На «Эхо Москвы» обсуждают состояние российской судебной системы. Эксперты отдельно останавливаются на проблемах, которые высветило «дело Алексаняна».

Леонид Никитинский, «Новая газета», 14.02.2008
Суд, пусть, может быть, и неискренне, но совершил чудо, каким в наше время является акт доброты на государственном уровне.

Поворот в "деле Алексаняна" может сделать правоохранительную систему хоть немного милосердной

Битва за перевод больного из тюрьмы в больницу завершилась половинчатой, но все же победой милосердия. В ней сошлись: по одну сторону фронта — российская и мировая общественность, по другую — "правоохранительные органы". Для ясности будем считать, что Симоновский суд Москвы оказался посредине и выбирал между аргументами формальной юриспруденции (позиция государственного обвинения) и доводами гуманизма, то есть права неформального. И суд совершил чудо, каким в наше время является акт доброты на государственном уровне. При всех оговорках, при всем скрипе этого движения, при том, что суд не столько склонился, сколько его "наклонили", что решение судей, может, и неискренне, — а все же подсудимый получил право выздороветь или уж умереть по-человечески. И это факт новый и неожиданный для России последних лет, до сих пор мы видели только, как ручеек милосердия иссякает (судя, например, по практике помилований, осуществляемых от лица президента), что подкреплялось и соответствующей риторикой.

Дай Бог мужественному человеку Василию Алексаняну поправиться и остаться жить. Это уже зависит не от общественности, не от суда, не от охраны у дверей палаты и даже, может быть, не от медицины. Мы же будем говорить не о судьбе Алексаняна, а о судьбе "дела Алексаняна". Теперь у него мало шансов окончиться обвинительным приговором — об оправдательном и прежде смешно было говорить. Но весь ход дела "ЮКОСа", нисколько не изменившийся, обязывал "правоохранительные органы" добиться, чтобы Алексанян был назван преступником — живой или мертвый. Технически это не было невозможно. Если никто не проявил милосердия к Светлане Бахминой с ее двумя малолетними детьми, если можно было вопреки закону отправить Лебедева отбывать наказание в Харп, если дело Пичугина рассматривалось в закрытом суде без ясных законных аргументов, если Мосгорсуд рассмотрел кассационную жалобу Ходорковского за один день, почему суд Симоновский, послав подальше защиту, не смог бы вынести Алексаняну приговор за неделю, чтобы он раньше не умер?

До сих пор "дело ЮКОСа" напоминало асфальтовый каток, несущийся с горы. А теперь из-за отсутствия обвинительного приговора Алексаняну в ровно уложенном непробиваемом асфальте образуется как бы трещинка, и для катка это прецедент почти невозможный.
<…>

Артем Вернидуб, Александр Раскин, Павел Седанов, «Русский Newsweek», 11-17.02.2008
В газете «Известия» светский обозреватель Божена Рынска пишет об успешных людях, а в своем блoгe - о бывшем топ-менеджере ЮКОСа Василии Алексаняне. Рынска на глазах превращается в борца с режимом: «Я очень верю, что придет время, когда [те, кто его сажал], будут наказаны, а заказчики этих издевательств - расстреляны». А пока ей одновременно неловко за свою газету, публикующую заметки под заголовком «Кто заразил СПИДом топ-менеджера ЮКОСа», и за протестующих пикетчиков, к которым она присоединилась с плакатом «Российское гестапо: эти люди убивают Алексаняна». «Чужая социальная группа, - говорит об участниках пикета Божена Рынска, - недвижущие силы общества».

С середины января движение в поддержку арестанта Алексаняна стало шириться, а на прошлой неделе его болезнь сама собой стала центральной темой. И вот Божена Рынска, пикетчики, объявивший голодовку его бывший шеф Михаил Ходорковский, другие активисты - все, кто открыто вступили за Алексаняна, празднуют победу. В четверг власти в лице Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) все-таки согласились перевести Алексаняна из СИЗО в больницу, где ему смогут оказать реальную помощь. Наблюдатели тоже согласны: это общественное мнение подтолкнуло государство вдруг сменить гнев на милость.
<…>
Осенью 2006 г. Алексаняну был постав¬лен диагноз: СПИД, первая степень, 3А. Но только в июле следующего года его повезли в Московский городской центр борьбы со СПИДом, где ему предложили назначить терапию. «Конечно, он согласился!» - говорит его адвокат Геворг Дангян. I Позиция же ФСИНа и сегодня состоит в том, что Алексанян сознательно отказывался от лечения. В октябре прошлого года врачи Центра диагностировали острую стадию ЗБ, лечить которую можно уже только в спецстационаре. И адвокат Дангян вспоминает, что следователь Логинов предложил тогда отпустить подсудимого под подписку о невыезде, но Басманный суд отказался. «Это закрутило всю ситуацию», - говорит Дангян. Месяц назад заболевание СПИДом получило огласку - об этом, раскрыв врачебную тайну, на заседании суда сообщил прокурор Владимир Хомутовский. Через неделю, выступая в Верховном суде, Алексанян взорвал бомбу, заявив, что ему предлагали дать показания в обмен на лечение и свободу. «Я объясняю, почему я до сих пор в тюрьме и для чего я сижу, умирая здесь, - говорил Алексанян. - Следователь Каримов... мне сказал: … если вы дадите показания [против Ходорковского и Лебедева], устраивающие следствие, то мы вас выпустим». Обвинения в адрес Ходорковского и Лебедева подсудимый назвал абсурдными.

Близкий к следствию источник Newsweek подтверждает: признайся Алексанян, что поручения по сделкам с активами «Томскнефти» и «ВНК» в 1998-1999 гг. ему давали Ходорковский и Лебедев, - он был бы уже на свободе.
<…>
Среди пикетчиков выделялась светский обозреватель Божена Рынска. Они ей не нравились. «Хочется, чтобы на защиту Алексанлиа встали налогоплательщики и профессионалы», - Рынска имеет в виду деловых людей, традиционно избегающих уличной политики. Ни один крупный бизнесмен не сказал ни слова в защиту бывшего топ-менеджера, которого журнал «Карьера» когда-то даже признал лучшим корпоративным юристом страны.
<…>

«НАЧИНАЕШЬ ЗАХЛЕБЫВАТЬСЯ...»

В числе других писатель Борис Акунин (Григорий Чхартишвили) подписался под поручительством на имя генпрокурора Юрия Чайки - с тем, чтобы Алексаняна перевели из СИЗО в клинику. Журналу «Русский Newsweek» Акунин объяснил, зачем он это сделал.

Думаю, я устроен примерно так же, как большинство. Мне нравится заниматься своим делом и не нравится думать о политике. Меня от многого тошнит в нашей политической действительности, но в конце концов я не общественный деятель и не правозащитник, а когда все сразу становятся общественными деятелями и правозащитниками, в стране происходит революция. До тех пор, пока степень (выразимся вежливо) маразма не достигает уровня шеи, можно делать вид, что ничего не происходит. Чай не швейцарцы, всякое на своем веку повидали. Но бывают моменты, когда начинаешь захлебываться. История с Алексаняном как раз из этого разряда, Я мало интересуюсь экономическими преступлениями. Виновен этот человек или нет, я не знаю. Судя по тому, как достойно он себя ведет, вряд ли. Но дело даже не в этом. Невозможно наблюдать, как государство (между прочим, мое государство) пытает и добивает и так еле живого человека. Жалко человека, жалко государство и жалко себя. Все эти дни я думал, чем я могу помочь. Ну бубнил что-то по РЕН ТВ, единственному телеканалу, освещавшему ход событий. Но этого недостаточно. Поэтому я очень обрадовался, когда мне позвонили молодые ребята-журналисты и предложили написать поручительство. Сомневаюсь, что именно оно помогло Василию Алексаняну, но мне-то оно точно помогло. Мне кажется, что произошедшее - очень важная веха в нашей новейшей истории. Впервые общественности удалось добиться, чтобы власть ее услышала и пускай не сразу, неохотно, но все же приняла единственно правильное решение.

Анастасия Берсенева, «Новые известия», 14.02.2008
Служители Фемиды признали проблему необоснованно засекреченных уголовных процессов

Председатель Мосгорсуда Ольга Егорова призвала судей обращать пристальное внимание на оправданность засекречивания судебных процессов. По ее словам, бывает так, что следователи специально кладут в дело документ под грифом "секретно", чтобы закрыть процесс, однако в этой бумаге на самом деле нет ничего тайного. По сути, председатель Мосгорсуда вскрыла одну из самых больших процессуальных проблем.

Адвокаты и правозащитники утверждают, что следователи накладывают секретность на "нежелательные" дела для того, чтобы закрыть к этим материалам доступ общественности.

То, что в России есть незаконно засекреченные дела, – уже не новость для адвокатов. Они давно пытались донести до широкой общественности мысль о том, что следователи пользуются сомнительными методами. "Еще в советское время была эта жуткая проблема, а в 90-х годах число незаконно засекреченных дел стремительно возросло, – сообщил "Новым Известиям" адвокат, президент Института верховенства права Станислав Маркелов. – Нам давно известен механизм засекречивания. В дело вставляется один документ с грифом "секретно". На самом деле эта бумага может и не содержать секретные сведения. Например – отдельное поручение для сотрудников внутренних дел. И все – на дело уже можно ставить штамп секретности и требовать вести процесс в закрытом режиме".

Именно о таком способе засекречивания и говорила председатель Мосгорсуда Ольга Егорова, фактически обнажив давно наболевшую проблему. "В судебной практике был прецедент, когда один из судов вернул дело прокурору в связи с тем, что в материалах был документ под грифом "секретно", не имевший, по сути, таких сведений, – сообщила Ольга Егорова. – Позже Верховный суд оставил это постановление без изменений, признав тем самым его законность. Таким образом, следствию стоит подходить к этому вопросу очень внимательно".
<…>
О незаконности создания подобной атмосферы тайны юристы говорили и в деле сотрудника службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина, которого обвиняли в убийстве и в покушении на убийство. Тогда адвокат Михаил Жидков утверждал, что в ходе процесса не было исследовано ни одного секретного документа. Он выдвигал предположение, что материалы дела были необоснованно засекречены Генеральной прокуратурой РФ, а судебные слушания незаконно объявлены закрытыми с единственной целью – скрыть отсутствие доказательств вины Пичугина в материалах дела от общественности и СМИ. В закрытом режиме шел и процесс по делу об убийстве журналиста Пола Хлебникова, так как на трех документах в материалах следствия стоял гриф "секретно".
<…>

«Эхо Москвы», «Лукавая цифра», 12.02.2008
М. МАЙЕРС: 22 часа, 13 минут, здравствуйте, у микрофона Маша Майерс. Сегодняшнюю «Лукавую цифру» мы ведём с моей коллегой Алиной Гребнёвой.

А. ГРЕБНЁВА: Добрый вечер.

М. МАЙЕРС: Я с удовольствием представляю наших гостей – это Ольга Кудешкина - бывшая судья Мосгорсуда и Александр Глушенков - адвокат, руководитель адвокатского бюро.

О. КУДЕШКИНА: Добрый вечер.

А. ГЛУШЕНКОВ: Добрый вечер.

М. МАЙЕРС: Здравствуйте! Столько мы названий придумывали программе! Всё подходит – и «Судьи кто?» и «Да здравствует наш суд» и «Судебная правда». Как вы понимаете, говорить мы сегодня будем о правосудии. В вопросах недостатка нет. Во всем мире международные организации, местные организации и все наши социологические исследовательские центры проводили подобные опросы среди населения России и самый принципиальный вопрос – это вопрос доверия или недоверия.

А. ГРЕБНЁВА: И тут, как раз, всё печально.

М. МАЙЕРС: Почему печально? У кого печально, у кого не печально.

А. ГРЕБНЁВА: Начнем с тех опросов, где печально. Это «Левада Центр» проводил опрос по доверию всем институтам власти. <…> 17 процентов только доверяет судам. Соответственно, 83 считают, что ничего хорошего в российской судебной системе нет.

<…>

А. ГЛУШЕНКОВ: На самом деле, она отражает то отношение, которое есть в нашем обществе к судебной системе. К ней можно относиться по разному, но другой у нас нет, нам приходится жить и работать, мне, как профессионалу, именно в этой судебной системе, с теми судьями, которые сейчас занимают посты, с теми решениями, которые они выносят, независимо от того, нравятся они мне или нет.

М. МАЙЕРС: Вы сказали, что другой у нас нет. Она ведь на Ваших глазах как-то эволюционирует, мутирует, революционирует.

А. ГЛУШЕНКОВ: Да, за уже 15 лет юридической практики, сколько я уже работаю в этой сфере.

О. КУДЕШКИНА: Сколько идет судебная реформа.

А. ГЛУШЕНКОВ: А она идет постоянно. Тем не менее, принципиальных каких-то изменений я не заметил, но отношение судей к выносимым решениям изменилось и я могу проследить эту динамику за последние 10 лет. То есть, если раньше, в начале 90-х, в середине 90-х, когда старая советская система ушла, а новая российская только становилась, был полнейший хаос, было много непонятных решений, неоправданных, необдуманных, когда у нас фактически только-только было введено новое Гражданское Законодательство РФ, новый Гражданский Кодекс, возникли новые правоотношения по этим всем вопросам, суды ещё не знали, как его применять, потому, что все судьи были воспитаны в старой советской системе. До 2002 года в Гражданском процессуальном Кодексе РФ была такая фраза, что суд выносит решения, руководствуясь социалистическим правосознанием.

М. МАЙЕРС: Это трудности переходного периода.

А. ГЛУШЕНКОВ: Потом люди набрались опыта, как и судьи, так и юристы, так и простые граждане, которые понимали, что нужно идти в суд за защитой своих интересов и можно было сказать, что была такая тенденция, что относительно суды, условно, выносили более-менее оптимальные решения.

М. МАЙЕРС: Некая стабилизация и цивилизируемость.

А. ГЛУШЕНКОВ: Сейчас я вижу, что происходит некая другая тенденция. То есть, сдвиг от цивилизованного подхода к административному подходу, когда уже судьи, фактически, становятся не независимым органом, который рассматривает споры, а просто административным аппаратом, который выполняет волю определенной государственной власти.

М. МАЙЕРС: Что произошло?

А. ГЛУШЕНКОВ: Сложно сказать, что произошло. Вот это изменилось. Я просто общаюсь со своими коллегами, адвокатами, юристами независимыми, которые сходятся в одном и том же мнении, что идёт вот такая тенденция к ужесточению судебной системы в том плане, что решение не всегда является выражением какого-то правового подхода, а именно административного подхода, т.е. какой-то интерес действующей власти. Если лет пять назад шел спор между простым предпринимателем и, например, каким-либо московским чиновником, тут можно было сказать, что решение будет в пользу предпринимателя, если нет правовых оснований, а соответственно, есть требование закона, который в пользу чиновника, в пользу какого-то ведомства, то вопрос будет решен в пользу этого ведомства. Сейчас можно даже в закон не заглядывать, можно предсказать, что процентов на 90 будет решено в пользу какого-то ведомственного интереса.

О. КУДЕШКИНА: Это же деградация полнейшая!

М. МАЙЕРС: Я хотела бы Ольгу Кудешкину послушать. Александр обозначил тенденцию и сказал, что не знает, что произошло.

О. КУДЕШКИНА: В начале 90-х многие судьи почувствовали, что они действительно могут быть самостоятельными, не зависимыми ни от исполнительных органов, ни от законодательных и разрешать дело в соответствии с законами, без оглядки. И те судьи, которые так стали рассматривать дело, очень многих из них вычистили из судебной системы.

М. МАЙЕРС: Что значит вычистили?

О. КУДЕШКИНА: Просто убрали. Кому-то просто предложили уйти, потому, что судья, например, вынес решение в соответствие с законом, а не в угоду кому-то, власти. Пусть эта власть субъекта Федерации или администрации президента, или правительства.

М. МАЙЕРС: Я так понимаю, что это напрямую связано с Вашей профессиональной биографией?

О. КУДЕШКИНА: Я пока не об этом говорю, у меня это было не в начале 90-х. А другие судьи, они стали пользоваться этой независимостью, как вседозволенностью и безнаказанностью. И вот тогда эти судьи, которые стали выносить решения противозаконные, в угоду денежных мешков, в угоду власти и т.д. Тех почистили очень мало или практически никого не почистили. И у нас что происходило? У нас те судьи, которые старались выносить решения и приговоры в соответствие с законом, от них избавлялись, либо уже знал председатель суда, на них начинали оказывать давление. Еще до меня у нас уже доходило до судейских восстаний. Так, в 2002 или в 2003 году репортаж из области судейского восстания, Политковская писала. У нас судейское восстание было в Новосибирске. То есть, ряд судей, районный судов, областного суда выступили против своих председателей и сказали, что председатели судов оказывают давление при рассмотрении конкретных дел и, если они не выполняют это указание, то от них просто избавляются. И после того, как они выступили, избавились от этих судей, председатели судов остались на месте. Тоже самое происходило в Свердловской области, тоже самое происходило у нас в Мосгорсуде. Еще в 2002 году…

А. ГРЕБНЁВА: Всё это в стороне от общественности оставалось.

М. МАЙЕРС: Нет, Алина! В том-то и дело, что не в стороне, потому, что профессиональные разбирательства, под этой прослойкой профессионалов находятся люди, судьбы которых решаются в этих судах.

О. КУДЕШКИНА: Подождите минутку! Ведь судьи начинают выступать и говорить об этом, они же не свои права даже защищают! Они, прежде всего, говорят о том, что, вынося незаконные решения, нарушаются права и свободы граждан. Это же не только гражданские права! А это и уголовные дела рассматривают. Это и незаконные осуждения или незаконные освобождения, оправдания. Это же сюда всё входит. И поэтому от этих судей просто избавились. Если судьи пытались решить эти вопросы как-то внутри судейской корпорации, то у них ничего не получалось. Почему? Потому, что по существу, органы судейского сообщества, которые по закону призваны защищать законные интересы и права судей уже, они наоборот стали проводниками воли судейского начальства.

<…>

М. МАЙЕРС: У нас такие продвинутые радиослушатели! Что мешает российским судам работать эффективно?

А. ГРЕБНЁВА: 66 процентов то, что суды подвержены чрезмерному давлению со сторону властей и не являются независимым институтом.

О. КУДЕШКИНА: Это правильный ответ.

А. ГЛУШЕНКОВ: Суды превратились в очередной придаток государственной власти. Действительно, говорить о независимости судебного корпуса в целом, наверное, можно с большой натяжкой.

О. КУДЕШКИНА: Многие судьи воспринимают себя, как госслужащие. Пока судьи не поймут, кто они такие, что такое суд и правосудие, у нас ничего не изменится.

<…>

М. МАЙЕРС: А если меня в самом суде, я считаю, что поступают со мной несправедливо, мне куда идти? В Страсбург? Больше некуда?

О. КУДЕШКИНА: В вышестоящий суд. Доверяют вышестоящему суду, больше, чем районному суду. Наверное, там, все-таки, выше профессионализм. Может быть, районные суды и просто допускают ошибки в результате низкого профессионального уровня.

М. МАЙЕРС: Мы спрашивали на сайте, что мешает российским судам работать эффективно и на «Леваде» есть тот же самый вопрос, чуть по-другому сформулирован.

А. ГРЕБНЁВА: У нас на втором месте, 27 процентов, считают, что судебная система погрязла в коррупции.

М. МАЙЕРС: Политическое давление и коррупция, в сумме это больше 90 процентов.

О. КУДЕШКИНА: Это страшные цифры!

М. МАЙЕРС: Вот что имеем! Страшно лукавые цифры.

А. ГРЕБНЁВА: И очень похожий был опрос ВЦИОМа. На первом месте недобросовестность, взятничество судей, давление со стороны властей, а на третьем месте – большая загруженность.

<…>

М. МАЙЕРС: А как мне поступить с Алексаняном, не подскажете?

А. ГЛУШЕНКОВ: Вот в таких вопросах – да, безусловно, имеется какая-то заинтересованность власти и суды выполняют такой политический заказ.

М. МАЙЕРС: Если я скажу, что это дикость, мне скажут, что я то СМИ, которое подрывает доверие к судебной системе. Если я скажу, что-нибудь по Ходорковскому, мне скажут тоже самое.

О. КУДЕШКИНА: Это дело просто высветило те проблемы, которые имеются в этой системе. Просто высветило! А эти-то проблемы, они были еще при советской власти, они сейчас есть, они еще обострились.

М. МАЙЕРС: Какие проблемы? Назовите их, обозначьте.

О. КУДЕШКИНА: Почему в следственных изоляторах происходят бунты, скажите? Это там просто нечеловеческие условия содержания. Вот, в частности, заболел человек и ему там могут не оказывать никакой помощи. Мало того, как вы привели сейчас пример, человек болен СПИДом, кроме того, у него масса других заболеваний, он даже не находится, не отбывает наказание, он находится только под следствием. Скажите, какие основания были у суда для избрания в отношении него меры пресечения в виде содержания под стражей? Ведь уголовно-процессуальный закон четко говорит, в каких случаях суд может избрать меру пресечения в виде содержания под стражей.

М. МАЙЕРС: Но эти же люди в мантиях, они что-то говорят, что-то объясняют, перед камерами, какие-то серьезные вещи, им хочется верить.

О. КУДЕШКИНА: Если человек не убежал до этого, до возбуждения дела и до взятия его под стражу, хотя у него была такая возможность, если человек болен, что ему не то, что куда-то бежать, а его надо на больничную койку и лечить очень эффективно. О каком вообще побеге говорить можно! Или как он может воспрепятствовать правосудию? По делу ЮКОСа все давно изъято, что можно было изъять. И свидетели уже давным-давно опрошены. Какие сейчас проблемы его содержать в следственном изоляторе?

М. МАЙЕРС: У нас по ЮКОСу тоже есть опрос, но времени не остается. Мы уже сто раз об этом говорили и еще будем говорить.

О. КУДЕШКИНА: У нас правозащитники прямо говорят, что у нас существуют пыточные тюрьмы. Там из подозреваемых выбивают нужные показания. Это очень страшно!
<…>