В понедельник в новом помещении Международного общества «Мемориал» прошел круглый стол по теме:общественно-правовая экспертиза резонансных уголовных дел (дела Михаила Ходорковского, Платона Лебедева и др.).

Здесь выложено ВИДЕО с выступлением Тамары Георгиевны Морщаковой, которая говорит об экспертном заключении по второму "делу ЮКОСа". Выступление Тамары Морщаковой в "бумажном" формате, а также некоторые выступления других участников круглого стола смотрите-читайте ниже.    

ТАМАРА МОРЩАКОВА (член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, советник Конституционного Суда РФ, профессор ВШЭ): Мне хочется сказать о двух вещах. Целью таких экспертиз является раскрытие информации по поводу которой у общества есть не просто интерес, но еще и определенные сомнения. Потому что никто точно не знает, что именно происходило. Второй момент заключается в том, что те, кто проводит эту экспертизу, должны быть независимы от обычных органов власти.

Эффективность этих экспертиз заключается не только в том, и может быть, даже не столько в том, чтобы были приняты конкретные меры по какому-то одному делу, по какому-то одному вопросу, касающиеся какого-то одного государственного мероприятия, вызывающее определенное отрицательное отношение со стороны общества. Их эффективность заключается в том, чтобы была проведена оценка общественных событий, которая будет вызывать доверие со стороны общества. И эти задачи такого рода экспертизы всегда решают, но они ставят и некоторую дополнительную задачу перед теми, кто проводит и организует такого рода экспертные исследования. Задача эта заключается как раз в том, чтобы доводить результаты того, что сделано, до возможно более широкого круга интересующихся, вообще до слуха общественности, до слуха граждан.

<…>

Экспертиза по делу ЮКОСа позволила прийти к формулированию определенных рекомендаций Совета, направленных на решение разных проблем. Одна проблема – это, конечно, очень животрепещущая проблема, это проблема судьбы людей, которые проходили обвиняемыми по делу и были осуждены, и отбывают наказание по данному уже второму приговору. Но это только часть проблемы, потому что каждое такое дело (в том числе дело, по которому проводилась экспертиза в связи с осуждением Ходорковского и Лебедева) позволяет выявить болевые точки системы. Те болевые точки, в которых требуется такое вмешательство не только на уровне решения судьбы конкретных людей, но и на уровне общественных институтов, в том числе и на уровне институтов правовых, юридических. И явившееся предметом экспертизы дело Ходорковского и Лебедева тоже позволило Совету предложить целый ряд рекомендаций – по формулировке ЕСПЧ – «общего характера», направленных на решение очень широкого круга проблем, включая существенное изменение в уголовное законодательство РФ, внесение изменений (очень большой проект предложен) в уголовно-процессуальное законодательство, в уголовно-исполнительное законодательство, в формирование таких институтов, как институт помилования, институт УДО и послужило также основанием для обращения к президенту с просьбой поддержать инициацию принятия Госдумой решения о проведении амнистии по ряду преступлений ненасильственного характера, включая и преступления, касающиеся экономической, предпринимательской деятельности.

Конечно, все это делает такие экспертизы значимыми. Надо сказать, что когда Совет предложил проведение экспертизы по делу Ходорковского и Лебедева, мы получили немедленно отрицательную реакцию от судейского сообщества, которое посчитало, что поскольку приговор уже вынесен, судебное решение состоялось, то наши попытки экспертировать что-либо в этом процессе являются вмешательством в судебную деятельность, посягают на независимость судебных органов. Спасибо председателю Конституционного суда Валерию Дмитриевичу Зорькину, который объяснил судейскому сообществу, и в частности, Совету судей РФ, что вне всякого социального контроля за правосудием в таких непроцессуальных формах судейское сообщество неизбежно превратится в замкнутую корпорацию, по своему корпоративному правосознанию решающую многие вопросы, которые в действительности не могут быть безразличны для общества. И общественный контроль был признан в публикации Зорькина необходимой составляющей развития справедливого правосудия. За что ему отдельное спасибо.

Председатель же Мосгорсуда публично заявила, что всякие там материалы экспертизы, которые собрал Совет, для нее не имеют никого значения, потому что, как она сказала, это непроцессуальный документ и как непроцессуальный документ обсуждать они его не будут, он оценке не подлежит. Здесь надо попытаться все-таки понять, имеет ли такое утверждение хоть какие-то основания. Потому что если признать, что в суде подлежат оценке только процессуальные документы (а такими считаются документы, составленные органами, ведущими уголовное преследование и судом), то как суд будем узнавать не просто о фактах объективной действительности, но как он будет узнавать просто о теории права, о правовых принципах, которые должны применяться в ходе рассмотрения любого дела, о значении международно-правовых норм в области права и свобод человека. На самом деле, ни теоретические учебники, ни международные конвенции не подлежат приобщению к делу с помощью процессуальных документов, они учитываются, исходя из их сущностного момента, исходя из их содержания.

Экспертиза по делу ЮКОСа была проведена десятью крупнейшими специалистами в различных областях права, трое из них принадлежали к иностранному научному сообществу, семь человек было российских экспертов. И исследовался буквально только один документ – почти семисотстраничный текст приговора, оглашенного в Хамовническом суде в декабре 2010 года. И только на основе этого официального документа (здесь нет никаких возможных расследований, никаких опросов социологических) десять экспертов независимо друг от друга сформулировали свою правовую позицию, в которой содержалась оценка данного судебного приговора.

При этом нужно подчеркнуть, что, во-первых, эти эксперты появились довольно случайно, никто из них не состоял ни в каких контактах с членами Совета, они просто были выявлены, исходя из их научных склонностей, из предмета их научных исследований, далее они получили от Совета приглашение поучаствовать в такого рода исследовании, надо сказать, что эти приглашения получили приблизительно вдвое больше экспертов, чем то количество людей, которые согласились участвовать в данной работе. Это понятно, потому что данная работа предполагалась длительной, она была очень трудоемкой и отняла у людей где-то приблизительно полгода времени, что, безусловно, является серьезным научным трудом.

Экспертиза проводилась абсолютно на общественных началах, никто никому не обещал никаких денег, никто никому не платил никаких денег за проведение такого исследования, но надо сказать, что многие эксперты в ответ на такое предложение ответили Совету, что они считают честью для себя приглашение на участие в такого рода исследовании. Все исследования даже с точки зрения научных требований выглядят очень основательно. Надо сказать, что неожиданно для меня, например, в результатах полученных от разных экспертов оказался один такой момент: эксперты, которые являются специалистами в области экономики (таких у нас было двое), и эксперты, которые являются специалистами в области гражданского, корпоративного, предпринимательского права, оказались чрезвычайно способными очень впечатляющим образом дать очень строгие серьезные отрицательные оценки этому судебному акту. Лично я ожидала, что более всего критики по данному делу можно ждать от представителей науки уголовного права, потому что речь об уголовном деле шла, и от представителей уголовного процесса, но оказалось, что это не так – и оценка со стороны экономистов и представителей науки гражданского и предпринимательского права оказалась не менее весомой, чем другая часть, которая принадлежала перу специалистов-криминалистов.

Кроме того, еще отдельный аспект, который оказался интересным для исследования, заключался в том, что руками, головой, интеллектом представителя американской правовой школы, Джэффри Каном, был дан анализ всех прецедентов Европейского суда по правам человека, в которых содержались в последние годы приблизительно похожие обстоятельства в сравнении с теми, которые имели место во втором "деле ЮКОСа". Конечно, они не в таком полном наборе содержались, как в этом деле, они были распылены по разным делам, которые рассматривались ЕСПЧ, но в сумме получился целый кейс-бук из решений Европейского суда, целое обозрение практики европейской юрисдикции, И эксперт, американец, сказал, что исходя из этих прецедентов – а известно, что право ЕСПЧ все построено на прецедентах - положения, которые он обнаружил в приговоре по второму «делу ЮКОСа», дают очень большую степень вероятности думать, что при обжаловании обнаруженных им нарушений в ЕСПЧ в данном деле, ЕСПЧ не сможет не дать им оценку как нарушающим нормы Европейской конвенции и общепризнанных принципов и норм международного права.

Мне кажется, что эти выводы, в таком научном их обобщении, представляют большой интерес для российской общественности, причем не только, конечно, для научной общественности, которая, может быть, и сама была способна оценить разные аспекты этого дела, но именно для широкой общественности, для гражданских активистов. Потому что тогда уже в оценке того, что происходило в связи с этим уголовным преследованием, каждый может получить опору на профессиональные знания независимого экспертного сообщества.

МАРА ПОЛЯКОВА (член Совета при президенте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, председатель правления Независимого экспертно-правового совета): Хотела бы такую вещь подчеркнуть применительно к этому заключению: оно ведь было выполнено по поручению президента России, поскольку поднимался вопрос у президента по поводу дела Ходорковского, то им была высказана мысль, что ему самому трудно отследить, во-первых, потому, что он не имел возможность изучать материалы, во-вторых, потому что он специалист в области гражданского права, и он хотел бы иметь представление <от> авторитетов в тех областях права, которые связаны с этим делом…

ТАМАРА МОРЩАКОВА. Я бы откорректировала эту оптимистическую оценку Мары Федоровны. В прямом протоколе заседания содержится такая информация. Первая о том, что Совет будет проводить и уже начал организовывать экспертизу по «делу ЮКОСа». Это было сообщение Совета. А вторая информация - это реакция президента на это сообщение. Он сказал: да, я не знаю, не видел, специалист в области гражданского права и мне было бы интересно посмотреть. Пресса вся прокомментировала это как поручение. Но я бы не хотела, чтобы это выглядело таким образом.

<…>

Пожалуй, последнее, что нужно сказать и о чем, наверное, каждый думает: ну а где реакция на 428 страниц трехтомного заключения экспертизы по этому делу? Реакция состояла в том, что немедленно президентом были даны поручения генеральному прокурору рассмотреть результаты экспертизы. Мы просили в своих рекомендациях еще какую-то реакцию со стороны Следственного комитета. Следственный комитет не получил поручение от президента, а генеральный прокурор буквально в течение нескольких дней отрапортовал, что он в деле не находит никаких нарушений – все законно и обоснованно, хотя, по нашим представлениям, прочел он только рекомендации Совета, а само заключение в силу обширности текста оказалось, очевидно, не столь интересно для него, как он надеялся.

ВАЛЕНТИН ГЕФТЕР (директор Института прав человека, член Экспертного совета при Уполномоченном по правам человека в РФ, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека): Я помню ответ генпрокурора. Там заключалась немного другая мысль: мы уже проводили проверку этого дела на законность и обоснованность приговора (еще до получения нашего заключения), и поэтому, мол, вывод уже известен.

ТАМАРА МОРЩАКОВА: На самом деле, теперь уже в надзорной жалобе в Верховном суде весь доклад приобщен как материал, который сторона защиты представила в надзорную инстанцию для рассмотрения вместе с материалами дела.

МАРА ПОЛЯКОВА: Как человек, который много лет работал в системе прокуратуры, могу сказать, что генпрокурор должен был не просто сделать какие-то выводы на основе предыдущей проверки, он должен был бы (это положено по закону «О прокуратуре») ответить на доводы, на аргументы, приведенные в документе ему представленном для проверки.

ТАМАРА МОРЩАКОВА: Это тоже оптимистическая оценка. Никакого конкретного поручения генпрокурор не получил, потому что надпись президента была буквально из двух слов: «Генеральному прокурору. Рассмотреть».

ВОПРОС ИЗ ЗАЛА: Разочарованы ли члены Совета сотрудничеством со Следственным комитетом, с Генпрокуратурой по тем делам, по которым проводились общественные экспертизы?

ЛЮДМИЛА МИХАЙЛОВНА АЛЕКСЕЕВА (председатель Московской Хельсинской группы, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека): Я не была разочарована, потому что я ничего другого не ждала. Чего разочаровываться – что я маленькая что ли.

ТАМАРА МОРЩАКОВА: Я, наверно, более наивна что ли, чем Людмила Михайловна, хотя это стыдно уже в моем статусе. Потому что мне все-таки казалось, что если очень солидные ученые скажут свое слово, то как же юристы могут пройти вообще мимо этого. Я думала, что какая-то реакция все-таки будет. Но я, кстати, продолжаю надеяться на это: впереди еще есть высший судебный орган страны. Сказать, что я не надеюсь на него, это было бы сказать неправду. Я надеюсь на него, надеюсь, что теперь, когда доклад приобщен к материалам дела, нельзя не прореагировать на то, что есть в деле.

ВАЛЕНТИН ГЕФТЕР: От генпрокуратуры я ничего не ждал, потому что многолетний опыт взаимодействия с генпрокуратурой показывает, что она как наиболее правозащитный орган страны как раз наиболее и не реагирует. От Следственного комитета я ожидал, что после того, как было заключено соглашение и созданы мини-группы <по делу Магнитского>, работа хотя бы по гибели Сергея Магнитского пойдет нормально. Но, видимо, не нашли мы понимания тоже. <…>

АЛЕКСЕЙ СИМОНОВ (президент Фонда защиты гласности, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека): Я хотел бы сказать, что чрезвычайно полезны были эти дела в первую очередь для членов Совета. Они крайне способствовали радикализации позиции членов Совета по отношению к своему патрону в том числе. Они четче прорисовали ту систему отношений между членами Совета и президентом. У большинства членов Совета не осталось по этому поводу иллюзий – и это хорошо, потому что члены Совета стали использовать свое положение в правозащитных целях в значительно большей степени, чем они это делали в начале деятельности Совета. То есть стали использовать Совет как способ давления на власть, минуя прямые указания президента или прямые обращения к нему. С этой точки зрения, я считаю, мы сделали очень благое дело и с точки зрения общественного контроля очень сильно выросли.

ЛЮДМИЛА МИХАЙЛОВНА АЛЕКСЕЕВА: Я хочу в этом отношении присоединиться к Алексею Кирилловичу, просто рассказав, как получилась рабочая группа по «делу Магнитского». Вот мы все прочитали в «Новой газете» и в Интернете, что президент прочел про это дело и выразил по этому поводу вполне нам симпатичные мысли. Честно говоря, вот тогда я немножко надеялась, что дело Магнитского как-то сдвинется с места. Оказалось, что нет. Президента можно понять: у него много других дел, он перешел к ним. А все остальные благополучно забыли, что об этом говорил президент и надо этим делом заняться. И поскольку я сижу в этом совете третий срок (третья ходка), иллюзий у меня нет. Прав Алексей Кириллович, только так должен действовать Совет, только делая вид, что мы «Президентский Совет» и производя этим впечатление на слабонервных чиновников. Так вот я сделала такой финт. На одном заседании Совета я сказала: смотрите, президент обратил внимание на «дело Магнитского», а ведь за саботирование ничего не сделали, может, мы как президентский Совет должны добиться каких-то результатов, поэтому создаем группу по «делу Магнитского» и начинаем этого делать. Вот так создалась группа Магнитского. У нас никакого поручения от президента по этому поводу не было. <…> И я считаю, что рабочая группа по «делу Магнитского» сделала свое дело. Потому что если бы не возникла эта группа и два года упорно не работала, не тыкала всех носом в «дело Магнитского», то, уверяю вас, про него бы забыли, как про многие другие не менее вопиющие дела. <…> У нас тоже <как в Австралии, США> есть механизм независимого расследования – само общество делает, само его обсуждает, мы создаем общественное мнение по поводу важных дел. Мы его создаем реально. И по делу Магнитского, и по делу Ходорковского. Вот этот огромный труд <экспертный доклад по второму «делу ЮКОСа»> - это, конечно, весомое вложение в отношение наших граждан к делу «Ходорковского-Лебедева». И то и другое когда-то даст свой результат. Хотелось бы, чтобы быстро.