Подводя итоги минувшего года для России, только об освобождении политзаключенных Николай Сванидзе готов говорить как об «очень хорошем», все остальное, по его мнению, было «по большей части плохо и очень плохо».

Николай Сванидзе, "Ежедневный Журнал", 9.01.2014

Никто не спорит с очевидностью того факта, что весь прошедший год, словно месяц багрянцем, окрасился сенсационным выходом МБХ по президентскому помилованию и освобождением Марии Алехиной и Надежды Толконниковой по амнистии. Если к этому присовокупить еще и выход по той же амнистии нескольких «болотных», то складывается картина светлая и даже благостная. Однако, как выражался во времена моей комсомольской юности профессор Валентин Зорин, «солнце встает над Капитолием, но нет улыбок на лицах простых американцев».

Впечатление такое, что освобождение узников с мировыми именами на самом деле не принесло радости никому, кроме них самих, их близких и тех относительно немногочисленных граждан, которые за них искренне переживали.

Оппозиция потеряла превосходные, бесспорные и не отбиваемые аргументы в борьбе с режимом, ничего не приобретя взамен. Совершенно ясно, что кто бы ни говорил, включая самого Михаила Борисовича, что и его, и девочек выпустили вовсе не благодаря могучему давлению гражданского общества, а исключительно вследствие поменявшегося из-за Олимпиады, Майдана, переговоров с фрау Меркель, шут знает из-за чего еще, настроения В.В. Путина. Путин сел с карандашиком, посчитал «за» и «против» и пришел к выводу, что, пожалуй, ему накладнее будет эту шайку дальше мариновать, чем отпустить. А если бы он пришел к иному выводу, гражданское общество могло бы хоть утопиться в полном составе — это никак бы не повлияло на окончательное решение. Как и вообще, кстати говоря, мало бы на что повлияло.

Столь же разочаровывающе для оппозиции, хотя и совершенно ожидаемо прозвучали слова МБХ, что он не собирается ни мстить, ни заниматься политикой. И хотя он сказал именно то, что мог и должен был (все другое прозвучало бы непростительной хлестаковщиной), многие испытали разочарование. И теперь думают, хотя сами этого стыдятся, что, конечно, наконец-то, что слава Богу, что уж отчаялись и т.д., но вообще-то для общего дела проку от всех этих страдальцев больше было в тюрьме, чем на воле в дорогом отеле.

С другой стороны, и у власти нет оснований слишком высоко подбрасывать в воздух фуражки с нежно-голубым околышем. Да, сам ли он придумал или немцы его надоумили, но Путин сделал объективно сильный ход. Ему удалось разом сбросить все наиболее болезненные свои проблемы, персонифицированные, имеющие знаковые имена и лица, проблемы, которые, словно камень на шее, тянули на дно его международную репутацию. Если Ходорковский иPussy Riotосвободились из тюрьмы, то Путин освободился от Ходорковского иPussy Riot.

А все равно не хотелось их выпускать из своих когтей. Ведь могли бы еще посидеть, кому мешали? И передовой отряд прокурорских и судейских уже раскатал губу на «третье дело ЮКОСа», да и дальше жизнь не заканчивается, а тут гипс снимают, клиент уезжает. Обидно, конечно, и осадок остался.

Кроме того, любимая деза, что прошение МБХ означает признание его вины, сразу не прошла, а она была важной пропагандистской частью всей операции «помилование». Но главное, сама эта операция с выдворением оказалась по почерку настолько узнаваемо советской и спецслужбистской, настолько явно вызвала ассоциации с Солженицыным и Буковским, была проведена в такой хмурой, жесткой манере и с такой нескрываемой неохотой, что в значительной мере обесценила саму акцию, свела едва ли не к нулю ее гуманитарную пиаровскую составляющую. Путин словно подчеркивает, что помилование и амнистия, особенно личных врагов, ему в принципе поперек горла, и идет он на эти безобразия только в силу политической необходимости. Это, с одной стороны, свидетельствует о внутренней последовательности президента, с другой — о его стилистическом однообразии. И в любом случае не способствует формированию образа владыки милостивого и милосердного.

Все вышесказанное посвящено хорошему, даже очень хорошему, что случилось в прошедшем году. Остальное было по большей части плохо и очень плохо.

Агрессивный ультраконсервативный поворот наметился в стране еще в ходе президентской кампании 2012 года, и тогда же была обеспечена его законодательная база — от летнего «антигражданского» пакета и, через мракобесный процесс надPussy Riot, до зимнего «антисиротского закона». Однако произошел этот поворот уже в 2013-м.

Именно в 2013-м консерватизм фактически был провозглашен государственной идеологией. Мало того, Россия теперь активно позиционируется как мировой оплот консерватизма, последовательный защитник традиционных, прежде всего семейных и религиозных, ценностей в борьбе с глобальным злом — либерализмом и толерантностью.

«Ультраконсервативный поворот» — политологическое определение. Более наглядным и при этом вполне точным представляется предложенный Алексеем Кудриным термин «архаизация». Но так или иначе, речь идет о реакционной волне, изоляционистской и ксенофобной, причем не только и даже — пока — не столько в национальном, сколько в культурно-этическом смысле, по идеологии и движущим силам волне клерикально-чекистской. Эта волна накрывает страну, встречая минимальное сопротивление. Поскольку именно здесь, в базовых, системообразующих позициях патернализма, иждивенчества, иррационального и оттого непреодолимого антизападничества, глубинного недоверия к просвещению и восприятия демократии как естественного и неограниченного права силы — происходит таинство единения власти и широких народных масс.

Сейчас мы наблюдаем характерную «революцию назад», стремительное цивилизационное отступление. Оно выражается в попытке, во многом успешной, отправить страну по исторической наклонной плоскости изXXIвека не то на станцию «Советская», не то в гранитно-ледяную николаевскую Россию, не то еще дальше — в глухую и темную допетровскую Московитскую Русь.

Сейчас, перед Олимпиадой, на которую Владимир Путин по логически необъяснимым причинам делает огромную личную ставку, это скольжение вниз несколько замедлилось. В частности, налицо ослабление гомофобной кампании. Однако ни это, ни выход на свободу знаменитых тюремных сидельцев, к сожалению, не означает смены вектора движения страны.