Владимир Познер о ситуации с Василием Алексаняном: «Когда я услышал, что его выпускают, я обрадовался, подумал, ну наконец-то. До кого-то дошло. Когда я услышал эту сумму, я просто развел руками.<…> Один сигнал совершенно не соответствует другому. Я пытаюсь найти логику и не могу» («Эхо Москвы»)

«Эхо Москвы», программа «Особое мнение», 09.12.2008
Гости: Владимир Познер
Ведущие: Алексей Воробьев
А. ВОРОБЬЕВ - Я приветствую всех, кто в эти минуты смотрит телеканал RTVi и слушает радиостанцию «Эхо Москвы». Это программа «Особое мнение». Я приветствую в этой студии Владимира Познера, телеведущего. Здравствуйте.
В. ПОЗНЕР - Добрый вечер.
<…>
А. ВОРОБЬЕВ – Так получилось, что в дни, когда страна прощается со святейшим патриархом, Мосгорсуд вынес свое решение относительно дальнейшей судьбы Василия Алексаняна, бывшего вице-президента ЮКОСа. Накануне было решено, что этот человек может быть выпущен на свободу под залог в 50 миллионов рублей. Множество есть вопросов относительно этой темы. Почему 50 миллионов. Некоторые говорят, что это традиция. А другие спрашивают: ну, укладывается это в рамки здравого смысла или нет, когда смертельно больной человек и так не может подняться с кровати.
В. ПОЗНЕР - Во-первых, такой традиции нет. Вообще у нас нет традиции выпускать под залог.
А. ВОРОБЬЕВ – Это второй случай.
В. ПОЗНЕР - Поэтому ни о какой традиции речи не может быть. И конечно эта цифра, на мой взгляд, она издевательская. Я бы его выпустил под залог в один рубль. Понятно, что никуда не убежит, понятно, что никуда не улетит. Это легко обеспечить, даже если он очень хочет. Залог должен быть просто как принцип. Да, выпускаем под залог. А что задача заключается в чем? Такой залог, чтобы он не мог и никто не мог бы внести? В чем идея-то? Она непонятная совершенно. То есть, знает ли левая рука, что делает правая. Уже если вы его выпустили, и это правильно сделали. Наконец-то. Это надо было делать гораздо раньше. То причем тут 50 миллионов. Это производит очень странное впечатление. Когда я услышал, что его выпускают, я обрадовался, подумал, ну наконец-то. До кого-то дошло. Когда я услышал эту сумму, я просто развел руками. Я не понимаю ход мыслей.
А. ВОРОБЬЕВ – Это сигнал.
В. ПОЗНЕР - Так сигнал – выпустили.
А. ВОРОБЬЕВ - Номенклатура привыкла общаться сигналами.
В. ПОЗНЕР - Я не знаю, как общается номенклатура. Я ее очень мало знаю в смысле общения. Я как журналист кое-кого знаю и все. Но если это сигнал, что его выпустили, так что за сигнал 50 миллионов. Один сигнал совершенно не соответствует другому. Я пытаюсь найти логику и не могу.
<…>

«Эхо Москвы», Программа «Особое мнение», 09.12.2008
Гости: Михаил Барщевский
Ведущие: Мария Гайдар
М.ГАЙДАР: Добрый вечер. Это программа «Особое мнение». В эфире я, Мария Гайдар и в гостях у нас Михаил Барщевский со своим особым мнением.
<…>
М.ГАЙДАР: У меня следующий вопрос, было от слушателей очень много вопросов. По поводу Алексаняна, по поводу решения о залоге. Вот вопрос от Владимира: «Господин Барщевский, 50 миллионов рублей залога потребовали власти за изменение меры пресечения подследственного Алексаняна, неизлечимо больного, почти ослепшего человека. По закону с этим заболеванием Алексаняна нельзя судить до выздоровления, а заболевание у него неизлечимое. Осужденные с таким заболеванием освобождаются от отбытия наказаний. А если нет? Таких денег, то Алексанян, гражданин России, не преступник, будет до конца своих дней находиться под стражей?»
М.БАРЩЕВСКИЙ: Прежде всего спасибо Владимиру за этот вопрос. Помните?.. Я не знаю, вы в институте Ленина изучали? Или уже нет?
М.ГАЙДАР: Нет, я уже нет.
М.БАРЩЕВСКИЙ: Вам уже повезло, да? А я изучал. У Ленина были хлесткие фразы. В частности, «Формально все правильно, по существу – издевательство».
М.ГАЙДАР: Формально правильно?
М.БАРЩЕВСКИЙ: Формально все правильно, по существу – издевательство. Формально можно назначать любой залог – он законом не ограничен. Формально. Формально можно поменять меру пресечения с ареста и содержания под стражей на залог. Формально все правильно. М.ГАЙДАР: Скажите, но прописана же какая-то процедура, ведь это же не может просто так приниматься?
М.БАРЩЕВСКИЙ: Вот, Маш, чтобы экономить эфирное время, поверьте мне: формально все правильно. А почему «по существу – издевательство», я объясню.
М.ГАЙДАР: Нет, давайте, чтобы мы поняли. Вот люди интересуются.
М.БАРЩЕВСКИЙ: А почему по существу издевательство, я объясню. Значит, смотрите. Для чего делается залог? Ну как бы смысл залога? Если ты убежишь, то ты попал на деньги. Но Алексанян не может убежать. Это первое. Второе. Допустим, можно выпустить под залог человека, который украл кошелек со ста рублями содержимого. Ну, какой может быть залог в этой ситуации? Ну, наверное, не миллион рублей. Если это первое, так сказать, у него попадание – ну не будет он из-за миллиона убегать. Поэтому мера залога, объем залога зависит от тяжести совершенного преступления и от вероятности того, что человек скроется от суда, не явится на суд или скроется от следствия. Вот как определяется залог. Не сколько у него есть денег, а в какой мере этот залог будет для него вот этим вот браслетом, которым он прикован к суду. Значит, Алексанян – человек, который не может никуда убежать, во-первых. Во-вторых, он не обвиняется в совершении особо тяжких преступлений, и... Ну я не знаю. Моя первая реакция была – что это проявление акта гуманизма. И слава Богу, что так, а я еще сказал, что надо было сделать год назад. Я просто тогда не знал о сумме залога. Вот почему я дал такой позитивный комментарий. Но если бы это был формальный залог, условно говоря, 500 тысяч рублей – ну, вопросов нет.
М.ГАЙДАР: А вот объясните мне, ну все равно, что, судья может принять любое решение? Что залог должен быть 100 миллионов, 200, 300, 400, любой?
М.БАРЩЕВСКИЙ: У нас как и возмещение морального вреда – в законе не прописана сумма – судья сам оценивает: моральный вред, нанесенный вам, рубль стоит или 100 миллионов? Вот какую хочет цифру, такую он и назовет. Так и с точки зрения залога: нет определения, законодательством не установлено. Так какого-нибудь руководящего Пленума Верховного суда, который бы сказал, что вот, разумно столько-то или до такой-то суммы, нет.
М.ГАЙДАР: А как это регулируется в других странах? Как это происходит?
М.БАРЩЕВСКИЙ: Не могу вам сказать точно. Про Европу вообще не скажу – не знаю. В США, насколько я помню, тоже нет какого-то установленного законом предела суммы залога. То есть там тоже суд может определить любую сумму залога.
М.ГАЙДАР: А я так понимаю, что в данном случае, ведь, залог является... Ну, у нас же при содержании человека под стражей – это же не карательная мера, это мера обеспечительная для того, чтобы он не сбежал. Сбежать он не может. Это первое нарушение.
М.БАРЩЕВСКИЙ: Поэтому я и говорю, что по существу издевательство. Здесь залог мог быть вообще 1 рубль, потому что он просто физически сбежать не может.
М.ГАЙДАР: Да, я про это и говорю. Он физически сбежать не может. Скажите, хорошо, ну а куда Алексаняну, как это, что делать? Как это можно обжаловать? Или уже никуда нельзя обжаловать?
М.БАРЩЕВСКИЙ: Вы меня ставите в сложное положение, потому что у меня нет под руками УПК, но по-моему, это решение, которое может быть обжаловано. По-моему. Я не берусь сказать. Вот сейчас в эфире была Львова – надо было у Лены спросить, потому что она практикующий адвокат, я все-таки не практикую уже 8 лет. Но вот по-моему это обжалуется – не уверен.
М.ГАЙДАР: Вот много вопросов от слушателей, которые говорят, а как он может внести такие средства? Получится тогда, что он вор.
М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, ну совсем не факт. Во-первых, у него, насколько я знаю, была довольно большая зарплата – это первое.
М.ГАЙДАР: Ну он был юристом, таким же наемным юристом как вы.
М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, я наемный юрист сегодня в Правительстве, а ЮКОС платил немножко больше, чем платят в Правительстве, поверьте мне. У него была большая зарплата. Но дело даже не в этом. Формально, опять-таки, он может взять кредит в банке, формально это могут быть друзья, которые скинуться, формально это может быть все, что угодно.
М.ГАЙДАР: Это вообще проверяется формально?
М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, нет. Откуда он взял деньги – не имеете значения, не проверяется.
М.ГАЙДАР: И впоследствии это не может быть основанием для того, чтобы возбуждать дополнительное дело?
М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, не может быть, конечно. Конечно, нет.
<…>

Антон Орехъ, «Ежедневный журнал», 09.12.2008
Нас довели до такого состояния, что мы начинаем радоваться вещам самым естественным, считаем победой то, что само собой разумеется. Вот «открыли» процесс по делу Политковской — мы рады, отпускают Алексаняна под залог — мы рады еще больше. А если Бахмину отпустят — представляете, какое ликование начнется? А ведь все эти вещи должны были делаться автоматически, без жарких дискуссий и препирательств, без сражения общественности с властями и судом при участии мирового сообщества и без писем с десятками тысяч подписей.
О чем вообще говорить, когда срок давности по тому, что инкриминируют Алексаняну, просто-напросто истек! Что тут обсуждать-то? Но суд обсуждает, чешет репу и наконец проявляет благорасположение: так и быть, пускай уходит, заплатите только залог. А залог-то — пустяковая же сумма, какие-то 50 миллионов.
Еще недавно это было более 2 миллионов долларов. Теперь, правда, уже меньше. Может, назначая такой залог, суд хотел отощавшую казну пополнить? Прекрасный способ, кстати говоря. За Бахмину можно еще больше срубить. А уж за Лебедева или Ходорковского! И как-то само собой подразумевается, что собрать 50 миллионов рублей для Алексаняна не проблема. Соберет, и скажут: вот видите, бедный-бедный, а 50 миллионов нашел! Откуда же у него, такого честного, такие деньги? Может, всё ж таки спёр, а? И граждане рядовые придут в недоумение от таких залогов. Как-то не очень и жалко им станет больного всеми мыслимыми болезнями. Это бедным и больным быть плохо, а больным и богатым — ничего, потерпит.
Но, в общем, со всеми этими подлостями можно было бы смириться, радуясь главному. А главное, что тяжело больного человека теперь можно вытащить на свободу. Нет денег — собрать их, как собирали подписи за Бахмину. Вот только боюсь я, что времени не так много в нашем распоряжении. Пессимисты еще несколько месяцев назад говорили — когда смертельно больного Алексаняна сажали на цепь, — что выпустят его только в одном случае: если станет понятно, что он уже точно не жилец. Издеваться над практически лежачим больным они могут, стеречь его чуть ли не целым батальоном, законопатив окна, — тоже могут. Но вот смерть его в заключении — нежелательна. Не соответствует образу добрых самаритян, коими хотели бы выглядеть наши начальники. А вот если смерть случится где-нибудь за пределами их территории — тогда они вроде и ни при чем. Даже скажут, что, мол, у нас-то он жив был, а вы вот не уберегли.
Пророчить человеку кончину не хочу. Такое и говорить, и писать страшно. Наоборот, хочется пожелать Василию Алексаняну здоровья настолько, насколько это возможно, крепости духа ему и его близким. Хочется верить в то, что еще всё-таки не поздно. А тем, кто над ним измывался все это время, пожелать, чтобы им самим никогда не довелось оказаться в таком положении, чтобы ни с кем из их близких не случилось ничего подобного. Чтобы они не узнали, на какие страдания обрекали человека, даже и вину которого не смогли доказать.

Зоя Светова, «Ежедневный журнал», 09.12.2008
Решение Мосгорсуда освободить Алексаняна под залог в 50 миллионов рублей почти такое же иезуитское, как тайный перевод Бахминой в гражданский роддом, где она теперь в полной неизвестности ждет рассмотрения своего ходатайства об УДО. Бахмина вряд ли знает, что ее ждет: отпустят ли домой с ребенком или ей придется отбывать наказание дальше. И хотя, бесспорно, ситуация смертельно больного Алексаняна объективно трагичнее ситуации только что родившей Бахминой, но обе эти судьбы, жестоко пропущенные через жернова адской судебной и правоохранительной машины, говорят об инквизиторском характере нашей власти.
Решение Мосгорсуда об освобождении Василия Алексаняна не стало для меня неожиданностью. Накануне вечером я предложила своему младшему сыну поспорить, отпустят завтра Алексаняна или нет. Он отмахнулся: «Сколько раз ты уже говорила, что вот-вот отпустят, и его не отпускали». В мою интуицию сын больше не верил. Но на этот раз он ошибся.
Еще неделю назад, когда кассационная инстанция Мосгорсуда отложила рассмотрение жалобы адвокатов Алексаняна на неделю, сославшись на необходимость изучения медицинских документов, я подумала, что это неспроста — будут решать. Нерешительность судей была понятна, вряд ли на изучение медицинских документов требовалась неделя. Решение принималось не в суде. Шли последние согласования. Взвешивались все «за» и «против». Была информация, что Алексаняну становится хуже, и те, кто курирует его дело, заволновались — не дай Бог, умрет под стражей. Вот и постановили: освободить. Тройка кассационных судей получила указание: проявить «гуманность» — несмотря на несогласие прокуратуры, изменить меру пресечения и освободить под залог в 50 миллионов рублей.
Заявления адвокатов, о том, что, строго по закону, не осталось никаких оснований держать бывшего вице-президента ЮКОСа под стражей, раз 1 декабря закончился срок давности по основному обвинению, которое ему предъявлялось, было судом благополучно проигнорировано. Ведь получалось, что, если бы судьи руководствовались законом, а не указаниями из Кремля, то Алексаняна должны были отпустить без всякого залога. А просто-напросто прекратить его дело за истечением срока давности. Но судьи из империи Ольги Егоровой мыслили другими категориями.
О чем они думали, когда принимали решение о фантастической сумме залога, который должны внести за освобождение из-под стражи родственники умирающего человека?
Понимали ли судьи, что своим беспрецедентно циничным и подлым решением они в очередной раз унижают этого некогда блестящего молодого юриста, принадлежащего, между прочим, к их профессиональной корпорации? Откуда вообще возникла столь фантастическая сумма залога? Известно, что за освобождение из-под стражи в Испании российского адвоката Александра Гофштейна было заплачено 350 тысяч евро, и это была невиданная для испанцев сумма.
Цифра в 50 миллионов рублей, эквивалентная двум миллионам долларов, на прошлой неделе широко обсуждалась в СМИ. Именно такую сумму назвал криминальный авторитет Лом-Али Гайтукаев, когда, выступая свидетелем на процессе по делу Анны Политковской, сообщил присяжным, что столько денег заплатили заказчики за убийство обозревателя «Новой газеты». Об этом Гайтукаев вроде бы узнал от следователя Гарибяна. Криминальному авторитету мало кто поверил. Но вот эти пресловутые два миллиона «зеленых» всплыли вновь. И уже совершенно в другом контексте.
В январе этого года, перед тем, как передать дело в суд, следователь Следственного комитета вроде бы был готов освободить Василия Алексаняна под залог. Об этом «МК» рассказывал его отец. Тогда журналисты предполагали, что освобождению бывшего вице-президента ЮКОСа помешала Генпрокуратура.
Теперь мешать никто не стал. Обсуждалась только «цена вопроса».
Как быстро успеют родственники Алексаняна собрать 50 миллионов рублей и положить их на депозитный счет Мосгорсуда? Власти будут внимательно отслеживать, откуда у родственников Алексаняна такие деньги. И это может затормозить внесение залога.
Надеюсь, что деньги все же быстро найдутся, и тогда конвой наконец перестанет охранять больничную палату Алексаняна. Его будут навещать родственники. И теоретически он сам сможет покинуть эту больничную палату. А сможет ли вернуться домой?
Судя по тому, что говорят адвокаты, ему очень и очень плохо. Температура под сорок, которая не снижается больше двух недель, не дает надежды на чудо.
Когда пришла новость о решении Мосгорсуда, я как раз заканчивала статью о парализованном чеченце Лечи Джанаралиеве, отбывающим срок в мордовской колонии. Его заболевание входит в перечень болезней, по которым осужденных должны «актировать» из мест лишения свободы. Но суд уже однажды отказал ему, посчитав, что раз чеченец не признает своей вины и отказывается носить значок «склонен к побегу» (при том, что, будучи парализован, он просто не может передвигаться без посторонней помощи), то пусть и дальше отбывает свой срок в колонии.
Я закончила статью словами начальника мордовского лагеря, который объяснял жене этого парализованного осужденного, почему того вряд ли отпустят домой. «Ваш муж еще не совсем конченый. Когда он будет помирать, мы его, может быть, отпустим», — говорил тюремщик.
Когда пришла новость о решении Мосгорсуда, я поняла: «Вот и ответ, почему Мосгорсуд отпустил Алексаняна…»
А Лечи Джанаралиева, скорее всего, не освободят. Его родственникам никто не предлагал вносить залог. Им предлагали дать взятку. И тогда Лечи оставили бы отбывать срок в Чечне, а не тащили бы волоком в Мордовию. Родственники денег не дали. У них не было той суммы, которую просили посредники…