Одна из участниц группы Pussy Riot Екатерина Самуцевич в интервью Пресс-центру.

Итак, 10 октября 2012 года кассация в Мосгорсуде. Судья дочитывает определение коллегии, Надя и Маша получают два года реального срока, Вы два года – условного. Когда прозвучало решение Мосгорсуда, многие, я знаю, пожалели именно Вас. Эти люди сочли, что Вам будет в некоторой степени неловко выйти сейчас из стеклянного «аквариума», оставив там Надю и Машу. Скажите, было что-то такое?

Было, но, наверное, потом. Потому что для меня это решение было шоком и, конечно, я даже не успела осознать, что произошло. В первые минуты я просто почувствовала, как меня обнимают Маша и Надя, и потом мне просто конвоир сообщила: «Подожди, мы сейчас сделаем документы и тебя выпустим». И дальше я начала думать, что сейчас будет. Но, конечно, такие мысли тоже были. Естественно, все трое должны были быть освобождены, хотя бы условно. Естественно, это несправедливое решение суда, но, с другой стороны, для группы, как ни странно, в какой-то степени это было победой, потому что хотя бы один человек из троих вышел и сейчас есть возможность как-то более легитимно выступать от имени группы, говорить о взглядах группы, еще раз подтвердить какие конкретно у нас взгляды, потому что пока мы все трое сидели в московском СИЗО было очень много дезинформации по поводу нас, какие у нас взгляды.

Некоторые люди вообще думают, что мы вообще «правые», выступаем за фашизм, потому что были какие-то провокативные ролики по поводу нас, передача Мамонтова сыграла свою роль, и сейчас есть возможность объяснить людям, что на самом деле все это неправда – мы «левая» феминистская арт-группа, которая никакого отношения не имеет ни к терроризму, ни к экстремизму, ни к фашизму, ни к чему-то такому плохому. Поэтому здесь есть какая-то польза, как ни странно. И сейчас я, конечно, прежде всего выполняю вот эту роль, роль исправления того, что было в СМИ, и роль легитимного спикера группы.

Свое освобождение Вы объясняли тем, что вновь вошедшая в дело адвокат Ирина Хрунова применила так называемый принцип индивидуализации деяния. То есть адвокат помогла вышестоящему суду установить, что в Хамовническом приговоре ваши действия были описаны неверно, и Вы не совершали того, в чем вас обвиняли. Скажите, как Вы объясняете тот факт, что Мосгорсуд предпочел не заметить главную правду о вас троих, - ту правду, что все вы не виноваты ни в каком уголовном преступлении. Но при этом тот же Мосгорсуд заметил и посчитал возможным учесть частную правду лично о Вас? У Вас есть объяснение этому явлению?

Объяснение чисто юридическое. К сожалению, линия защита у Маши и Нади осталась прежней, она не была индивидуализирована, поэтому суд легко воспользовался этим. Естественно, суд был на стороне обвинения и с удовольствием пользовался всеми ошибками и недостатками стороны защиты. К сожалению, в случае Маши и Нади это так и произошло. В моем случае суд был, что называется, прижат к стенке и был вынужден каким-то образом уступить, но при этом было сделано огромное количество ошибок и сейчас мы опротестовываем <их> в надзорной инстанции, потому что Мосгорсуд проигнорировал ошибки, которые были в Хамовническом суде (там не только то, что индивидуализация не была учтена, но и много других ошибок, в том числе и та, что не было состава преступления). Видимо там был какой-то баланс: они не могли полностью отказать мне, но при этом они не хотели отпускать всех. Иначе они были бы вынуждены отпустить всех троих, а это было невозможно, поскольку суд был настроен, естественно, максимально негативно по отношению к нам. <Суд> был вынужден дать мне условный срок, а Надю и Машу с удовольствием отправить в колонию. Поэтому в этом плане суд был несправедлив, и я об этом всякий раз говорю.

Мария Алехина уже неделю держит голодовку, которую начала в связи с нарушением ее прав во время процесса по УДО. На днях стали известны требования Марии. Она говорит, что администрация ввела в жизнь колонии целый ряд необоснованных ограничений, чтобы настроить против нее других заключенных. Собственно, против этого она и борется. Вы знаете Марию как никто. Насколько хватит ее сил и решимости?

Я думаю, насколько угодно. Она максимально решительно настроена, насколько я знаю. Потому что сейчас у нее происходит восьмой день голодовки (интервью записывалось 29.05.2013. - ПЦ), она сильно похудела, как сообщают люди, которые находятся у нее, но она продолжает голодовку, она считает, что это может повлиять на администрацию колонии. Потому что никакие другие способы просто уже не влияют, никакие переговоры. Здесь уже конфликт откровенно открытый между Машей и колонией, поэтому такие меры…достаточно экстремальные для Маши, потому что сейчас очень тяжело. Первые дни колония вообще игнорировала ее голодовку, то есть ее даже не изолировали от других заключенных, что обязаны были сделать, и не было медицинского осмотра, что тоже должно было быть, потому что у человека может произойти все что угодно со здоровьем, уже начиная со второго дня голодовки. И только вчера ее поместили в стационар, который находится на территории колонии и, соответственно, начали как-то обследовать, поставили на медицинский контроль. Но, конечно, это все на низком уровне, поэтому ей тяжело. Но она продолжает свою голодовку, она считает, что это может помочь.

А Вам удается поддерживать с ней более или менее оперативный контакт?

К сожалению, сейчас нет. Потому что сейчас у нее вообще заблокированы звонки, письма тоже очень долго доходят – последнее письмо шло две недели. И сейчас, насколько я знаю, связь практически оборвана, вчера даже адвокат к ней не смогла пройти, сейчас к ней только мог пройти Петя Верзилов, активист группы поддержки, так как у него правозащитные документы, он судился с колонией и добился того, чтобы его пустили в колонию.

Когда Вы услышали, как президент Путин рассуждал про «двушечку», Вы что почувствовали?

А что здесь можно почувствовать? Естественно, стало противно, потому что это просто максимальная неадекватность. Видно, что у этих людей (Путина и его приближенных) очень странное мышление, нездоровое. То есть они просто мыслят тюремным языком. У них вся страна – это тюрьма и все граждане страны – какие-то заключенные, которым нужно давать «двушечки» и т.д. То есть этот сленг показывает какую-то болезненность мышления. Такие люди, конечно, не должны находиться у власти. Это очевидно.

Журналисты часто просят Вас прокомментировать проходящий сейчас через Госдуму «Закон об оскорблении чувств верующих»? Что Вы им говорите?

Да, действительно. Ну как прокомментировать? Здесь все понятно – закон нарушает Основной закон страны, конституционный закон, и сейчас даже многие называют его законом Pussy Riot, потому что он считается последствием уголовного дела над нами. К сожалению, можно сказать, что это такая временная победа этого режима Путина. Но здесь вызывается негативная реакция у других граждан, потому что все понимают, что этот закон неадекватен, и проблема этого закона в том, что если даже в нашем уголовном деле было совершено много ошибок для того, чтобы нас засадить, то теперь, при принятии этого закона, людей можно спокойно осуждать без совершения судебных ошибок. То есть на стадии опротестовывания приговоров у людей уже не будет шансов. Поэтому мы говорим об этом, у нас двое участниц вчера выступали в Европарламенте, в Брюсселе, и тоже об этом говорили. Поэтому Европарламент настроен решительно по этому поводу и будет выпускать резолюцию по этому вопросу.

Вы верите, что предпринимательская амнистия, проект которой президент Путин назвал сырым и недоработанным, в итоге все-таки выльется в полноценную амнистию, и многие люди выйдут на свободу?

Честно говоря, судя по последним шагам власти, сложно в это поверить. Рядом со мной, пока я сидела в СИЗО, были люди со 159-й статьей, часть 4-я, и эти люди, естественно, максимально интересуются именно этим законом, любыми слухами об амнистии, именно в отношении экономических заключенных, и конечно они рассуждали на эту тему, и конечно, фигура Ходорковского обсуждалась в связи с этим, потому что ходят слухи, что именно из-за обиды власти на Ходорковского не хотят делать амнистию, не хотят принимать этот закон. И конечно, люди это понимают, рассуждают на эту тему, пока идут какие-то слухи, но никаких результатов нет. Это говорит о том, что власти просто раздражают людей, вызывают какие-то пустые надежды. Поэтому в ближайшее время этого закона, конечно, не будет.

Суд над Вами осудили очень многие. Это и Мадонна, и Стинг, и Пол Маккартни. Канцлер Германии Ангела Меркель заявила, что приговор Хамовнического суда был «необоснованно жестоким» и т.д. Среди тех, кто поддержал вас в России, был и Михаил Ходорковский. Насколько для Вас была важна именно его поддержка?

Конечно, очень важна. Потому что Михаил Ходорковский, несмотря на то что находится в колонии, является крупнейшей политической фигурой на современной политической сцене. И конечно, его мнение является очень важным, потому что в своих интервью он показывает, что следит за ситуацией, и он анализирует ситуацию в России. Поэтому многие считают его мнение авторитетным. И это действительно так. Он является одним из современных аналитиков ситуации в России, и его поддержка очень важна, она говорит о том, что действительно приговор <в отношении Pussy Riot> неправосудный. Потому что очень многие люди не смотрели детали дела, не разбирались особенно в этом деле, но они прислушиваются к мнению таких авторитетных людей, как Михаил Борисович.

В августе прошлого года Михаил Ходорковский, поздравляя Вас с днем рождения, написал, в частности, и такие слова: «Хочу надеяться, что Ваш тюремный опыт скоро закончится. Жулики, которые сегодня самоутверждаются за Ваш счёт, потерпят поражение. Какие выводы Вы сделаете? Что вынесете на волю? Теперь, когда на Вас смотрит вся Россия, это важно не только для Вас. Постарайтесь оказаться не только гораздо умнее, но и много добрее, чем Ваши гонители». И хотя вопросы Михаила Ходорковского носили риторический характер, как бы Вы на них сейчас ответили? Итак, первое: Какие выводы Вы сделали из всего с вами произошедшего?

На самом деле я все еще нахожусь в стадии анализа всего того, что произошло с нами. Но, конечно, какие-то выводы уже сделаны. Первый вывод простой: недостаточно сильная протекция художников у нас в России (такая проблема выявилась очень серьезная в нашем уголовном деле), и недостаточное понимание искусства в России, к сожалению, в результате вот этой культурной политики в нашей стране. И поэтому здесь нужно, видимо, создавать некоторые образовательные программы, чтобы объяснять людям, что такое искусство, чтобы они просто не пугались такого направления, как акционизм, каких-то других направлений – концептуализм, понимали их, и не поддавались вот этому дискурсу власти, которая просто обзывает искусство хулиганством.

<Еще один вывод> по поводу судебного процесса. Мы увидели эту систему изнутри, сейчас, когда я вышла, я тоже консультировалась с юристами, потому что мне интересно, как это все работает, спрашивала: «Почему решение было таким, а не другим, что вообще можно было сделать? Был ли какой-то шанс или его вообще не было?» Проблема в том, что система максимально непрозрачна. Даже юристы, которые работают уже много лет, опытные адвокаты, даже они не могут до конца сказать, как эта система работает. И конечно, она не работает так, как она должна работать. Например, та же надзорная инстанция. Мы недавно подали в Мосгорсуд на имя <Ольги> Егоровой нашу жалобу и даже там мне адвокат объяснял, что, конечно, Егорова сама не рассматривает никакие жалобы, это делают совершенно другие судьи. Они между собой там переговариваются, потом они выносят решение, а Егорова просто подписывает бумажку. Ну тогда суды не должны работать. И, конечно, я делаю для себя вывод, что пока неисправимая ситуация. Нужно либо искать очень опытных адвокатов, которые знают, как эта система работает (и то они до конца не могут быть уверены), либо просто надеяться на какое-то чудо и удачу, к сожалению. Потому что в нашей судебной системе по-другому никак нельзя (к настоящему моменту председатель Мосгорсуда Ольга Егорова отказала в удовлетворении надзорных жалоб Марии Алехиной и Надежде Толоконниковой, в отношении Екатерины Самуцевич решения пока нет. - ПЦ).

Проблема адвокатуры тоже выяснилась. Из-за того, что система непрозрачна, многие адвокаты особенно уже не стараются, потому что смысла защищать уже, как правило, нет. И уровень адвокатуры считается более низким, чем уровень прокуратуры. Это тоже видно по некоторым уголовным делам. И контроль над деятельностью адвокатов – это тоже проблема, закон даже, кажется, сейчас обсуждается <на эту тему>. Надо больше контролировать деятельность адвокатов, чтобы она тоже была прозрачной, а не так, как у нас сейчас происходит, когда сам клиент даже не знает, что делает адвокат (о проблемных взаимоотношениях Екатерины Самуцевич с ее адвокатами можно прочитать ЗДЕСЬ. - ПЦ)

И, конечно, проблема противостояния Запада и России возникла. Мы сейчас это очень хорошо чувствуем на себе, так как Pussy Riot стала делом принципа для Запада. Потому что мы, по сути, отстаиваем ценности, которые российской властью сейчас не принимаются никак. Это права человека, гендерное равенство, свобода самовыражения, свобода искусства. Это российские власти совершенно не хотят признавать. Либо игнорируют, либо пытаются забить тюремными сроками. И конечно, здесь происходит в какой-то степени <часть> холодной войны. Потому что даже вчера, когда наши девушки выступали в Европарламенте, там была устроена какая-то жуткая защита для них, потому что депутаты Европарламента, которые их пригласили, они понимают, что девушки находятся в опасности, потому что они посмеют сказать что-то негативное по отношению к российским властям. И это, конечно, очень неадекватная ситуация и ее надо как-то исправлять.

Второй "вопрос от Михаила Ходорковского": Что Вы вынесли на волю?

Я вынесла желание борьбы, борьбы за свободу, и понимание, что свобода – это, конечно, главная ценность для человека. И за это нужно бороться. За свободу других людей, за свободу себя.

И третье: Семь месяцев в заключении и все то, что продолжает происходить с Надей и Машей, Вас это не озлобило?

Нет, конечно. Это добавило размышлений, добавило некоего опыта, я надеюсь, может быть, даже какой-то мудрости. Посмотрим. Но конечно, это не озлобило.