещи: объем нефти, сданной в «Транснефть», цена за одну тонну за эту партию и общая сумма сделки. Эти данные являлись основой для бухгалтерского баланса. Бухгалтерия не делала бухгалтерский баланс, не получив подтверждения, что одна сторона получила, другая сторона сдала». – «Подписывали ли вы ежеквартальную отчетность «Юганскнефтегаза»? Соответствовали ли действительности сведения, которые были в этих отчетностях изложены». – «Обязательную ежеквартальную налоговую отчетность подписывал финансовый директор. Безусловно, цифры там были правильные, других цифр там не могло быть. Документы эти налоговой инспекцией проверялись. Кроме того, на предприятии проводился ежегодный аудит, главной целью которого было подтвердить правильность бухгалтерских балансов. Аудиторские заключения подтверждали правильность балансов».- «Кто был аудитором?» - ««ПрайсвотерхаусКуперс»» - «При вас всегда были положительные заключения?» - «Заключения были не сразу положительными, потому что были неправильные записи по бухгалтерскому учету, были какие-то ошибки больше связанные с человеческим фактором. И я попросил финансовых консультантов провести повторное обучение, и мы ежегодно проводили обучение всех специалистов бухгалтерии, чтобы профессиональный уровень этого звена был высокий. Потом мы довели систему учета до очень высоко уровня, и заключения были положительными».- «Какие госорганы контролировали деятельность «Юганскнефтегаза»?» - «Я уже говорил о постоянном налоговом контроле. Это была текущая работа. Плюс горнотехнический надзор, контроль со стороны природоохранной прокуратуры, нас постоянно проверял комитет по вопросам недропользования, с нами постоянно работала транспортная и санитарная инспекции, пожарный надзор. Мы не были обделены вниманием со стороны контролирующих органов».

Прервались на 15 минут.

Свидетель: «Наша задача была довести нефть до ГОСТовской кондиции и откачать ее в «Транснефть»»

Гильманов рассказал об участии в расширенных заседаниях правления ЮКОСа. «Совещания проводил Михаил Борисович. Ставились задачи, говорил о достижениях, достижениях, недостатках…Потом выступал блок добычи, затем блок переработки, безусловно, было выступление по вопросам социальной политики. Для нас, работников из региона, это было важно. Мы чувствовали себя как единый коллектив. Это один из признаков корпоративной культуры. Присутствовала пресса региональная. И мы уезжали из региона, где проходило заседание, с пониманием того, что делаем полезное дело. Совещания проводились два дня. Если доклад мой – мы готовились очень ответственно. Хорошие были мероприятия и очень полезные», - улыбнувшись, вспоминал Тагирзян Гильманов.
«Что вам известно о системе торговли нефтью внутри вертикально-интегрированной компании ЮКОС? Как и кто устанавливал внутрикорпоративные цены? Кто устанавливал покупателей нефти, в том числе для «Юганскнефтегаза»?» - далее спрашивал адвокат. - «У меня было понимание, что этим занималась «ЮКОС-РМ». Переработка нефти – это совершенно специфическая деятельность, переработчики всегда дружно выступали, это была такая высокопрофессиональная команда. И как-то задавать вопросы о том, по какой цене вы продаете, - это было не принято, да и не надо было. Наша задача была довести нефть до ГОСТовской кондиции и откачать ее в «Транснефть». А что дальше происходит с нефтью – это нам было неважно, ее подхватывал другой профессиональный коллектив, и все развивалось так, как должно было развиваться. Мне приходила средневзвешенная цена на нефть по году, была разбивка по кварталам, все выстраивалось с этого. Куда она пошла, сколько на экспорт, сколько внутренним потребителям, какова ценовая политика – это вообще отдельная профессия, требующая профессионализма, заниматься еще и ей мне и невозможно, да и не нужно. Но знаю, что перестраивались заправочные станции, поменялся бренд, и это было приятно – едешь по дороге и видишь станцию своей компании!

Нам хватало для затрат, для формирования прибыли, для капитального строительства. Мы считали, что центр прибыль сформирован именно в холдинге, что именно холдинг выходит на максимальную прибыль, и этого было достаточно. Так и формировалось дальнейшее продвижение». Точно так же свидетель не знал, кто определял контрагентов, покупающих нефть.
«Располагал ли «Юганскнефтегаз» в своем штате специалистами по торговле нефтью (в том числе на экспорт) и были ли в компании отделения по таможне, по экспорту?» - «У меня таких специалистов не было, и отдела такого – по сбыту, по мониторингу рынку, по взаимоотношению с поставщиками – не было. У нас был отдел по учету и подготовке нефти. Таможенными процедурами мы не занимались». – «Как вы считаете, ценами, по которым продавалась нефть «Юганскнефтегаза», обществу был причинен какой-то ущерб?» - «Цены, конечно, отличались от цен на биржах. Но эта разница была совершенно понятна: доставить нефть из Сибири в порт, пройти все процедуры таможенного оформления, прокачку… эти дополнительные затраты ложились плюсом в цену. Цены нас удовлетворяли. Еще раз повторю - они перекрывали все необходимые затраты. Не было задачи достигнуть максимальной прибыли. Была задача сделать свою работу – добыть безопасно нефть. Дальше работала другая цепочка. Да и сравнивать было не с чем! Биржи нет. Ценового обзора нет. Если бы хотя бы цены обсуждалась на уровне правительства округа – мы бы знали, почем продает «Сургутнефтегаз», «Нижневартовскнефтегаз»…Но цены не обсуждались. Цены были самой закрытой темой в бизнесе, задавать вопросы было неэтично. Правительство не регулировало цены и не вело их мониторинг…и наверное, если бы мне не хватало денег я бы задался вопросом – а почем же другие продают? Но меня цена устраивала».

«Какие-то расходы по экспорту нефти – пошлины, оплата каких-то услуг – «Юганскнефтегаз» нес?» - «Нет. Таких затрат у нас не было. Не было такой статьи расходов. И специалистов не было».

ЮКОС-классы стали «Роснефть»-классами

««Юганскнефтегаз» располагал ли резервуарами для хранения нефти? На сколько дней их хватало?» - «По нормативам отрасли резервуаров должно хватать на 3 суток, у нас норматив был не выполнен – было где-то до 2 суток. До 300 тыс. тонн».
Свидетелю продемонстрировали в томе 49 на листах 43-47 генеральное соглашение от 31 июля 1996 года между «Юганскнефтегазом» и ЮКОСом. «Я знаком с этим документом. Он был подписан предшествующим генеральным директором. Мне было понятно, что покупателем является ЮКОС, мы – поставщик нефти в рамках этого соглашения», - пояснял Гильманов.

«А вам известны случаи, когда отгруженная «Юганскнефтегазом» нефть в 98-2003 годах в значительных объемах не была доставлена потребителям?» - «У меня не было случая, чтобы у меня не приняли нефть. Я знал, что покупатели определены еще до того, как нефть добыли. Это и сегодня так же. Я не знаю потребителя. У меня ее приняли – вопрос решен. Но разговоров таких не было. Как это – не куда ее разместить?! Товар абсолютно ликвидный». – «А вы лично подписывали договоры купли-продажи нефти, акты приема-передачи нефти?» - «Вполне может быть, что и подписывал».

Из тома 53 свидетелю показали договор купли-продажи нефти и акт приема-передачи между «Юганскнефтегазом» в лице Гильманова и ЮКОСом. Свою подпись под одним из документов свидетель узнал, в другом нет. «Мне главное чтобы баланс потом сбился. Если цифра не бьется – я не подпишу. Для меня визирование моего ответственного специалиста – это было достаточно. Никто меня не принуждал подписывать подобные документы», - пояснял Гильманов.

Заговорили о социальной ответственности «Юганскнефтегаза». «Для нас состояние психологического, социального климата в регионе было важно. Мы понимали, что как живут наши люди, так они и работают», - говорил свидетель. «Ежегодно подписывалось социально-экономическое соглашение с губернатором округа. Писали, какую конкретно помощь мы оказываем тому или иному региону. Например, до деревни, которая рядом с Приобским месторождением, мы построили линию электропередачи, до этого они жили на дизеле, мы построили фельдшерско-акушерский пункт, мы пробурили артезианские скважины, мы оборудовали школу-интернат компьютерами, взяли на себя вопросы детского питания в этой школе. Для этой деревни это были хорошие шаги. Более того, мы предоставили рабочие места, до этого там люди занимались только промыслом…местное население - ханты. И они потом работали у нас.

А в обжитых районах…я там с 74 года работал, и мы только в 2001 или 2002 году построили в поселке Пойковский бассейн со спортивным залом, кафетерием …это, может, здесь звучит незначимо, но для 15-тысячного поселка спорткомплекс с бассейном – это событие! Мы построили аквапарк в городе <…>. Мы каждую школу оборудовали интернет-классом! И мы обучали преподавателей пользоваться этим ресурсом. Это тоже был качественный скачок. Интернет уже жил во всем мире, а у нас ничего не было. Мы купили компьютеры… Мы простроили большой спортивный комплекс для города, который называется «Олимп», там проводились соревнования областного масштаба уже! Мы в Ханты-Мансийском районе финансировали в 2002 году социальные проекты на 90 миллионов рублей. Мои дети сами ходят в эту школу, внуки в детский сад…я сам периодически лечусь в этой больнице. И для меня не безразлично, как это все выглядит, на каком уровне это все работает. Мы создали систему телемедицины в нашей больнице.
А ЮКОС-классы? Интернет классы?! Там дополнительно вели уроки математики, психологии. Школьный бюджет не позволял, а мы финансировали это обучение, и 80 процентов детей из ЮКОС-классов поступали потом в вузы. Был конкурс, чтобы попасть в эти классы. Это была мотивация учиться лучше! Виктор Данилкин заслушался, не скрывая интереса. – «И сейчас эти классы работают! Правда, они теперь называются «Роснефть-классы», но от этого смысл не меняется!», - продолжал свидетель. Зал, адвокаты, подсудимые засмеялись, судья тоже не сдерживался. Прокуроры были нарочито серьезны, а Ибрагимова даже недовольна. «Мы компанию «Сибинтек» зарегистрировали в Юганске, 400 рабочих мест создали, - продолжал свой рассказ господин Гильманов. - У нас были крепкие контакты с нефтяными вузами. И сегодня в Нефтяном университете в Тюмени есть табличка, что лабораторию по геологии оборудовало наше предприятие. Именно тогда студенты стали приходить к нам, понимая, что такое трехмерное моделирование. Это уже были продвинутые геологи, с которыми можно было и наращивать темпы прироста до 18 процентов ежегодно. Социальная ответственность нашего предприятия была естественной. Мы на себя все это нарабатывали». – «За счет каких средств эти расходы осуществлялись?» - «Эти расходы шли не из бюджета нашего предприятия. Это шло с уровня холдинга».

Похитить столько нефти невозможно

«Приходилось ли вам при работе в ЮКОСе исполнять приказы, укаазания, распоряжения, которые бы выходили за пределы ваших служебных обязанностей?» - «Нет, таких приказов, распоряжений не было. И я думаю, их и не могло быть. Мы уважали руководство ЮКОСа, а они нас. И вот это взаимное уважение не позволяло нам вести разговоры другого плана. Никогда со мной не обсуждалась какая-то другая тема, каждый раз, идя на встречу с Михаилом Борисовичем, я готовился как на экзамен, потому что я уважаю его как человека, сумевшего организовать работу такого громадного коллектива», - говорил Гильманов. – «Может быть, от Лебедева, от других лиц вам поступали просьбы, указания, которые вы расценивали как незаконные?» - «С Платоном Леонидовичем мы в первый год общались. Когда выстраивали схему, как организовать финансирование, бюджетирование, когда писались регламенты, стандарты. Когда эта система была создана, он уже не участвовал напрямую в нашей деятельности, и я распоряжений от него не получал». – «Другие лица вас ничего незаконного не просили сделать?» - «Нет». - «Не было ли принуждения, давления?» - «На земле места много. И найти работу нефтянику, который знает свое дело, - не проблема. Если бы существовала такая система или даже намеки на эту тему, – поднялся бы, поблагодарил за работу и ушел. Если я проработал до 2007 года – значит предложений такого плана не было», - отвечал свидетель. –«А известно ли вам о какой-то параллельной структуре управления ЮКОСом?» - «Нет, это невозможно. Я первый раз об этом слышу. Что это за параллельное управление? Не было такого. Я об этом не знаю». – «А у вас не было ощущения, что Михаил Борисович Ходорковский скрывал свою руководящую роль в ЮКОСе?» - «Как это? – изумился свидетель, так что даже все рассмеялись. – Как?! Он приехал и сказал: «Мы Будем вместе работать, я буду руководить управляющей компанией». Он всегда для нас был руководителей, человеком уважаемым, доступным. Когда он приезжал к нам в регион, мы всегда проводили встречи для общественности города, и приглашали все власти, и прокурор там был, и военком, и главврач, мэр города, начальник милиции. Они даже обижались, если их не приглашали на встречу с Ходорковским – для них он был руководителем компании. Мы все там обсуждали, и уровень медицины, и состояние преступности…такие были интересные встречи, они проходили всегда так живо! Никогда не было ни у кого сомнения, что Михаил Борисович это кто-то другой! Это наш руководитель!». – «А не знали вы, что в ЮКОСе действовала организованная преступная группа?» - «Этого не было, и это невозможно. Во-первых, ежегодный годовой отчет на собраниях. И все балансы были там открыты. Второе. Квартально по вопросам добычи мы отчитываемся в Комитет недропользования в городе Тюмени. И эта сводка идет в ЦДУ. И все объемы добычи до тонны фигурируют ежесуточно в балансе министерства. А что преступная группа? Вот все на виду, все прозрачно, налоги платятся! Когда мы рассчитались по всем тем задолженностям, которые накопились во времена кризиса (а это было объективно), мне руководитель налоговой службы принес документ, где было написано, что задолженностей нет, а есть небольшая переплата. Для меня это был праздник, что мы смогли рассчитаться по всем своим обязательствам. О какой-то преступной группировки говорить невозможно. Если было бы что-то такое, никто не стал бы работать».

«И вам ничего не известно о хищении всей нефти у добывающих предприятий?» - «С физической точки зрения это НЕвозможно! Если это предполагается за счет разницы цен – это тоже неправильно, потому что цены были такими, какими они должны были быть для нефтедобывающих предприятий: покрывать все затраты, создавать прибыль, необходимую для покрытия социального пакета, формировать и финансировать капитальные вложения. Для всего остального центром прибыли был холдинг. Это нас устраивало. Мы понимали, что развитие компании возможно при концентрации и очень высокой эффективности работы. Я не могу сказать, что у меня взяли нефть и мне не дали деньги. Деньги поступали регулярно, в полном объеме. Я добыл – я передал. Мне деньги за мой труд отдали. У нас каждый год поднималась зарплата, перекрывая инфляцию. Мы собирали информацию по зарплате в других регионам – Нижневартовск, Сургут. И мы не хотели быть последними. Для нас это тоже было вопросом чести. Мы поставили себе задачу – чтобы зарплата работника должна быть выше тысячи долларов, и мы этого добились! – Лахтин посмотрел на свидетеля скептически, потом снова окунулся в компьютер. –Я не могу говорить, что у меня каким-то образом похищали нефть. Я считаю эту ситуацию ненормальной. Это что-то такое придуманное, непонятно для чего. Это невозможно! Нельзя украсть такую партию нефти! Нельзя ее взять и не рассчитаться, потому что тут же встает производство. Это ЧП! Да и город тоже независим, он тоже может показать свой характер, если его не будут финансировать. Такого не было! И стабильность в городе была важна. Значит своевременно зарплата, своевременно налоги. Это была одна из задач».

Затем вопросы начал задавать Платон Лебедев.

Гильманов: «Вопрос сдачи нефти ЖЕСТКО регламентирован!»

«Добрый день! Рад вас видеть. У меня несколько уточняющих вопросов», - обратился к свидетелю подсудимый. Гильманов кивнул. «Объясните, пожалуйста, суду процедуру сдачи нефти «Юганскнефтегазом» на коммерческом узле учета «Транснефти»?» - «Мне легко это рассказать, потому что я 4 года руководил непосредственно товарным парком. Нефть поступает на установку с большим содержанием газа, воды, примесей…идет термическая обработка. Убирается вода, закачивается назад в пласт…нефть идет по цепочке… на узле учета идет откачка и учет этой нефти. Узлы учета постоянно проверяется метрологом «Транснефти». Он может приехать в любое время! Он проверяет наличие всех пломб, проверяет наличие пробоотборника, они пятислойные… останавливается откачка, вскрывается пробоотборник, проверяется все ли трубки трубки, берется контрольная проба. Если проба меньше 50 процентов, она считается непредставительной, и эту партию нефти у меня могут поставить под сомнение и купить у меня по самой низшей группе нефти. Это первое. Еще есть станция поверки. Они есть на каждом узле учета (у меня было четыре узла учета), они все пронумерованы. Жесткий, очень жесткий контроль по качеству. Если объем воды превышает более одного процента – нефть не принимается в систему.

Представительная проба, о которой я говорю, поступает в лабораторию. Делают параллельно два лаборанта. Один лаборант нашего предприятия, второй представляет «Транснефть». Если пробы не совпадают, возникает дискуссия, мне не подписывают суточный акт приема-передачи нефти. Часть пробы сдается в специальное сейфовое хранилище как арбитражная проба. Если возникают дискуссии, эта запломбированная арбитражная проба уходит в нейтральную лабораторию и они выступают арбитрами.

Все качества и по качеству, и по количеству <сданной нефти> передаются в ЦДУ. После замеров первого числа на основе всех остальных расчетов составляется исполнительный баланс. Вопрос сдачи нефти ЖЕСТКО регламентирован! И становится публичным. В ЦДУ все сводки есть. Я думаю, у них в архивах есть информация по любому году, по любым суткам. Поэтому объем сданной нефти невозможно каким-то образом сделать другим. Невозможно! Мы, подписывая документы, точно знали, что эта цифра всегда проверяется». Затем свидетель сказал, что нефть они сдавали самостоятельно, подписывая от своего имени акты приема-передачи.

«Вы сообщили, что качество нефти, которую вы сдавали в «Транснефть», - в ней объем воды не превышал 1 процента, а на устье скважины обводненность была в среднем 65 процентов. Поясните суду, куда этот огромный объем жидкости девался?» - «У нас были месторождения, где обводненность была под 80 процентов…эта вода очищалась от нефти в технологических водяных резервуарах. И эта очищенная вода закачивалась обратно в пласт. Для поддержания энергетики пласта». – «В цену договора купли-продажи нефти, который «Юганскнефтегаз» заключал с ЮКОСом и другими покупателями, входили затраты, связанные с транспортировкой нефти в составе скважинной жидкости от устья скважины до товарного парка?» - «Конечно. У нас отдельная строка в себестоимости – затраты на транспорт». - «Несмотря на то что нефть в составе скважинной жидкости уже принадлежала ЮКОСу, услуги по транспортировке этой нефти до товарного парка «Юганскнефтегаз» оказывал и эти услуги оплачивались?» - «Конечно. Мы получали деньги в общей цене, там все это учитывалось». – «А услуги по подготовке нефти в товарных парках они тоже включались в цену договоров?» - «Конечно. Это обходилось очень не дешево. И все это учитывалось. Была отдельная строка – затраты на подготовку нефти». - «Каким образом

«Правильно ли я понял, что таким образом в итоге в соответствии с договором вам платили не за скважинную жидкость, а за нефть, соответствующую ГОСТу?» - «Нам платили за нефть, сданную в «Транснефть». За нефть, доведенную до ГОСТа. В стоимость этой нефти включались и затраты на подготовку, и затраты на межпромысловую подготовку, затраты на деятельность дожимной насосной станции, на добычу нефти из скважины». – «Можете ли вы приблизительно пояснить суду, каким образом и почему на тот момент <1997 год> «Юганскнефтегаз» имел дыру более 1 млрд долларов?». – «Тогда было две негативных тенденции. Был период падающей добычи. В целом по отрасли было падение. Мы упали по отрасли от 600 млн до 300 млн. Второе – по налогам. Налоговое законодательство только-только набирало обороты. Не было дисциплины налоговой в целом в отрасли. И мы начали создавать отдел налогового планирования. Профессионально обучать. Налоги тогда выплачивались, наверное, процентов 70-75 (тогда были еще производственные объединения, ВИНК не было). Ментальность руководителей того периода, «красных директоров» была такая, что налоги это что-то такое, что может и подождать. Но потом мы увидели, что недоплата нами налогов разваливает качество нашей жизни. И пошли изменения. С 96 года было уже так: первое – налоги, потом зарплата, электроэнергия и т.д. И в 2001 году мне принесли документ, что мы рассчитались за все. Но пока это понимание шло, все накопилось. Потом уже Черномырдин, Лившиц чуть ли не в суточном режиме сообщали, кто что заплатил … А потом уже понимание пришло, что налоги – это жизнь государства. Но не происходит обучение без потерь. Нам же не привезли готовую систему».

«Можете ли вы подтвердить, что объем добычи «Юганскнефтегаза» с 98 по 2003 год вырос в два раза?» - «Когда я принял «Юганскнефтегаз» в 98, было 25 млн добычи, когда я уходил, добыча была 50 млн 300 тыс. тонн. За пять лет мы в два раза подняли. Есть чем гордиться. И все остальные компании начали поднимать».

«Правильно ли я понимаю, что «Юганскнефтегаз» с «Транснефтью» договоры на транспортировку нефти до НПЗ и морских терминалов не заключал?» - «Добытчики за транспортировку не платят. И сейчас так». – «Выставлялись ли счета за проданную нефть, включались ли в эти счета налог на добавленную стоимость?» - «Я финансовыми операциями не занимался…» - «Были ли случаи выплаты «Юганскнефтегазом» из прибыли дивидендов компании ЮКОС и другим акционерам за 98-2003 годы? Почему вся прибыль оставалась в распоряжении Юганскнефтегаза?» - «Баланс был утяжелен, были долги…. Прибыль формировалась, но прибыль к распределению была незначительной. Я даже и не припомню, чтобы по акциям «Юганскнефтегаза» выплачивались дивиденды. А почему - ну, видимо, совет директоров решал отправлять прибыль на развитие, все же был период становления, все было достаточно напряженно…»

В 2003 году в капитальное строительство было вложено 16-20 млрд рублей

К микрофону встал Михаил Ходорковский: «Вы рассказывали о финансировании капиталовложений из прибыли «Юганскнфтегаза». В вашем бюджете есть статья «инвестиции». Пожалуйста, расскажите суду, как инвестировались крупные объекты, например, Приобское месторождение? Передавала ли компания для этого материальные, финансовые средства?» - «Обустройство Приобского месторождения было выделено в отдельный проект. Эти затраты шли к нам целевым назначением из компании. И затраты были очень значительными. Потому что все Приобское месторождение, правый берег, находится в затопляемой зоне, в половодье оно все заливается водой, а это район нереста ценных осетровых рыб и зона деятельности Приобского месторождения была распоряжением губернатора выделена как зона особого экологического действия. И пока мы не получили заключение экологической экспертизы, мы не выходили на это месторождение. И мы там сделали несколько уникальных проектов. Мы первый раз в истории Западной Сибири провели нефтепровод для откачки нефти с месторождения туннельным методом. Мы не просто размывали дно и укладывали трубу, мы прорубили тоннель, пригласили немецкую компанию, чтобы защитить реку Обь, это место…это стоило нам очень дорого! Дороги были подняты на высоту три метра. Это как платформы, на высоте три метра идет дорога, нам запретили амбарное бурение, и мы сразу все продукты бурения вывозили на левый берег. Это тоже стоило очень дорого. Каждая скважина обеспечивалась контрольными скважинами - на глубине до двадцати метров проверялось, нет ли там пятен углеводородов. Это велся мониторинг со стороны природоохранной прокуратуры. Это был дорогой проект.

Мы закладывали трубу в тело дороги. Это было немножко рискованно с точки зрения эксплуатации дороги, но с точки зрения подхода к порыву и скоростного ликвидирования порыва это было новое качественное решение.

Могу вспомнить затраты по последнему, 2003 году…это было на уровне 16-20 млрд рублей, мы вкладывали в капитальное строительство, и эти инвестиции были выделены нам компанией. Без такого подхода нам бы не разрешили там работать. Мы построили специальную установку для утилизации шламов. Мы сами для себя ввели повышенный стандарт. Выход на это месторождение считался определенной честью для бригады. Шли туда самые профессиональные. Это стоило дорогого, мы вкладывали деньги, и сейчас это месторождение дает до 20 млн тонн в год. Это очень хорошее месторождение! И мы сделали очень много для этого». – «Как обстояли дела с качеством освоения месторождений, с коэффициентом извлечения нефти? Некоторые свидетели здесь в суде говорили, что возможно капитальные вложения были не такими большими из-за того, что разработка месторождений велась варварским способом». – «В 2003 году меня пригласили на международную конференцию в Лондон по проблемам разработки. Там тоже выступил один сотрудник из России, сказал, что гидроразрывы пласта, которые проводила компания, - это варварство. Я выступал, оппонировал. Но потом встал специалист из американского института нефти и сказал: «Мы проверили это все, и коэффициент нефтеотдачи повысился! И его выступление закончилось аплодисментами, - рассказывал Гильманов. Судья слушал с большим интересом. Ибрагимова и Шохин о чем-то активно шептались, не слушая свидетеля. Лахтин не отрываясь печатал на компьютере. – Второе. Когда нам стало трудно жить после 2003 года, нам инкриминировали статью о том, что мы незаконно добыли нефти больше, чем было в лицензионных соглашениях. Тогда мы заказали анализ разработки, анализ запасов, и есть несколько томов, которые показывают, что ухудшения запасов не произошло. Это исследование делал государственный институт. Хотя существовала точка зрения. Но с 2005 года эти все дискуссии прекратились. И метод гидроразрыва пласта используется везде, это очень эффективно и дает хорошие результаты. Это как раз говорит о том, что мы извлекаем нефть качественно».

«Вы когда давали показания, говорили, что были дискуссии с налоговыми органами…какие-то вопросы решались в нашу пользу, с какими-то вопросами шли в арбитражный суд, где-то выигрывали, где-то проигрывали…в данном случае разбирается вопрос о том, была ли нефть, добытая «Юганскнефтегазом», продана или она была у «Юганскнефтегаза» похищена, я прошу вас уточнить и припомнить в рамках разбирательств – ставился ли вопрос о том, что нефть у «Юганскнефтегаза» похищена и значит он не должен платить налогов с похищенного, или суды принимали решения, что нефть была реализована, а значит «Юганскнефтегаз» должен платить налоги?» - «Было возбуждено уголовное дело в отношении меня, что «Юганскнефтегаз» не платил налоги… – Ибрагимова и Шохин крайне оживились и вгляделись в свидетеля. – Обвинение было построено на теме, что вся нефть была продана, за всю нефть мы заплатили налоги, разница только в том, по какой цене мы продали. И говорить, что нефть…Нефть невозможно потерять! Или она на земле разлита, это авария, или она откачана в трубу! Я тогда задал вопросы в рамках следствия: «Вся нефть была откачана, которую мы добыли?» - «Да, вся нефть». - «Что сегодня?» - «Вы продавали по низкой цене. И вы закладывали изначально в налогооблагаемую базу эти низкие показатели». Речь не идет о потере нефти, о том, что что-то было не откачано. На вопрос мой в суде и на следствии, по какой же цене надо было продавать, я ответа не получил. «А что вы считаете по «маленькой или большой» цене?». Мне показали список, сотрудник МВД провел исследование, там были указаны 12 предприятий с разными ценами. Мы стояли где-то четвертые или пятые. Были с низшей ценой, были с высшей ценой. Расхождения были несущественные. Была цена ОЧЕНЬ высокая одна. Я спросил – а это что за аномальная цена, они что, из озера качали ее? Это оказалась совсем небольшая партия (1 млн тонн), и вся нефть шла за рубеж. Компании всю нефть за рубеж не удается продать. Эта компания продавала ВСЕ за рубеж и показывала эту цену. Я спросил: «А зачем же вы тогда вписываете эту цену? То есть сложили двенадцать цен – получили средневзвешенную по региону. Но так же нельзя. Вы возьмите мои 50 млн, возьмите этот миллион – и давайте пропорционально среднюю цену выведем!» - «Нет». Аргументации не последовало. Это исследование легло в основу. Информацию им эту выдали в МВД, даже с грифом «конфиденциально». А как я, будучи руководителем предприятия, мог узнать о ценах предприятий вообще? Это все равно, как если я бы спрашивал: «А сколько вы зарабатываете на моей должности в другом регионе?». Так никто не делает!» – переживал свидетель. Адвокаты заулыбались, Ривкин выразительно посмотрел на Валерия Лахтина, который так любит задавать свидетелям вопросы о зарплате. Прокурор Лахтин молчал, не отрывая глаз от компьютера. – «Поэтому я отвечаю: нам платили за нефть столько, что нам хватало на покрытие всех затрат, для развития, для обеспечения социального пакета нашего предприятия. И говорить, что эта цена низкая и таким образом я занижал налогооблагаемую базу, я не могу. Нельзя меня признать человеком сознательно занижавшим цену! Я поэтому не признал себя виновным. Но был осужден…Да, следствие признало, что всю нефть у меня купили. И нам этой цены хватало. А центром прибыли был холдинг, и нас это тоже устраивало, потому что инвестирование мы именно из него получали!». Михаил Ходорковский поблагодарил свидетеля, у него больше не было вопросов.

«А налоговые органы знали, что вы платили налог с прибыли?» - уточнил Платон Лебедев. – «Ну конечно! - рассмеялся Гильманов. – А как не платить, если он начислен».

Прервались на обед.

Прокурор Ибрагимова-свидетелю: «По какой статье и к какому сроку вы были осуждены?»

После обеда вопросы начали задавать прокуроры. «Предусматривалась ли в бюджете «Юганскнефтегаза прибыль?» - спросил прокурор Смирнов. – «В сценарных условиях прибыль не доводилась». – «Действительно ли не хватало прибыли на выплату дивидендов акционерам до перехода на единую акцию?» - «Прибыль была незначительная. Это двузначная цифра. И совет директоров рекомендовал направить прибыль на развитие». – «А вы сами не были акционером «Юганскнефтегаза»?» - «У меня были акции. Я присутствовал на общих собраниях акционеров, делал доклады по итогам года…» - «Акционеры не ставили вопрос о выплате дивидендов?» - «Не ставили. Потому что мы выплачивали накопившуюся задолженность, а второе – кризис, во времена кризиса у нас была задолженность по зарплате 2,5 месяца. Суммы были большие. Эту задолженность мы для себя считали главной. Мы выходили из кризиса, платить дивиденды тогда не было возможности. Пока не восстановились цены на нефть, мы жили в дефиците». – «Вы ставили вопрос об увеличении цены продажи, чтобы была возможность выплатить дивиденды?» - «Так вопрос не ставился. Ставился вопрос об увеличении финансировании нашей деятельности, но не сточки зрения ценовой политики». – «В соответствии со ст. 105 ГК РФ материнская компания вправе давать дочерней обязательные для исполнения указания, - протянул Смирнов кодекс свидетелю, а мог бы протянуть его и Валерию Лахтину, который в свое время заявлял нечто прямо обратное. Смирнов дошел и до вопроса: «Давал ли ЮКОС или «ЮКОС-ЭП» «Юганскнефтегазу» обязательные указания о цене продажи нефти?» - «До нас доводилась цена. Если это считать указанием, то значит это указание. Но объем выручки всегда покрывал объем моих затрат. Другого не было». - «Вы сказали, что цена до вас доводилась. А в каких документах она доводилась?» - «В договорах купли-продажи, приходили документы с ценой». – «Договоры купли-продажи вы воспринимали как указания? О цене реализации?» - «Я не считал эти документы указующими? Они были процедурно необходимыми для бухгалтерии. Чтобы смотреть выручку и объемы откачки нефти». – «А в устав «Юганскнефтегаза» не вносились изменения? О том что материнская компания вправе давать «Юганскнефтегазу» обязательные для исполнения указания?» - «Я думаю, это проговаривалось в договоре о передачи функций исполнительного органа. В уставе - сама идея о возможности передачи функций исполнительного органа другому органу, а уже наполнение этого процесса – в договоре о передаче полномочий».

Затем вопросы начала задавать прокурор Ибрагимова. «Вы суду пояснили, что вы были осуждены. По какой статье и к какому сроку?» - «По 199 на два года с испытательным двухлетним сроком…» - «Это обстоятельство довлеет над вами? Может быть, какая-то обида на правоохранительные органы?» -«Нет», - спокойно отвечал свидетель. – «То есть вы объективно даете показания?» - «Совершенно объективно. И могу объяснить. Когда появилось дело ЮКОСа, мы понимали, что директора не останутся в стороне…мы отдавали себе отчет, что в этот процесс будем как-то втянуты… ну а сейчас – есть решение суда о снятии судимости, все забыто…». – «Спасибо, что вы дали такие подробные показания… вы не могли бы сказать, кто руководил «ЮКОС-РМ»?» - «Я не помню на память». – «На следствии вы называли Бычкова и Брудно». – «Вот сейчас вы сказали…Да, эти фамилии мне известны. Они руководили этой структурой».

Ибрагимова показала свидетелю том 146. По словам прокурора, это было сообщение Павла Ивлева Гильманову и приложение к этому письму (письменные показания Гильманова).

«А то, что Ибрагимова сообщила, что Гильманов давал показания НА СЛЕДСТВИИ – это в протоколе отразилось?» - уточнил Лебедев. Судья подтвердил. Ибрагимова не смолчала, вскользь выразив недовольство тем, что Лебедев вклинивается в допрос прокуроров.

Свидетель Гильманов между тем внимательно изучил документы. Он сообщил, что этот документ не подписывал, а впервые увидел его у следователя в марте прошлого года. Ибрагимова спросила, по какому делу Тагирзяна Гильманова вызывали на допрос к следователю. Свидетель не помнил, и предложил просто посмотреть в протоколе допроса. «Хорошо, - полистала страницы Ибрагимова и «забыла» свой вопрос, - И что дальше?». Публика переглянулась, а подсудимые откровенно рассмеялись. «В документе было написано, что я выступал в суде, но я в суде не выступал. Я убеждал следователя, что там не мои обороты, не моя терминология, этот документ я не составлял» - продолжал Гильманов. Ибрагимова с разрешения судьи зачитала часть документа: ««Юганскнефтегаз» является открытым акционерным обществом, его акции открыто продаются на российском фондовом рынке. До начала арбитражного разбирательства, ЮКОС никогда не владел более чем 40% акций «Юганскнефтегаза». Хотя впоследствии ЮКОС стал крупнейшим акционером «Юганскнефтегаза» и на сегодняшний день владеет более 90% акций «Юганскнефтегаза», «Юганскнефтегаз» имеет более 21 000 других акционеров». Лебедев что-то возразил. «Не мешайте, пожалуйста!» - бросила «аквариуму» Ибрагимова и спросила у свидетеля, «соответствует ли действительности этот пункт». Господин Гильманов сказал, что структуру капитала он не контролировал. Ибрагимова процитировала и еще один пункт из документа, который якобы составил сам свидетель: «Я заявляю, что «Юганскнефтегаз» является крупным, значительным и самостоятельным юридическим лицом, он в состоянии выполнить свои обязательства, когда придет время платить по ним, и нет никаких оснований не признавать его корпоративной формы». Вопрос был прежний – может ли свидетель подтвердить достоверность сведений из оглашенного пункта.

«Этот ответ есть в протоколе допроса!» - заметил Гильманов. – «Но у нас нет протокола допроса», - реагировала Ибрагимова. – «Есть, там дальше в подшивке протокол допроса!» - заметил внимательный свидетель. – «Ну…ну мы его просто не оглашали», - нехотя соглашалась прокурор. «Там ответ такой: я способен оплачивать контракты в рамках моей доверенности до миллиона долларов. Для этого мне не нужно согласований», - говорил господин Гильманов.

«Ваша честь, Я прошу такие вопросы все же корректировать, потому что свидетель сказал, что он этот документ не подписывал. И задавать ему вопросы по документу, к которому он отношения не имеет…Такого рода вопросы надо снимать. Иначе что – мы будем все дело ему показывать и спрашивать, соответствует ли это действительности?», - возражал Лебедев.

Прокурор Ибрагимова сотворила из ЮКОСа «Томскнефть»

Из тома 99 свидетелю продемонстрировали таблицу из сообщения Павла Ивлева Амирян Наталье. «Это таблица сравнения цен продажи нефти, добываемой «Юганскнефтегазом»», - пояснила прокурор.

«Я заранее прошу предупредить, чтобы свидетеля не использовали в качестве эксперта и специалиста по оценке сведений, которые сообщают в своей переписки третьи лица!», - заметил Лебедев. – «Лучше вас ситуацию в «Юганскнефтегазе» кто-нибудь знает?! Вы столько лет там проработали! – не столько спрашивала, сколько утверждала Ибрагимова, глядя на свидетеля. – Я поэтому вас и спрашиваю!». Ибрагимова читала и комментировала таблицу в письме, сравнивая цены «Юганскнефтегаза» с мировыми ценами. «Вы как-то можете пояснить эту ситуацию?» – «Я просил бы все же гособвинителя подкорректировать вопрос! – заметил Ходорковский. – «А вопрос еще не прозвучал!» - заметил судья. – «Вот именно!» - обрадовано подтвердила Ибрагимова. - «Прозвучало утверждение. Что вот так соотносятся мировые цены с ценам и «Юганскнефтегаза». Это неочевидно. Прошу как-то скорректировать…» - говорил Ходорковский. – «Итак, вопрос, в связи с чем такие низкие цены, кто их определял?» - продолжила Ибрагимова. - «Первое. Я не занимался продажей нефти, поэтому анализом цен как на мировом, так и на российском рынке я не занимался. Это не тема моей деятельности. Далее. Здесь говорится о ценах российского рынка. Я не понимаю этого термина. Не было цен российского рынка, поскольку этого рынка нет. И те цифры, которые там приведены, я не понимаю из какого источника. Если нет ссылки на авторитетный источник, то я считаю, что это просто голословное утверждение. И я не помню, по какой цене мы тогда продавали…» - отвечал Гильманов.

В томе 53 Гюльчехра Ибрагимова показала свидетелю договоры купли-продажи нефти. «Назовите цену за тонну нефти в этих договорах?» - «208 рублей 40 копеек». – «Почему именно такую сумму составляла цена?» - «Значит, в это время хватало 208 рублей за тонну, чтобы покрыть все затраты и решить все вопросы по бюджету». - «Вы сами принимали участие в решении о постановлении именно такой цены?» - «Нет, цену мы не формировали. Это была прерогатива управляющей компании».

Из томе 64 Гильманову показали протокол собрания акционеров «Юганскнефтегаза» от 30 марта 1999 года. Ибрагимову интересовал шестой пункт повестки дня. Она начала цитировать документ: «Об одобрении сделок, совершенных в процессе осуществления текущей производственно-хозяйственной деятельности между ОАО «Юганскнефтегаз» и ОАО «Томскнефть»…» - «Там ЮКОС слово написано!» - исправил непонятно откуда явившуюся в речь прокурора «Томскнефть» Платон Лебедев. Прокурор Ибрагимова ответила мгновенно и ассиметрично: «Платон Леонидович, я вас поздравляю, мне кажется, вы стали себя хорошо чувствовать». «А вы что, заболели, что ли?!» - возмутился в ответ Лебедев. – «Тихо!» - заволновался судья. - «Ваша честь, она лжет! Потому что в документе написано, что соглашение между «Юганскнефтегазом» и ЮКОСом» - встав, заявил Лебедев. – «Тогда прочистите уши! Я сказала ЮКОС!» - реагировала Ибрагимова. – «Тихо!» – прикрикнул на Ибрагимову судья. Но замечания ей не сделал.

Ибрагимова закончила цитирование и спросила у свидетеля, участвовал ли он в том собрании. «Надо посмотреть». – «Я вообще вам давала смотреть, вы здесь в списке есть». – «В списке выбранных есть! Это список выбранных, а не участвующих». – «При одобрении сделок купли-продажи нефти ЮКОС выступал как заинтересованное лицо?» - спросила прокурор. – «Это вопрос к юристам. Это не мною изучаемая тема». – «Вы как руководитель «Юганскнефтегаза» на собраниях вообще касались о том, что заинтересованное лицо не должен принимать участие в голосовании по данному вопросу?» - «Думаю, что нет». – «Вы настаивали на том, чтобы за одобрение сделок купли-продажи нефти голосовали только незаинтересованные акционеры»

«Я прошу вопрос снять, вопрос о заинтересованности на собрании вообще не обсуждался. Как всегда, прокурор Ибрагимова вводит и суд, и свидетеля в заблуждение!» - комментировал Лебедев. – «Я, естественно, не возражаю, чтобы у уважаемого свидетеля спрашивали о том, какое мнение на собрании он высказывал как акционер, но у управляющего или гендиректора полномочий на собрании акционеров нет! Поэтому настаивать на чем-то как акционер он мог, а как гендиректор нет», - заметил Ходорковский.

Судья молчал. «Вопрос не снят! Ответьте!» - обратилась Ибрагимова к Гильманову. Тот отвечал: «Юрист Бахмина прокомментировала, что эти сделки по полномочиям совета директоров не должны приниматься. И этот вопрос должен приниматься на собрании акционеров. Как я помню, из протокола собрания акционеров, этот вопрос прозвучал. В итоге было положительное голосование, и эти сделки были признаны законными».

«Вы видели оценку нефти, сделанную оценщиком?» - продолжала спрашивать Ибрагимова. «Оценка нефти не делается. Делается оценка запасов. Не видел, и думаю, что такой оценки нет». – «Вы сталкивались с заключением об оценке нефти, сделанное обществом «Независимое агентство оценки», по запросу НК ЮКОС?» - «Не сталкивался с таким документом, и я считаю, что оценка нефти как товара не делается». –«Да?! А вот ЮКОС, например, заказал выполнить оценку имущества – сырой товарной нефти!», - довольно подытожила Ибрагимова.

А затем прокурор Ибрагимова вполне предсказуемо ходатайствовала об оглашении показаний Гильманова на следствии. Сославшись на то, что тот запамятовал руководителей «ЮКОС-РМ». О противоречиях она не заикнулась. – «Свидетль-то подтвердил, что ему известны указанные фамилии!» - заметил судья. –«Он лишь сказал, что знает…а на следствии он конкретно говорил!» - не соглашалась Ибрагимова. – «Задайте вопросы! Что он должен подтвердить или опровергнуть?! Я не понял!» - настаивал судья. Ибрагимова задала уточняющие вопросы свидетелю и не была довольна ответом: «Вот! Видите! Прозвучало ходатайство! Вы или его отклоняете или нет!» - командовала парадом прокурор Ибрагимова. Судья был податлив: «Я просил уточнить, в связи с чем вы заявляете указанное ходатайство, не более того».

Адвокат Константин Ривкин заявил, что вопрос об оглашении протокола допроса в той части, где речь идет о руководителям «ЮКОС-РМ», защита оставляет на усмотрение суда.

«И отметьте, пожалуйста, что так называемые противоречия прокурором Ибрагимовой просто высосаны…» - встал Платон Лебедев. – «Замечание сделайте с занесением в протокол! Надоело уже!» - вскочил защитник женской чести Лахтин. Судья предложил Лебедеву присесть. – «Вы мешаете мне высказать свою позицию! – остался стоять у микрофона Лебедев. - Вы прокурору Ибрагимовой ни одного замечания не сделали! Про ослиную жидкость и так далее. Я это полтора года здесь слышу. Она вам лжет – вас это почему-то устраивает! Никаких замечаний! Я возражаю, несмотря на позицию защиты. Оснований, чтобы делать заявления о существенных противоречиях, вам не приведено. Учитывая вашу практику помогать прокуратуре оглашать все, что она захочет, я понимаю, какое будет решение, но это мое мнение! Для протокола!».

«Ваше мнение занесено в протокол», - заявил судья и разрешил огласить часть допроса Гильманова из 57 тома.

Ибрагимова зачитала абзац про Бычкова и Брудно. «Вы подтверждаете свои показания?» - спросила Ибрагимова. Гильманов подтвердил. «Эти показания имели место, в них я говорю, что общался с руководителями «ЮКОС-РМ», когда у меня были вопросы по прокачке нефти. А ценовые вопросы – я говорил это и тогда и сейчас - я не обсуждал. Эти вопросы меня не интересовали».
Вопросы были еще у протокола Смирнова. «Вопрос о привлечении оценщика стоял на собрании?» Еще раз в томе 64 на 208 листе посмотрели пункт 8 собрания акционеров. Смирнов процитировал выступление одного из акционеров об одобрении сделок. По мнению акционера, цена была занижена. «В протоколе нет вопроса о привлечении какого-либо оценщика! Этого просто НЕТ в протоколе!» - заметил Лебедев. – «Было высказано мнение акционера!» - спорил Смирнов. – «Не понимаю, что происходят. Мнение акционера не является предметом рассмотрения. Это всего лишь мнение. Акционеры на собрании занимаются одним – голосуют!» - отмечал Лебедев. Судья дал свидетелю возможность отвечать. «Я о том, стоял такой вопрос или нет, не помню, это 99 год. Но судя по всему, вопрос был поставлен, были высказаны разные мнения, итоговое голосование признало решения законными, проголосовало за!» - отвечал Гильманов.

Прервались на пять минут.

Валерию Лахтину мешает суд

«Проводились ли аукционы по продаже нефти «Юганскнефтегаза»?» - спрашивал Смирнов после краткого перерыва. – «Проводились, нам направлялись отчеты с результатами, но мы не участвовали в этом. Я даже не знал, где они проводились». –«А какая цель аукционов была?»- «Цель зафиксировать продажу нефти». Какие компании участвовали в аукционах, свидетель сказать не смог.
Инициативу перехватил Лахтин. «Вы слышали об обстоятельствах проведения аукционов от руководства «Самаранефтегаза» или «Томскнефти», от сотрудников «Юганскнефтегаза»?» - «Нет» - «А вам известно, что в аукционах участвовали только компании, зависимые от НК ЮКОС?» - «Я не знаю, какие компании участвовали. Не могу говорить зависимые они или нет». Повторный подобный же вопрос (Валерий Лахтин был верен себе) судья снял.

«А вы до какого времени были генеральным директором Юганскнефтегаза?» - на пятом часу допроса интересовался Лахтин. «С добрым утром!» - реагировала возмущенная публика. – «Сегодня дважды этот вопрос уже обсуждался!» - напомнил судья прокурору. – «До создания управляющей компании вы являлись генеральным директором «Юганскнефтегаза»?» - по-разному формулировал прокурор вопрос. «Уже задавался этот вопрос, и свидетель отвечал! Мы что, по второму кругу пойдем?!» - сердился судья.
«Прошу вопрос снять, эти одни и те же вопросы на одну и ту же тему, к тому же в деле документы есть…» - высказался Лебедев. – «Я продолжаю задавать вопросы по той же теме, вопросы, которые мне не дают задавать!» - имел претензии к суду Валерий Лахтин.- «Я прошу вас лишь не повторяться!» - объяснился судья. – «До того, как появилась управляющая компания «ЮКОС-ЭП», кто определял объем поставок, цену продажи нефти в «Юганскнефтегазе»?» - «Цену определял ЮКОС, а объем поставок вытекал из объемов добычи. А объемы добычи тоже доводились ЮКОСом». - «Какое подразделение и кто из НК ЮКОС определял эту цены?» - «Не могу сказать». – «Соответствовало ли действительности, что ЮКОС покупает нефть у «Юганскнефтегаза» по трансфертным ценам, а потом продает ее по мировым ценам?» - «Я не могу сказать, по каким другим ценам они продавали, потому что это тема не нашей деятельности». – «А вы не интересовались этим? Будучи ответственным генеральным директором?! Ответственным за права акционеров? Или вы не были ответственным генеральным директором? А только подписывали договоры», - засыпал Лахтин свидетеля вопросами-упреками.

Замечания были у Михаила Ходорковского: «Я бы просил в части утверждения государственного обвинителя о том, что Тагирзян Рахимзянович нес ответственность перед акционерами «Юганскнефтегаза» снять вопрос, потому что в перечне своих должностных обязанностей решение вопросов с акционерами «Юганскнефтегаза» он не называл». – «Есть еще устав, кроме регламента!» - начал дискуссию прокурор. - «Валерий Алексеевич! Вы еще собираетесь поспорить с Михаилом Борисовичем? В прениях! ВАЛЕРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ!» - пытался перекричать прокурора судья.

Наконец свидетель отвечал: «Мы никогда не влезали в дела продажи нефти и нефтепродуктов. Есть четкая и понятная задача – добыча нефти. По поводу того, что я только подписывал договоры…Я говорил, что я отвечал за добычу в регионе, и мы прирастали по производству каждый год по 20 процентов. Это была моя основная функция». – «И вы считаете, что этого было достаточно?» - был настроен скептически Валерий Лахтин. Но судья снял вопрос.

Ходорковский: «Прокурор Лахтин вводит свидетеля в заблуждение»

«А какая часть из проданной нефти «Юганскнефтегаза» шла на экспорт, а какая на переработку?» - «На расширенных заседаниях правления цифры продажи на экспорт назывались, они были на уровне 30-35 процентов, в дальнейшем эти доли росли. Мы считали для себя это достаточно выгодным, потому что понимали, что продажа на экспорт дает бОльшую выручку. И если «ЮКОС-РМ» сумела заключить контракты большего объема на экспорт, я считал это хорошим результатом для этого подразделения». – «Кто еще был акционером «Юганскнефтегаза», кроме ЮКОСа? Каким образом их интересы до 2001 года соблюдались при реализации нефти вашей компанией?» - «Я уже говорил. Это «Юганскнефтегаз», «Куйбышеворгсинтез» и компания ЮКОС» - «А миноритарные акционеры? Вы же должны быть ответственны за соблюдение их прав! Согласно уставу общества! Или вы устав не помните? Вы читали устав?» - наседал прокурор.

«Я прошу снимать вопросы в этой части, потому что уважаемый прокурор Лахтин вводит свидетеля в заблуждение, поскольку ему достоверно известно, что управляющая компания была «ЮКОС-ЭП», и господин Гильманов действовал по доверенности! – вновь встал к микрофону Михаил Ходорковский. - И в его должностных обязанностях как действующего по доверенности «ЮКОС-ЭП» не было ответственности перед акционерами! Уже сказал об этом свидетель! Нет, упорно навязывается позиция, что у «Юганскнефтегаза» два исполнительных органа – «ЮКОС- ЭП» и лично Гильманов, потому что это написано в уставе. Нет этого в уставе!» – «Валерий Алексеевич, если вы еще раз сошлетесь на устав, я вас попрошу процитировать устав!» - поставил судья прокурора в затруднительное положение. – «Хорошо, есть еще Гражданский кодекс!» - нашел выход Валерий Лахтин. – «Вопрос! Какой вопрос к свидетелю?!» - злился Данилкин. – «Каким образом вы с позиции и генерального директора, и акционера можете пояснить, как соблюдались права миноритарных акционеров» - «Для меня было важно не как чувствуют себя акционеры. Я отвечал за добычу нефти и за социальную стабильность в регионе. Меня больше устраивало как акционера и директора, что производство из года в год растет и что мы выполняем свои обязательства» - отвечал Гильманов.

«А цена продажи нефти была выгодна «Юганскнефтегазу»?» - «Цена удовлетворяла потребности бюджета «Юганскнефтегаза». Что значит выгодная или невыгодная цена? Цена, оплаченная за товар, закрывает все позиции бюджета. Что еще надо?»- объяснял свидетель. – «Но цена может быть разная. Нефть можно продавать по разным ценам!» - рассуждал Лахтин. – «Так, у вас что, дискуссия?» - уточнил судья. – «Нет, это вопрос!» - заявил прокурор под смех зала. – «Цена была нормальной, сбалансированной с точки зрения бюджета для «Юганскнефтегаза»», - говорил Гильманов. – «А почему цена продажи нефти не изменялась?» - спросил Лахтин. Судья попросил скорректировать вопрос с учетом временных промежутков, поскольку помнил, что дело обстояло не совсем так. Скорректировать вопрос Лахтину не удалось. «Там была цена 208 рублей, она закрывала сбалансированный бюджет. Почему она должна меняться, мне пока непонятно», - пояснял Гильманов.

«Можно перерыв на пять минут? Нам надо согласовать окончание допроса!» - вскоре попросил Лахтин. Прервались.

Валерий Лахтин проинспектировал крыльцо и коридор Хамовнического суда

«Я правильно понимаю, что вы не по своей инициативе подписывали договоры?» - спрашивал снова Лахтин. – «По своей». – «Но вы не могли формировать цену продажи нефти?» - «Она меня устраивала, я подписывал. Я действовал в интересах производственного цикла». – «Этот цикл осуществлялся в рамках какой организации?» - создавал вопросы из чего угодно Валерий Лахтин. «В рамках всей компании ЮКОС. И в рамках «Юганскнефтегаза» как составляющей ЮКОСа». – «Когда вы говорите «компания», вы имеете в виду НК ЮКОС?» - «В первую очередь я имею в виду «ЮКОС-ЭП», ЮКОС – это единый целый организм». – «А вас не смущало что лицо, подписывающее договор, - подписывает его по доверенности от «ЮКОС-ЭП»?» - «С правовой точки зрения это было правильно». – «А зачем вообще надо было подписывать договор купли-продажи нефти, если фактически никаких договорных отношений не было?» - «Нет, ну во-первых, было генеральное соглашение. И я говорил, что этот договор имеет процедурное значение для бухгалтерии»- «Одна и та же компании выписывает доверенность и вам, и тому лицу, который с другой стороны подписывал договор. Та компания тоже была аффилирована с ЮКОСом. Никаких договорных отношений не было!» – заявлял Лахтин. - «У вас есть вопросы? Вы сейчас утверждаете!» - заметил судья. – «Вы за это заработную плату получали? За подписание договоров?» - задал свой любимый вопрос прокурор.

Михаил Ходорковский вновь попытался достучаться до прокурора Лахтина: «Во-первых, я попросил бы прокурора избегать навязывания своей причудливой юридической трактовки того, что является договорными отношениями, а что договорными отношениями не является. Эта трактовка не разделяется юристами. Во-вторых, если прокурор утверждает, что в одном договоре и той, и другой стороне доверенность выдавалась «ЮКОС-ЭП», пусть уточнит, в каком это договоре есть! Я таких договоров не помню. Может быть, я ошибаюсь», - заметил Ходорковский. Судья потребовал от прокурора уточнить, в каких договорах он это видел. «А вот в тех, которые сегодня предъявлялись свидетелю». Ходорковский не согласился. Судья посмотрел сам. И заявил, что действительно вторая доверенность вовсе не была выдана «ЮКОС-ЭП». «А он как всегда выдумывает!» - сказал Лебедев. - «Нет. Это все члены организованной группы!» - ухмылялся Лахтин. Зал забурлил от негодования.

Ходорковский пояснял, что вторая доверенность выдавалась «ЮКОС-РМ», а не «ЮКОС-ЭП».

«А данный уголовный процесс в отношении Ходорковского и Лебедева имеет для вас принципиальное значение?» - спросил прокурор. «Вопрос снят!» - заявил судья.

«Вы сегодня заявили свое мнение об обвинении в хищении путем присвоения. Вы материалы дела читали?» - «Нет». – «А может, вы имеете юридическое образование? Чтобы позволять себе оценивать обвинение?» - нападал Лахтин. - «Свидетеля никто не просил оценивать обвинение, квалификацию действий подсудимых! Задавались вопросы конкретные …Это разные вещи!» - заметил судья.
«Может, вам известно что-то о способе хищения нефти? Который отражен в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого Ходорковского и Лебедева?» - спрашивал прокурор. - «Его там нет!» - засмеялись адвокаты. – «Я не читал материалы дела», - сказал свидетель, еще раз заявив, что хищение было невозможно. – «На основании каких же документов вы делаете вывод?» - «Это мое понимание». – «Можно понимать, что это ваше непрофессиональное понимание?!» - поддевал свидетеля прокурор. - «Ааахх! Ужас!» - возмутились в публике. – «Валерий Алексеевич! Вы уже прямо ярлыки какие-то навешиваете! Снят вопрос!» - привычно рассердился судья.

«Вы же здесь свидетель со стороны защиты…Вы осознаете это? И кто вас пригласил?» - «Мне позвонил мой адвокат. Клячкин Юрий Львович. Он мне сказал, что была повестка…я сказал, что никакой повестки не получал. Он мне сказал, что я должен явиться в суд по делу Ходорковского». –«А с кем из адвокатов Ходорковского, Лебедева вы общались?» - «С Ривкиным, он меня встретил…» - «Где?» - «На крыльце!» - «А с адвокатом Клювгантом встречались в коридоре здесь?» - спровоцировал всеобщий смех в зале Валерий Лахтин. «Я мимо проходил, поэтому не случайно вопрос задал! Так о чем вы общались с адвокатом Клювгантом?» - спросил вездесущий Валерий Лахтин. «Нас представили друг другу». – «Вы обсуждали ваше выступление? Какие будете давать показания?» - «Я не знал, какие будут вопросы». – «Как же не знали, если вас ранее допрашивали на предварительном следствии?!» - спутал адвокатов со следователями государственный обвинитель. - «Да, в 2006 году я допрашивался. Это была тема сугубо моя, по налоговым позициям…» - «А о чем вы общались с Ривкиным?» - «Он мне посоветовал не волноваться, отвечать суду, говорить все то, что считаю нужным». – «То есть защита допустили вас в качестве свидетеля к участию в деле, даже не зная, о чем вы будете говорить? Так они профессионально выполняют свои обязанности!» - переживал уже за подсудимых прокурор Лахтин. Все рассмеялись. – «Вопрос снят! Снят вопрос!» - объявлял судья под смех зала и подсудимых. – «Ранее в зале суда присутствовали?» – «Да, на своем суде». – «Нет, в этом?» - «Нет». – «Ранее с информацией о процессе знакомились? На сайтах, в СМИ? С показаниями свидетелей?» - «Да». – «Обсуждали с кем-нибудь содержание показаний свидетелей?» - «Со своим адвокатом».

Затем Лахтин заявил, что поскольку Гильманов общался с Парасюком, который подписывал генеральное соглашение, то они хотели бы приобщить к делу показания Парасюка, состояние здоровья которого не позволяет тому лично явиться в суд. «А свидетель какое отношение к этому имеет?» -спрашивали с места адвокаты.

«В ходе предварительного следствия по ДАННОМУ делу указанный гражданин допрашивался?» - спросил судья. – «Он допрашивался по делу 18/41-03, а потом уже из него было выделено дело Ходорковского и Лебедева». – «А в выделенном деле есть допросы Парасюка?» - уточнял Данилкин. – «Да, конечно!» - заявил Лахтин. - «ВО ЛЖЕТ!» - громко высказался Лебедев. Тут же и выяснилось, что в деле протоколов допросов Парасюка нет.

По поводу приобщения допросов господина Парасюка высказался Константин Ривкин: «В обвинительном заключении в списке свидетелей этого лица нет. Второе. Этого лица в числе тех, кто допрашивался, но не вошел в обвинительное заключение, нет. Третье. Предварительное следствие по нашему делу закончилось несколько лет назад, у следователей было достаточно возможностей, чтобы определиться, какие доказательства включить в наше дело. Они эти воспользовались. И вот сейчас очередной вброс в дело этих материалов мы считаем нарушением закона…к тому же я не очень понимаю, как это относится к допросу данного свидетеля! Мы просим отказать в заявленном ходатайстве и завершить допрос свидетеля», - заявил Константин Ривкин.

«Я бы возражал против того, чтобы прерывать стадию допроса свидетеля и переходить к стадии дополнения!» - заметил Ходорковский. – «Суд, выслушав мнение участников процесса, отказывает в приобщении к делу протоколов допросов Парасюка! Есть вопросы к свидетелю?! Пожалуйста!» - торопил судья прокуроров. – «Наверное, чтобы вынести решение, суду надо бы изучить материалы, - заметил Лахтин и поднес к столу судьи допрос Парасюка. «Суд чтобы решить вопрос о приобщении достаточно выслушать мнение участников! Суд не видит необходимости в просмотре документов!» - сердито заявил Данилкин и тут же вернул бумажки прокурору.

Свидетель: «О каких-то преступлениях и речи не было!»

Больше вопросов у прокуроров не было. Михаил Ходорковский задал уточняющие вопросы. «Можете вы припомнить случаи, когда вы оптом продавали нефть ЮКОСу или каким-то подразделениям ЮКОСа, а потом часть этой нефти документарно продавалась вам для котельных и т.д.?» - «Я всегда считал, что это нефть наша. Это 15-20 тонн, 150 тонн по году. Я никогда этим не занимался».

«Когда вы были назначены на свою должность в 98 году и до 2001 года по вашим показаниям вы назывались генеральным директором, потом вы назывались управляющим. В то же время, по вашим показаниям и согласно договорам, которые вам предъявлялись, единоличным управляющим органом «Юганскнефтегаза» было «ЮКОС-ЭП», а вы выступали по доверенности... С юридической точки зрения как вы понимали – вы действуете по доверенности или как-то иначе?» - «Когда исполнительным органом «Юганскнефтегаза» стала компания «ЮКОС-ЭП», я работал по доверенности. Но я не делал эту сноску «по доверенности», я просто подписывал».

«Когда вас назначали на вашу должность в 98 году, как вы понимали, мной это назначение одобрено? Я дал согласие?» - «Я думаю, что ваше одобрение было, и для меня это было важно. Когда со мной вел переговоры Казаков, я спросил, чье это решение, он сказал, что решение коллегиальное, в нем участвовали и вы, и даже главы администрации». – «Когда в середине 2003 года вас освобождали от этой должности в связи с переходом на другую работу, вы понимали, что это решение тоже было одобрено мной?» - «В январе 2003 года у нас с вами была встреча, вы мне напомнили, что в мае у меня заканчивается пятилетний контракт, вы мне сделали несколько предложений, я взял паузу, посоветовался еще с Бейлиным, потом позвонил вам и сказал свое решение. Я помню, что варианты были от вас. И потом мое решение было реализовано. Я пошел в сервисный блок компании».- «Не было ли связано ваше назначение на должность вашим обязательством покрывать какие-либо мои преступления? И не было ли связано ваше освобождение от должности в связи с тем, что вы отказались покрывать какие-то мои преступления? Простите за такой вопрос…» - «Вопрос сложный, но простой по ответу. Когда вы приобрели акции и приехали к нам в Юганск разбираться, за 10 дней вы объехали почти все месторождения, когда мы приняли концептуальные решения по перспективам развития, я понял, что это хорошо, что пришла банковская структура, которая считает деньги на каждый вечер, которая понимает этот бизнес чуть-чуть по-другому. Мне было это интересно! Это была моя профессия! Я даже не мог допустить, что есть какие-то преступления! Даже в то время! Ваше имя в банковском бизнесе было уважаемым! А когда я увольнялся, мне было четко понятно, что контракт подошел к концу, кстати, эта контрактная технология очень удобна, я понимал, что контракт заканчивается, для меня это было ожидаемым, и я перешел на новую работу, в Москву, мне это было тоже приятно - возглавить весь сервисный комплекс, это не противоречило моим принципам…о каких-то преступлениях и речи не было!»

«Вам задавали вопросы по аукционам нефти…имело ли для вас существенное значение при подписании договоров по купле-продаже нефти, устанавливается ли цена и покупатель в результате аукциона или в результате иной административной процедуры, которая проходит внутри ЮКОСа? Для вас это имело значение?» - «Это не имело никакого значения. Вопрос продажи, реализации нефти, ценообразования для нас, нефтяников-добытчиков, не имел значения! Я понимал, что отдавая нефть, оформляя ее документально, получая деньги, делаю ту часть работы, которая в целом для ЮКОСа. На этом любопытство заканчивалось. Не до любопытства было! Невпроворот дел! Дела по компании шли успешно. Я считал, что и другие структуры компании работают успешно!»

«Вас спрашивали, имел ли управляющий в вашем лице голос при определении цены. Вы пояснили, что цена, умноженная на объем производства, давала ту выручку, которая определялась в бюджете. По сути это арифметическое действие. Еще раз спрошу вас уточнить для суда - имели ли вы как управляющий «Юганскнефтегазом» и подчиненные вам лица голос при определении объемов добычи и объемов финансирования в бюджете?» - «Безусловно, объемы добычи считали сначала мы. Мы знаем каждое месторождение. Эту цифру мы приносили в компанию. В компании существовало управление добычи, очень профессиональные специалисты. И там шла дискуссия. Мы давали более реальные объемы, по земле ходили. Когда это было доказательно, это принималось. Когда мы не соглашались, мы возвращались назад, и представляли другие аргументы…мнение наше всегда учитывалось. Это труд совместный. Мнение команды учитывались и слышались». – «А учитывалось ли ваше мнение при определении того объема финансирования, которое необходимо вашей структуре?» - «У меня была очень профессиональная планово-экономическая служба, и когда эта служба просчитывала необходимый объем финансирования для реализации этих задач, то тогда всплывал вопрос, что вот мне денег нужно столько-то. Бюджет 2003 года – это на уровне 70 млрд операционных затрат. Безусловно, компания говорила, что на одну тонну нефти это превышает показатель эффективных практик. Была таблица: «лучшая компания», «средняя компания», «худшая компания». И когда мне показывали, что я попадал в «худшие», я понимал, что что-то надо менять. Мы составляли программу финансового оздоровления, создавали программу снижения затрат, максимально искали резервы у себя. Но при этом мы поднимали вопрос о дополнительном финансировании. И нас слушали. Но когда в конце мы уже кивнули и подписали договор – это уже была зона нашей ответственности. Это был нормальный процесс».

Гильманов о Ходорковском: «Я не помню, чтобы он повысил голос»

У микрофона уже был Платон Лебедев. «В бухгалтерской (финансовой) отчетности «Юганскнефтегаза» выручка, которая определялась, исходя из цен, которые устанавливались договорами, - вот эти показатели тоже включались в бухгалтерскую (финансовую) отчетность? Или как-то по-другому?» - «Конечно, включалась». – «И она утверждалась на совете директоров?» - «Конечно, обязательно. Она достаточно жестко обсуждалась и утверждалась». – ««ПрайсотерхаусКуперс» тоже получал эту отчетность? Показатели прибыли, выручки аудитор видел?» - «Они ежеквартально приезжали к нам, мы не могли им в конце представить что-то другое. Они о нас больше знали, чем знал я. И конечно, только эта отчетность, у нас не было двойной отчетности, да это и невозможно – мы же эту отчетность представляли и в налоговую, и их выводы базировались на той же ценовой политике, что и получали аудиторы. Думаю, что они между собой общались». - «На собраниях акционеров были ли случаи неутверждения отчетности?» - «По балансу не было. Были вопросы по годовому отчету. Потому что был период 2001 года, когда мы не выполняли план, и совет директоров попросил более детальный отчет о причинах невыполнения плана. И мне пришлось представить к годовому отчету еще и дополнительную инженерно-геологическую записку. Но когда было заслушано мое объяснение, после этого отчет был принят к утверждению и представлен на годовое собрание». - «Что произошло с акциями «Юганскнефтегаза», которые вам принадлежали?» - «Они были обменены на единую акцию, я стал акционером ЮКОСа».

Снова вопросы появились у Валерия Лахтина. «Вы были генеральным директором «Юганскнефтегаза» и, я так полагаю, вас в той или иной мере интересовали вопросы получения прибыли. Я правильно понимаю, что прибыль уходила в единый центр, в холдинг, так? Ну а вы могли повлиять на увеличение той части прибыли, которая поступала из единого центра прибыли?» Судья усомнился, что вопрос в такой формулировке понятен свидетелю. «Если он профессионал, он все понял, - оценил свой вопрос Валерий Лахтин. - Если он независимый директор, пусть ответит! В чем я сомневаюсь!» - рассуждал прокурор.

«Я просил бы исключить сентенцию, что подчиненный через моего зама мне человек является независимым директором. И такого от Тагирзяна Рахимзяновича я здесь не слышал, что он независимый. И по поводу того, что прибыль собиралась в центре прибыли, а потом распределялась. Свидетель говорил, что прибыль у них формировалась от выручки» - заметил Ходорковский. «Он уже пояснял вам, Ваша честь, как образовывалась прибыль, это разница между доходами и расходами. Поэтому тот вопрос, который задает Лахтин… я понимаю, почему он его задает – у него в шпаргалке это записано! Но свидетель-то этого не говорил!» - произнес Лебедев.

«Я не отвечал, во-первых, за интересы акционеров… - начал Гильманов. –«Ни за что не отвечали!»- заявил прокурор. – «Валерий Алексеевич!» - вскричал судья под гул зала. – «Получение дивидендов…я не бился за это. У меня была зарплата. Для меня акции не были источником дохода. Я купил акции только потому, что будущее за компанией и что когда-нибудь компания будет формировать дивидендную политику.Я понимал, что как патриот своей компании я должен быть акционером. А главное для меня было производство и социальный климат в коллективе!» - говорил Гильманов.

«Вас Михаил Ходорковский устраивал как руководитель?» - интересовался Лахтин. – «Устраивал. Он пришел в 97 году и сказал: чтобы вы не имели соблазна заниматься левыми делами, сидя на активах, я повышу вам зарплату. И мне и моим заместителям платили достойную зарплату. Ходорковский был доступен. У меня были с ним регулярные рабочие встречи. Я не помню случая, когда я попросил о встрече, а мне отказали. Я ни разу не помню, чтобы он повысил голос! Или был как-то нетактичен! Если Михаил Борисович приезжал в бригаду, это было событие! И люди задавали неудобные вопросы. Про зарплату, оборудование, школы… и если получали ответ, то точно знали, что это будет сделано!».

«А вы как патриот своей компании интересовались, по каким ценам другие нефтедобывающие компании продают нефть контрагентам?» - «Вот у нас «Сургутнефтегаз» на празднике Черное золото Югры всегда получал номинацию лучшего налогоплательщика. И я у него: «Скажи, по какой цене продаешь?» И ни разу не получал ответа. У налоговой узнать это было невозможно. Да и не было этой проблемы». - «Ну вас же зарплата устраивала, которую платил Ходорковский, поэтому и проблем не было!» - заявлял прокурор. «Валерий Алексеевич!» - одергивал прокурора судья.

Дальнейшие вопросы прокурора про цены судья снимал. «У вас есть добавить к тому, что вы УЖЕ говорили?» - спрашивал судья у свидетеля. – «Нет» - отвечал Гильманов. А Лахтину было нетрудно задавать одни и те же вопросы. «Вопрос снят!» - в десятый раз кричал судья.

«Валерий Алексеевич, ну вы понимаете, что вы задаете одни и те же вопросы?!» - поражался председательствующий. –«А других не пришло!» - смеялся Платон Лебедев. – «Кнопку заело!» - смеялись в зале.

Потом Лахтин стал интересовался личностями Шахновского, Кукеса… «Вот в показаниях Парасюка, которые нам не дали сегодня огласить…» - начал откуда-то издалека подбираться к вопросам о зарплате Валерий Лахтин. – «Это упрек мне? При чем тут свидетель?! – возмутился Виктор Данилкин. – Потом побурчите! Следующий вопрос!»

Прокурор завидует чужим бонусам

«Какой оклад был у вас как генерального директора?» - приступил прокурор к своим любимым вопросам. – «Какое отношение это имеет к делу?» - устал возмущаться судья. – «Имеет! Потому что на выплату зарплат, бонусов иногда шли деньги, сосредоточенные на счетах иностранных компаний. Которые получены, от реализации похищенной нефти. Это видно из обвинительного заключения! Выясняю! Кто сколько получал, потом суммирую и выступлю в прениях!» - нашел под ногами прорву работы Валерий Лахтин. Зал хохотал. – «Ну, суд не отвел вопрос! Отвечайте!» - потормошил свидетеля прокурор. - «При назначении меня генеральным директором я получал 4000 долларов». – «А 500 долларов куда делись?» - в очередной раз где-то нашпионил Валерий Лахтин. – «Ну 4500 долларов. Я забыл уже. А потом была введена система бонусной оплаты труда». – «По системе бонусов вы какие денежные средства получали?» - проламывался в чужие карманы прокурор Лахтин. – «В разные годы по-разному», - отвечал свидетель. - «Ну а 248 тысяч долларов вы получали когда-нибудь?» - «Ну как я могу ответить?...» - «Не исключаете?» - «Не исключаю». Гильманов также подтвердил, что бонусы перечислялись на зарплатную карточку. На вопрос прокурора, откуда эти деньги брались, Гильманов пояснял, что не интересовался – работодатель платил, а как формировался этот фонд, он не спрашивал. На вопрос, сколько получали другие сотрудники, свидетель пояснял, что, например, бонусы начальников НГДУ были от 90 до 140 тысяч…

«Это он вам завидует!» - прокомментировал Платон Лебедев живой интерес прокурора к зарплатам-бонусам. Зал засмеялся. Тем временем Лахтин и Ибрагимова нашли в 99 томе какие-то таблицы. Разговор о зарплатах вышел на новый виток. «От чего зависел размер бонуса?» - «От того, как сработали». - «Или от того, чтобы вы не задавали лишних вопросов в «ЮКОС-ЭП» по поводу цены продажи нефти?» - язвил прокурор. – «Вопрос снят!» -заявил судья. – «Эти материалы никем не подписаны, нет источника…» - заметил свидетель по поводу документа, из которого прокуроры выуживали якобы суммы бонусов – «Вы не имеете права оценивать доказательства! Отдайте том!» - метнулся к трибуне Лахтин. –«Свидетель не оценивал. Он констатирует факт!» - заметил Виктор Данилкин. – «Читайте художественную литературу!» - бросил прокурор. – «Это вы кому?!» - вскинулся судья, приняв замечание на свой счет. – «Свидетелю!» - заявил Лахтин. «Нет подписи, нет источника, я не считаю документ достойным обсуждения», - говорил тем временем свидетель Гильманов. «Все документы изъяты процессуальным путем! В ходе обысков! Выемок!» - рубил Лахтин. – «Валерий Алексеевич, вы что в дискуссию со свидетелем вступаете?!» - снова кричал Данилкин. – «Вы же меня, Ваша честь, не защищаете как сторону процесса, - жаловался прокурор, правда, все смеялись. – Позволяете оценивать доказательства не субъекту оценки доказательств! С помощью которого совершались хищения!» - закончил мыслить Валерий Лахтин. Больше вопросов у гособвинителей не было. Гильманова отпустили.

Когда свидетель ушел, высказался Михаил Ходорковский: «Я специально при свидетеле не стал. Хотел бы обратить внимание суда, сегодня при допросе свидетеля прокурорами был сделан ряд некорректных поступков. Во-первых, предъявлен проект письма, который, судя по тексту, составлен иностранными юристами. Этот проект письма был изъят из адвокатского досье. И удивляются, почему свидетель такого документа не видел. Некорректно предъявлять свидетелю те проекты, которые изымаются из адвокатского досье. Хотя вопрос о недопустимости вы будете потом решать в совещательной комнате, как вы сказали, но тем не менее. Во-вторых прокуроры опять ссылались на оценщиков, которые делали оценку для целей налоговых <…> за 1997 год и приписывали их к собраниям 99 года. Вот из каких соображений это делается? Последнее. У свидетеля спрашивают, как он как генеральный директор общества мог бы воспользоваться прибылью. Ваша честь. Согласно нашему законодательству, закону «Об акционерных обществах», общество в лице даже генерального директора прибылью не распоряжается никак. Общество распоряжается прибылью в лице акционерного собрания. Или в лице контролирующего акционера. А утверждение, что прибылью должен был распоряжаться гендиректор или лицо, управляющее по доверенности, некорректно!».

По просьбе Платона Лебедева в зале был включен диктофон. Послышался голос Ибрагимовой. «Выключите!» - потребовал судья. – «Я всего лишь хотел продемонстрировать вам аудиозапись лжи, которую сообщила вам прокурор Ибрагимова. Я, Ваша честь, вновь возражаю против ваших сегодняшних действий. Я вас предупреждал, что прокуроры снова будут оскорблять свидетелей в вашем присутствии. Но вы и сегодня позволили прокурорам оскорблять свидетеля, обхамить его и т.д. Я, конечно, понимаю, Ваша честь, ваши попытки сократить количество вопросов прокурора Лахтина и его подельников, чтобы этот свидетель побыстрее ушел из этого зала. Вот эту заботу о свидетеле я понимаю. Но я не понимаю, почему отношение к гражданам Российской Федерации остается хамское в суде Российской Федерации».

Прокурор Ибрагимова хочет судить Лебедева без Лебедева

Тут же вскочила Ибрагимова: «Ваша честь, постоянные упреки со стороны подсудимого Лебедева в адрес обвинения достигли критической массы! И тем не менее за собой Лебедев этого не замечает! В наш адрес постоянно звучат оскорбления. Например, мне приписывают слова Рыбина, что я называла нефть мочой. И Лебедев позволяет себе такое в вашем присутствии. Я не поленись поднять протокол судебного заседания и перечислить все оскорбления в ваш адрес. Когда вам заявлялся отвод, я об этом очень четко высказалась: еще одно оскорбление – и мы будем ходатайствовать об удалении Лебедева из зала заседания! Я думаю, что достаточно слушать вот эти все проповеди в наш адрес. Я, конечно, понимаю, что в своем глазу и бревна не увидишь! Поэтому я заявляю ходатайство об удалении из зала судебного заседания до стадии окончания прений сторон подсудимого Лебедева!».

Встал адвокат Ривкин: «Когда нечего сказать по существу дела, предпринимаются такого рода попытки. К сожалению, господа прокуроры, поводов, чтобы упрекать вас в недостойном поведении более чем достаточно. Вот сидит тут самый достойный представитель от вас – указал адвокат Ривкин на Лахтина. – Мы, Ваша честь, апеллируем к вам, но не видим необходимой поддержки. Когда мы слышим тут всякие мерзости и гадости в адрес приглашенных нами уважаемых людей, мы молчать не будем. Мы поддерживаем позицию нашего подзащитного Лебедева и разделяем его негодование! Мы бы просили бы отказать в заявленном ходатайстве, и я призвал бы обе стороны вести себя корректно и не допускать вот таких мерзостей, какие имеют место по отношению к нашим уважаемым свидетелям и специалистам. Чтобы не было поводов для подобных споров и боданий».

Следующим высказался Ходорковский: «Суды однозначно трактуют недопустимыми высказывания именно в «оскорбительной форме». Под оскорбительной формой суды практически единодушно трактуют «неприличную форму». Я от Платона Леонидовича высказываний в неприличной форме не слышал. Что же касается приличных высказываний, но тем не менее неприятных по сути, то я готов подобрать аналогичную терминологию, использующуюся нашими оппонентами. Включая слова «наглый», «преступный» и т.д. В связи с этим, поскольку конкретно фраз, которые должны были быть восприняты как оскорбительные, противной стороной не были указаны, я прошу отказать в ходатайстве!».

Тут попытался вставить слово Валерий Лахтин, и судья с трудом усадил прокурора.

«Мне понятна позиция прокурора Ибрагимовой, – встал к микрофону Платон Лебедев. – Она достаточно объяснима в логике развития событий. Я понимаю что ни одному человеку, который произносят в публичном процессе неточности, не хочется быть уличенному в этой неточности. Приличные люди, когда оговариваются, они поправляются и извиняются. Пример с прокурором Ибрагимовой очень простой. Она исказила существо документа, который пыталась оглашать, несколько раз! Чтобы сравнить, что есть в документе и что она оглашала, есть аудиозапись, мы ее сделаем и расшифруем. С другой стороны, когда прокурор начинает сразу искажать данные в документе и вместо ЮКОСа читать «Томскнефть», перепутать это просто так достаточно сложно: в слове ЮКОС четыре буквы, в слове «Томскнфеть» побольше. Я сообщил суду сразу, что она неверно огласила. Она вместо того чтобы поправиться и извиниться, произнесла фразу, надеюсь есть это <в протоколе>. Но она не уведомила суд, что она суду в итоге солгала. И после этого она – ОНА МНЕ – посоветовала «прочистить уши»! Это происходит в вашем присутствии. Я суд предупреждаю, что его обманывает прокурор! И суд имеет возможность в этом убедиться. Суд спокойно относится к реплике прокурора, что она мне рекомендует прочистить уши.
Я не собираюсь никому давать советы, особенно Ибрагимовой, чего ей надо и где чистить. Проблема не в этом. Если бы у нас была ИЗНАЧАЛЬНО корректная манера в судебном заседании, вы бы сразу прокуроров на место поставили, когда они обманывают суд, чтобы они понимали, где они находятся и кого они обманывают.

Ваша честь, я каждый раз, когда такие вещи происходят, стараюсь обращать на это ваше внимание. И мне больно смотреть, что российские и иностранные граждане, которые приходят в этот суд, оскорбляются стороной обвинения, любыми подозрениями! Причем не только свидетели защиты, но и свидетели обвинения, лишь потому, что прокурорам не нравятся их показания».

«Мы полностью поддерживаем, я лично, гособвинителя Ибрагимову, - произнес замученный Лебедевым прокурор Лахтин. - И хочу высказаться по поводу того, что Платон Леонидович Лебедев как подсудимый и как человек давал массу поводов в течение всего судебного заседания. Мы выступили сегодня и некоторое время назад по поводу оскорблений так редко, потому что мы не желаем волокитить заседание, настроены на анализ доказательств, поэтому действительно, эээ, значит… это бестактное поведение особенно в последние месяцы достигло критической массы. Я получил в свое время очень хорошее образование и воспитание, которое не позволяет мне как корректному, интеллигентному человеку повторить все те оскорбления и прочий бред, который допускает здесь Платон Леонидович Лебедев как подсудимый и как гражданин Российской Федерации. Эти оскорбления направлены на дискредитацию государственных обвинителей, Генпрокуратуры, государства в целом. Они направлены на волокиту судебного заседания. Я провел значительный анализ высказываний Лебедева. И продолжаю проводить. Высказывается он именно тогда, когда те или иные свидетели, дают показания, изобличающие Ходорковского и Лебедева в инкриминируемых деяниях».

Говорить стала адвокат Наталья Терехова: «Ваша честь. Мне хотелось бы услышать обоснованное ходатайство! Ходатайство, которое прозвучало от Ибрагимовой, и было поддержано обвинителем Лахтиным, имело под собой лишь одно основание – чтобы закончить процесс без подсудимого Лебедева именно на той стадии, когда он приступил к даче показаний. При этом ходатайство не было мотивировано. Со стороны председательствующего не прозвучало замечания, которому бы Лебедев не подчинился. Таких замечаний не было и раньше, которым бы Лебедев не подчинился. Все это направлено лишь на то, чтобы закончить процесс в минимально короткие для них сроки, ограничив при этом сторону защиты в представлении доказательств!»

Валерия Лахтина снова захотел выступить. Он стал цитировать Конституцию, УПК и Европейскую Конвенцию, напоминая, что никто не может подвергаться пыткам или жестокому обращению. Прокурор тоже не хотел быть жертвой пыток, поэтому очень просил удалить Лебедева из зала.

Ибрагимова добавила, заявив, что Лебедеву, если обратиться к протоколам, постоянно делались замечания и дважды его предупреждали об удалении из зала. «Сегодня, когда я допрашивала свидетеля, Лебедев вел себя некорректно: постоянно вставлял какие-то реплики, смеялся, высказывался. Мы считаем, что он должен быть удален! Даже если вы примете другое решение, я предупреждаю – любой смешок, любая некорректная фраза, я всегда буду заявлять ходатайства об удалении, пока этого не добьюсь!» - нашла себе занятие на ближайшее будущее прокурор Ибрагимова

Судья Виктор Данилкин в итоге отказал прокурорам в ходатайстве. И строгим голосом прокомментировал: «Призываю стороны уважительно относиться друг к другу. Подсудимый Лебедев – обращаюсь к вам, впредь исключить поведение, которое вы допустили сегодня в отношении государственных обвинителей и суда. Вы тем самым проявляете неуважение к суду! Нарушаете судебный порядок».

На этом заседание завершилось.  «На следующей неделе на вторник планируется допрос свидетеля Переверзина, на четверг кассация <по продлению ареста>, среда - день для общения», - заявил напоследок Виктор Данилкин.  

Завтра заседание начнется в 10.00 утра.