"Московский комсомолец", 20.12.2010

Самым нашумевшим рок-делом недели стало письмо кумиров публики президенту. Музыканты написали Дмитрию Медведеву послание с просьбой о справедливом суде для Михаила Ходорковского, общественная активность вокруг которого возобновилась с новой силой накануне вынесения бывшему бизнесмену приговора. Среди подписавших письмо — Борис Гребенщиков (который, говорят, и является автором этого произведения), Владимир Шахрин, Андрей Макаревич, Александр Ф. Скляр, Константин Кинчев, Евгений Федоров.

Но дату вынесения приговора перенесли. Разговоры о Ходорковском снова стихли. И о письме быстро забыли, будто его и не было. Текст послания опубликован не был. В четверг “МК” поздравлял Андрея Макаревича с выходом его аудиокниги “Вначале был звук” (музыкант год работал над этой записью, часами просиживал в архивах Гостелерадиофонда, формируя звуковую дорожку из мелодий своего детства). Обсудив ностальгическую привязанность музыканта к звукам старой Москвы, мы перешли к теме письма.

— Что лично вас толкнуло подписать это письмо?

— У меня ощущение, что это дело — затянувшийся позор нашей страны. Прежде всего, если бы мы хотели, чтобы это письмо было инструментом пиара, мы бы его в газете опубликовали. У нас была задача написать личное письмо от конкретных людей конкретному человеку. После нашей недавней встречи (имеется в виду нашумевшая октябрьская встреча рокеров с Медведевым. — Прим. авт.) нам показалось, что мы имеем на это право и можем по-человечески обратиться именно к нему, потому что президент является гарантом Конституции. Если повсеместно утверждается, что все у нас в стране должно быть по закону, пусть будет по закону, а не по другим указаниям. А в данном случае дело шито белыми нитками, смотреть на это без боли невозможно.

— Но пресса все равно обратила свое внимание на это, стали появляться комментарии. Подоспел с ответом и Кремль — там сказали, что рокеры не должны вмешиваться в политику, пусть пишут стихи, поэтов и так слишком мало. Не щелчок ли это по вашему носу?

— Я согласен: сапожник должен шить сапоги, художник — писать картины, политик — делать политику. Но с одной оговоркой: если у всех хорошо получается. Если сапожник сошьет сапоги гвоздями внутрь, это вызовет возмущение у всех — и у художника, и у политика. Если меня ужасают какие-то вещи, происходящие вокруг меня, которые являются результатом и нашей внутренней политики в том числе, почему я должен молчать? Другое дело, я должен выражать свое отношение средствами искусства и в меру отпущенного таланта. С этим я согласен абсолютно.

— То есть поэты (или рок-музыканты), да и вообще все, кому хочется, все-таки могут лезть в политику, если не могут молчать?

— Пусть поэты сами решают, куда им лезть. Мне кажется, в чем-то ограничивать художника, особенно в стране, которая себя объявляет демократической, как-то довольно странно… Мне бы очень хотелось вообще ничего не слышать о политике и заниматься своим делом. Я боюсь, что это произойдет тогда, когда к нашей политике не будет претензий.

<...>

(Беседовала Алла Жидкова)