«Газета.ru»: Подлинные пружины этого дела никогда ни для кого не были секретом, но в официальном обиходе оглашению и обсуждению не подлежат даже и сейчас. На весах Фемиды не должно быть ничего, кроме грязной крышки от питьевого бачка.

Алена Марьянова, «Газета.ru», 28.11.2008
Бывший юрист компании ЮКОС Светлана Бахмина, отбывающая наказание за мошенничество, родила дочь. Родственники Бахминой сообщают, что рожала она в гражданской клинике. И мать, и ребенок чувствуют себя хорошо. Через месяц с грудным младенцем на руках Бахмина будет вновь добиваться досрочного освобождения.

В пятницу экс-юрист ЮКОСа Светлана Бахмина, отбывающая наказание в мордовской женской колонии, родила дочь. Об этом «Газете.Ru» сообщил супруг Бахминой Михаил Журавлев.

«Мне позвонила жена и сказала, что у нас родилась девочка», – сказал Михаил.

Он сообщил, что роды прошли нормально: «Светлана сказала, что она и ребенок чувствуют себя хорошо». Журавлев объяснил: жена позвонила ему из подмосковной больницы, куда ее перевели из Мордовии несколько недель назад. «Вес дочки нормальный, 3 кг, а про рост я даже как-то не спросил, так был ошарашен», – рассказал отец новорожденной. По словам Журавлева, «имя ребенку еще не придумали, но скоро определятся».

Пока беременная Бахмина лежала в Подмосковной больнице, мужу даже удалось несколько раз с ней увидеться.

«Я был у нее сегодня», – рассказывал Журавлев «Газете.Ru» в четверг. По его словам, условия в больнице «отличные», жена «ни на что не жаловалась». С тех пор как Бахмину перевели в Подмосковье, супруг навестил ее несколько раз.

Бахмина, которую приговорили к шести с половиной годам лишения свободы по обвинению в мошенничестве, с 2006 года отбывает срок в мордовской женской исправительной колонии ЖХ-385/2. В прошлом году она получила долгосрочное свидание с мужем и после этого забеременела. Уже будучи беременной, экс-юрист ЮКОСа подавала ходатайство об условно-досрочном освобождении (УДО), но Зубово-Полянский суд Мордовии ей отказал.

Когда Бахминой дважды отказали в условно-досрочном освобождении (УДО), она стала первой из фигурантов дела ЮКОСа, кто попросил о помиловании. В обращении к президенту она заявила, что признает свою вину, раскаивается в содеянном и просит отпустить ее домой, где четыре года живут без матери двое ее малолетних сыновей – семилетний Федор и 11-летний Григорий. Экс-юрист ЮКОСа просила дать ей возможность родить третьего ребенка не в колонии, а в нормальных условиях.

Однако вскоре представители ФСИН сообщили, что Бахмина сама отозвала прошение о помиловании. Причины этого поступка заключенной, которая в тот момент находилась в тюремной больнице ИПУ-21, ни представители системы исполнения наказаний, ни адвокаты Бахминой не называли. По мнению экспертов, отказаться от помилования она могла под давлением администрации колонии или руководства ФСИН. «Видимо, ей дали понять – помилования не будет – и пообещали что-то взамен», – полагали правозащитники.

Вскоре после отзыва прошения о помиловании Бахмина «исчезла» из больницы при колонии. Выяснилось: ее перевели в гражданскую клинику в Подмосковье.

Представители ФСИН официально подтвердили эту информацию, однако отказались сообщить, где именно находится Бахмина. Родственники и адвокаты заключенной призывали журналистов не искать ее, чтобы «шумиха» не сказалась негативно на здоровье беременной женщины и условиях ее содержания. По словам Журавлева, жена регулярно звонила ему, говорила, что у нее все в порядке, и просила не беспокоиться.

Тем временем в Верховном суде Мордовии готовится рассмотрение жалобы Бахминой и ее адвокатов на решение суда нижестоящей инстанции об отказе в УДО. Как сообщил «Газете.Ru» накануне защитник экс-юриста ЮКОСа Роман Головкин, заседание по этому делу назначено на 24 декабря этого года.

Адвокаты Бахминой надеются, что к 24 декабря новорожденной девочке уже дадут имя – тогда в суд можно будет предъявить свидетельство о рождении третьего ребенка.

По словам правозащитников, через несколько дней после родов Бахмину должны будут перевести из Подмосковья назад, в мордовскую колонию. «Если ребенка не заберут родственники – а у них есть на это право, то дочь отправится в колонию вместе со Светланой. В «двойке» (колонии ЖХ-385/2, где уже два года отбывает наказание Бахмина – «Газета.Ru») есть условия для совместного проживания заключенных с детьми, и Бахминой, скорее всего, предоставят эту возможность», – рассказала «Газете.Ru» президент Межрегионального благотворительного фонда помощи заключенным Мария Каннабих. В этих комнатах женщины живут вместе с детьми, там стоят две кровати (для матери и младенца), шкаф для личных вещей, также есть отдельный от других заключенных туалет.

По словам экспертов, Бахминой положен материнский капитал. Правда, за всю историю существования этой выплаты никто из заключенных матерей ее еще не получил.

«Выплатить эту сумму могут только по достижении ребенком трехлетнего возраста, а такой срок еще не прошел с момента подписания указа о материнском капитале», – пояснила Каннабих. Правозащитница рассказала, что если мать находится в колонии к тому моменту, как придет время получать эти деньги, она может оформить доверенность на кого-то из родственников или даже знакомых и «капитал» поступит на счет.

Сумма материнского капитала сейчас составляет 250 тыс. рублей, в 2009-м, как ожидается, она возрастет почти до 300 тыс. рублей. Когда дочери исполнится три года, Бахмина уже будет на свободе, даже если ее не отпустят досрочно: она была арестована в 2004 году, срок заключения бывшего юриста ЮКОСа истекает в 2011 году.

«Газета.ru», редакционная статья, 28.11.2008
Большинство тех, кто следит за процессом по делу Анны Политковской, полагают, что заказчик входит в круг лиц, не подлежащих наказанию. И шансов разубедить их у власти и системы правосудия нет.

Громких судебных дел в последнее время прибавилось. Сильно прибавилось и общественного к ним внимания. Но угол зрения широкой публики – совершенно особый.

Суды по резонансным делам стали надводной частью большой российской политики, а по совместительству и площадками для общественной полемики. Просто потому, что другой публичной политики, которая принималась бы публикой всерьез, у нас сейчас почти и нет.

Поэтому все меньше интереса к правосудию в обычном его смысле – к тому, действительно ли виновны обвиняемые, профессионально ли проведено следствие, убедительна ли защита. Вместо этого с азартом разгадывают, что же делается за кулисами: кому и зачем понадобился очередной процесс, кто с кем через него сводит счеты и чья возьмет.

Никто давно уже не ждет от парламента, что он станет местом для дискуссий. И никто не ждет, допустим, от съезда «Единой России» столкновения мнений по общественно значимым проблемам. Зато в установочной речи премьера находится место для подведения итогов одного из недавних громких дел – об убийстве первого зампреда Центробанка Андрея Козлова.

«Нам хотелось иметь устойчивую, обладающую высокой капитализацией банковскую систему». И вот, «решая именно эту задачу» и столкнувшись с криминальным террором, Козлов и погиб. В деле, приговор по которому, по утверждениям правозащитных групп, подгонялся под заранее принятое решение, поставлена политическая точка.

Какая точка будет поставлена в деле об убийстве Анны Политковской? Неужели в порядке исключения не политическая, а юридическая?

Обстановку вокруг начавшегося, наконец, суда можно назвать как угодно, но только не атмосферой доверия. Никого не удивила ложь о мнимом требовании присяжных закрыть процесс. Таковы правила игры. Все, что получится закрыть, надо закрыть. Удивило лишь то, что нашелся присяжный, который эту ложь раскрыл.

И очень мало кто верит, что назовут имя подлинного заказчика убийства. Большинство тех, кто следит за этим процессом, полагает, что заказчик входит в круг лиц, не подлежащих наказанию. Даже если бы они и были не правы, шансов разубедить их у российской власти в целом и у нашей системы правосудия в частности нет никаких. Потому что текущие события укрепляют их только в этом мнении и ни в каком другом.

В том числе, скажем, несостоявшийся суд над сыном одного из президентских полпредов Сергеем Квашниным, который на днях то ли избил сержанта милиции, то ли (по собственной встречной версии) был им обокраден. Скандал, разумеется, замяли, решительно никого этим не удивив. А если бы вдруг не замяли, то аналитики немедленно задались бы вопросом: кто копает под Квашнина-старшего? У нас давно и твердо не верят в то, что провинности важных персон и их родственников могут расследоваться и наказываться обычным порядком. Зато необычным порядком – пожалуйста.

Использование подлинных или мнимых провинностей как предлога для преследования тех, кого решено преследовать – это норма нашей сегодняшней жизни, которая принимается именно как норма всеми – и теми, кто этим возмущен, и теми, кто не видит тут ничего особенного.

Все понимают, что Ходорковскому отказали в условно-досрочном освобождении вовсе не потому, что он где-то там забыл заложить руки за спину. Но всем понятно и то, что «надводная» часть спора о фигурантах дела ЮКОСа будет и впредь вращаться только вокруг незаложенных рук, нечищеной кастрюли и прочего вздора.

Подлинные пружины этого дела никогда ни для кого не были секретом, но в официальном обиходе оглашению и обсуждению не подлежат даже и сейчас. На весах Фемиды не должно быть ничего, кроме грязной крышки от питьевого бачка. Общественность отчасти недовольна, но уж нисколько не удивлена. Однако в последнее время все чаще пытается повлиять на ход отдельно взятых дел.

И поступает так именно потому, что политика у нас делается сегодня чаще в судах, чем на выборах. Без малого сто тысяч подписей стоит уже под петицией об освобождении несчастной Бахминой, которую по всем формальным нашим правовым стандартам должны были бы отпустить на волю безо всяких специальных усилий.

И хотя она, хочется верить, находится сейчас в условиях, близких к нормальным, но в публичных своих действиях власть остается пленницей собственного правила: в таких делах нормой является несоблюдение норм, и правовая система должна служить не закону, а текущей политике.
Между прочим, среди подписантов есть люди номенклатурные и даже в немалом числе. Поступив так, они показали не только то, что «и милосердие иногда стучится в их сердца», но и простой здравый смысл. Кто предскажет, у какой черты остановится не связывающая себя никакими правилами показная жестокость? Но власть не спешит объясниться даже с теми, кого с полным правом может считать частью самой себя. Объяснений нет, а раздоры наверху есть. И вырываются наружу не в парламентских спорах, а в уголовных делах, возбуждаемых против фигур, состоящих, как принято думать, в конфликтующих группировках.

Многие ли комментаторы вникали в формальные обвинения против замминистра Сторчака или генерала Бульбова? И принял ли всерьез хоть кто-нибудь, что за освобождением из-под стражи первого из них и неосвобождением второго стоит какой-либо объективный разбор обстоятельств их дел?

«Думается, что подоплека всей этой истории замешана на известной подковерной борьбе различных группировок силовиков… Можно сделать вывод, что счет в борьбе группировок сравнялся – 1:1…» Вот типичная оценка происшедшего. То, что правоохранители работают на политический заказ, видится чем-то самоочевидным на всех уровнях, включая официальный.
Если упразднить политические споры там, где им положено происходить, они все равно найдут себе место, хотя бы и в судах. Но не слишком ли дорого за это упразднение платит общество, у которого в результате нет ни нормальной политики, ни нормального правосудия?