"The New Times", Зоя Светова, 30.05.2011

Политзэки Медведева.

31 мая Европейский суд по правам человека рассмотрит первую жалобу Михаила Ходорковского против российского государства: она ждала своей очереди 7 лет. А за неделю до этого Мосгорсуд оставил в силе приговор судьи Данилкина, снизив наказание самым известным зэкам России лишь на один год. В тот же день Amnesty International признала осужденных узниками совести. Как вершится правосудие в Мосгорсуде — наблюдал The New Times

24 мая зал № 507 Мосгорсуда на Богородском валу на пять часов стал местом действия для дурного политического театра, в котором и герои, и драма, и финал были заранее предрешены.

Крушение права

Михаил Ходорковский — в черном и Платон Лебедев — в своей неизменной светлой ветровке уселись в стеклянном аквариуме, где до них в течение двух месяцев в обнимку сидели на лавочке Никита Тихонов и Евгения Хасис (28 апреля 2011 года в том же зале коллегия присяжных Мосгорсуда признала их виновными в убийстве Маркелова и Бабуровой).

Рядом с аквариумом — охрана: дюжий спецназовец в краповом берете и два сотрудника ФСИН в синей форме. У двери — еще три здоровых молодца в черных вязаных беретах и черном же камуфляже с нашивками «спецназ».

Адвокаты — в костюмах и галстуках. Напротив — гособвинители: Валерий Лахтин, как всегда, застегнут на все пуговицы синего мундира, Гюльчехра Ибрагимова — в белой прокурорской рубашке с погонами. Родители, жены и дети подсудимых — ближе к аквариуму. Пока заседание еще не началось, Платон Лебедев улыбается и строит рожицы, обращаясь к родным.

Журналисты садятся на места присяжных заседателей. Входит тройка судей. Председательствующий Владимир Усов известен тем, что ему всегда поручают громкие дела (Владимир Усов рассматривал дела по обвинению сотрудника службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина, по убийству Пола Хлебникова)

Первым выступает Ходорковский: «Я не ищу здесь правосудия. Я лишь хочу привлечь внимание к беззаконию в суде». И он не просто излагает дефекты, несуразности и противоречия в приговоре, в тысячный раз повторяя, что «хищение нефти путем покупки — заведомый обман», он акцентирует: его дело — обычное дело. И это крайне важно: заседание суда транслирует РИА-Новости, его можно смотреть в интернете, а в холле на пятом этаже Мосгорсуда установлены три монитора, и не попавшая в зал публика все равно видит все.

«Я не юрист, таких дел видел уже десятки. Цели разные: где-то политика, где-то вымогательство, где-то «палки» и «стабильность приговора», — продолжает осужденный. — Сходство в одном: судьи демонстрируют презрение к закону и свою зависимость от вертикали». Судья Усов вздрагивает, почти жалобно: «Давайте ближе к делу, давайте поконкретнее».

И экс-глава ЮКОСа старается конкретно: «Президент Медведев просил сообщать ему и генпрокурору о фактах избирательного правосудия. Сообщаю: цены ЮКОСа, «Роснефти» и всех остальных нефтяных компаний на промыслах близки между собой и намного ниже цен в Западной Европе. Если это хищение, судите за хищение всей добытой в стране нефти всех, в том числе премьер-министра В.В. Путина и его заместителя И.И. Сечина, которые требуют у нефтяных компаний снижать цены. Причем Сечин сам их и устанавливал, будучи руководителем «Роснефти». Судья Усов снимает очки, почти так же, как в свое время в Хамовническом суде делал судья Виктор Данилкин, когда Ходорковский поминал Путина, и просит: «Ближе к нашему делу».

«Я не прошу снижения срока, — говорит осужденный. — Почему мне не хочется, чтобы вы продолжили традицию произвола своим заключением: все законно и обоснованно? Не потому, что это что-то изменит в моей судьбе — в конце концов, моя судьба зависит совсем не от вашего решения. Правовое государство начинается с честного суда. Крушение права — это предательство».

В зале никто не аплодирует: боятся судьи. А он и сам не скрывает страха: не дай бог, вместо обсуждения экономических аспектов всплывет политическая подоплека. Зато из холла слышны аплодисменты: так реагирует на речь подсудимого публика, следящая за процессом по видеотрансляции.

Фальсификации

Адвокаты по очереди доказывают: в приговоре полно противоречий и нестыковок. Есть в нем и фальсификации, уверен адвокат Юрий Шмидт. Ему, правда, судья Усов практически не дает говорить. Письменный текст приговора отличается от того, что оглашал судья Данилкин, настаивает Шмидт, приговор корректировался другими лицами. Он называет одного из авторов приговора — руководителя следственной группы прокурора Салавата Каримова. «Речь идет об умышленных фальсификациях, служебном подлоге, вмешательстве в осуществление правосудия. Конечная цель — не допустить выхода Ходорковского и Лебедева на свободу…»

Когда Шмидт замолкает, Усов дает слово прокурору Лахтину. «Доводы защитников и подсудимых о том, что получение выручки якобы исключает хищение, необоснованны. Приговором суда они признаны виновными», — читает он по бумажке и просит изменить приговор только в части общего объема похищенной нефти (Еще на стадии прений в Хамовническом суде гособвинители отказались от цифр похищенной нефти, вменяемых обвиняемым. Они снизили их сумму с 347,54 млн тонн до 128 млн тонн стоимостью более 68 млрд рублей. В приговоре судья Данилкин оставил все те же 347,54 млн тонн нефти, и в кассации Лахтин попросил снизить эту цифру, что судебная тройка и записала в решение).

Будьте прокляты!

Ровно в пять часов, просовещавшись два часа, судебная тройка выносит решение: приговор Данилкина признать законным, снизить наказание на год. Журналисты и публика в холле разочарованы: «Скостили всего на год? Только?» Обстановка накаляется, и вот уже кто-то бросает: «Сволочи!»

Публика вскипает. «Позор!» — кричит женщина в голубом платье, завсегдатай процесса в Хамовническом суде. Из зала выходят телеоператоры, публика начинает позировать. Растерянные родственники подсудимых останавливаются у решетки, отгораживающей маленький коридорчик, по которому должны провести подсудимых. Никто не плачет. Настя Ходорковская держит в руках букетик ландышей, такой же у ее бабушки — Марины Филипповны. Толпа — человек 20 — начинает скандировать: «Свободу Ходорковскому и Лебедеву! Долой власть чекистов! Будьте вы прокляты!» Судебные приставы, охраняющие решетку, пробуют остановить несанкционированный митинг: «Пока вы не уйдете, мы подсудимых не выведем!» «Мы никуда не уйдем, мы вас не боимся», — спокойно объясняет им народная артистка Наталья Фатеева. И приставы замолкают, а спецназовцы быстро-быстро выводят осужденных из зала. Занавес.
________________________________________

Приказ — убить

Александр Кучма, бывший солагерник Михаила Ходорковского по Краснокаменской колонии, освободившись в феврале 2011 года, в нескольких интервью рассказал, почему 14 апреля 2006 года ранил Ходорковского ножом в лицо. В телефонном разговоре с The New Times Кучма подтвердил, что в конце марта 2006 года двое неизвестных людей в штатском в кабинете оперчасти колонии ИК-10 города Краснокаменска предложили ему ранить Ходорковского ножом в глаз. «Их сильно не волновало, что будет с ним впоследствии. Умрет — не умрет», — сказал The New Times Кучма. Он называет имена тех, кто знал о готовящемся покушении, и тех, кто потом занимался дискредитацией Ходорковского, пытаясь представить, что Кучма напал на него, защищаясь от сексуальных домогательств. Один из них — начальник колонии Александр Рябко (уволен после пожара в Краснокаменской колонии 20 апреля 2011 года): без его ведома никто не смог бы зайти в зону и беседовать с осужденным.

Сергей Ларин — первый заместитель отдела по деятельности тюрем СИЗО ФСИН. «Он занимался клеветой на Ходорковского», — говорит про Ларина Кучма (в августе 2008-го, уже во Владимирской тюрьме, офицер потребовал от Кучмы на камеру записать его показания о сексуальных домогательствах Ходорковского). Замначальника УФСИН по Владимирской области Анатолий Дейкун, по словам Кучмы, требовал, чтобы тот написал в Ингодинский суд Читы заявление: де, Ходорковский не заслуживает условно-досрочного освобождения. Кучма считает, что следственные органы на его откровения не обратят внимания. Он говорит, что получает угрозы, но не верит, что гласность сможет его защитить. «О Ходорковском много говорили, но это его не спасло. Вы не знаете, что в России полно людей, которым плевать на закон?» — спрашивает он.

В пресс-службе ФСИН интервью Кучмы комментировать отказываются, в приватных разговорах объясняя, что все им описанное происходило при прежнем начальнике Юрии Калинине. И кивают на Следственный комитет, который должен провести проверку об изложенных в публикациях фактах. СК пока молчит.
________________________________________

Что дальше?

Когда будет готов письменный текст решения Мосгорсуда, его привезут в СИЗО и в течение десяти дней после этого Ходорковского и Лебедева должны отправить в колонию. В какую — неизвестно. В колонии они, теоретически, смогут ходатайствовать об условно-досрочном освобождении. Адвокаты подадут жалобы в президиум Мосгорсуда и Верховный суд, обжалуя решение кассационной коллегии. Впрочем, иллюзий, по словам защитников, у них нет. 

* * *

"Коммерсант Власть", Вероника Куцылло, 30.05.2011

Крыса и суд

Мосгорсуд утвердил приговор Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву, снизив срок с 14 до 13 лет. О странностях российского правосудия размышляет заместитель главного редактора "Власти" Вероника Куцылло.

24 мая в уютном скверике перед Мосгорсудом неподалеку от одной из скамеек лежала крыса. Обыкновенная серая московская крыса, с четырьмя лапками, с хвостом, но без головы. Обойдя несчастную по дуге, я задумалась. Ведь она не зря здесь лежала. Может, кто-то ее принес. А может, сама пришла на свою погибель, и кто-то уже здесь откусил ей голову. И вот лежит она теперь, символизируя то ли посетителя, пришедшего в суд за справедливостью, то ли, наоборот, Фемиду, доведшую свою незрячесть до абсолюта.

"Вообще-то он мужик хороший,— сказал мне знакомый репортер про судью Владимира Усова, главу кассационной коллегии по делу Ходорковского и Лебедева.— Он, когда обычную уголовку судит, всегда пытается разобраться, вникнуть".

"Он человек-то неплохой,— сказала мне одна из адвокатов Ходорковского.— Он Пичугину хороший приговор вынес: 24 года".

На изумленный взгляд она ответила: "Там было по первому делу 20 и по второму 21, прокурор просил пожизненное, а Усов пожалел, дал путем сложения всего 24. Потом этот приговор отменили, и другой судья дал пожизненное".

Наверное, я никогда не пойму российское правосудие. 15 лет назад я была в Мосгорсуде на кассации по моему делу о прописке. Я помню лица тех судей — утомленных жизнью крашеных блондинок. Помню, как им было неприятно тратить свое время непонятно на что, как они покрикивали на адвоката, пытавшегося говорить про Конституцию, как по-дружески болтали с прокурором. И как потом, уже после решения Конституционного суда, не меняясь в лице, удовлетворили мою жалобу. Я помню главное ощущение: им было неинтересно. Ненависти они никакой ни к кому не испытывали, просто московский закон и московский мэр для них были выше Конституции — до тех пор пока КС не объяснил им публично ошибочность такого взгляда на право.

24 мая все это живо мне припомнилось. Нельзя сказать, что за 15 лет в российском правосудии ничего не изменилось. Здание Мосгорсуда, например, новое. Но судье Усову и двум его коллегам было так же скучно. Нет, они не зевали и не прикрывали глаз, они внимательно смотрели на всех выступавших, но без какого-либо интереса, который, как мне кажется, иногда появлялся даже у судьи Данилкина.

Судья Усов оживлялся только тогда, когда обвиняемые или защитники выходили, на его взгляд, за рамки добропорядочного, спокойного заседания. Например, говорит Ходорковский: "Я подписал заявление о преступлении не потому, что имею что-то лично против господина Данилкина. Он обычный человек — в меру приличный, но неспособный держать удар системы. Преступна в первую очередь система, заставляющая человека так поступать и подписать такой приговор". А судья Усов просит: "Ближе к делу". И так раз пять за не очень долгую речь подсудимого. И только после возражения адвоката Юрия Шмидта судья позволяет Ходорковскому без остановки сказать вполне себе существенное: "Исправить этот приговор нельзя. Косметика будет выглядеть глупо. Значит, либо отменяйте и прекращайте этот позор, либо присоединяйтесь к преступникам, плюющим на закон".

Изредка меняя ладонь под подбородком, судья смиренно выслушивал все замечания об экономической несуразности приговора, но, как только речь заходила о его политических причинах, прерывал выступавших как-то даже укоризненно. Мол, ну зачем вы об этом, это же не нужно, мы же все здесь все понимаем, давайте по кассации... "Пафос нам не нужен, нам нужна истина" — эти слова судьи не могли не вызвать смеха в зале. И похоже, он искренне удивился, услышав, что в одной из кассационных жалоб, которые судьи вроде бы должны были внимательно изучить, есть и политический раздел. В какой-то момент судья даже честно сказал, прерывая в очередной раз Юрия Шмидта: "Ваше выступление нас не радует..."

Фееричное умозаключение прокурора Валерия Лахтина (раз Греф и Христенко признали цены на нефть в Роттердаме рыночными, а "другого рынка для России не было", значит, и внутри России нефть должна была покупаться по этим ценам — это, собственно, суть обвинения), напротив, отрицательных эмоций у судей не вызвало. Как, впрочем, и вполне политическое заявление прокурора Гульчехры Ибрагимовой: "Попытки защитников увязать ответы руководителей страны с вопросами журналистов и представить это как давление на суд несостоятельны, поскольку высокопоставленные должностные лица Российской Федерации не давали оценки предъявленному Ходорковскому обвинению и не анализировали собранные по настоящему делу доказательства". И чем тогда считать слова Владимира Путина, сказанные за 11 дней до вынесения приговора Хамовническим судом: "Я так же, как известный персонаж Владимира Высоцкого, считаю, что вор должен сидеть в тюрьме. А в соответствии с решением суда Ходоровскому вменяется в вину хищение, хищение достаточно солидное"?

Возможно, Усов — человек-то хороший, как и Данилкин. Вот год же скостил. Но, покидая заседание, я все-таки склонялась к тому, что та крыса без головы во дворе — она про Фемиду. Потому что посетитель суда, может, еще и выживет, а правосудие уже не смогло.