«Судебная система вмонтирована в вертикаль власти и выступает частью госаппарата, далеко не самой бескорыстной и просвещенной». О насущной необходимости судебно-правовой реформы пишет «The New Times».

Сергей Пашин, «The New Times», 07-13.07.2008

Сергей Пашин, федеральный судья в отставке, член Независимого экспертно-правового совета, заслуженный юрист РФ

Правосудие зародилось вне государства. «Народ приходит ко мне просить суда у Бога», — изрек Моисей. Библейский силач Самсон был судьей. Разочарованные в казенных судах германцы — рыцари и простолюдины — создали в Средние века Общество вольных судей.

Правосудие и независимость

Короли овладевали правосудием, чтобы представить себя не паразитами, проматывающими чужое добро, но покровителями подданных, говорящими с ними на языке права.

Демократические республики признают разделение властей. Задачей судов становится не служба режиму, но защита прав и свобод людей от его посягательств.

Независимость правосудия достигается в мире несколькими способами. Во-первых, созданием касты несменяемых и хорошо оплачиваемых судей. Мантии надевают люди с безупречной репутацией и обширным опытом, как правило, бывшие адвокаты. Но правосудие — слишком серьезное дело, чтобы доверять его судьям, и к рассмотрению дел привлекаются представители народа: это второй эффективный прием ограждения независимости суда. В Англии более 90% дел разбирается магистратами, не получающими от короны жалованья. В Австралии, Канаде, США и еще полусотне государств есть суды присяжных; на постсоветском пространстве ими обзавелись Россия и Казахстан. В-третьих, огромная масса споров разрешается с помощью общественных институтов: третейских судов, посредников-волонтеров.

Правосудие и вертикаль

Однако де-факто власть в России не разделена. Судебная система вмонтирована в вертикаль власти и выступает частью госаппарата, далеко не самой бескорыстной и просвещенной. В начале XXI века государственные люди хотели превратить кодексы в «инструкции для правоприменителей» и поставить судей под жесткий контроль. В итоге упрочились рычаги управления судебной системой чуждыми ее природе методами. Были сохранены показатели, характеризующие судью: количество «отписанных» им дел, доля отмененных его решений. Так оценивается работа мастерового: сколько табуреток сколотил, сколько их забраковал ОТК.

Взамен свободы судьям установили заманчивое денежное содержание, подтвердили советские льготы, солидные деньги вложили в обустройство судов. Рост жалованья делает судейские должности коррупционно притягательными, а также упрочивает зависимость судьи-труженика от председателя суда, по прихоти которого он может с позором лишиться куска хлеба. Судьи, осмелившиеся критиковать председателя, изгоняются из системы с «волчьим билетом».1

От народа судебная система не зависит. Даже мировые судьи ни в одном регионе не избираются населением. Ежегодно поступает около 30 тысяч жалоб на судей, но треть из них вообще не рассматривается; возбуждение дисциплинарного производства зависит от хотения председателя суда. С присяжными слушается ничтожная доля уголовных дел (в 2007 году — всего 606 из 1 185 000 поступивших в суды дел).

Россияне доверяют гаранту Конституции не меньше, чем советские люди полагались на вечно живого Ленина, которому даже писали челобитные в Мавзолей. Но контроль судебной системы сверху означает отсутствие судебной власти. И кто станет контролировать контролеров?

Деформация правосудия

Усиление контроля над судом извне — путь тупиковый. Режим обязан выпустить суды из своих недр на свет божий.

Однако отпочковавшийся от государственного тела отросток не превратится сразу в носителя правовой культуры. Независимость вдруг избавленного от опеки суда не гарантирует правосудности его актов. Легче всего сказать вооруженным «вертушками» обличителям «телефонного права»: «А вы не звоните!» Но судья и сам не прочь получить указания. Председатель суда распределяет важные дела судьям, чувствующим, куда повернуть дышло. В судейской среде популярна поговорка: «Если не знаешь, как решать дело, решай его по закону».

Нормы, придуманные для защиты человека, у нас обращаются против него. Суд присяжных действует в России с декабря 1993-го. Не прошло и года, а подсудимым запретили упоминать при присяжных заседателях о применявшихся к ним пытках. Стоит подсудимому сказать, что «на момент его допроса на предварительном следствии он бы признался в распятии Христа» — и оправдательный вердикт отменяется.

Судебная система не обеспечивает пострадавшим восстановления в правах. Присужденные им суммы взыскиваются реально менее чем в половине случаев. Более двух третей вынесенных Европейским судом решений по жалобам российских граждан имеют сюжетом нарушение Россией права на справедливый суд.

Правосудие и судьи

Архивы донесли до нас ссору двух бояр. Один из них плакался Алексею Михайловичу, что недруг обозвал его холопом. «А я не его холоп, — писал челобитчик, — а твой холоп». Самоощущение судьи как «государева слуги» подкрепляется вздорной дисциплинарной практикой. Так, московский судья Александр Меликов был уволен с формулировками: «настойчив в разъяснении права на примирение»; назначает «странно мягкие» наказания. Милосердным судьям устраивают показательные порки. Полномочия ряда судей были прекращены за освобождение обвиняемых из-под стражи.

Поведение рядового судьи определяется двумя факторами. Во-первых, он обслуживает конвейер, и быстрота в глазах руководства важнее справедливости. Во-вторых, судья воспринимает себя хранителем казенного интереса. В России в прошлом году доля оправдательных приговоров составила 0,8% (при самодержавии оправдывали более 25% обвиняемых; при сталинской тирании — почти 10%); затем из них отменили 37%. Судья понимает, какое решение безопаснее, а потому (цитирую председателя Мосгорсуда) «судьи при вынесении приговоров просто сканируют куски из обвинительных заключений».

Российская судебная система пирамидальна, причем ее «вершки» — председатели судов — совмещают и процессуальную, и дисциплинарную власть; нижестоящие коллеги беззащитны перед ними. Органы судейского сообщества служат проводниками воли председателей судов, а эти последние являют хватку современного бюрократа в сочетании с патриархальными нравами старосветского помещика. Честный конкурс на замещение судейских вакансий отсутствует; кумовство тут правит бал.

Эксперты Transparency International установили, что ежегодный теневой доход продажных судей в России составляет не менее $210 млн. Тем не менее судей, возвышающих голос против коррупции, травят. Так, в Смоленске наказали судью М., который в интервью местной газете обратил внимание читателей на проблемы судебной системы России: коррупцию, закрытость судов от общественного контроля.

Не опасно ли такой судебной системе и таким судьям доверить судебную власть?

Судебная деятельность переплетается с работой правоохранительных органов и адвокатуры. Особый колорит правоохране придают агентурные разработки, выколачивание признаний, «оперативное сопровождение» судебных процессов. Многие адвокаты развращены угождением следствию в ущерб доверителям («черная адвокатура»), посредничеством в подкупе судей. Добросовестные правозаступники лишены средств для параллельного расследования. Эти проблемы надо решать одновременно с вопросами судебной системы.

Преобразования «сверху»

Романтический период судебной реформы (1991–1996) не увенчался возрождением судебной власти — слишком велика оказалась сила отторжения в бюрократической среде. Расправные установки казенных юристов и обслуживающей их «красной профессуры», гулаговские технологии правоохраны деформировали нововведения. Начальство быстро сориентировалось и подмяло под себя едва проклюнувшиеся ростки самоуправления внутри судейского сообщества.

В дебатах о судебной реформе должна сказать слово правовая общественность: ученые, правозащитники, судебные репортеры. Сегодня, как и в 60-е годы XIX столетия, для проведения реформ недостаточно чиновничьего усердия: задача такова, что лежит за рамками их компетентности. Поэтому судебная реформа должна развиваться по сходящимся направлениям; государство и гражданское общество обязаны обменяться рукопожатиями. В перспективе суды стали бы, подобно адвокатуре, доспехом, правовой оснасткой гражданского общества.

Нужно постепенно передавать судебной системе судебную власть, отказываясь не только от попыток влиять на суды, но и от каналов, обеспечивающих такое вмешательство потенциально.

Однако камнем преткновения реформы неизбежно будут судейские начальники, которым комфортнее жить в командной системе отношений, и те судьи, подчас малообразованные и ангажированные силовыми структурами, которые сделали карьеру на отстаивании «государственного интереса» и готовности «взять под козырек».

Конечно, чиновник не превратится от уговоров в правового судью. Изменения менталитета судейского корпуса можно достичь использованием известных технологий: распространением суда присяжных, введением ювенальной юстиции. Тогда образуется прослойка людей, связывающих свою судьбу с нововведениями и готовых отстаивать их.

Суд присяжных в России не исчерпал своих возможностей. Обвиняемый должен иметь право на это средство защиты и по делам, рассматриваемым районными судами. Вердикт суда присяжных должен быть неколебимым, а оправдание этим судом — окончательным.

Судебную систему стоит децентрализовать и специализировать. Ювенальные суды предстоит создать по международным стандартам, то есть не как органы, карающие провинившихся подростков в назидание их сверстникам, но как механизм, «обеспечивающий его или ее благополучие».

Коренным образом нужно изменить критерии оценки судов и правоохранительных органов, отчетные показатели.

Мнение правозащитных организаций следует запрашивать и учитывать при отборе судейских кадров. Не лошади очистили авгиевы конюшни. Поэтому, назначая на руководящие посты судей, положительно зарекомендовавших себя в деле защиты прав человека, нужно смелее облачать в мантии молодых свободомыслящих юристов: адвокатов, преподавателей вузов. Председатели судов могут в «судебной республике» быть первыми среди равных, но не начальниками.

Правосудие «снизу»

Гражданскому обществу необходимо добиться прозрачности. Правозащитникам известны достоинства и недостатки мировых и районных судей, и эти факты должны стать достоянием прессы, депутатов, президентской администрации. Надо укреплять и параллельные институты, наделенные судебной властью, например, третейские суды.

Говорят, однажды в Италии несправедливо осудили пекаря, и высеченная на камне фраза «Помни о пекаре!» с тех пор находится перед глазами судей. Лозунгу александровской судебной реформы «Правда и милость да царствуют в судах!» полтора века. Хорошо бы его поместить пред ликом российских властителей и судей — как зеркало их совести.