Ходорковский в руках обозревателей (подборка публикаций)

Олег Кашин, Слон.ру, 23.12.2013

Почему освобождение Ходорковского доказывает, что система обречена

Как это все могло выглядеть, чтобы никто не удивился? Пункт первый и, может быть, даже единственный: Россия без Путина.

Какая угодно любая новая власть – верная идеалам зрелого путинизма, или тихо подвергающая их ревизии, или, наоборот, с грохотом их ниспровергающая, это не имеет вообще никакого значения, – любая новая власть в любой послепутинской России торжественно или тихо открыла бы перед Ходорковским ворота тюрьмы – все, мол, мы тут ни при чем, это у Путина было личное и важное, а нам-то что. Чтобы освобождение Ходорковского никого не удивило, оно должно было произойти только в России без Путина, а как произошло на самом деле – видели все. Это, вероятно, единственный бесспорный эпизод во всем сюжете с освобождением – бесспорность заключается в том, что никто не ожидал и не мог даже нафантазировать именно такого. Чтобы Германия, «тайные дипломатические каналы», Ганс Дитрих Геншер с присущим ему Александром Раром, вертолеты и самолеты и, главное, Путин, который – и это все-таки главная настоящая сенсация последних дней – оказался способен сосуществовать в одном мире с Ходорковским, находящимся не в тюрьме. Все остальное, даже Александр Рар, не более чем производные именно от этой сенсации. «Третье дело» Ходорковского, о котором как раз в последние недели говорили как о неотвратимой перспективе ближайшего года, без видимых причин отправилось куда-то в непонятную даль за Людмилой Путиной. «Так надо». В реальности, данной нам в ощущениях, образовался вдруг внушительный провал. Это, знаете, как выходишь утром из дома, а на улице на каком-нибудь привычном месте – на месте, например, трамвайной остановки обнаруживаешь большую яму, то есть, видимо, ночью остановка в эту яму провалилась, и больше ее нет.

Растерянность, неизбежная в подобных случаях, располагает к тому, чтобы поверить во что угодно. В Олимпиаду, во внезапно проснувшуюся гуманность Путина или, наоборот, в оказанное на Путина кем-то (может, и немцами) сверхсильное давление. Или, с другой стороны, в то, что теперь Ходорковский станет вдруг крупнейшим политическим и гуманитарным лидером, который, конечно, переждет какое-то время, а потом обязательно бросит Кремлю вызов. Любой из такого рода комментариев или прогнозов легко опровергается все тем же аргументом: друзья, вы только что увидели, как в политике действует стихийная сила, преодолеть которую люди были не в состоянии; отойдите от края ямы, провалитесь.

Мы имеем дело с тем случаем, когда вообще никому не нужно верить. Единственное, что можно установить достоверно, – это происхождение куртки с надписью «Пулково», в которой Ходорковский прилетел в Берлин, все остальное основано на слишком рискованных допущениях, чтобы воспринимать их всерьез. Нет ничего, что указывало бы на то, что Ходорковский станет лидером антипутинского противостояния. Нет ничего, что свидетельствовало бы и о том, что Путин решил перестроить свой режим до какой-то ощутимой неузнаваемости. Есть только одно: мы увидели, до какой степени наше представление о реальности, в которой мы живем, не совпадает с тем, какова эта реальность на самом деле. Это не намек на таинственные заговоры и «существующие с шестидесятых годов дипломатические каналы», бог бы с ними, – нет вообще никаких заговоров. Единственное, что есть, – вот этот разрыв между тем, что кажется, и тем, что есть в действительности. Этот разрыв гораздо важнее политических перспектив Ходорковского – в конце концов он точно так же, как и вся Россия, оказался поставлен перед фактом своего освобождения, и в этом смысле он не отличается вообще ни от кого в России. Освобождение Ходорковского можно считать доказательством того, что путинская государственная система обречена, но обречена она совсем не потому, что вышедший на свободу Ходорковский ее когда-нибудь сокрушит (скорее всего, он говорит правду и даже таких намерений у него нет). Она обречена прежде всего потому, что правила, по которым она живет, известны слишком узкому кругу людей – может быть, вообще одному только Путину. Когда правила игры известны слишком немногим игрокам, игра может закончиться в любой момент. И однажды это станет сюрпризом даже для посвященных.

* * *

Константин Эггерт, «Коммерсантъ FM», 23.12.2013

"Михаил Ходорковский построил для себя новую систему координат"

Михаил Ходорковский заявил, что не будет заниматься политикой и не станет бороться за возвращение активов ЮКОСа. Это вызвало у многих в России разочарование. Независимый журналист Константин Эггерт удивлен удивляющимся.

Я не исключаю, что Михаил Ходорковский уйдет в частную жизнь, хотя и не думаю, что это произойдет. На самом деле, выйдя на свободу, он не сказал ничего, о чем не сообщил бы нам раньше в своих статьях и интервью.

Ходорковский не хочет мстить Путину, не станет бороться с "Роснефтью" за свою бывшую собственность и не пойдет в партийную политику. Любой из этих шагов немедленно поставил бы крест на его, скажем осторожно, общественных перспективах.

Те, кто спешит похоронить его карьеру, кажется, не понимают: Ходорковский, судя по всему, пережил в тюрьме серьезнейшую личную трансформацию. Он провел это десятилетие в компании людей, о жизни которых не знал ничего ни в московском интеллигентском детстве, ни в комсомольской юности, ни в эпоху зарабатывания миллиардов. Зэк из Краснокаменска и Сегежа приобрел собственный взгляд на российскую жизнь. Он в корне отличается от взгляда обитателей московских околополитических и медийных гостиных, включая меня.

Если борьба за свободу политзаключенных, которой собирается заняться Ходорковский — не политика, то, скажите, что тогда в сегодняшней России политика? Подумайте, как много может сделать человек, к которому будут прислушиваться президенты и премьеры, для освобождения, скажем, "узников Болотной". Мне интересно, что будут говорить все эти лимоновы и прочие суррогат-оппозиционеры, если Ходорковскому это удастся? Интересно, что с этим готовы мириться в Кремле.

Освободив Ходорковского, Владимир Путин, несомненно, заработал очки в глазах многих в России и за рубежом. Однако, пойдя на переговоры с иностранными посредниками о его освобождении, он не мог не понимать — это превращает экс-владельца ЮКОСа в фигуру международного масштаба, в чем-то схожую с Лехом Валенсой, Вацлавом Гавелом или Нельсоном Манделой. Полагаю, вот почему: позиция Ходорковского, как минимум, предсказуема. Он не станет звать на штурм Кремля, кричать "Грабь награбленное!" и призывать к расправам. В случае политического кризиса эти качества могут оказаться очень востребованными не только обществом и оппонентами власти, но и самой властью.

Все те, кто в последние дни удивился Ходорковскому и разочаровался в нем, забывают еще один факт его биографии, возможно, самый главный. Время несвободы, судя по его отдельным высказываниям, ознаменовалось для Михаила Борисовича приходом к вере в Бога. Если смотреть на сказанное и сделанное им в последние годы через призму десяти заповедей, то многое становится ясным. Он пытается жить в соответствии с христианскими убеждениями. Поэтому разговор о том, политик он или общественный деятель, попросту не имеет смысла. Михаил Ходорковский построил для себя новую систему координат. Скоро мы узнаем, есть ли на нее спрос в России.

* * *

«Ведомости», редакционная статья, 23.12.2013

Доказательство заложника

Освобождение выглядит как часть сделки, подробности которой скрыты. Освобождение в обмен на отказ оспаривать активы бывшего ЮКОСа; освобождение в имиджевых целях накануне Олимпиады и председательства в G8; освобождение в обмен на геополитический выбор Украины; освобождение как плод работы «тайной немецкой дипломатии», по выражению Александра Рара, — Ганс Дитрих Геншер 2,5 года занимался этим вопросом (соответственно, конспирологические версии о том, зачем это Германии) и другие версии. Каждая из этих версий предполагает существование некой цены освобождения, о которой с Путиным надо было договариваться.

И та часть российского общества, которая и раньше считала заключение главы ЮКОСа несправедливым, строит конспирологические версии освобождения. И та часть общества, которая уверена, что Ходорковский — вор и должен сидеть в тюрьме, теперь, вероятно, попросит предъявить какие-то блага или услуги, на которые его обменяли.

Что касается имиджевого эффекта, то он благоприятен для Путина в системе координат авторитарного правления: правитель, от которого все зависит, смилостивился. В демократической системе координат это выглядит так, что на Западе утверждается представление о России как о закрытой автократии, управляемой Путиным единолично. Не мог же он не предвидеть огромного резонанса от освобождения Ходорковского и тех оценок, которые освобожденный даст в интервью и на пресс-конференциях.

Ходорковский провел пресс-конференцию в Музее Берлинской стены и сказал, что в России остались и другие политзаключенные и он намерен отдать долги тем людям, которые по-прежнему в тюрьме, «и российскому обществу, которому очень важно немножко измениться, чтобы в России можно было жить получше».

Эти слова наверняка сегодня в заголовках мировых СМИ, и таким образом в мире легализуется факт наличия политических преследований в России. И в этом аспекте Ходорковский снова выглядит заложником.

Активное участие Запада, и прежде всего Германии, в деле освобождения также выводит вопрос из-под действия исключительно российского закона. Фактически Ходорковский выслан из страны, как в советское время власть поступала с диссидентами. Можно сказать, что Ходорковский являет новый образ диссидента: в советское время это были писатели и правозащитники, в путинское время — бизнесмены. Этот образ соответствует и целям власти — сейчас это активы, а не идеология.

* * *

Юлия Латынина, «Ежедневный журнал», 23.12.2013

Ходорковского освободила Меркель

Своим освобождением Ходорковский обязан Ангеле Меркель. И то, что случилось — это договоренность между Ходорковским, Меркель и Путиным. Меркель просила об этом Путина, Меркель встречалась с матерью Ходорковского, и Меркель была единственным из европейских лидеров, кто реально добивался освобождения Ходорковского.

Все остальные европейские политики на самом деле вели себя как полные импотенты, которыми они и являются. Причем Меркель это делала не в предвыборных целях, а просто потому что Ангела Меркель, как и Маргарет Тэтчер или Рональд Рейган, является не политиком, а государственным деятелем.

Переговоры об освобождении велись долго, и предварительное согласие Ходорковского на написание прошения о помиловании без признания вины в связи с состоянием здоровья родителей было, как я понимаю, получено еще в октябре, а само прошение написано в ноябре.

Ходорковского освободили, как я полагаю, по двум причинам. Первая заключается в том, что единственная вещь, которая имеет значение для Путина — это внешняя политика. Про внутреннюю политику Путин справедливо считает, что ее нет, что российская оппозиция безопасна, а вот внешняя политика его заботит.

И Путин понял, что он подходит к «красной черте». Черте, за которой начинается Каддафи. Он не ожидал такого развития событий на Украине, и он не ожидал такого грандиозного облома с Олимпиадой.

Олимпиада для Путина психологически очень важна. Вся Олимпиада была затеяна вот для этого: беседовать с мировыми лидерам, одновременно показывая им рога за их спинами, и наслаждаться тем, как они делают вид, что этого не замечают.

И тут Путину говорят, что Обама не приедет. И не приедет госсекретарь. И не приедет вице-президент.

И вообще делегацию возглавит — внимание! — бывший министр национальной безопасности Джанет Наполитано, которая никогда не была замужем и которая стала предметом знаменитого иска. Ее подчиненный Джеймс Хейс подал иск о том, что она дискриминировала его по половому признаку и отдала причитающееся ему место Доре Шриро, «с которой г-жа Наполитано связана долгими отношениями». Чтобы месседж точно дошел до адресата, в делегацию включили двух открытых лесбиянок.

Путин, наверное, представлял себе, как он будет обниматься с Обамой, а официант в это время будет мочиться Обаме на ботинки. Ну что ж, теперь придется обниматься с Джанет Наполитано.

Путин понял, что он подошел к «красной черте», за которой уже начинается Каддафи, Асад и Лукашенко, и что обменный фонд его очень ограничен. Он не может пожертвовать Украиной, потому что это слишком важный для него вопрос и потому что события вышли из-под его контроля. Он не может свернуть историю с геями, потому что его официальная позиция «это не я затеял». Помилование Ходорковского — это единственное большое событие, которое он контролировал от начала и до конца.

Второй важный момент заключался в том, что помилование — это разменный товар, срок хранения которого стремительно истекал.

Михаил Ходорковский должен был выйти на свободу 25 августа 2014г., и с этим надо было что-то решать.

Вариантов было три. Первый: оставить его в тюрьме по третьему делу. В создавшейся обстановке это стало бы внешнеполитической катастрофой, потому что приговор по третьему делу стал бы приговором не только Ходорковскому, но и Путину. Приговор по третьему делу автоматически приговаривал Путина к статусу Асада. Второй вариант: просто отпустить на свободу в августе. Такой вариант воспринимался бы как поражение Путина. Ходорковский стремительно превращался в чемодан без ручки. Унести нельзя, бросить жалко. Что делать? И вот третий вариант: подарить Меркель, которая давно просит.

Причем если дарить, то именно сейчас. Во-первых, перед Олимпиадой. Во-вторых, есть вопрос здоровья матери. И вообще было бы глупо помиловать Ходорковского за месяц до конца срока. Вон, Толоконникову так помиловали, а никто и не заметил.

И вот теперь увидите — Меркель-то обязательно приедет на Олимпиаду.

* * *

Илья Мильштейн, «Грани.ру», 23.12.2013

Свобода словно

"Вы сможете простить Путина?" – спрашивает его Ксения Собчак, и он отвечает не сразу, как-то даже ошарашенный вопросом и непроизвольно помотав головой: "Ну, если ему нужно и это его интересует, то да..." Другой, но похожий вопрос, заданный в рамках закрытой пресс-конференции, тоже вызывает у него тяжелое чувство. "Вы благодарны Путину за то, что он вас освободил?" - любопытствует журналист, и что на это скажешь? Он высказывается с предельной аккуратностью: "Мне трудно произнести, что я ему благодарен. Но я рад такому решению".

Он намолчался за 3709 дней, что провел за решеткой, и очень хочет выговориться, поэтому с первых часов на свободе дает все эти бесконечные интервью. Однако далеко не на все вопросы у него имеется готовый ответ. Иногда он не знает, что отвечать, слишком уж неожиданно и быстро переменилась его судьба. Иногда не хочет, о чем прямо говорит журналистам.

Он вырвался на волю, но в заключении остались заложники. И это не только Алексей Пичугин и Платон Лебедев, которых надо вытаскивать из тюрьмы, но и десятки тысяч сотрудников бывшего "ЮКОСа", которых он не желал подвести, когда отказывался вписывать в помиловку слова о признании вины. А теперь не хочет подставлять, делая слишком резкие заявления.

Ситуация беспрецедентна.

А если все же искать параллели, то вспоминается одна старая история. Боевики захватывают штаб-квартиру ОПЕК, с той, однако, разницей, что руководит ими не международный террорист Шакал, а президент ядерной державы, и на подхвате у него - Игорь Иванович Ильич Рамирес Санчес. Оттого так бесконечно долго длится сюжет, и когда после десяти лет пребывания в заложниках глава корпорации выходит на свободу, он обязан думать о тех, кому повезло меньше. И речь тут идет не только о людях, томящихся за решеткой, но и о тех, кто отсидел свой срок, и тех, кого не коснулись репрессии, но живущих в границах Большой Зоны. Вероятно, это теперь станет целью его жизни: вытащить осужденных и не навредить остальным.

Оттого Игорю Ивановичу Ходорковский желает успехов в освоении профессии швеи-мотористки, причем заметно, что желает от всей души. А про Путина, "президента моей страны", Михаил Борисович высказывается гораздо аккуратней. Путин велел не трогать семью Ходорковского и запретил применять к нему насилие. Путин "навел порядок в том борделе, который вокруг него собрался", приструнив силовиков, и этим Ходорковский склонен отчасти объяснять свое освобождение. Наконец, Путин – "сильный человек", и вот доказательство: он начал свой путь во власть с войны, сильно рискуя. И тут помилованный, заметно шокируя собеседницу, даже выражает солидарность с гарантом, который удержал Россию в нынешних границах.

К слову, здесь он не осторожничает. Уважая Ходорковского и восхищаясь Ходорковским, следует помнить, что на волю вышел человек, который до 2003 года был одним из равноудалившихся олигархов. При их поддержке и выстраивался ранний путинский режим. Проблемы у него начались, когда глава "самой прозрачной" в РФ компании призадумался о том, отчего не столь прозрачны другие, тесно связанные с Путиным. Это был спор двух государственников, один из которых, впав в неслыханный идеализм, пожелал увидеть Россию свободной от коррупции, а другой, осатанев от такой наглости, подключил к дискуссии силовые ведомства. И это тоже аргумент в заочной дискуссии Ходорковского с Путиным.

Защищая своих, Михаил Борисович напоминает Владимиру Владимировичу, что они с ним по сути люди одной крови. Вот, мол, и президенту пришлось теперь наводить порядок в борделе, который он сам у себя и развел. Не послушавшись дельных советов.

Ходорковский говорит медленно, с паузами, тщательно взвешивая каждое слово, чтобы не сказать лишнего, но при этом искренен почти до предела, что производит сильное впечатление. Он внешне очень сдержан, и можно лишь догадываться о том, какие страсти бушуют внутри, за маской респектабельного спокойствия и дружелюбия. Изредка реальные чувства прорываются, и тогда глаза его загораются такой болью и ненавистью к "исполнителям", что вчуже за них становится страшновато. За тех, к примеру, садистов в погонах, которые убивали Василия Алексаняна. И тут образуется неразрешимое противоречие. Говоря о том, что все повороты в деле "ЮКОСа" лично контролировал президент, не может же Ходорковский не понимать, что процессуальное глумление над смертельно больным узником тоже санкционировал Путин.

В письме, адресованном президенту его страны, Михаил Борисович пообещал не бороться за возвращение активов "ЮКОСа" и не заниматься политикой в форме борьбы за власть. Свою жизнь он намерен посвятить общественной деятельности, в том числе - правозащите, отстаивая права политзеков. Моральный авторитет Ходорковского огромен, и можно не сомневаться в том, что его слова в защиту жертв государственного террора будут звучать достаточно громко. Другой вопрос, сколь убедительно они будут звучать в устах государственника и как ему самому, наедине с собой, придется решать эту вечную проблему: между правом государства на насилие и правом человека возражать этому государству. Особенно в тех случаях, когда речь идет о насилии в отношении целой нации, которую уничтожают при помощи фронтовой авиации и танков. Когда государство превращается в банду хорошо вооруженных террористов.

Вообще говоря, в таких государствах главнокомандующего и правозащитников разделяет пропасть. Граждане в таких государствах становятся заложниками по месту рождения, и количество их значительно превышает число сотрудников любой, самой многочисленной и могущественной частной корпорации. Руководителю такого государства плевать, простил его узник, у которого он украл компанию и десять лет свободы, или не простил. А это важно знать, начиная жизнь, отягощенную трагическим опытом мужественного противостояния государству, с чистого листа, и надеясь изменить к лучшему это безнадежное государство. Просто знать, вслух это проговаривать тоже необязательно. Быть может, Михаил Борисович о том догадывается, оттого с таким тяжелым вздохом отвечает на короткий прицельный вопрос.

* * *

Нателла Болтянская, «Ежедневный журнал», 23.12.2013

Дрожание левой икры

Он и тут отличился,Его величество Президент… Только слепоглухонемой нищий на улице города Кота-Кинабалу, вероятно, не знает, что ни арест Михаила Ходорковского, ни его освобождение ни малейшего отношения к закону не имели. Все произошло по великому признаку — как у Стругацких в книге «Понедельник начинается в субботу» — дрожанию левой икры… То есть, чего левая нога президента захотела, то и сделалось.

Знаете, что я вам скажу, господа хорошие Никишина, Боровкова, Данилкин, Колесникова, Лебедев (Алексей), Сырова, Егорова, Сташина, несть вам числа… Мне кажется, это смачный плевок в ваши юридические лица. Вы у нас делаете вид, что закон соблюдаете, мы вот вам всем давно не верим. А оказывается, не только мы. Гарант Конституции тоже знает всем вам цену, и Каримову, и незабвенной Гульчехре… И как они все ни подпрыгивали и ни старались, вышло так, как Он решил.

Я вам больше скажу, господа Несть-Вам-Числа… Сталинские соколы, которые из своих подопечных кулаками да сапогами выбивали признание в рытье тоннеля от Бомбея до Лондона, сами чуть позже под чужими сапогами да кулаками признавали что ни попадя. Вряд ли про это думает Ходорковский, ему сейчас не до вас всех, а многие граждане России охотно представляют себе, как в один прекрасный момент понадобится найти виноватых в нарушении закона. Вот прямодушный Познер тут произнес, мол, все не без греха, а сел только МБХ…. А вы подумайте, господа Несть-Вам-Числа. Примерьте на себя чью-то второго срока лагерную одежонку… Вдруг да великий владелец левой икры в один вполне справедливый момент решит, что именно вам надлежит рассчитаться за прочих? Не нравится? То-то и оно.

Кому ж это может понравиться. Ходорковский тоже не хотел, чтобы бизнес в стране подчинялся дрожанию левой икры, и, наоборот, делал прозрачную компанию, что и стало одной из причин его не сильно имевшего отношение к закону ареста. То есть прекрасно, когда система действует по понятным понятиям. Лучше всего — по закону. А когда она действует сообразно дрожанию левой икры, по вполголоса сказанному «они мне испортили инаугурацию, а я им испорчу жизнь», то вы, Несть-Вам-Числа, не только проводники этой системы, но и ее заложники. Ничуть не меньшие, чем те, за кого еще предстоит бороться Ходорковскому. И всем нам. Боюсь, что бороться предстоит, в том числе, и против вас.

* * *

Ольга Бакушинская, «Лента.ру», 23.12.2013

Ходорковский и дети. Как обмануть ожидания поклонников и врагов

Жители России, все без исключения, — немного дети. Не стоит даже обсуждать, плохо это или хорошо, поскольку никто не в силах это изменить. Русское детское, прежде всего, выражается в сладостном ожидании чуда — и в безусловной надежде на то, что чудо обязательно произойдет. Причем ожидание это рождается у нас внутри, а исполниться оно должно снаружи — каким-нибудь волшебным образом; другие же люди должны в точности соответствовать нашим ожиданиям, иначе мы страшно обижаемся.

Михаил Ходорковский, судя по тому, что пишут в соцсетях, обидел в этом смысле всех. Кроме, может быть, женщин, способных оценить мужскую красоту — потому что он, конечно, красавец. И манеры такие — большого зверя. Только маленькая шавка должна суетиться, чтобы ее заметили; льву — не обязательно, да и нежелательно.

Но Ходорковский так долго был символом. Для одних — получившего по заслугам проклятого олигарха, для других — чекистского ига. Минувшие десять лет, растянувшиеся в вечность, превратили Ходорковского в легенду; хотя у каждого легенда об МБХ была своя. Уверена, что своя сказка по поводу Ходорковского существовала даже в голове его антагониста. Ходорковский обманул ожидания и поклонников Путина, и своих собственных фанатов. И те, и другие ждали от МБХ пламенной политической речи в стиле Троцкого: «Крошки мои, за мной, я поведу вас на штурм проклятого режима!» И обещаний возглавить штаб армии в фейсбуке. Где еще — другой армии нет.

От Ходорковского также ждали белых от ярости глаз, поскольку причина для ярости у него есть. А увидели — глубокие и спокойные. Неважно, что он говорит — в глазах нет жажды реванша. Кстати, ощутимый контраст с другой пресс-конференцией, состоявшейся несколько дней назад. В одном случае — дурные шутки, тюремная лексика, призванные подчеркнуть или установить иерархию. В другом случае — подчеркнуто дипломатическая речь. Не сразу и поймешь, кто только что освободился из заключения.

Некоторые хотели, чтобы Ходорковский занял место вождя. Другие надеялись его разозлить хотя бы. Как иначе можно расценивать предложение Сечина по поводу того, чтобы Ходорковский вернулся в компанию (украденную у МБХ) на рядовую должность? Ходорковский не ведется. Скорее, искренне сочувствует и врагам, и безумным поклонникам. Он не собирается мстить, не полезет в политику, он пока не знает, чем будет заниматься. Но я точно знаю: он нас еще не раз удивит.

В конце самой шикарной пресс-конференции года директор музея Берлинской стены Александра Хильдебрандт вспомнила слова своего мужа, политического узника: каждый заключенный втайне мечтает о том дне, когда откроется дверь — и ему скажут: «Вы свободны!» Так вот, Ходорковский, если перестать ребячиться и строить воздушные замки, дал нам самый главный урок — как оставаться собой в любых обстоятельствах и быть свободным, даже если ты в клетке. Особенность этого урока в том, что учить его придется не всем фейсбучным коллективом, а каждому наедине с самим собой. И тогда, возможно, наступит момент, когда мы станем по-настоящему свободными.

* * *

Александр Подрабинек, «Грани.ру», 22.12.2013

Тюремный выбор

Неожиданный поворот в судьбе главного политзека России вызвал бурю эмоций. За Михаила Ходорковского радуются, ему сочувствуют, его 10-летним подвигом восхищаются. Все понимают, что "помиловка" была написана под давлением. Что заставило Владимира Путина освободить заклятого врага? И почему МБХ пошел навстречу Кремлю?

Освободился - и слава Богу! Десять лет по вздорным обвинениям, замешенным на подозрениях, зависти и обидчивости первого лица государства, на алчности его дворни и беспринципности суда, - это чересчур. Чаще всего жертвы верховной мстительности отделывались отлучением от кормушки, от бизнеса, от карьеры. Здесь же особый случай. Во-первых, большие деньги – большой срок. Во-вторых, Ходорковский не склонил головы, а это для Путина нестерпимо. Скорее даже личный мотив для Путина главный, все остальное второстепенно. Поэтому подача прошения о помиловании всегда была главным условием освобождения. Думаю, Путину не так уж важно было, признает Ходорковский свою вину или нет. Главное для него чтобы к нему пришли на поклон, чтобы его попросили. Унижение поверженного врага – признак лакейской души и мелкого самолюбия.

В истории освобождения Ходорковского есть две ясные составляющие: фактические обстоятельства и сопутствующие им комментарии и оценки. Фактическая часть проста. В течение многих лет Михаил Ходорковский, следуя избранной им твердой позиции, отказывался выходить на свободу ценой подачи прошения о помиловании. После десяти лет отсидки в силу личных обстоятельств он такое прошение подал. При этом отказался признавать свою вину, но принял некоторые условия, такие как, например, отказ от исковых претензий по "ЮКОСу" и немедленный, прямо из зоны выезд за границу. Вероятно, был оговорен и отказ Ходорковского от всякой политической деятельности. Возможно, были и другие договоренности, зафиксированные устно или в частном письме Ходорковского Путину.

Вторая составляющая истории освобождения Ходорковского полна красочных мифов, невероятных домыслов и фантастических предположений. После первых же сообщений о предстоящем помиловании стали говорить, что на самом деле Ходорковский прошения не подавал, а Путин все выдумал. Потом появилась версия, что его заставили согласиться на помилование, что путинская банда вынуждена была "силой, на веревке его к помилованию тащить". Тот же шутник пояснил, что на самом деле это моральная победа Ходорковского. Еще утверждалось, что приехавшие к нему спецслужбисты запугали его и дезинформировали (это зэка-то с десятилетним стажем!). Затем пошли толки о том, что Ходорковского "выбросили вон из страны", выслали чуть ли не в наручниках, как в свое время Солженицына и Буковского.

За всей этой отчаянной белибердой проглядывает ясное желание сохранить Михаила Ходорковского в качестве знамени политической оппозиции. Все то время, пока Ходорковский сидел, растерянные и неуверенные в себе солдатики пытались назначить его своим командиром, называя Ходорковского политзаключенным номер один, символом оппозиции, будущим единым лидером и перспективным кандидатом от оппозиции на президентских выборах. При этом они совершенно игнорировали тот факт, что сам Ходорковский в качестве действующего политика себя никогда не рассматривал, ограничивая свою общественную деятельность до лагеря благотворительностью, а в лагере – размышлениями на политические и экономические темы. Люди, мечтающие уцепиться за древко какого-нибудь знамени, страшно испугались разочарования – своего и тех, кто им поверил. Вследствие этого они пытаются выдать личную уступку Ходорковского за общую победу, пытаясь, по выражению Георгия Сатарова, подсунуть ему героический пьедестал.

К прошению о помиловании можно относиться по-разному. Это зависит прежде всего от позиции, которую занимает сам проситель. Если он частный человек, не причисляющий себя к оппозиции режиму, не заявляющий публично о своем несогласии с действующей властью, не выступающий в роли обличителя системы и не претендующий на политическую роль, то вопрос о помиловании – его частный вопрос. Он может решить его, сообразуясь со своими представлениями о совести и достоинстве, и никого, кроме его близких и друзей это не касается.

Если же он человек публичный, претендующий на роль политического оппозиционера и ниспровергателя власти, то обращение к лжепрезиденту с просьбой о помиловании совершенно неприемлемо. С моей точки зрения, обращение к своему политическому противнику за милостью дисквалифицирует политика как оппозиционера и закрывает все возможности для дальнейшей оппозиционной деятельности.

Однако Михаил Ходорковский не был политическим оппозиционером раньше, не намерен быть им и впредь. Вероятно, не только по складу характера, но и в силу имеющихся договоренностей с Путиным об освобождении. Это стало окончательно ясно на пресс-конференции в Берлине, когда он отказался говорить об оптимальном отношении Запада к Путину, не стал комментировать ситуацию в Украине, заявил об отказе от всякой политической деятельности. Он старательно уходил от любых политических оценок, хотя, разумеется, имеет свое мнение насчет политических проблем и не раз высказывал его, пока находился в лагере. Сейчас он выбрал другой жизненный путь, более соответствующий его жизни до тюрьмы.

Ходорковский намерен организовывать помощь оставшимся в тюрьме друзьям и коллегам по "ЮКОСу", помогать другим несправедливо осужденным. Можно пожелать ему на этом пути таких же удач, каких он добился в бизнесе.

* * *

Евгений Ихлов, Форум.мск, 22.12.2013

Об МБХ

В какой-то момент я ощутил неодолимое незримое телепатическое давление на меня моих постоянных читателей, ждущих от меня хоть какого-то высказывания об освобождении и депортации Ходорковского.

Я не успел вставить эту тему в свою предыдущую статью о Путине – победителе оппозиции, которая была моим ответом писателю Андрею Пионтковскому, потому что отправил рукопись в редакцию до окончания путинской пресс-конференции. Я даже старался не комментировать происходящее в личных разговорах, опасаясь, что интерпретируя кремлёвские пропагандистские шаги, стану невольным соучастником спецоперации Путина. Я также пытаюсь успеть до пресс-конференции МБХ, чтобы поток комментариев не затмил выводы, которые сейчас видны сквозь ещё не окончательно взбаламученный поток информации и рассуждений.

Итак, очевидны две истины.

Первое. Освобождение МБХ – результат не просто кремлёвской интриги, но длительной тайной дипломатии.

Второе – некое поведение и некие заявления со стороны МБХ в первое время будут обусловлены пакетными соглашениями в рамках негласной сделки.

Так высылка Солженицына (вместо ареста) в феврале 1974 года подразумевала согласие Америки на дополнительные ограничения стратегических вооружений и подписание Западом Хельсинских соглашений в августе 1975. При Солженицыне, оправленном в лагерь, холодная война возобновилась бы на 5 лет раньше. Освобождение МБХ в разгар кризиса между Россией и объединённым Западом из-за Украины – это явный шаг Путина к предотвращению новой холодной войны, которую я недавно сравнил с Крымской войной 1853-55 годов.

Совершенно не важно, что скажет МБХ завтра на пресс-конференции. Заявит ли, что отныне уходит в частную жизнь (посвятит себя охране природы, правозащите и прочим благородно-модным делам), либо, напротив, поклянется, что отныне каждый его вздох будут отдан борьбе за святое делу освобождения Родины от кровавой чекистской диктатуры, всё это не будет значить ничего вне контекста будущего.

Но освобождение МБХ – это уже его великая победа, и великий конфуз для российской либеральной оппозиции. ВВП предпочёл избавиться от МБХ, ибо понял, что по сравнению с его благородным величием, он – всего лишь гаерствующий провинциальный тиран. Но это освобождение – взамен несостоявшейся «широкой амнистии» для политзэков и жертв рейдерских дел – великий искус для либералов.

Может быть, в Кремле решили, что либералам на самом деле нужен только МБХ на свободе. И получив эту подачку, они забудут про всех остальных узников путинизма, в первую очередь, про подсудимых обоих «болотных процессов» - завершающегося и начинающегося.

Если произойдёт именно так, то тогда я прав и поражение либеральной оппозиции, о котором я писал в прошлой статье, станет полным и окончательным, а она сама вполне заслужит своё рабское звание. Если же освобождение МБХ станет только сигналом к новой яростной борьбе за прекращение в нашей стране политических репрессий, то именно это превратит тактический успех ВВП в стратегическое поражение.

Надо понимать, что ВВП, выпуская МБХ, явно имел в виду создать второй полюс либеральной оппозиции – альтернативный Навальному. Это внешне очень хитрый ход, но если протестное движение не расколется, оно преумножится. Двуполюсность – показатель силы, а не слабости. Антисоветское движение имело два полюса – Сахаров и Солженицын. Демократическое движение в России в 90-91 годах тоже было двуполюсным – Борис Ельцин и Гавриил Попов.

Когда Андропов высылал Солженицына, возможно, он рассчитывал на то, что тот: а) как всякий русский писатель на чужбине впадёт в депрессию и ностальгию; б) его сторонники устроят безобразную склоку с другими эмигрантами более либерального склада. Вместо этого Солженицын на Западе окончательно превратился в консервативного пророка, в пух и прах разнёсшего коммунизм, а его сподвижники устроили такую, как выражается председатель Конституционного Суда Зорькин «синергию» с другими заядлыми антисоветчиками, что от советского влияния на Западе только перья полетели. Просто Солженицын стал адекватным ретранслятором того «дикого» антикоммунизма, который сложился среди «подсоветской» интеллигенции к началу 70-х, и потому стремительно стал духовным лидером начавшейся политической эмиграции из СССР.

Теперь об освобождении академика Сахарова, также упоминаемом в связи с чудесным спасением МБХ.

Когда Горбачёв возвращал Сахарова и Елену Боннэр из ссылки в Горьком (для молодых читателей в Н. Новгороде), он явно имел в виду не просто обрести репутацию либерального реформатора, но и использовать авторитет академика для склонения США к отказу от новых ракетных и противоракетных систем, смертельно опасных для советского стратегического потенциала.

Тогда Горбачев постоянно стремился «замутить» разные «разоруженческие» инициативы учёных и общественных деятелей. К тюремщику академика Сахарова они был не поехали, а к освободителю – с превеликим удовольствием. Но ни самому Сахарову, ни Горбачеву ровно 27 лет назад и в голову не могло прийти, что пройдёт ещё два с половиной года - и Сахаров станет лидером оппозиционной фракции в советском парламенте. Просто сложился такой общественный контекст, и бурнокипящая жизнь сама вытащила Андрея Дмитриевича на авансцену политической борьбы.

Поэтому желающие видеть МБХ на видных общественных ролях, должны постараться изменить политический контекст аналогичным образом.

* * *

Кирилл Харатьян, «Ведомости», 23.12.2013

Достойный собеседник Путина — Ганс-Дитрих Геншер. Участие в объединении Германии научило Ганса-Дитриха Геншера особенностям советского понимания действительности

Владимир Путин как-то жаловался, что ему — в отсутствие Махатмы Ганди — и поговорить-то не с кем; ан вот оказывается, что все-таки нашелся у второго-четвертого президента России достойный собеседник.

Освобождение Михаила Ходорковского, видимо, началось еще полтора года назад в берлинском аэропорту Тегель, где свежеизбранного Путина встретил бывший министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер. У них позже состоялась и еще одна встреча — и как-то так получилось, что никто из посторонних не только о содержании разговоров, но и о самом их факте не узнал.

Надо, наверное, напомнить, кто такой Ганс-Дитрих Геншер. Заслуга бывшего министра иностранных дел Германии в объединении ФРГ и ГДР признается едва ли не большей, чем бывшего канцлера ФРГ Гельмута Коля и единственного президента СССР Михаила Горбачева; именно Геншер тогда провел множество успокаивающих бесед со всякими советскими официальными и законспирированными лицами, а также — с официальными и законспирированными лицами западных стран, чтобы хрупкая, примерная, невообразимая договоренность СССР и ФРГ могла воплотиться в жизнь. Считается также, что министр Геншер много способствовал отстранению коммунистов от власти в Польше и Венгрии. Сейчас это звучит, может быть, и странно, но 25 лет назад сам по себе пакт СССР и Германии выглядел по меньшей мере неоднозначно; а то, что этим занимался бывший нацист Геншер (он стал членом НСДАП в 1945 г. вопреки, как он уверял, собственному желанию), еще и родившийся в Восточной Германии, — только усложняло ситуацию. Тем не менее он блестяще справился с задачей.

И надо полагать, участие в объединении Германии научило Ганса-Дитриха Геншера особенностям советского понимания действительности; кроме того, он не мог не контактировать и со страшной восточнонемецкой спецслужбой «Штази»; все это, очевидно, помогло ему в переговорах об освобождении Михаила Ходорковского, партнером по которым был советский чекист, работавший на территории ГДР. Говорят, в последние три месяца работа велась особенно интенсивно.

Условия свободы для самого известного российского заключенного — пока тайна, а может, тайной и останется; но хотя бы понятно, какого рода люди вызывают доверие Владимира Путина и какой бывает процедура обсуждения важнейших для российского президента вопросов. Обидно только, что внутри России, кажется, нет ни такой процедуры, ни таких собеседников, как 86-летний Ганс-Дитрих Геншер.

* * *

Матвей Ганапольский, «Московский комсомолец», 21.12.2013

Эндшпиль в партии Путин—Ходорковский

Вот он, свежий указ:

«Руководствуясь принципами гуманности, постановляю:

Помиловать осужденного Ходорковского Михаила Борисовича, 1963 года рождения, уроженца г. Москвы, освободив его от дальнейшего отбывания наказания в виде лишения свободы».

Указ вступает в силу со дня его подписания.

Владимир Путин выполнил свое обещание, выполнил за один день. Ходорковский уже покинул колонию. Десятилетняя история сидельца подошла к концу, и теперь можно кратко подвести ее итоги.

Конечно же, позволительно сказать, что в этом воистину эпическом поединке победил президент. А это был воистину эпический поединок, ибо не имеет особого значения, почему Путин посадил Ходорковского, важно, почему Ходорковский так долго сидел. Уверен, что он давно бы вышел из тюрьмы, если бы трагическим образом не совпали, казалось бы, простые человеческие устремления. К примеру, простое желание Ходорковского быть более свободным и самостоятельным в бизнесе; простое желание Владимира Путина не допустить, чтобы крупный бизнес стал слишком крупным и перерос в политический фактор, угрожающий его власти.

Но этого было мало, чтобы человек сидел десять лет, чтобы ему слепили второе дело, да еще грозили третьим. Нужно было, чтобы сиделец, возможно, сам того не желая, превратился в символ, в эдакого российского Нельсона Манделу. Ведь Мандела сидел не столько за реальные преступления, сколько как символ борьбы общества за свои права. Держать его в тюрьме было абсурдно, но и освободить было невозможно, ибо общество могло посчитать, что власть слаба, а это авторитарной власти страшнее всего.

Можно смело утверждать, что второе дело Ходорковского появилось как ответ обществу на глухое неприятие своевольной российской политики, косых выборов, безумной коррупции и ручных судов. Когда слепили второй приговор, еще не было Болотной и Сахарова, но недовольство общества уже всерьез ощущалось. И без всякого его желания именно Ходорковского общество назначило воплощением, субъектом этого недовольства.

Конечно, со стороны это выглядело смешно — все эти десять лет бесконечные разговоры о Ходорковском, статьи о нем, демарши западных стран, надежды, что кто-то его вытащит из тюрьмы. Все было тщетно, и все знали, что это тщетно, ибо Ходорковский без всяких усилий, а лишь своею интеллигентной непокорностью вырос до главной фигуры российского протеста. Он просто сидел в лагере, но можно смело утверждать, что благодаря ему случился и вал массовых протестов, и появление оппозиции, и рост самосознания общества. Он, Ходорковский, оказался в нужном месте в нужное время, ибо для общества этот его лагерь оказался точкой исхода из своего лагеря — появилось отчетливое понимание, что «он сидит за нас», и этот тезис важно запомнить.

Но правыми оказались и те, кто предрекал президенту непростые времена — да, Ходорковский будет вспоминать его каждый день, но и Путин едва ли не каждый день будет вспоминать о Ходорковском. И это оказалось действительно так: не было практически ни одной пресс-конференции, ни одного телевизионного многочасового общения Путина с народом, чтобы его не спросили о Ходорковском. Путин злился, злость сменялась равнодушием, равнодушие издевательскими репликами — все было. Не было только одного — общественной успокоенности. О Ходорковском помнили, и освободить его было какой-то иррациональной целью — несбыточной, но важной.

Это была странная взаимная игра на поддержку: Ходорковский и Лебедев сидели, никого ни к чему не призывая. Но их спокойствие и стойкость были мерой отсчета для всех остальных, примером поведения. Если они не признают себя виновными, то почему мы должны? Если они не сдают друзей, сидя в лагере, то какое право сдавать друзей имеют те, кто на свободе? Думаю, что многие брали с них пример и в обычной жизни, и находясь под следствием по ложным делам.

И вот неожиданный поступок Владимира Путина — Ходорковский на свободе. Говорю честно и искренне: я благодарен президенту за этот гуманный шаг. Я понимаю, что поводом для этого шага могли быть самые разные причины: бойкот Олимпиады лидерами западных стран, рост недовольства граждан ухудшением дел в экономике, опасения новых массовых выступлений, желание показать себя консерватором, но с гуманным лицом.

А может, Путину просто стало жалко родителей Ходорковского?

Все может быть, но факт остается фактом: Владимир Путин отпустил домой не просто человека, а тот самый политический рычаг, с помощью которого он показывал обществу, кто в стране хозяин. Для Путина крайне важно, чтобы никто и никогда не смел заподозрить его в слабости. Да, сейчас многие скажут: президент испугался, — так вот это вдвойне важно, ибо президент, что о нем ни говори, в этом смысле переступил через себя.

Конечно, после Нового года тоже могут посадить кого-то другого, но держать Ходорковского в лагере — это было идеально! Это как бы многолетний поединок в шахматы по переписке, когда гроссмейстеры закуривают ароматную сигару и возвращаются к прерванной игре. Это восхитительно, ведь этой игре уже десять лет, и она могла продолжаться еще сколько угодно. Это видно, я это отмечаю, и благодарен гроссмейстеру Путину за то, что он сыграл эндшпиль.

Ну а что же Михаил Ходорковский?

Он едет к маме.

Его родители — это особый пример мужества и стойкости. И тот, кто захочет упрекнуть сидельца в том, что он вообще решился на прошение о помиловании или написал его «как-то не так», пусть скромно помолчит, ибо, как мне кажется, Михаил Борисович и тут выбрал правильный приоритет — семью, родителей, достойным сыном которых он является.

А что будет дальше?

Смею предположить, что Ходорковского будут рвать на интервью, он даст их несколько, причем они будут весьма скромны и неконкретны.

После чего он будет зализывать раны — у него родители, семья, сын, который вырос без него, но каждый день за него боролся.

Потом он решит, что будет делать дальше — мне даже придумать трудно, на чем он остановится, да и думать об этом я не хочу.

Могу сказать одно: дай ему Бог!

А теперь — о нас с вами, об уроках Ходорковского для нас.

Урок первый. Тот, кто считает опального сидельца примером для себя, обязательно сделает важный вывод: мы живем в то время, когда никто никого окончательно победить не может. Может, лишь только если убьет. Человек сгибается сам, если действительно виновен, и только под грузом собственной совести. Если же вины нет — никто сломать его не может. Видимо, так.

Урок второй. Ходорковский сделал для нас все что мог: дальше отстаивать свои права должны мы сами — на выборах, на манифестациях — кто как сможет.

Урок третий. Никогда не говори «никогда». Никто не думал, что президент освободит Ходорковского, а он освободил. Значит, власть под действием обстоятельств способна на гуманные шаги. Не «слабые», но гуманные — а Путин формально проявил именно гуманность, и ничто иное.

И именно о гуманности еще несколько слов. Давайте признаем, что и Путин и Ходорковский поступали и поступили во вред себе.

Ходорковский — тем, что сидел не только за себя и не только во имя себя.

Путин — тем, что выпустил дорогую игрушку, с помощью которой мог еще много лет самоутверждаться и играть с непокорными.

Давайте без предубеждения отдадим им должное.

И последнее.

Давайте отпустим Михаила Борисовича Ходорковского.

Он просто устал, и его ждет мама.