Владимир Кара-Мурза мл., Андрей Колесников и Константин Эггерт пишут о 25 октября.

Владимир Кара-Мурза мл., блог на сайте «Эха Москвы», 25.10.2013

Думаю, многие помнят, где они находились и что делали 25 октября 2003 года в тот момент, когда в новостной ленте с пометкой «молния» появилось сообщение об аресте Михаила Ходорковского. Тот день был, безусловно, поворотным в новейшей истории России. При том что политическое лицо режима было уже хорошо известно (вспомнить хотя бы возвращение сталинского гимна или уничтожение в 2001–2003 гг. трех независимых федеральных телеканалов), демонстративным арестом влиятельного и известного на весь мир критика власти (и спонсора оппозиционных партий – кампания по выборам в Государственную думу была в самом разгаре) Кремль перешел черту, отделявшую «мягкий авторитаризм» от репрессий.

Мне позвонили с этой новостью во время встречи с избирателями (я баллотировался в парламент от Чертановского округа Москвы). Когда я рассказал присутствующим об утренней спецоперации ФСБ в новосибирском аэропорту Толмачево, в зале на несколько долгих секунд воцарилась тишина. Даже на четвертом году правления Владимира Путина немногие верили, что режим пойдет на такой шаг.

Зазвучавшие было протестные голоса элиты – в том числе заявление премьера Михаила Касьянова о неадекватности ареста и резкое выступление Анатолия Чубайса от имени РСПП в эфире канала «Россия» – были пресечены знаменитым «прекратить истерику». Касьянов вскоре получил отставку, остальные «истерику прекратили», а главное, услышали и правильно поняли сигнал: после ареста Ходорковского – руководителя «Открытой России», спонсора «Яблока» и СПС, основателя Школы публичной политики, Клуба региональной журналистики и Федерации интернет-образования – крупный бизнес как от огня шарахался (и продолжает шарахаться) от любых намеков на поддержку оппозиции и неугодных Кремлю гражданских структур. Не говоря уже о публичной критике коррупции: разговор Ходорковского с Путиным в Кремле 19 февраля 2003 года запомнился российским «олигархам» надолго.

В деле Ходорковского проявилась вся сущность нынешнего режима. Здесь и подавление инакомыслия и независимости, и подчинение крупного бизнеса кремлевским правилам игры. Здесь и деградация российской судебной системы, окончательно превратившейся в послушный инструмент реализации политической воли (термин «басманное правосудие» появился именно в октябре 2003-го). Здесь и создание коррумпированного путинского «олигархического капитализма»: подавляющая часть активов уничтоженного ЮКОСа перешла под контроль компании «Роснефть», и тогда, и сейчас – с 2004 года в качестве председателя совета директоров, с 2012-го в качестве президента – возглавляемой Игорем Сечиным. Помните тверскую рюмочную «Лондон» на Новоторжской улице?

«Дело ЮКОСа» – это и множество поломанных судеб. Платон Лебедев, арестованный на больничной койке, мать троих детей (младшая родилась уже в заключении) Светлана Бахмина, отсидевшие больше семи лет Владимир Переверзин и Владимир Малаховский, этапированный в «Черный дельфин» Алексей Пичугин. От них требовали – но так и не получили – лжесвидетельств на «заключенного номер один». Не получили их и от Василия Алексаняна, которого, смертельно больного и почти ослепшего, держали в СИЗО вопреки трем решениям Европейского суда по правам человека и в конце концов отпустили умирать домой под залог в 50 млн рублей. Он умер, не дожив два месяца до своего сорокалетия.

Михаил Ходорковский в судебном «аквариуме» – не менее яркий зрительный символ нынешнего режима, чем Путин в Андреевском зале Кремля. «Так сложилась история, та, которая с большой буквы (то есть История), что освобождение Ходорковского и Лебедева, а значит, и всех юкосовцев, – это и освобождение страны от власти, которая, как пьяный ямщик, гонит Россию в пропасть», – писала Елена Георгиевна Боннэр после уже совершенно абсурдного приговора по «второму делу ЮКОСа». Хочется верить, что это освобождение не за горами.

* * *

Андрей Колесников, «Новая газета», 25.10.2013

Ровно десять лет назад арестовали Михаила Ходорковского — и тем самым окончательно был оформлен режим Владимира Путина

Когда Владимира Квачкова, обвинявшегося в покушении на жизнь Анатолия Чубайса, переводили в другую камеру, он попрощался со своим соседом Михаилом Ходорковским: «До встречи на баррикадах!» В интервью сентября 2005 года олигарх ответил «патриоту»: «До встречи на свободных демократических выборах!» Если обозначить Квачкова как предтечу Бирюлево, а Ходорковского как предтечу Болотной — правы оказались оба.

Кстати, в камере в то время Михаил Борисович читал «Неприкосновенный запас» со статьей французской философини Моник Канто-Спербер. Текст был посвящен «либеральному социализму», и подвинутый на жидомасонском заговоре полковник ГРУ взял почитать журнал у «вероятного противника» — еврея-олигарха. Вряд ли эти идеи перепахали Квачкова, как роман «Что делать?» Чернышевского перепахал Ленина, но, возможно, текст Канто-Спербер стал одним из интеллектуальных источников знаменитой статьи Ходорковского «Левый поворот», где предрекалось полевение политики.

С тех пор дискуссии о левом или правом повороте, правом либерализме или левом либерализме стали неактуальны. Потому что главный поворот в сторону государственного «капитализма друзей» Владимир Путин уже совершил и закрепил.

Дата основания нового политического режима — 25 октября 2003 года, день ареста Михаила Ходорковского силами новосибирского отряда специального назначения «Альфа», подчинявшегося начальнику УФСБ по Новосибирской области. Сначала поворот произошел в голове главы государства. Свое зримое, заметное внешнему наблюдателю воплощение он получил в утро задержания.

Симметрия истории — за 10 лет до ареста Ходорковского — расстрел Белого дома, завершение ельцинской буржуазной революции, подготовка новой Конституции. Проходит еще 10 лет — и достижения эпохи, закрепленные в 1993 году в писаном Основном Законе де-факто (не де-юре), дезавуируются.

22 июня 2003 года — провал олигархического «демократического общака» — канала ТВС* (он же «ужик» — уникальный журналистский коллектив).

2 июля задержан Платон Лебедев.

25 октября — реальное начало избирательной кампании в Думу с демонстрацией того, кто в доме хозяин. Либеральным партиям словно бы было предложено либо присоединиться к позиции Путина, либо дистанцироваться от нее. И тем самым — потерять существенную часть голосов избирателей.

14 ноября 2003 года — XIII съезд РСПП: Путин против «огульного обвинения правоохранительных органов».

7 декабря 2003 года — выборы в Госдуму, партии СПС и «Яблоко» не преодолевают 5-процентный барьер. Партийная конфигурация, сложившаяся в стране, соответствует новому персоналистскому режиму.

После новости об аресте Ходорковского днем 25 октября представители всех бизнес-объединений, в том числе крупнейшие предприниматели страны, собрались в отеле «Балчуг», чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Пока дискутировали, Чубайс набил на ноутбуке текст заявления, с которым собрание согласилось и предложило ему же и обнародовать документ — уже тогда все поняли, что публично выступать опасно для жизни:

«Эскалация действий власти и правоохранительных структур по отношению к российскому бизнесу в последнее время резко ухудшила атмосферу в обществе… Под жернова правоохранительных структур попадают именно те бизнесмены, которые пошли на публичное раскрытие информации о своих компаниях и прозрачную уплату налогов… Компании вынуждены пересматривать свои инвестиционные стратегии, отказываясь от значимых для страны проектов».

Заявление заканчивалось призывом к президенту обозначить свою позицию. А он уже ее обозначил — арестом. Имевшим серьезное воспитательное значение. И не только для бизнесменов, но и для политического класса. В сущности, для всего населения страны, часть которого прогнозируемо поддержало репрессии в отношении олигарха. Арестом Путин набирал очки, а не терял. Брал в заложники.

Едва ли Ходорковский сегодня опасен для Путина как политик — появились новые неординарные угрозы. Граждан России теперь воспитывают другими процессами — «болотным делом», Pussy Riot, делом(-лами) Навального. Но пока Ходорковский в заложниках — президент в силе. Все уже забыли — как это жить с МБХ на свободе. Не знают, что будет. Боятся неопределенности, когда он выйдет в 2014 году. И поэтому, наверное, уже сейчас ищут варианты — как бы оставить Ходорковского в заложниках у времени, времени Путина, в плену.

 Притом что общественное мнение уже более лояльно относится к главным сидельцам по делу ЮКОСа, а в элитах, в том числе и не без лести верных (на словах) Путину, созрел консенсус — ну, хорош уже, насиделся, выпускать надо.

Михаил Борисович — и это знает каждый, кто следил за событиями десять лет назад, — демонстративно не желал уезжать из страны и каждую минуту, как в 37-м, ждал ареста. Но это до сих пор делает его еще более опасным для системы. Он — несгибаемый зэк. Десять лет — это уже сталинский срок, выковывающий характер, который там, наверху, никому и не снился.

Арест МБХ — не изолированное явление. Не причина «заморозки» режима, а симптом одеревенения системы.

Например, сегодняшняя стагнация экономики — это не только и не столько сиюминутные проблемы. В топчущемся на одном месте росте «сидит» отвратительный инвестиционный климат страны без правил. И эти климатические изменения даже не начались, а завершились и стали константой в день ареста Михаила Ходорковского.

То есть при всей внешней отдаленности друг от друга стагнация и арест Ходорковского, бесчестные выборы и разгром ЮКОСа, Надежда Толоконникова как воспитательный пример и Михаил Ходорковский как воплощенная дидактика — явления одной природы.

Именно начиная с казуса Ходорковского тюрьма стала универсальным способом решения нерешаемых проблем — от политических и экономических до мировоззренческих. Не совпадают взгляды — в тюрьму, оказывает сопротивление при рейдерском захвате собственности приближенными к императору товарищами — в тюрьму, оппозиционер — в тюрьму. Пенитенциарное учреждение стало средством устранения конкуренции в политике, бизнесе, идеологии и инструментом монополизации власти, активов, душ.

Значит, выпустить Ходорковского — выбить из-под ног системы ее фундамент. Сорвать эмблему. Сжечь охранную грамоту.

Предсказывать освобождение Ходорковского и Лебедева в назначенный срок — все равно что прогнозировать цену на нефть: скорее, сбудется результат гадания на кофейной гуще. По своему устройству Путин — очень уверенный в себе лидер. Поэтому он мог бы и выпустить Ходорковского. Но логика вещей подсказывает, что он должен чувствовать себя в современных обстоятельствах все менее и менее уверенно — и тогда освобождение МБХ под угрозой.

…У меня есть майка, подаренная когда-то давно Ирой Ясиной, с изображением Михаила Борисовича спереди («а на левой груди профиль Сталина…») и с надписью на спине «Свободу МБХ». Он так долго сидит, что портрет уже несколько потускнел. Зато сосед по лестничной клетке от частого созерцания этой майки превратился в ответственного гражданина отечества. Он оказался первым знакомым мне человеком, которого я — с удивлением — встретил на Болотной в день послевыборного митинга в декабре 2011 года.

Перефразируя Бориса Пастернака, можно сказать: свобода, она такая — ее ищут повсюду, а она внутри человека. Как сказал в своем блистательном последнем слове по окончании второго процесса Михиал Ходорковский, ставший за это время едва ли не единственным на всю Россию публичным интеллектуалом и моральным авторитетом: «Мне стыдно смотреть, как некоторые, в прошлом уважаемые мной люди, пытаются оправдывать бюрократический произвол и беззаконие… Те, кто начинал это позорное дело — Бирюков, Каримов и другие, — презрительно называли нас «коммерсантами», считали быдлом, готовым на все, чтобы защитить свое благополучие, избежать тюрьмы. Прошли годы. Кто оказался быдлом? Кто ради денег и из трусости перед начальством врал, пытал, брал заложников? И это они называли «государевым делом»! Стыдно. За мое государство стыдно».

Какое это счастье — внутренняя свобода. Свобода говорить правду.

* * *

Константин Эггерт, Русская служба BBC, 25.10.2013

Константин Эггерт – независимый политический обозреватель.

"Международная амнистия" признала его "узником совести". В Германии ему присуждена престижная правозащитная премия имени Райнера Хильдебрандта. Его судьбой озабочены Конгресс США и британский парламент. Ему посвящают свою музыку Арво Пярт и Гидон Кремер.

Михаил Ходорковский стал одним из самых известных в мире граждан России. Я бы пошёл дальше и сказал, что он один из символов страны на международной арене.

В октябре 2003 года, когда владельца компании "ЮКОС" арестовали прямо на борту личного самолёта в аэропорту Новосибирска, более 80 процентов граждан России одобрили эту акцию Кремля.

Крутая расправа Владимира Путина над "олигархом, ограбившим россиян" стала символической расплатой всей страны с "лихими девяностыми" (впрочем, так называть один из самых драматических и самых важных периодов российской истории станут чуть позже).

Тогдашний – и нынешний – президент России заработал на "деле Ходорковского" гигантский политический капитал, проценты с которого, казалось, будут поступать на счёт ещё долго.

Всего десять лет прошло, и оказалось, что депозит был открыт не на имя Путина, а на имя самого Ходорковского. Когда-нибудь он сам расскажет, как это было, но его решение бороться и не сдаваться превратило его из ненавидимого всеми олигарха в лидера общественного мнения, общенациональную знаменитость.

Опрос "Левада-центра", проведённый в годовщину ареста Михаила Борисовича (или МБХ, как любят называть его те, кто ему симпатизирует) показал: в Москве 40 процентов опрошенных относятся к Ходорковскому положительно и столько же считают, что он будет заниматься после освобождения общественно-политической деятельностью (считай – желают этого). Число москвичей, нейтрально относящихся к экс-олигарху приблизительно такое же. Не любят его всего семь процентов жителей столицы.

Строго говоря, единственные два человека, популярность которых в столице выше – это Владимир Путин и Сергей Собянин. Похожие цифры дают и опросы в других городах-миллионниках, где и делается российская политика. Фактически, Ходорковский, уже стал фигурой федерального масштаба в России и одним из самых известных за рубежом россиян.

Я абсолютно убеждён, что Михаил Борисович общественной, а скорее всего, и политической деятельностью, заниматься после освобождения обязательно будет.

Не хочу увлекаться любительским психоанализом, но, во-первых, он очевидно и глубоко переживает свой тюремный опыт. Колонки и интервью Ходорковского (а он ни на день не выпал из публичного пространства) свидетельствуют: он прошёл путь от простого желания отстоять своё доброе имя до осознания и концептуального обоснования необходимости коренного изменения всего строя российской жизни.

Среди реальных и потенциальных лидеров оппозиции Ходорковскому единственному удалось сформулировать целостный и позитивный взгляд в будущее не только для столичных элит, но и для тех, с кем он сегодня сидит. С этим взглядом можно соглашаться или нет, но его невозможно игнорировать. Между тем, именно концептуального подхода сегодня не хватает ни власти, ни оппозиции.

Важно и то, что этот взгляд в будущее принадлежит простому заключённому. Мысли Ходорковского доступны не только завсегдатаям московских или екатеринбургских богемных кафе, но и тем слоям общества, которые никогда не голосовали за "демократов", а часто и не голосовали вообще. В этом смысле, Ходорковский, при желании, может стать первым политиком демократических и западнических взглядов, который будет вызывать доверие у аудитории радио "Шансон".

Ходорковский бежит свой общественно-политический марафон уже десять лет. Волею судеб, он символически искупил реальные и мнимые грехи девяностых от имени всех российских буржуа.

Помню, как года четыре назад в Королевском институте международных отношений в Лондоне состоялась презентация книги о Ходорковском, написанной британским учёным Ричардом Саквой. Я тогда спросил его, будет ли Михаил Борисович играть роль в общественной жизни после освобождения? Ответ Саквы я помню до сих пор: "Помните, как Нельсон Мандела назвал свои мемуары? "Долгий путь к свободе". Путь Михаила Ходорковского, похоже, ведёт его в Кремль. Разумеется, это не значит, что он туда дойдёт. Но направление угадывается безошибочно".

Интересно, что на Западе так пока думает меньшинство наблюдателей. В России же эта мысль воспринимается всё большим числом людей как нечто само собой разумеется. Даже если Ходорковский уйдёт после освобождения в частную жизнь (хотя в это я верю с трудом), права на его мемуары наверняка купит Голливуд. В жизни бывшего главы ЮКОСа есть что-то от Великого Гэтсби, что-то – от Раскольникова и, в последнее время, что-то от Вацлава Гавела. Кто скажет, что это - не материал для кино?