Леонид Млечин на «Эхо Москвы»: «Ходорковский, может быть, единственный человек в стране, который ради друга и товарища, не знаю, какие у них личные отношения, рискнул здоровьем, если не жизнью».

Юрий Юдин, «Коммерсант», 12.02.2008
Экс-глава ЮКОСа Михаил Ходорковский прекратил голодовку, объявленную 29 января в поддержку бывшего вице-президента компании Василия Алексаняна. Произошло это после того как господин Алексанян был переведен из СИЗО в гематологическое отделение одной из московских клиник. Вчера же Михаила Ходорковского вернули в обычную камеру читинского СИЗО. Во время голодовки, которая продолжалась 14 дней, он содержался в отдельной камере. "Трагическая ситуация с тяжелой болезнью моего товарища и адвоката Василия Алексаняна показала: у нас в стране много неравнодушных людей, есть основы гражданского общества,— констатировал господин Ходорковский в своем обращении на волю.— Надеюсь, что бюрократических отморозков, готовых дать человеку умереть, пытаясь угадать пожелания начальства, у нас меньше, чем честных и совестливых людей"

«Деловой вторник», 12.02.2008
Симоновский суд Москвы в среду принял решение о приостановке судебного процесса над экс-вице-президентом ЮКОСа Василием Алексаняном. Согласно решению суда, Алексанян, у которого выявлены смертельно опасные заболевания - СПИД и рак, будет получать полное лечение, но в условиях СИЗО.

Меру пресечения в отношении Алексаняна суд изменить отказался.

Итак, впервые созванный гражданский консилиум официально подтвердил диагноз "агрессивная лимфома" и заключил, что "Алексаняна необходимо госпитализировать в стационар для проведения полихимиотерапии от рака и антиретровирусной терапии от СПИДа". Кроме того, медики пришли к выводу, что ВИЧ-инфекция подсудимого из стадии 4А перешла в стадию 4В, при которой в организме развиваются тяжелые, угрожающие жизни вторичные заболевания и поражается центральная нервная система. Как правило, при получении должного лечения стадия 4В преимущественно проявляется через 10-12 лет с момента заражения, но полтора года нахождения в СИЗО без получения должного лечения ускорили течение болезни Алексаняна. По словам адвоката Елены Львовой ("Газета. Ру"), следующая стадия - последняя. При ней не действует даже адекватно проводимая противоретровирусная терапия, и больной погибает в течение нескольких месяцев.

"Алексанян, вы согласны лечиться?" - уточнила судья, полностью зачитав медицинское заключение. "Я никогда не отказывался!" - почти закричал подсудимый.

В общем, что-то там наверху произошло, власть согласилась признать то, что до сих пор никак не признавала. Говорят, из-за выборов.
<…>
Почему же? Почему наша власть в лице своих наиболее выдающихся представителей предпочитает оттачивать свой гуманизм исключительно на тех, кого обвиняют в геноциде за две тысячи километров от нашей границы <речь о Милошивиче. - ПЦ>, а вовсе не на своих согражданах, - да, обвиняемых в хозяйственных преступлениях, но заслуживающих внимания и заботы ничуть не меньше?

Подозреваю, что знаю ответ на этот вопрос. Равно как и на вопрос: почему капитана Ульмана, расстрелявшего шестерых безвинных чеченцев, можно отпустить под подписку о невыезде (капитан, напомню, приговора так и не дождался, сбежал, его теперь ищут), а смертельно больного бывшего вице-президента ЮКОСа - никоим образом. Ответ будет крайне обидным для нашего правосудия, но, боюсь, никому глаза я не открою. А тут еще совсем недавно и руководители Федеральной службы по исполнению наказаний выступили с заявлением, из которого я узнал, что лучшие в стране условия для лечения как СПИДа, так и онкологических болезней у нас созданы именно в тюремных больницах. Судя по описанию этих условий, национальный проект по здравоохранению там уже давно перевыполнен. Так что, если я заболею, к врачам обращаться не стану. Обращусь в ФСИН, не сочтите, что это в бреду... К тому же никаким раком, по мнению тюремного начальства, Алексанян не болен, и вообще "разговоры относительно здоровья и лечения Алексаняна абсолютно беспочвенные".

Так сказал директор ФСИН Юрий Калинин, и - представьте себе! - ошибся, как выясняется. Независимые от господина Калинина гражданские врачи были наконец допущены к злонамеренному симулянту <…>сам Симоновский суд дрогнул и приобщил заключение к делу. И сам прокурор согласился, что перевести Алексаняна в специализированную клинику можно, но для этого, оказывается, нужно решение именно тюремного врача.

Другими словами, крайнего все-таки отыскали.

И на все это потребовалось всего-ничего: акции протеста, письма президенту, голодовки по тюрьмам, смена состава суда, очередной позор на весь мир, откровенное и циничное вранье должностных лиц, давно забывших о том, что такое минимальные приличия...

Я бы это назвал небывалой победой отечественного правосудия.

«Эхо Москвы», Программа «Особое мнение» с Леонидом Млечиным, 11.02.2008
<…>
С. БУНТМАН: Ну да, здорово. Леонид Млечин. Еще один вопрос, у нас, я здесь ставлю такое отточие, завершилась история бурная и страшно мучительная история с Василием Алексаняном, этот этап. Как вы считаете? Потому что посчитал, Михаил Ходорковский посчитал для себя уже теперь возможным прекратить голодовку.

Л. МЛЕЧИН: Вы знаете, по поводу Ходорковского хотел сказать. У нас вообще в обществе принято друзей поддерживать, обратите внимание. Тот повсюду расставил своих друзей, этот повсюду своим друзьям раздал хорошие места.

С. БУНТМАН: А Ходорковский по всем тюрьмам рассовал, что ли, да, своих людей?

Л. МЛЕЧИН: Ходорковский, может быть, единственный человек в стране, который ради друга и товарища, не знаю, какие у них личные отношения, рискнул здоровьем, если не жизнью. И надо сказать, что произвел на меня сильное впечатление. Этот человек, я вообще не был с ним никогда знаком, деловой журналистикой не занимался, ничего не знал об этом, но его поведение в последнее время, поведение в тюрьме производит на меня сильнейшее впечатление. Решиться на голодовку, я думаю, что даже не все, наверное, наши зрители и слушатели отдают себе отчет в том, что это не лечебное голодание дома. Голодовка в месте, где он находится, довольно страшная и опасная штука. Там и климат, и условия заключения, и рацион питания, все такое, что даже когда это сужаешь, просто опасно для жизни. Насильственное питание, которое ему угрожало, это сродни изнасилованию. Всякий может, скажем, к Сахарову заглянуть, в воспоминания, узнать, что это такое.

С. БУНТМАН: Нам Владимир Константинович Буковский здесь по радио объяснил очень четко и ясно, что это такое.

Л. МЛЕЧИН: Абрамкин, который, Валерий Абрамкин, который занимается, на собственном тоже описал. Можно у Сахарова почитать, потому что это, пожалуй, самое яркое описание. Т.е. Ходорковский рискнул своим здоровьем и своей жизнью, произвел на меня сильное впечатление. А другое, может быть, одна из самых отвратительных для меня деталей этого процесса, когда руководитель нашей пенитенциарной системы в какой-то момент заявил, что у нас Алексанян находится в отдельной камере, с трехразовым питанием, с холодильником, с телевизором. Я знаю, почему это гнусное заявление было сделано, потому что множество людей, живущих в стране, в этот момент сказали – вот сволочь, он в тюрьме живет лучше, чем мы на воле.

С. БУНТМАН: Чем я на воле, да.

Л. МЛЕЧИН: Человек, который говорил эти слова, не мог, прекрасно понимал, потому и сказал, чтобы возбудить в обществе эти ужасные настроения, хотя каждый, кто интересуется состоянием наших этих заведений, знает, что они находятся на чудовищном уровне. Это пыточные, по существу, камеры, это всем известно. Сейчас, я думаю, тоже кто-нибудь говорит – вот, что вы там заботитесь о преступниках, о нас бы позаботились. В приговоре суда и в законе не сказано, что человека отправляют туда пытать. Там не записано. Там сказано – лишить свободы и ограничить в правах, но там не написано – пытать. А у нас эти места – это пыточные. Вообще говоря, эта история должна была бы теоретически, видимо, не в наших сегодняшних условиях, стать поводом для широкого разговора о том, что можно сделать для того, чтобы сидящие там люди, повторяю, осужденные преступники находились в нормальных условиях, потому что они осуждены на лишение свободы, а не на пытки.

С. БУНТМАН: Т.е. все?

Л. МЛЕЧИН: Все. Они все осуждены за преступления и должны отсидеть свой срок, сколько им положено. И свобода их должна быть ограничена. Но они не осуждены на пытки, они не осуждены на то, чтобы заболевать там туберкулезом, чтобы они там плохо питались. Они должны получать свою норму. 15 лет назад оказался в американской тюрьме с экскурсионными целями и расспрашивал начальника тюрьмы, в частности, один из первых вопросов был, а как часто можно посылки продуктовые, передавать еду. Он не мог понять, что я спрашиваю. А зачем, сказал он, еда?

С. БУНТМАН: А что из этого? А, зачем вообще нужны посылки?

Л. МЛЕЧИН: Да, я говорю, может, там диетическое питание. У нас все есть, сказал, он не мог этого понять, т.е. это просто вообще никогда не было, то, что в тюрьме ограничивают свободу, американские тюрьмы ужасно тяжелы, но питание там люди получают такое, какое положено человеку. Их этим не пытают, зачем это? Это безумие. Здесь с этим надо тоже кончать. А то, к сожалению, никакой волны в обществе это не породило. А с Алексаняном, если я правильно понимаю, сообразили, что эти люди, которые вцепились в него как собака в кость мясную, они сейчас сильно навредят, потому что если бы его продолжали возить в суд, то каждый день все иностранные компании это показывали бы, через неделю наших послов во всех столицах стали бы приглашать и говорить, что уже просто вы превысили всякие нормы. Кто-то сообразил, что это не надо себе так вредить перед выборами.

С. БУНТМАН: Николай считает, что это все мы придумываем, нам самое главное – это тема. Завершилась история, нужно срочно искать еще тему для раздувания. Вы знаете, Николай, я думаю, что Леониду Млечину, что мне, что нашим коллегам, от этого мы не страдаем, от отсутствия тем, которые, как вы говорите, раздувать. Мне кажется, что, может быть, кто-то страдает, у кого темы сильно ограничены в цензурном смысле, тогда приходится высасывать из пальца массу всевозможных новостей. Нам не приходится этого делать.

Л. МЛЕЧИН: Нет, иногда понятны претензии к журналистам, которые, конечно, так построены законы жанра, концентрируются на какой-то теме, но в этом-то и преимущество, потому что выхватывается какая-то история, она обсуждается, из нее общество теоретически должно извлечь уроки, которые будут полезны для всех. Мы с вами об этом и говорим. Вот история конкретного заключенного, которая должна была бы стать поводом для того, чтобы всем остальным были созданы нормальные условия, этого не происходит. В определенном смысле усилия журналистские, они втуне пропадают, но это не совсем наша вина.
<…>