Михаил Иванович Трепашкин - московский адвокат, бывший сотрудник КГБ и ФСБ. Эксперт Общественной Комиссии по расследованию взрывов домов в Москве и Волгодонске и событий в Рязани. Арестован 22 октября 2003 года, накануне заседания суда, где он планировал предъявить факты, которые могли дать основание утверждать о причастности спецслужб к организации взрывов жилых домов в сентябре 1999 года. Предлог для ареста - в его машине был обнаружен пистолет. Сам Трепашкин утверждает, что пистолет был подброшен. После незаконного задержания Трепашкин был помещен в пыточные условия: грязная камера 1,6х2 м, пытки голодом, холодом, лишением сна. 19 мая 2004 г. за незаконное хранение оружия и разглашение гостайны приговорен Московским окружным военным судом к 4 годам колонии-поселения, начиная с 1 декабря 2003 г. 4 ноября 2003 года бывшие политические узники, среди которых Елена Боннэр, Сергей Ковалев и Владимир Буковский, призвали Amnesty International признать Трепашкина политзаключенным.

Здравствуйте. Это «Территория гласности». В студии Дарья Зайцева. Сегодня у нас в гостях Михаил Трепашкин, адвокат, бывший сотрудник КГБ и ФСБ, эксперт Общественной комиссии по расследованию взрывов в Москве и Волгодонске. Здравствуйте! Михаил, 1 августа вы посетили исправительную колонию № 7 города Сегежа, поделитесь, пожалуйста, вашими впечатлениями.

Да, 1 августа 2011 года я был в городе Сегеже, и посетил Федеральное казенное учреждение «Исправительная колония № 7 УФСИН России по Республике Карелия». Ну, какие впечатления? Мне показалось, что администрация колонии - у меня была возможность сравнить с другими - довольно-таки приветливая, вежливая, во всяком случае, не было никаких препятствий для того, чтобы на основании ордера встретиться с Михаилом Борисовичем Ходорковским в колонии. В этом плане как раз проблем не было. Пока ждал, посмотрел условий там нахождения. Сама колония культурная, ухоженная, но экология там, конечно, безобразная.

Колония находится на расстоянии шести километров от города Сегежа. Когда я вышел из поезда, обратил внимание, что там везде какой-то запах непонятный, я думал, это рядом с вокзалом что-то, однако запах сопровождал на протяжении всего этого пути. Потом местные мне разъяснили: «Здесь химкомбинат еще 30-х годов, который вырабатывает какую-то черную бумагу, и поскольку нету денег на фильтры идет большой выброс вредных веществ в воздух». Из-за этого там очень большой процент заболеваемости бронхиальной астмой среди местного населения. Там двухкомнатная хорошая квартира стоит 300 тысяч рублей. Это говорит о том, что люди все же не предпочитают проживать в этом городе, хотя кругом прекраснейшая природа, озера, лес. Я из колонии до города Сегежа шесть километров шел пешком и по всей трассе мусор, бумаги и прочее. Город неухоженный. Ну, это зависит, конечно, от хозяев.

Михаил, расскажите, пожалуйста, как прошла ваша встреча с Михаилом Борисовичем.

Я думаю, для него это был неожиданный визит. Выглядел вроде нормально. Он сказал, что «у меня пока желания не было ни с кем встречаться, но, услышав вашу фамилию, я решил, что на встречу, конечно, пойду». Мы обсудили вопросы, конечно, условно-досрочного освобождения, поскольку известно, что сейчас уже отбыто более того срока, который дает право для того, чтобы подать на условно-досрочное освобождение, но первоначально Михаил Борисович высказал немножко пессимистичное отношение к этому делу: «А что подавать, если все равно откажут? Вы же видите, какой был суд». То есть это писать как бы в никуда. Но потом в ходе беседы пришли к выводу, что, конечно, ходатайство о применении УДО надо подавать. Во-первых, надо использовать это право и посмотреть, какие же меры предпримут наши руководители, которые отслеживают это дело и никак не хотят того, чтобы отпустить Ходорковского, сторонники Путина и его окружение. Ну, и второй вопрос, это ведь повод для обращения в Европейский суд по правам человека, если основания отказа в условно-досрочном освобождении будут явно незаконными. Поэтому у нас встреча была непродолжительная, мы эту тему обсудили, и все.

Как вам показалось, как он выглядел?

Выглядит он нормально. Во всяком случае, по снимкам из <Хамовнического> суда мне казалось, что тюремный режим его уже больше измотал, но когда там посмотрел, мне показалось, что нет, еще держится молодцом, и в плане здоровья, и внешнего вида. То есть держится.

Какой у него настрой?

Мне немножко не понравился вот этот первоначальный пессимизм (но, может быть, он усталый был), что, мол, если уж засадили, если уж суд такой беззаконный, то стоит ли подавать на УДО? Но потом это быстро прошло. В целом он настроен на то, чтобы пройти этот путь до конца и выйти с честью.

Какое отношение к нему со стороны администрации колонии?

К нему относятся хорошо. Там отбывает наказание Кузнецов, в отношении дела которого у нас есть доказательства, что оно явно заказное, и на очень высоком уровне там заказ был. Отношение к ним нормальное, потому что знают, за что сидят люди, что это не убийцы, не насильники какие-то, и вреда особого они никому не причинили. Поэтому отношение со стороны администрации, мне показалось, довольно-таки нормальное, в соответствии с законом.

Расскажите, пожалуйста, какие взаимоотношения у Михаила Борисовича с другими заключенными.

Как бы точнее охарактеризовать? Ясно, что это VIP-осужденный, то есть лицо, которое очень многие знают, и это накладывает отпечаток на определенные отношения. С одной стороны, большинство осужденных сочувственно относятся, с другой стороны, они говорят: «Если будете встречаться с Михаилом Борисовичем, скажите, что мы хотим с ним сфотографироваться». То есть уважительно-почитаемое такое отношение. Не видел, чтобы осуждающе там как-то к нему относились. Я с кем общался? У них расконвойка в отличие от других колоний расположена за пределами колючей проволоки. У них там то ли гараж, то ли еще что и осужденные надевают определенный костюм, чтобы было видно, что это осужденные, и выходит туда. И плюс с некоторыми я встречался из колонии. У меня была возможность переговорить с ними и, конечно, затрагивался вопрос Михаила Борисовича Ходорковского. А некоторые сами начинали: «О, к нам Михаила Борисовича Ходорковского привезли». Я говорю: «Я в курсе, буду с ним встречаться» - «Ой, а можно ему передать, что я хочу с ним сфотографироваться, чтобы он был не против?» То есть, вот такое отношение.

А люди простые знают о том, кто сидит, за что сидит?

Да, люди наслышаны, потому что это городок небольшой и значительная часть жителей этого городка работала в той или в другой колонии. Там не одна только седьмая колония, там, если не ошибаюсь, не менее трех колоний около города Сегежа. Поэтому люди-то знают, и никто не говорит: «Вор должен сидеть». Отношение сочувствия у большинства, все видят, конечно, что это не совсем по закону, что творятся какие-то беззакония. Ясно понимают, что это прежде всего дело рук Путина Владимира Владимировича, что это личные какие-то счеты, а не потому, что он такой опасный для государства. Большинство считает, что это личные счеты Путина по отношению к Ходорковскому, и поэтому управляемые суды - так уж у нас сложилась практика - выносят именно такие решения, и судьба Ходорковского определяется именно указаниями Путина, а не законом.

Ожидает ли Михаил Борисович каких-то провокаций против себя?

Если бы было какое-то провоцирующее либо негативное отношение, я думаю, Михаил Борисович об этом сказал бы. Я думаю, что такого отношения, какое было в свое время в Чите, нет. В то время я получил дополнительные доказательства, что именно из Москвы была дана санкция...если помните, когда ему порезал один из осужденных лицо. В принципе, Кучма и сейчас это не отрицает. Это говорит о том, что указания  шли из Москвы. Я считаю, что это чистая уголовщина, что эти лица, которые организуют, сами должны нести уголовную ответственность - практически это было покушение на жизнь. Лицо порезали это один вопрос, но могли садануть и убить. Это получается, что организатор убийств у нас находится в Москве, в центре ФСИН России. Эта ситуация не положительная.

Нездоровая.

Да, на это надо реагировать как-то. В Сегеже я этого не увидел. В Сегеже все нормально. Дай Бог, чтобы там все обошлось нормально, и Михаил Борисович побыстрее ушел по УДО.

Спасибо. Мы будем на это надеяться. Это была программа «Территория гласности». Спасибо, что были с нами.