Григорий Пасько о том, что скрывается за читинскими маски-шоу.

Одним из последних ярких проявлений трусости власти было предложением поставить на голосование в Госдуме законопроект, запрещающий митинги и шествия за две недели до выборов и две недели после выборов. Поняв, что перетрусили самих себя, путинцы отказались от этого решения.

…Власть, конечно же, боится Ходорковского. Как вообще боится умных, смелых, решительных, независимых людей.

Страх власти проявляется и в том, что она всячески открещивается от страха. Вот, к примеру, мнение о предъявлении нового обвинения Ходорковскому и Лебедеву Николая Безбородова, член комитета Госдумы по обороне (фракция "Единая Россия"): «Никто ничего не боится. Новым обвинением государство хочет показать, что Россия вступает в рыночную экономику на цивилизованных условиях. А усиление мер безопасности призвано уберечь самого Ходорковского, ведь наверняка найдутся те, кто захочет спровоцировать беспорядки».

Весь мир уже обратил внимание на то, какими беспрецедентными мерами безопасности было обставлено предъявление нового обвинения Ходорковскому и Лебедеву. Перед кем бряцали оружием? Перед адвокатами? Так их в этом деле уже мало чем можно удивить. Безбородов, как наверняка и те, кто принимал решение о масках-шоу с автоматами, считают, что это «ради самого Ходорковского». Могли еще добавить, что следующей жертвой вслед за Политковской и Литвиненко может быть Ходорковский. Поэтому, дескать, его охраняют и это, мол, в его же интересах.

Смею утверждать, что такая позиция - наглая и лживая. Мне с ней уже приходилось сталкиваться. В лагере строгого режима, куда меня отправили после суда, до меня дошли слухи (специально, наверное, до меня дошедшие), что меня хотят убить. Было это накануне судебного заседания по предоставлению мне условно-досрочного освобождения. Я заявил администрации лагеря, что мне надоели эти слухи, и что зря администрация подсылает своих стукачей распространять их.

Реакция администрации была мгновенной. Замначальника колонии по безопасности предложил мне отправиться в… штрафной изолятор. Для моего же, дескать, благополучия и моей же безопасности. Мол, там, в шизо, меня никто не достанет. При этом, разумеется, сотрудник колонии умолчал о том, что водворение в шизо автоматически ставит крест на моем УДО, свидании с адвокатами, членами семьи, работе с документами…

Я наотрез отказался еще и потому, что из бесед с людьми опытными уже знал, что никакое помещение в лагерное шизо не может уберечь того, кто заказан. А все эти так называемые «меры безопасности» направлены, на самом деле, против арестанта, против его психической устойчивости. Потому что все эти автоматчики, маски-шоу, лица с дебильным выражением - все это призвано лишь сломать психику заключенного, заставить его нервничать, переживать, делать ошибки во время изучения документов на следствии или в суде.

Вот именно весь этот набор беззакония мы сейчас и видим по отношению к Ходорковскому и Лебедеву.

Нетрудно поэтому предположить, что и новое судебное разбирательство по предъявленному обвинению будет проходить в той же далекой и Богом забытой Чите. И плевать власть хотела на нарушения законности, неизбежно возникающие - и уже возникшие! - в связи с таким странным и диким отношением к двум арестантам. Арестантам, которых власть боится очень сильно и очень давно.

Я полностью согласен с мнением Александра Коновалова, президента Института стратегических оценок, который заметил: «…Казалось бы, стоит ли опасаться появления сильной оппозиционной партии? Тем не менее, никогда еще к избирательной кампании не готовились так тщательно, как сейчас. Конечно, если Ходорковский и Лебедев получат еще один срок, власть почувствует себя спокойнее. Может быть, потому что в Ходорковском видится политическая угроза».

И, конечно же, согласен с мнением адвоката Ходорковского Юрия Шмидта, которое он высказал во время нашей недавней встречи в Чите: «Власть преследует Ходорковского потому, что боится его. Потому что увидела: он не смирился и продолжил борьбу».

Власть не любит независимых. Но еще больше - сопротивляющихся, тех, кто не теряет свою свободу и независимость даже за решеткой.

(Григорий Пасько, журналист)