СМИ с помощью экспертов продолжают разбираться в сигналах «сверху».

Эхо Москвы, Власть с Евгением Киселевым, 30.05.2008
Гости: Игорь Юргенс
Ведущие: Евгений Киселев
<…>
Е. КИСЕЛЕВ: Мы продолжаем программу "Власть" на телеканале RTVi и волнах "Эха Москвы"
<…>
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИГРЫ
С. АЙМУРЗАЕВ: "В советские времена иностранные журналисты, аккредитованные в Москве, и дипломаты пытались судить о раскладе сил за кремлевской стеной по тому, в каком порядке поднимались на трибуну мавзолея партийные бонзы.

Прошла четверть века и власть снова закрыта, политика вершится втайне. Однако некоторые признаки, сродни тому, советскому, все-таки есть. В первую очередь это кадровые перестановки. Ясно, что с приходом Дмитрия Медведева никакой кадровой революции случиться не могло, но некоторые знаковые вещи все-таки произошли. Наиболее одиозные фигуры из числа силовиков – главный кадровик Виктор Иванов, руководитель секретариата президента Игорь Сечин, бывший генпрокурор и министр юстиции Владимир Устинов – не то чтобы даже были понижены, но переместились по горизонтали на новые посты, где уже могут не обладать прежним влиянием. С другой стороны, явно преувеличивают те, кто говорит, что Медведев не сумел произвести никаких собственных назначений в высших эшелонах власти. Его люди там появились. Это Константин Чуйченко, новоиспеченный помощник президента и, что немаловажно, начальник Контрольного управления администрации, Наталья Тимакова, которая стала пресс-секретарем Дмитрия Медведева, а до этого несколько лет обеспечивала пиар будущего президента, и Аркадий Дворкович, едва ли не самый либеральный экономист из допущенных к власти, который стал помощником президента и его шерпой в "группе восьми".
Знаковыми можно смело назвать не только назначения, но и некоторые события последних дней и недель. К примеру, решение Конституционного суда по делу главы фонда "Образованные медиа" Мананы Асламазян, которой грозил тюремный срок за ввоз в страну незадекларированной валюты. Решение Конституционного суда, который в последнее время не отличался смелыми, идущими вразрез с политикой партии постановлениями, оказалось абсолютной неожиданностью. Ведь дело Мананы Асламазян — чего, собственно, никто и не скрывал — было политическим. Ее фонд, получавший в прошлом поддержку от Михаила Ходорковского, был обречен на уничтожение. А то, что за Асламазян в свое время вступились более 2,5 тысяч журналистов, в том числе и незамеченные прежде в правозащитной деятельности и вполне лояльные власти, — лишнее доказательство политической подоплеки преследования. А тут – решение Конституционного суда.

Еще один косвенный признак, который нельзя было не заметить — неожиданное прозрение, произошедшее с государственными СМИ, в первую очередь с информационными агентствами, которые впервые за долгие годы выпустили сообщения о ежегодном докладе правозащитной организации "Эмнисти Интернешнл", более того, ленты новостей передали крамольное по путинским временам сообщение о письме правозащитников президенту с призывом соблюдать права человека.

Интересно, что генпрокурор Юрий Чайка, видимо, почувствовав новые дуновения, выступил с резким заявлениям в адрес Следственного комитета, что его сотрудники, незаконно преследовавшие граждан, будут вынуждены просить у невинно обвиненных прощения и платить им компенсации. Понятно, что это конфликт Юрия Чайки со Следственным Комитетом и его главой Александром Бастрыкиным, но все же...

Еще один маленький знак перемен – демонстративная встреча Дмитрия Медведева с председателем Союза журналистов Всеволодом Богдановым. Ведь Союз журналистов много лет считался в Кремле чуть ли не оппозиционной организацией. Именно поэтому в противовес ему был создан ручной "Медиа-Союз". Но, вот, ведь Медведев встречается не с его руководителями, а с Богдановым, хотя, может быть, встреча эта стала возможной лишь после того, как главный критик власти в Союзе журналистов Игорь Яковенко покинул руководящий пост. И, наконец, еще один признак — создание нового мозгового центра, работающего на нового хозяина Кремля – Института современного развития, с которым сотрудничают многие последовательные критики власти, например, Александр Аузан, Евгений Гонтмахер, Евгений Ясин и другие. Возглавляет же институт вице-президент РСПП Игорь Юргенс – один из тех, кто поддерживал Михаила Ходорковского в "деле ЮКОСа".

И, наконец, последнее. Ряд средств массовой информации сообщили, что некоторое время назад один из главных политинженеров, создавших партию "Единая Россия", Владислав Сурков, ставший первым замглавы администрации Медведева, собрал партийных аппаратчиков и объяснил им, что администрация президента будет по-прежнему будет играть ключевую роль в руководстве партией. Иными словами, окружение Дмитрия Медведева не собирается выпускать из-под контроля партию власти, и если кто рассчитывал, что проект будет работать исключительно на премьера Путина и его команду, то он ошибался".

Е. КИСЕЛЕВ: Ну а упомянутый только что в материале Игорь Юрьевич Юргенс, председатель правления Института современного развития, гость сегодня нашей студии. И вот я хотел спросить вас, Игорь Юрьевич, а вы вообще сколько раз в жизни встречались с Дмитрием Анатольевичем Медведевым?

И. ЮРГЕНС: Я не считал, потому что, в общем, не считаю, что такой подсчет к чему-то ведет…

Е. КИСЕЛЕВ: Ну, один раз, два…

И. ЮРГЕНС: Нет-нет, я встречался с ним неоднократно, но я не могу претендовать на какого-то рода близость к Дмитрию Анатольевичу. Но с 2000 года, когда он переехал в Москву и когда он, в частности, занимал пост главы администрации президента, а я работал в Российском союзе промышленников и предпринимателей, по долгу службы мы иногда встречались.

Е. КИСЕЛЕВ: И какое он на вас впечатление производит?

И. ЮРГЕНС: Это человек, который в третьем поколении из интеллигентной семьи, с хорошим юридическим образованием. И любой свой шаг он, по-моему, сознательно, а иногда уже и подсознательно проверяет на какой-то системе координат, которой является право в первую очередь – право, действующее, наверное, на данный момент. Поэтому хочу напомнить, что при нем, и это моя личная точка зрения, когда он был, в частности, председателем правления "Газпрома", оставаясь высоким чиновником в правительстве, а до этого в администрации, активы ЮКОСа, который был упомянут, на баланс "Газпрома" не перешли, они перешли на баланс другой организации – я думаю, в частности, и в результате юридического склада ума Дмитрия Анатольевича Медведева.

Е. КИСЕЛЕВ: С другой стороны, именно в ту пору, когда Дмитрий Анатольевич Медведев возглавлял администрацию президента, осуществлялись, скажем так, непопулярные в либеральных кругах политические реформы, например, реформа законодательства, отказ от выборности губернаторов, то есть политические решения проводились, которые вызвали массу критики, ну, со стороны либерального крыла. И как это вяжется с тем, что сейчас многие сторонники Дмитрия Анатольевича пытаются позиционировать его как такого убежденного либерала – вот, он говорит о свободах, и хорошо, что говорит, но как-то неувязочка получается.

И. ЮРГЕНС: Я понимаю ваш вопрос. Во-первых, руководитель администрации еще не президент страны, раз, и даже не председатель правительства, и не спикер, и так далее, то есть не самое высшее должностное лицо. Во-вторых, по каждому из вопросов, которые вы поднимали, есть свой логичный ответ, который говорит о сложности России как государства. Вот вы подняли вопрос о вертикали власти. А что было делать тогда, когда юг России захватывали клан за кланом, известные вам? Когда на севере России, малонаселенный, совершенно демократическим способом 200 тысяч населения избирало губернатором одной из самых богатых нефтеносных губерний бандита и не давало его переизбрать? И так далее. То есть с вертикалью власти есть большие вопросы, к этому надо возвращаться. К выборности, безусловно, когда-то мы вновь и в этом звене, абсолютно уверен, придем. Вот все антилиберальные, непопулярные среди интеллигенции вопросы сейчас увязать с деятельностью Медведева на посту главы администрации просто невозможно. С другой стороны, я, как свидетель тех сложных времен и боев, могу вам сказать, что когда горячие головы предлагали после "дела ЮКОСа" список эдак в человек, ну, не знаю, переваливающий за тысячу, чтобы последовать этим путем, и когда мы стали в Российском союзе промышленников и предпринимателей, в других организациях показывать, к чему это приведет, к чему это уже привело после одного случая, с точки зрения инвестклимата, который, вы знаете, до сих пор это дело является, мягко скажем, невыигрышным для облика России и аукается нам, так вот, когда этот список был расширен до катастрофических, с моей точки зрения, величин, один из тех, кто внимал нам, и правильно транслировал, как минимум, если не убеждал, это я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, был, безусловно, Дмитрий Медведев. Поэтому я слушателям "Эха" и зрителям RTVi, которых, безусловно, считаю либеральными, я не могу сказать, что к власти пришел рафинированный либерал. В России не может придти к власти рафинированный либерал, потому что страна по определению нелиберальна. И те сигналы, которые от своего собственного населения, народа, получает президент, они иногда на 70 процентов антилиберальны, и это надо учитывать. Но у человека должна быть миссия, он должен понимать, куда он ведет эту страну, а ведет и должен, наверное, вести к модернизации…

Е. КИСЕЛЕВ: Я бы сказал, политическая воля еще нужна, потому что полномочия у президента колоссальные, но готов ли он ими воспользоваться?

И. ЮРГЕНС: Абсолютно точно. И тем не менее это не человек в вакууме и в одиночку он сделать этого не может. Хочу напомнить, что Владимир Путин сменил на посту премьер-министра Касьянова через сколько лет? Хотя не испытывал к нему, наверное, внутренней симпатии с самого начала. Волошин, так далее. То есть все те назначения, которые оставались после Ельцина…

Е. КИСЕЛЕВ: Ну, практически весь первый срок Владимир Владимирович Путин работал с тем премьером и тем главой администрации, который был ему, что называется, спущен первым президентом.

И. ЮРГЕНС: Бескровная смена команд в Российской Федерации, такая, которая не помешала бы процессу модернизации, реформирования, законодательным инициативам, она будет занимать некоторое время. Поэтому, с моей точки зрения, тот факт, что наши своеобразные российские "праймериз", которые мы наблюдали фактически в течение года, если не больше, когда кандидатами были Медведев и Иванов, с абсолютно равными хронометражами на первом, втором, третьем каналах телевидения, в общественном мнении, в поездках по стране, то есть равный старт двух равных кандидатов, рассчитанный, безусловно, не на большие выборы, а на проверку общественного мнения среди тех кругов, которые важны для власти потом, когда она уже формируется, мне кажется, Медведев ее выиграл как в глазах президента, которому предстояло принять это решение – не будем лукавить, это не население, так и в глазах элит, хотя элиты очень сомневались – я был свидетелем многих разговоров в разных инстанциях, кругах, клубах либеральных и не либеральных, говоривших о том, что все-таки государство мы военное, с военным прошлым и военным будущем, мы государство во многом полицейское, мы государство во многом несвободное, какой же там Медведев, конечно, это Иванов. Люди были очень убежденные среди тех политологов, в том числе которые сейчас говорят, что они с самого начала знали, что выиграет Медведев. Поэтому я хочу сказать, что…

Е. КИСЕЛЕВ: А почему выиграл Медведев, простите, как вы думаете?

И. ЮРГЕНС: Я думаю, что как результаты самих этих своеобразных "праймериз", так и, может быть, результаты каких-то конкретных действий. У одного были национальные программы, у другого, например, был ГЛОНАСС.

Е. КИСЕЛЕВ: А мне приходилось слышать такую точку зрения, знаете, что назначают того, кто не демонстрирует страстного желания быть назначенным, и что Дмитрию Анатольевичу удалось позиционировать себя так, что его амбиции не прочитывались, а у Сергея Борисовича Иванова иногда, как говорится, на лбу было написано, что он очень хочет стать президентом, хотя он и говорил, что "ой, чур меня, никогда, ни за что".

И. ЮРГЕНС: Я не думаю, что главный организатор "праймериз" Владимир Путин имел какие-либо иллюзии по этой части. Мне кажется, что был дан равный шанс, шел зондаж точек зрения основных кругов в нашем обществе, от которых зависит многое, и вот таким образом выиграл Медведев.

Е. КИСЕЛЕВ: Но есть точка зрения, что Путин остался на посту премьер-министра, и мы сегодня об этом говорили, для того, чтобы демпировать негативное влияние на молодого, неоперившегося, так сказать, еще президента со стороны тех сил, которые очень не хотели его назначения – силовиков, спецслужбистов, людей, которые исповедуют откровенно антилиберальные взгляды и подходы.

И. ЮРГЕНС: Я абсолютно с этим согласен. Это, скорее, льет воду на мельницу моей теории, которую, собственно говоря, мы с вами уже обсудили. И я думаю, что рационализм Путина – это очень большая гарантия того, что сценарий может развиваться именно так. Но еще раз возвращаюсь к какой-то гражданской активности и позиции людей – те люди, которые приходили ко мне иногда, узнав, что я стал активно заниматься национальными проектами, порученными Медведеву, и спрашивали моего совета, я им давал именно такой: когда они говорили "нет, все-таки Иванов, это государство…", я говорил "ребят, зависит это от нас, и если будут успехи, если будет поддержка здравая, а не такая позиция "я сижу на заборе и мне на это государство с большой колокольни", а я готов внести вклад в эту самую пресловутую модернизацию, улучшение условий жизни людей через создание соответствующих институтов, а не раздачу каких-то подачек или просто безумной траты денег и так далее, и если включатся все, кто хотят, безусловно, кто имеет гражданскую позицию, в этот процесс, то, наверное, мы будем способствовать именно такому сценарию постепенной передачи и власти, и полномочий, с одной стороны, с созданием устойчивой ситуации, когда не надо бояться силовиков, а, в общем, все довольно гласно может произойти на открытых выборах и так далее и тому подобное, но это светлое будущее, до которого мы, возможно, доживем, а, возможно, конечно…"…

Е. КИСЕЛЕВ: Хорошо, а скажите мне, пожалуйста, амбиции политические в достаточном количестве у Дмитрия Анатольевича имеются?

И. ЮРГЕНС: Я считаю, что в хорошем смысле амбиций у него, безусловно, достаточно. При этом, как мы говорили в молодости, "амбиции есть, а где эрудиция?", в данном случае есть и эрудиция, дополняющая эти амбиции. Поэтому мне кажется, что как стартовый момент для хорошего президентства у Медведева есть юридическое образование, которого не было долгое-долгое время, и настоящий практический опыт работы в этой сфере и опыт преподавания в этой сфере, что очень важно в таком, в общем, неправовом государстве, как наше. И опыт работы в различных эшелонах нашей власти, и многое другое. Плюс сам возраст…

Е. КИСЕЛЕВ: Молодость.

И. ЮРГЕНС: Молодость. Интернет-поколение, которое совершенно отлично от нас, прагматизм здоровый. В общем, я вижу много плюсов. Я не готов закрывать глаза на то, что этому противостояли многие, но…

Е. КИСЕЛЕВ: Игорь Юрьевич, извините, что я вас перебиваю, у нас буквально остается 3 секунд. Вопрос, который я задаю многим гостям, а вам не могу не задать, потому что вы к этому имели отношение в силу вашей деятельности в РСПП, как вы думаете, при Медведеве как-то изменится судьба Михаила Ходорковского?

И. ЮРГЕНС: Я очень хотел бы на это рассчитывать. Дать вам однозначный ответ не могу, потому что, как говорит один мой знакомый, "вопрос не по зарплате".

Е. КИСЕЛЕВ: Но он будет игнорировать призывы, которые идут в его адрес?

И. ЮРГЕНС: Я думаю, что он не игнорировал ничего с самого начала и не будет игнорировать и впредь, но, поверьте, конечно, подтвердите, что это зависит от стольких обстоятельств сейчас, что ни вы, ни я однозначного ответа на этот вопрос не дадим.

Е. КИСЕЛЕВ: Ну что ж, мне остается только напомнить, что до окончания тюремного срока Михаила Ходорковского остается 1242 дня. На этом все. Я прощаюсь с вами.

«Эхо Москвы», Суть событий с Сергеем Пархоменко, 30.05.2008
Эфир
Ведущие: Сергей Пархоменко
С.ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер. 21 час и почти 6 минут в Москве. Это программа «Суть событий» и я, Сергей Пархоменко. Мы с вами обсуждаем события недели, как всегда, в это время и в этот час.
<…>
Ну вот. Давайте всерьез. Давайте попробуем поговорить о событиях минувшей недели, как-то чуть-чуть приподнявшись над ними и попробовав что-то такое обобщить. Очень много разговоров, если суммировать, что у нас какая-то такая оттепель. Я даже прочел очень забавную заметку моей очень хорошей знакомой, даже я бы сказал моего друга Иры Ясиной. Она пишет в Интернете в своем дневнике, что она участвовала в одном событии и случайно слышала, как человек рядом с ней кому-то другому говорил по телефону – дескать, приезжай, у нас тут оттепель – Ира Ясина сидит в президиуме. Да, действительно. Вот видите, человек, на котором такое страшное черной пятно, как работа в ЮКОСе, как руководство знаменитой филантропической организацией под названием «Открытая Россия», как разного рода высказывания в прямом и кривом эфире на разные темы, на которые на протяжении нескольких лет не принято было говорить людям, которые озабочены своей карьерой и своим местом в сложившейся властной системе и своими контактами с разного рода большими начальниками. Ну вот. А тут вдруг Ирина Ясина оказалась где-то на виду, на сцене.
Ну есть вроде и более масштабные события. У нас президент говорит – «Лучше свобода, чем несвобода». Видите, так до сих пор только мы с вами это говорили, на протяжении пяти лет долбили в одну точку: свобода – это вещь нужная, свобода человеку важна, если человек говорит «Мне свобода ваша нипочем не нужна», значит, этот человек не понимает чего-то важного, говорили мы с вами тут много-много раз. Гляди-ка – президент тоже заговорил примерно этими же словами. А кроме того у нас Конституционный суд совершенно неожиданно, целевым образом фактически постановляет, что пора бы изменить Уголовный Кодекс и убрать одно из абсурдных его положений и таким образом снимает преследования глубоко несправедливые, я бы сказал бессовестные, с Мананы Асламазян – человека чрезвычайно известного в журналистском сообществе, человека, сыгравшего вместе с организацией, которую она создавала и много лет возглавляла, огромную роль, без преувеличения огромную роль в развитии журналистской профессии. И вот теперь, вслед за тем, как журналистская профессия в значительной мере перестала существовать в России, теперь и она пострадала и фактически была выдавлена в эмиграцию, фактически ее вынудили бежать из страны. Потому что никому не хочется подвергнуться жестоким, бессмысленным и беспричинным с точки зрения закона преследованиям. А на самом деле причина их очень очевидна – эти преследования носят отчетливый, во-первых, политический, а во-вторых демонстрационный, педагогический характер. Это демонстрация для тех, кто еще по-прежнему пытается, точнее пытался что-то там дергаться. Так вот, Конституционный суд вдруг откуда ни возьмись принимает решение, которое в общем даже как бы позволяет Манане Асламазян вернуться и ничего не опасаться здесь, не опасаться вот этих вот беззаконных преследований. Ну, правда, организация ее разрушена. Ее не вернешь, не отстроишь. Ну, можно попробовать, но это будет чрезвычайно сложно, как всегда сложно отстраивать разрушенное.

Или вот, например, масса еще всяких прочих событий. Тут люди смотрят информационные программы – например, на НТВ, - и поражаются тому, что там вроде даже какие-то новости, там вроде даже какой-то разумный порядок этих новостей, вроде создается какая-то понятная, адекватная информационная картина дня. Что это такое? Еще вчера это было совершенно невозможно.

А вот Академия наук голосует и отказывается избрать академиками людей, на которых верховный экс-президентский, ныне премьер-министерский перст указывает как-то вполне в упор, и вроде как это непосредственно противоречит ясно высказанной воле. А кроме того, еще во время дискуссии произносятся всякие слова по поводу того, кому пристало быть академиком, а кому не пристало быть академиком, с кем стыдно находиться в одной академии, а с кем не стыдно. Ну и множество еще вот таких событий.

Да, видимо, поступила команда, как говорят многие мои коллеги. По всей видимости, даны знаки, сделаны жесты. И вот вам – пожалуйста, изменение порядков налицо, потепление климата, размягчение нравов и прочее. Знаете, что я вам скажу? Я, пожалуй, иначе трактую все эти событий. Мне кажется, что никакой особенной команды не поступило. Мне кажется, что не прошло никаких указаний. Я технически не представляю себе, каким образом можно дать указания вот этим самым голосующим академикам. Вот как им можно дать понять или каким-то образом просигнализировать, что вот они теперь могут голосовать, как хотят? Разослать им письма, позвонить им загадочным голосом по мобильным телефонам? Или что? Или как-то ходить по рядам и что-то такое шептать им на уши, когда они собираются вместе? Или Конституционному суду – вот представьте себе, каким образом ему было сказано «Теперь можно». Вот этот сигнал как был ему подан? Ну просто чисто технически – вот как вы себе это представляете? Знаете, когда я был журналистом, мне приходилось довольно часто таким вот вопросом отвечать на разные обвинения противоположного свойства, когда мне говорили, что такая-то газета или телекомпания или журналистский цех в целом устроил заговор против кого-то или чего-то и каким-то образом кого-то преследует, создает какую-то кампанию, ведет какую-то войну и так далее. Я довольно часто такие разговоры останавливал простым вопросом – вы опишите мне, пожалуйста, как вы полагаете себе технически эту процедуру? Вот вы считаете, что журналистов такого-то телеканала проинструктировали и приказали им – вы скажите мне, вы как себе представляете процедуру инструктажа? Это как? Их собирают в одной комнате и произносят им речь или под подпись раздают приказ? Или из-под полы дают прочесть мелким почерком написанную бумажку? Или рассылают электронное письмо? Как это все выглядит? Вот когда задашь такой вопрос, сразу какая-то абсурдность ситуации проявляется. Она проявляется и тут. Я, коротко говоря, не верю. Не вижу никаких механизмов, которые позволили бы организовать эту самую оттепель. Грубо говоря, я не понимаю, кому надо было отдать приказ посадить Иру Ясину в президиум на этом самом мероприятии, о котором идет речь. Или кому надо было дать разрешение. Или кто обратился куда за этим разрешением, и ему там милостиво кивнули головой. Я думаю, что это все объясняется другим. Я думаю, что у нас с вами налицо еще одно ясное, наглядное доказательство того, что режим страха, режим бессмысленного повиновения, который установился во многих областях общественной жизни у нас в России на протяжении нескольких лет, - продукт в значительной мере авторуководства, самодавления, самозапугивания. Я много раз говорил о том, что я не вижу в стране цензуры в тех масштабах, о которой даже в журналистской среде принято шепотом говорить. Я считаю, что огромное большинство моих коллег сами насмерть перепугались. Ну, было чего перепугаться, это правда. Это было действительно сделано в начале путинского правления - несколько демонстративных и жестоких шагов. И они произвели большое впечатление на многих. Но прошло время, и эти события, как ни смешно, забылись. Мало кто помнит про историю с разводом НТВ и разгромом НТВ и последовательным удавлением ушедшей с НТВ телевизионной команды еще на трех телеканалах последовательно в разных местах, где они появлялись. Мало кто помнит закрытую газету «Сегодня». Мало кто помнит 100-процентный локаут редакции журнала «Итоги». Мало кто помнит разные уголовные дела против редакторов, которые заводились. Мало кто помнит блокады, которые устраивались тем или иным органом печати со стороны типографий или крупных рекламных агентств, которые получали прямое указание – прекратить сотрудничество. Задушили голодом, что называется. Это все забылось. А осадок остался, впечатление сохранилось, страх застрял как-то в душах моих коллег бывших. И похожие процессы произошли еще много где – они произошли и в чиновничьей среде, они произошли и в бизнес-среде после дела ЮКОСа и еще пары разных дел – банка «Нефтяной», например, и так далее. Они сохранились, эти же эффекты, и в среде творческой интеллигенции. И такое количество трусливых, лизоблюдских, жалких попыток подлизаться к власти, как среди театральных актеров, писателей, киноактеров, ну просто трудно себе представить. Трудно себе представить, что люди с такой готовностью сами бросились бы вытягивать свои языки в направлении разных отверстий неожиданных на телах своих начальников. Испугались. Но ощущение того, что тут что-то неправильно, что жить с этим страхом не нужно – хотя, как ни странно, иногда жить со страхом легче, сам себе как-то объясняешь – «Ну а чего такого? Я боюсь, я слабовольный, я не герой. Не всякий человек должен жить на баррикаде. Что вы от меня хотите? Я – обыкновенный обыватель, отстаньте все от меня». Так вот, ощущение, что тут что-то не так, тут что-то неправильно, оставалось. И в какой-то момент так же точно, как люди надумали себе эту угрозу и этот страх, вот так же точно люди сейчас некоторые намечтали себе «оттепель». И произошло некоторое такое согласованное движение. Я несколько раз уже по разным поводам вспоминал здесь в эфире знаменитую из Стругацких, по-моему, такую смешную историю про то, как некий человек возбуждал вокруг себя всякие поразительные, невероятные совпадения. И вот однажды вода в стакане, частицы которой, как известно, находятся в непрерывном движении броуновском, выпрыгнула из этого стакана сама, потому что вдруг, чисто случайно, в результате невероятного стечения обстоятельств крайне маловероятных молекулы всей этой воды вдруг как-то все двинулись в одну сторону. И вода выпрыгнула из стакана. Есть гораздо более серьезные научные опыты – я даже однажды участвовал в одном таком: несколько человек посадили в ряд (я еще был пионером в «Артеке», и вот мне демонстрировали этот замечательный психологический парадокс) и дали нам в руки по такому простейшему приборчику с ручкой, с таким колесиком – поворачиваешь налево, стрелка идет налево, поворачиваешь направо, стрелка идет направо – там напряжение меняется. А все эти приборчики соединены в одну цепь. Мы не видим друг друга, мы сидим за перегородочками, отделенные друг от друга. Ну и вот каждый начинает… Задача – всем загнать эту стрелку на «ноль». И вот все начинают крутить эту ручку, и стрелка начинает скакать в разные стороны. Потому что приборчики наши все соединены, и стрелки все скачут хаотично, потому что каждый крутит по-своему. В таком же точно опыте, я думаю, многие из вас невольно участвовали, когда стояли в какой-нибудь общественной душевой под душем, когда каждый крутит свой кран и на всех льется то ледяная вода, то кипяток. А потом вдруг в какой-то момент два или три человека – иногда случайно, а иногда все-таки сообразив, в чем дело и как-то голосом подав друг другу команду или просто как-то хорошо чувствуя друг друга, вдруг слаженно поворачивают это колесико, и возникает некое ритмичное движение, к которому присоединяются все. И вдруг у всех все получается одновременно – вдруг раз, и все эти стрелки двинулись в нужную сторону. Потому что одновременно и слаженно все повернули свое колесико или одновременно и слаженно все повернули кран под душем. Известно, что эта душевая история кончается быстро, если среди моющихся находится один умный, который выворачивает свой кран на полный кипяток и выходит просто из душа, спокойно стоит и ждет, пока все остальные настроят себе воду. Потому что когда он пустил у себя полный кипяток, у всех стала холодная – значит, все повернули одновременно свой кран в одну и ту же сторону. И вот оно, это слаженное движение. Тогда он возвращается в свою кабинку и настраивает воду себе. Аплодисменты. Вот примерно то же самое, мне кажется, начинает происходить и здесь. Люди в какой-то момент поверили одновременно, что сейчас будет можно. И на какое-то мгновение немножко меньше стали бояться. Судьи проголосовали, как хотели. Академики проголосовали, как хотели. Иру Ясину посадили в президиум. На телевидении расставили новости в правильном порядке. В газете поставили передовицу не самую лживую. И так далее. И получилось. Основным лозунгом современности сегодня является простой, по-моему, призыв – «Не бздеть!» Не бойтесь сами. Вот вам, собственно, и весь анализ того, что происходит в последнее время.

Мне кажется, что против такого лома массового, если поднимется ощущение, что бояться не надо, что инструментов давления в реальности нет, что инструментов контроля в реальности нет, и не надо никакого «Русь, к топору!» Не надо никаких демонстраций, не надо никаких выходов, не надо ничем размахивать. Каждому спокойно можно делать свое дело. Можно попытаться психологически вернуться к ощущению до страха. Надо просто, чтобы отпустило глотку чуть-чуть. По-моему, это важно. И это может дать очень серьезный результат. Я не думаю, что это приведет к каким-то могучим общественным переменам немедленно, но мне кажется, что это может очень сильно вправить людям мозги и заставить их посмотреть на свою собственную работу, на свое собственное дело, на свое собственное отношение к жизни чуть по-другому. Заставит их на минуточку выйти из этой кабинки, в которой льется то кипяток, то ледяная вода, и спокойно, разумно обдумать происходящее, осмотреть, что рядом. Вернуться и повернуть кран в нужную сторону. В ту самую сторону, в которую ты всегда его крутил. Пока еще кипяток тебе на голову не лился. Это работает, как выясняется.

Ну вот. Это такие общие слова, которые я хотел бы сказать. Если такой самый общий анализ произошедшего на протяжении общих недель покажется вам разумным, дайте знать с помощью пейджера, например. Точнее, смса – 7 985 970 4545. А не согласны – тоже скажите, что вы на этот счет думаете. Я думаю, что мы с вами поговорим об этом по телефону во второй половине программы.

Знаете, кстати, еще одно косвенное свидетельство происходящего? На меня произвела очень сильное впечатление история двухдневной буквально давности, когда в России появился человек по имени Леандро Деспуи – специальный докладчик ООН, который занимается проблемами независимости судей. Он сказал интереснейшую вещь – что в конечном итоге независимость судей зависит от них самих. Он это не придумал – он нам просто напомнил. Он просто нам указывает на эту совершенно очевидное примитивное обстоятельство, которое точно так же работает в судах, как оно работает в прессе. Как оно работает в профессиональном журналистском сообществе, в адвокатском сообществе, как оно работает в сообществе, например, нотариатском, что чрезвычайно важно в связи со всеми разговорами о… вот сегодня это, собственно, произошло – со всеми разговорами о борьбе с недружественными захватами и поглощениями. Знаете, кто важное очень лицо в этой профессии экономического грабителя? Нотариус. Который подписывает – за деньги, разумеется, или под давлением или от страху – огромное количество левых документов, которые, собственно, и позволяют осуществлять эти набеги. Нотариус, не бери денег. Все будет в порядке. В частности. Во всяком случае, сильно осложнишь этим профессиональным грабителям дело. Давайте на этом месте остановимся и после новостей продолжим разговор в программе «Суть событий» со мною, Сергеем Пархоменко. А я пока почитаю ваши смски. Новости.
<…>

Эхо Москвы, 31.05.2008
Правозащитники с острожным оптимизмом восприняли заявление премьера Владимира Путина о том, что Михаил Ходорковский может быть помилован
Заявление Путина о возможном сокращении срока заключения Ходорковского связано с желанием "повысить его собственный авторитет на Западе". Такое мнение "Эхо Москвы" высказала президент фонда "Холокост", - подписант писем в поддержку Ходорковского, Алла Гербер. А писатель Александр Проханов уверен, что с выходом бывшего-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского на свободу "может возникнуть реальная демократическая оппозиция".

«Эхо Москвы», 31.05.2008
Премьер-министр России Владимир Путин считает, что сокращение срока заключения бывшего главы компании "ЮКОС" Михаила Ходорковского возможно, если закон позволит это. Ходорковский в 2005 году был осужден на восемь лет лишения свободы за налоговые преступления и мошенничество. "Если закон позволит, то к этому нет никаких препятствий. Все зависит от конкретной ситуации и от того, как будут идти эти законом предусмотренные процедуры", - сказал Путин, отвечая в интервью французской газете Monde на вопрос о возможном облегчении условий содержания Ходорковского или сокращении срока его заключения. Решение по экс-главе "ЮКОСа" президент России Дмитрий Медведев должен принимать самостоятельно и только на основании закона, убежден Путин. "В любом случае мы - и когда я был президентом, и он сегодня - должны руководствоваться российским законодательством", - подчеркнул Путин.

«Эхо Москвы», Код доступа с Юлией Латыниной, 31.05.2008
Ю. ЛАТЫНИНА:
<…>
У меня еще тут вопросы по заявлению Путина о возможности помилования Ходорковского. Ну, во-первых, это очень половинчатое заявление газете "Монд". Это вроде того же самого заявления, что план Саакашвили хороший. Но вы знаете, ведь это произошло в момент, когда Ходорковского снова судят, и когда Ходорковский в преддверии этого суда дал интервью "Файненшл Таймс" и заявил, что Сечин отнял у него компанию из жадности, а судят его второй раз – из трусости. Это производит впечатление, особенно последовавшие комментарии людей типа Павловского, которые знают, с какой стороны пряник медом намазан. Это производит впечатление такой разводки – "ты, типа, не возникай, а мы дадим тебе маленький срок, а, может, и помилуем". Ответ – возникать надо, потому что эта публика всегда разводит и всегда кидает. Если ты соглашаешься с ее доводами, она считает тебя за лоха и воспринимает твою уступку как плацдарм для нового "кидка".

Еще несколько вопросов, очень интересных. Меня спрашивают, что происходит в ТНК-ВР? Напомню, что ее глава только что отказался уходить со своего поста под давлением российских акционеров. И вы знаете, меня что радует – что когда еще начались у ВР неприятности в России, я написала, что это не имеет никакого отношения к государству, что это внутренние разборки между акционерами, связанные с тем, что российская часть компании ТНК-ВР хочет получить больше контроля, и написала, что, по моим данным, за две недели до того, как в ВР поймали британских шпионов, и до того, как менеджерам ВР вдруг стали запрещать въезд в Россию, что-то у них было с трудовыми визами не то, так вот, я написала, что, по моим данным, за две недели до этого Путин встречался с одним из руководителей группы "Альфа", и руководитель группы "Альфа" жаловался, что, мол, ВР мешает работать, мешает развиваться, неправильно развивается компания.

И тогда даже половина моих друзей-бизнесменов посчитала это практически невероятным, потому что когда российская компания выступает против такого гиганта, как ВР, понятно, что у нее возникает гигантская головная боль на Западе, и в стратегическом плане она проигрывает. Но теперь это стало очевидным. Теперь это стало очевидным, что это вовсе не государство разбирается с ТНК-ВР, а одна половина акционеров с помощью государства разбирается с другой.

Эту половину акционеров даже можно понять и им посочувствовать, потому что, понимаете, какое дело – когда объединялись "Альфа" и ВР, это было вроде объединения Ходорковского и Абрамовича, ЮКОС-"Сибнефть". Они тогда оба пытались создать гигантскую компанию, которая будет международной, получалась синергия, взаимная выгода от этого объединения. А когда Ходорковского стали "есть", то Абрамовичу пришлось кинуть ЮКОС первым, потому что если бы он этого не сделал, то это было бы сочтено за признак нелояльности. Да и вообще, когда начинает отходить вокзал, надо хватать мешки. И с ТНК-ВР та же самая история. У нас такие гигантские претензии к британцам. Но чем государство предъявит претензии ко всей ТНК-ВР, думают "альфовцы", как я полагаю, лучше мы им предъявим эти претензии, скажем, что мы тоже разбираемся с Британией, используем еще государство для этого. То есть ребята оказались в форс-мажорной ситуации.
<…>

Дмитрий Камышев, «Власть», 02.06.2008
В российской судебной системе обнаружились признаки перемен. Обозреватель "Власти" Дмитрий Камышев полагает, что для простых россиян эти изменения могут оказаться полезными, но системе басманного правосудия в целом ничем не угрожают.
Для начала — три примера из недавней судебной практики.

12 мая первый заместитель председателя Высшего арбитражного суда (ВАС) Елена Валявина официально признала факт давления на суд со стороны администрации президента. Выступая на процессе по иску о защите чести и достоинства референта управления президента по кадровым вопросам Валерия Боева к теле- и радиоведущему Владимиру Соловьеву (см. "Власть" от 19 мая), судья сообщила, что Боев давал ей указания по одному делу, угрожая проблемами при переназначении на новый срок. Через неделю чиновник свой иск отозвал, а 26 мая производство по делу было прекращено.

20 мая стало известно, что председатель ВАС Антон Иванов подписал представление о лишении полномочий главы Федерального арбитражного суда Московского округа Людмилы Майковой. Согласно представлению, при получении квартир в Москве она "допустила действия, умаляющие авторитет судебной власти и причиняющие ущерб репутации судьи".

Наконец, 27 мая Конституционный суд удовлетворил жалобу бывшего главы фонда "Образованные медиа" (он занимался обучением региональных журналистов) Мананы Асламазян, которой было предъявлено обвинение в контрабанде валюты (подробнее см. стр. 21). Судьи вполне могли ограничиться тем, чтобы предложить законодателю устранить противоречия между Уголовным и Административным кодексами, но КС счел необходимым отменить оспоренную статью УК и потребовать пересмотра всех возбужденных на ее основе дел.
С одной стороны, каждый из этих случаев вполне вписывается в привычную для России практику решения спорных вопросов "по понятиям". К примеру, причиной неожиданной откровенности судьи Валявиной могло стать давнее противостояние между "питерскими юристами" и "питерскими чекистами": Антон Иванов был однокурсником Дмитрия Медведева по юрфаку ЛГУ, а Валерий Боев — подчиненным теперь уже бывшего помощника президента "чекиста" Виктора Иванова. Мотивы борьбы с силовиками можно усмотреть и в действиях главы ВАС по отношению к судье Майковой, которая в 2006 году встала на сторону Федеральной налоговой службы в ее конфликте с ВАС. Да и постановление КС по делу Асламазян выглядит не столь сенсационно, если поставить его в один ряд с другими его решениями, не отвечающими (по крайней мере, на первый взгляд) интересам исполнительной власти. В связи с этим можно вспомнить, в частности, разрешение гражданам прописываться на дачах и признание неконституционными норм, ограничивающих размер пособия по беременности.

С другой стороны, считать упомянутые факты типичными не позволяет их беспрецедентный характер. Председателем ВАС Антон Иванов стал в январе 2005 года, но на разоблачение телефонного права его подчиненные решились только после инаугурации нового президента. Случаев лишения полномочий глав федеральных арбитражных судов до сих пор тоже не было, хотя информацию о судейских злоупотреблениях СМИ публикуют регулярно. Что же касается КС, то его "своеволие" всегда ограничивалось не самыми громкими делами. В случаях, вызывавших, как и дело Асламазян, большой общественный резонанс (как процесс об отмене губернаторских выборов осенью 2005-го), судьи никаких вольностей себе не позволяли.

В связи с этим вышеописанные примеры неизбежно приобретают и второй смысл. Ведь в нынешней России наряду с открытыми Иваном Павловым двумя сигнальными системами (первая — реакции на зрительные, звуковые и другие раздражения, вторая — способность выражать эти реакции с помощью речи) работает и третья — своеобразный набор сигналов "сверху", по которым отдельные индивидуумы пытаются судить о том, как им действовать в той или иной сложной ситуации.

Эти сигналы вовсе не обязательно выглядят как прямые руководящие указания. Скажем, приказа "мочить олигархов" Кремль вроде бы не давал, но после разгрома ЮКОСа бизнесмены (и не только крупные) сами поняли, как себя вести. А фактического возвращения властей к риторике времен холодной войны оказалось вполне достаточно, чтобы чекисты на местах дружно начали отлов "иностранных шпионов" среди сотрудничающих с Западом ученых и общественников.

Ровно то же самое может произойти и теперь. Рядовые судьи могут и не знать тонкостей взаимоотношений между башнями Кремля, но они наверняка запомнят, что коллега Валявина открыто пожаловалась на давление со стороны исполнительной власти и ей за это ничего не было. Дело Асламазян может стать сигналом, что силовики в конфликтах с гражданами бывают правы далеко не всегда. Ну а судьбу судьи Майковой можно расценить как прозрачный намек на то, что будет с теми, кто сигнала не услышал.
Правда, на цивилизованную третью власть такая система все равно не очень похожа. Потому что правосудие "по сигналам" мало чем отличается от правосудия "по понятиям" — даже если в какой-то момент эти сигналы кажутся вполне демократическими.