Глава СПЧ Михаил Федотов о недавнем Страсбурге и продолжающемся "деле экспертов".

Коммерсантъ FM, программа "Действующие лица", 30.07.2013

Гость: глава Совета по правам человека при президенте РФ Михаил Федотов.

Ведущий: Андрей Норкин

<…> — Я хотел бы, чтобы вы прокомментировали возможное развитие событий вокруг дел ЮКОСа и Пичугина. По Пичугину стало известно сегодня, что решение Страсбургского суда недавнее может послужить поводом для пересмотра дела Пичугина. Но, насколько я понимаю, это первая история, не второй процесс Пичугина, по которому он получил пожизненное за убийство. Все-таки мне хотелось бы понять, как вы трактуете, как глава Совета по правам человека, решение Страсбургского суда? Все цепляются сразу, что там не найдена политическая мотивировка в первом деле, но были допущены серьезные нарушения. А дальше начинается взвешивание, разные точки зрения — что более значимо.

— Вы знаете, пока это решение Европейского суда еще не вступило в силу. Это действительно очень большой серьезный документ. И само дело, между прочим, было огромно. В этом документе есть разные позиции. Обратите внимание, там масса, я сейчас уже не помню сколько, отдельных пунктов. В одном пункте говорится одно, в другом – другое, в третьем - третье…

— Это нормально?

— Это абсолютно, так пишутся все решения.

— Они не противоречат друг другу — одно, другое, третье? Они дополняют друг друга?

— Нет, это абсолютно правильный подход с точки зрения юридической, вообще юриспруденции, это абсолютно правильный подход. К сожалению, наши суды так практически не делают, во всяком случае, суды общей юрисдикции. У нас нет такой практики, нет такой традиции. А Европейский суд действует именно так: по пунктам он раскладывает свою логику. И вы, знакомясь с этим решением, видите, как суд… Знаете, есть такой метод Цицерона? Как попугай движется по лестнице, никогда не обращали внимания?

— Нет.

— Лапка, лапка, клюв. Лапка, лапка, клюв. Вот точно так же двигается логически по своей логической лестнице Европейский суд по правам человека: тезис, дальше следующий тезис, дальше следующий тезис. Таким образом, вы видите, как логически развивается мышление судьи, суда в данном случае. У нас, к сожалению, такой практики нет. У нас, к сожалению величайшему, судья очень часто берет обвинительное заключение, дальше к нему добавляет те аргументы, которые были оглашены в ходе судебного заседания, и все. Дальше уже идет результирующая часть, постановляющая часть, и так далее. А в судебных решениях Европейского суда вы видите логику, и в этой логике вы понимаете, что здесь есть разные аспекты, есть разные детали, на которые обращает внимание суд.

— Тогда, получается, нельзя некое одно мнение вынести, основываясь на этом?

— Нет, в том-то все и дело. Это точное взвешивание всех доводов "за" и "против" при решении одного единственного вопроса: была нарушена Европейская конвенция о правах человека в данном уголовном деле, или не была? И если была, то в какой части и каких обязательств страны-участницы Европейской конвенции она была нарушена, понимаете? "Вот, в этой части, — говорит суд, — она была нарушена. В этой части она не была нарушена".

— Но вот почему у нас разная трактовка-то такая? Грубо говоря, прокремлевские, прогосударственные политологи говорят: "Видите, не надо было ничего кричать о политике, не видит здесь Страсбургский суд политической истории". Те, кто поддерживает Ходорковского и считает, что дело было политически мотивированным, говорят: "Да не это главное, а главное то, что существуют определенные нарушения". И апеллируют к тому, что российский Минюст сказал: "Да, мы, возможно, будем пересматривать, когда наш Верховный суд…" (разброс мнений относительно решения ЕСПЧ можно изучить ЗДЕСЬ. - ПЦ)

— Верховный суд, не Минюст.

— Нет, Минюст дал комментарий.

— Минюст дал комментарий, потому что представитель России в Европейском суде является заместителем министра юстиции по должности. Поэтому это как бы относится и к сфере работы Минюста. Но главную работу дальше должен делать Верховный суд, он должен исполнять решения Европейского суда по правам человека, пересматривая вынесенные ранее судебные решения, возобновляя рассмотрение их по вновь открывшимся обстоятельствам. Тогда, когда эти судебные решения рассматривались, еще не было решения Европейского суда, оно возникло только теперь. И это новое обстоятельство, которое дает новый свет для понимания обстоятельств тех уголовных дел, к которым это относится. То, что Россия так старается все-таки выполнять свои обязательства перед Советом Европы в соответствии с Европейской конвенцией по правам человека – это очень хорошо.

— Вы как-то будете сейчас с коллегами принимать участие в обсуждении ситуации, которая складывается после того, как Страсбург объявил свой вердикт?

— По-моему, нет. По-моему, здесь после Страсбургского суда вы можете с ним соглашаться, можете с ним не соглашаться, но дальше уже ехать некуда.

— Наш Верховный суд однозначно сейчас должен это сделать?

— Да, безусловно, он должен начинать пересмотр данного дела. Другое дело, какие будут решения. Европейский суд не может же нам навязать решение.

— А может быть такая ситуация, что по итогам этого пересмотра не то, что Ходорковскому и Лебедеву будут какие-то поблажки, а, наоборот, вдруг скажут: "Мы вот тут еще это упустили, это упустили, и еще. Вот вам третье дело"?

— В это я с трудом могу поверить. Тем более, что у нас существует общее правило, что при пересмотре дела оно не может быть обращено в худшую сторону для осужденного. Хотя сейчас там есть некоторые детали, есть решение Конституционного суда по этому вопросу, есть некоторые особенности применения этой нормы. Но здесь я не очень уверенно себя чувствую, поскольку я все-таки не специалист в области уголовного процесса.

— Как вы относитесь к предположениям, что вызовы в Следственный комитет членов экспертной группы, которая для Совета по правам человека делала экспертизу второго дела ЮКОСа, это на самом деле есть не что иное, как подготовка третьего дела?

— Вы знаете, я не могу понять, подготовка чего. Но то, что это говорится, причем на самых разных уровнях… Это какая-то просто фантастика.

— Я думаю, что там все просто. Претензии не к совету, насколько я понимаю эту историю. Люди, которые связаны с Ходорковским, условно говоря, какой-нибудь Невзлин, сидящий в Израиле, они проплатили экспертам, которых вы пригласили, вот такую экспертизу.

— Эксперты работали на условиях безвозмездности. Это было написано в тех принципах, которые были утверждены советом 18 марта 2011 года.

— Может, Следственный комитет сомневается в том, что они безвозмездно работали. Может быть, вы об этом не знаете? Вы искренне считали, что они работали безвозмездно, а им на самом деле где-нибудь в темном переулке в карманчик положили пакетик?

— Я вам скажу, в отношении одного эксперта я уж абсолютно точно знаю, поскольку это мой заместитель по кафедре – я возглавляю кафедру по интеллектуальной собственности в Высшей школе экономики – мой заместитель Астамур Анатольевич Тедеев, профессор, доктор наук, специалист по налоговому праву в том числе, он был одним из этих экспертов. И я непосредственно его пригласил стать экспертом просто потому, что я его знаю как прекрасного эксперта в области налогового права. У него масса учебников на эту тему. А кто ему мог предложить какую-либо оплату, кроме меня? Он больше ни с кем вообще не контактировал. Кроме того, его заключение по данному делу было отрицательным. Он не нашел в приговоре по второму делу ЮКОСа никаких нарушений с точки зрения налогового права. Ну и что? Что из этого? Почему его нужно было вызывать?

— По остальным экспертам, вы не понимаете, что происходит?

— Его неоднократно уже вызывали в Следственный комитет и задавали ему огромное количество вопросов. Понимаете, видимо, следователи, которые занимаются этим делом, не очень понимают, как работает научное сообщество. Вот знаете, достаточно часто мне приходится давать отзывы в качестве первого официального оппонента по диссертациям кандидатским, докторским. Это работа, она требует времени, сил, затрат энергии. Но мне в голову не приходит, что я за это должен получать какие-то деньги. Меня могут спросить: Михаил Александрович, а почему вы выступали оппонентом вот по такой-то диссертации? Потому что это моя обязанность как члена научного сообщества. То же самое и здесь. Я в своей жизни написал десятки, если не сотни, научных заключений по конкретным судебным делам в том числе. В каких-то случаях это был такой заказ, меня просили официально, делали заказ, естественно, все это оплачивалось тогда через банк. Только так, причем на счет университета. А в большинстве случаев я просто давал эти заключения бесплатно. Ну и что? Я что что-то нарушил? Что? Естественно, это было до того, как я перешел на государственную службу.

— Совет намерен и дальше проводить подобные экспертные исследования по громким делам? Не боитесь ли вы, что потом опять будут какие-то странные такие действия со стороны следственных органов, когда вы будете "Кировлесом" заниматься, например?

— Мы сегодня как раз обсуждали этот вопрос на заседании постоянной комиссии по прецедентным делам. Его возглавляет Мария Федоровна Полякова. И там собралось довольно много членов совета, которые члены этой постоянной комиссии, постоянно звучал такой тезис: "Нам нужно защитить экспертов, которые согласятся в этом участвовать". Но на это один из членов совета сказал: "Защитить от чего? От обвинений? Но они ничего дурного не совершают, ничего противозаконного в работе таких экспертов нет". Тогда от чего защитить? От произвола?

— Гуриев уехал из страны.

— Вот мне непонятно, почему он уехал из страны. Потому что ничего противозаконного, во всяком случае, в том, что мне известно о работе наших экспертов, там ничего противозаконного не было.

— А вы с ним не разговаривали после отъезда?

— Я с ним, к сожалению, не знаком вообще. Я его знаю по его публикациям. Понимаете, вот так работает научное сообщество. Мы друг друга можем лично не знать, но мы знаем друг друга по научным работам, по публикациям. И очень часто возникает такая ситуация: называется какая-то фамилия, мы не знаем имени-отчества этого человека, но мы знаем его инициалы, потому что мы знаем его статьи, мы знаем его книги.

— Так, Михаил Александрович, следующая громкая история, которую многие сейчас сравнивают с делом "ЮКОСа", — это дело "Кировлеса", Алексей Навальный, его задержание, потом его освобождение в Кирове. Насколько внимательно совет по правам человека наблюдает за всей этой историей?

— Вот сегодня как раз заседала наша эта самая постоянная комиссия по прецедентным делам, и она вырабатывала те принципы, по которым мы будем организовывать работу экспертов, которые будут делать общественный, научно-правовой анализ судебных решений по делу "Кировлеса", по "делу 6 мая", а в дальнейшем, может быть, и по другим делам. Кстати, возможно, и по гражданским делам, возможно, по административным делам. Это будет просто работа, которую совет будет организовывать на постоянной основе, на основе постоянных принципов. У нас вот есть только те принципы, которые были выработаны применительно к делу Ходорковского и Лебедева. Это был март 2011 года. Но сегодня, когда мы берем эти принципы, мы видим, что они подходят далеко не ко всякому случаю. Например, в этих принципах говорилось, что мы привлекаем иностранных экспертов. Есть ли смысл, есть ли необходимость привлекать иностранных экспертов, например, по делу "Кировлеса"?<...>