«Территория гласности» с участием советника Конституционного суда РФ Тамары Морщаковой и журналиста Владимира Кара-Мурзы.

В этой программе: о том какие пороки нынешней судебной системы и почему иллюстрирует процесс по делу ЮКОСА;
отчего в российской судебной системе не приживается независимость;
о роли и потенциале судов присяжных; как и какими ведомствами осуществляется сегодня в России давление на судей; а также в чем выражается наиболее страшная форма коррупции.

Часть 1

Часть 2

Владимир Кара-Мурза: Сегодня гость нашей студии Тамара Георгиевна Морщакова, судья в отставке Конституционного Суда Российской Федерации, а в 1995-2002 годах заместитель председателя суда. Добрый вечер, Тамара Георгиевна.

Тамара Морщакова: Добрый вечер.

Владимир Кара-Мурза: Какие пороки российской судебной системы иллюстрирует «Дело «ЮКОСа»?

Тамара Морщакова: Я думаю, что пороки российской судебной системы может демонстрировать любое дело, которое рассматривается сейчас в российских судах. Потому что отсутствие независимого статуса судов и судей, оно предопределяет все остальное, что может происходить негативного в судебной деятельности и в судейской среде. Это вообще очень характерная черта для деятельности российских судов, когда обвиняемые по уголовным делам, потерпевшие по уголовным делам практически назначаются по воле тех, кто поставляет в суды, фигурально выражаясь, давальческое сырье, а именно, предъявляется обвинение в судах. И раз так, то мы должны представлять себе, а почему, собственно, то, что вот таким образом передается в суды, судами переваривается, а не отвергается? И если мы будем искать ответ на этот вопрос, то он всегда в одном суды не чувствуют себя независимыми. Коррупция – это не когда кто-то кому-то принес деньги в конверте, и не так просто купился бы – простите меня за это упрощение – любой судья. Гораздо более страшная форма коррупции заключается в том, что судья принимает решение, угодное кому-то вне процесса. И эти источники влияния, они становятся особенно опасны, когда исходят от государственной власти, то есть от различных учреждений государственной власти. Это могут быть любые учреждения, исполнительная власть на любом уровне, это могут быть учреждения, такие, как осуществляющие у нас теперь расследование и обвинительную деятельность, то есть Следственный комитет при прокуратуре и представители прокуратуры как органа государственного обвинения. И здесь как раз самое тяжелое влияние, которое приходится испытывать на себе судам, самое тяжелое, потому что против этого влияния средств борьбы нет. На самом деле, судебная власть, хотя она по Конституции находится в очень таком правильном статусе, соответствующем современному конституционализму, не в состоянии защититься от исполнительной власти в силу того, что с судьей очень легко расправиться.

Владимир Кара-Мурза: Можно ли так понять ваши слова, что памятный приговор Мещанского суда по делу «ЮКОСа» в мае 2005 года был несправедливым, поскольку был явно принят под давлением сильных мира сего?

Тамара Морщакова: Каким бы он ни был по существу, во всяком случае, он не свободен, этот приговор, от упрека, что заинтересованность в вынесении такого приговора была донесена до суда властными структурами. В том числе, и такими, может быть, которые (хотя это одно только предположение), которые были заинтересованы в окончании жизнедеятельности соответствующей нефтяной компании и в том, чтобы все, что ей принадлежало, было передано, продано по другим каналам и перешло в другие руки.

Владимир Кара-Мурза: Можно ли сказать, что после этого приговора как раз и потянулась та цепочка несправедливостей, которая тянется до сих пор?

Тамара Морщакова: Я думаю, что эту цепочку несправедливостей потянуло за собой совершенно неправомерное вмешательство во все процедуры привлечения к ответственности каких-то властных структур. От этого все идет. Если, конечно, у кого-то существует, когда это связывается со статусом государственной власти, желание совершить определенные действия по привлечению к уголовной ответственности любого лица, то уже само по себе это всегда чревато серией несправедливых решений, принимаемых органами уголовного судопроизводства. Я как раз на этом хочу сделать акцент, что случай с данным делом, хотя он очень яркий, показательный, и хотя он очень заметен уже хотя бы по тому длительному периоду времени, в течение которого ведется вся эта судебная кампания, он все равно не единичный. И это самое страшное.

Владимир Кара-Мурза: Мы являемся уже очевидцами второго дела и второго процесса. Насколько состоятельными выглядят предъявленные обвинения, даже судя по тем данным, которые вы имеете из прессы?

Тамара Морщакова: Дело даже не в том, насколько состоятельно это обвинение, да? А дело на самом деле заключается – общее такое, печальное дело для нашей судебной системы – в том, почему необоснованные обвинения возможны в судебной системе Российской Федерации. И вот это самый главный вопрос.

Владимир Кара-Мурза: Можно ли сказать, что «дело «ЮКОСа» дало своеобразный толчок развитию юридической мысли и практики в России? Вот недавно Конституционный Суд принял решение о том, что оспоренные в Страсбурге несправедливые приговоры должны пересматриваться российскими судами.

Тамара Морщакова: Толчок к этому решению Конституционного Суда дала, к сожалению, достаточно распространенная, и я бы даже сказала, единая, универсальная практика судов общей юрисдикции, которые в течение многих лет отказывают заявителям, выигравшим свои дела, заявителям от России, выигравшим в Страсбургском суде, в пересмотре их дела, разрешенного национальным судом. Теперь в очередной раз уже Конституционный Суд сказал о том, что и так вытекало из всего российского массива правовых актов, из всего массива российского законодательства, а именно, он сказал еще раз, что национальные акты, если они препятствуют восстановлению права, признанного нарушенным в Европейском суде, должны пересматриваться. Но дальше, даже возместив определенный ущерб жалобщику в Европейском суде, Европейский суд не может до конца восстановить его права, ведь этот человек, жалуясь, как гражданин России, в наднациональную юрисдикцию, в своих правах и обязанностях зависит от национальных судов.

Владимир Кара-Мурза: Сейчас российские законодатели намерены ввести запрет на предварительный арест по экономическим преступлениям. Можно ли считать, что как совладельцы «ЮКОСа» вот как бы своим примером принесли своеобразную жертву во имя остальных поколений бизнесменов, которые теперь не будут подвергаться столь жесткому прессингу?

Тамара Морщакова: Лично я отрицаю любую обоснованность такого рода жертвы. Ясно было из международного опыта, что по делам об экономических преступлениях не применяются такие меры пресечения, как арест. Есть и в действующем Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации возможность альтернативных мер, и все это никогда не использовалось. И никто не позволял судебной системе таким образом жертвовать. Я вот подчеркиваю именно свое отношение к этому слову – жертвовать правами людей не предусмотрено, это конституционное право на свободу и личную неприкосновенность. И жертвовать даже требованиями Уголовно-процессуального кодекса, потому что он исключал и исключает по своему текстуальному смыслу возможность применения в такого рода делах безосновательно мер пресечения в виде ареста.

Владимир Кара-Мурза: Михаил Ходорковский изнутри изучает российскую судебную машину, вот недавно вышла его статья «Узаконенное насилие», где он проанализировал ее изъяны преступные. Как, по-вашему, созвучны ли эти его мысли с мыслями тех, кто старается реформировать российскую систему судопроизводства?

Тамара Морщакова: Я так думаю, что абсолютно созвучны. Но важно другое, важно не то, что они не являются новостью, а важно то, что они требуют, с моей точки зрения, немедленного устранения. Ни одно государство не может считаться правовым, если в его практиках не обеспечено уважением достоинства личности, и прежде всего в процедурах уголовного преследования. Конституционный Суд в одном из своих решений в свое время написал, что признание каждого человека не объектом, а субъектом во взаимоотношениях с государством является необходимой основой для устранения произвола. Вот все, о чем мы говорим, весь этот негатив, о котором мы говорим в связи с организацией уголовного преследования в нашей национальной системе. Все это результат того, что человек рассматривается как объект деятельности государства, а не равноправный субъект во взаимоотношениях с государственной властью. Пока это не преодолено, лозунг конституционный хороший, правильный, что Россия должна быть правовым государством, нереализуем.

Владимир Кара-Мурза: Вот каждые три месяца Ходорковскому и Лебедеву продлевают срок заключения под стражей по новому, второму делу, чтоб они могли являться в суд. Как вы считаете, можно ли это рассматривать как нарушение прав подсудимых, поскольку они приговорены были к колонии общего режима, а фактически содержатся более года уже в крытых, каторжных условиях?

Тамара Морщакова: Да, конечно. На самом деле, когда в Уголовно-процессуальном кодексе вводилась эта процедура получения судебного решения об аресте, на нее возлагались очень большие надежды. Но суды не оправдали этих надежд, потому что они, по сути, не выполняют никакой контрольной функции по отношению к органам, осуществляющим обвинительную деятельность по уголовным делам. Безусловно, не может быть таких процессов, где арест длится бесконечно, и тем более, по делам, по которым сейчас уже признано, что это неадекватная мера пресечения для дел, где лица обвиняются в совершении преступлений в области экономической и предпринимательской деятельности. Могла ли судебная практика исправить это? Я считаю, что могла. Закон этому не препятствует, повторяю, но этому препятствуют сложившиеся, я бы даже сказала, зацементированные традиции этой судебной практики, продиктованные, могу сказать в общей форме, сверху. А что это означает, сверху? Это, конечно, и высшие судебные органы, Верховный Суд Российской Федерации, который объясняет, как надо применять уголовно-процессуальные нормы об избрании такой меры пресечения, как арест; это может быть и прямой заказ тех органов исполнительной власти, которые, собственно, сформировали и все обвинение.

Владимир Кара-Мурза: А выявило ли «дело «ЮКОСа» несовершенство законодательства о судах присяжных? Вот, например, по делу Алексея Пичугина три раза меняли состав коллегии присяжных, чтобы все-таки добиться обвинительного вердикта, и наоборот, хотя особо опасными признаны деяния самого Ходорковского и Лебедева, их судом присяжных не решились судить.

Тамара Морщакова: Так это как раз не дефекты суда присяжных, это дефекты, опять-таки, правоприменительной практики в этом использовании ею суда присяжных, то, что меняли состав скамьи присяжных или коллегии присяжных несколько раз по одному и тому же делу, это не вина присяжных. Речь идет, опять-таки, о том, что смысл действующих правил о суде присяжных искажается реально практически действующими в сфере компетенции суда присяжных органами государственного обвинения или, если хотите, не только государственного обвинения, но, может быть, и спецслужб. Потому что воздействие это известно уже по результатам многих процессов на присяжных, в основном оказывается именно через спецслужбы, и формы этого воздействия очень различны. Ну, это могут быть и угрозы разного рода, и расправы, и привлечением к уголовной ответственности. Это могут быть угрозы, связанные с возможностью как-то отрицательно повлиять на бизнес у людей или на их служебные отношения. Суд присяжных в его нормальном виде – это такая институция, которая позволяет российскому суду в больше мере избавляться от давления, чем любые другие процессуальные формы. И, наверное, именно поэтому по многим преступлениям, теперь уже и согласно закону, суд присяжных исключен, его компетенция ведь сокращена недавними законодательными актами, хотя наоборот, она требует расширения. До революции почти одновременно с отменой крепостного права в российской судебной системе был введен институт суда присяжных. И он оказался настолько действенным, что первые же годы его деятельности привели к вынесению российскими дореволюционным судами до 40% оправдательных вердиктов. Отсутствие обоснованного обвинения приводит присяжных к выводу о том, что нельзя осудить человека. Институт суда присяжных, он обеспечивает не только гораздо бо́льшую объективность приговора, но он обеспечивает еще и гораздо бо́льшую независимость для профессиональных судей. Поэтому как раз этот институт нужно холить и лелеять, и добиваться расширения компетенции присяжных в современной России.

Владимир Кара-Мурза: И как, по-вашему, как проявляет себя в «деле «ЮКОСа» российское гражданское общество? Не секрет, что благодаря его усилиям удалось облегчить участь Василия Алексаняна, Светланы Бахминой, когда собирали подписи в их поддержку. Прозревают ли вот наши соотечественники?

Тамара Морщакова: Я думаю, что да. Да, именно на этих примерах, может быть, яснее всего, чего не должно быть в российских судах.

Владимир Кара-Мурза: Большое спасибо вам за это интервью. Напомню, что гостей нашей студии была Тамара Георгиевна Морщакова, судья в отставке Конституционного Суда Российской Федерации, а в 1995-2002 годах заместитель председателя суда. В студии работал Владимир Кара-Мурза. Всего вам доброго.