| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Архив
|
24.08.2007 г.
Обзор СМИ 24.08.2007
Максим Трудолюбов, «Ведомости», 24.08.2007
Экскурсия по Москве – богатый материал для медитации о бренности материального богатства. Российская история, включая самую новейшую, располагает к особому отношению к собственности: лучше всегда быть готовым к тому, что ее отберут. Нужно либо не иметь ничего, либо сосредоточиться на том, что невозможно отнять. Капитал, который нельзя ни экспроприировать, ни национализировать, – это то, что у каждого всегда с собой: рабочие руки, голова, навыки, образование, одним словом, нематериальный капитал. У России всегда были напряженные отношения с материальной собственностью. До революции она существовала, но была производной царской щедрости, т. е. шатким институтом (впрочем, укреплявшимся в последние годы). Но это было давно. Для сегодняшнего человека важны последние 100 лет – время "семейной памяти". Многие помнят свою семью как минимум до рубежа XIX–XX вв., и на этой памяти слишком много кризисов, а время буржуазной собственнической стабильности слишком коротко. Много ли наберется примеров, когда одна и та же крупная собственность – земля, дом, фирма – оставалась в одной и той же семье более 100 лет? Редкий случай если не сохранения собственности, то семейной преемственности управления одним и тем же предприятием – "Уголок Дурова". Истории о людях, которым удавалось в советское время сохранить хоть какую-то связь со своим прежним бизнесом или жилищем, всегда казались мне чудесными. В институте у меня была преподавательница, которая жила в особняке, до революции принадлежавшем ее семье, правда, квартира была маленькая, под крышей. Такие истории, конечно, были исключениями. Экскурсия по центру Москвы с рассказом о судьбе бывших частных особняков – богатый материал для медитации о бренности материального богатства. Бог дал, бог взял. Кстати и в сегодняшней Москве частных собственников земли всего несколько сотен. Но богатство человека – да и целой страны – состоит не только из осязаемых вещей. Это признают даже экономисты. Адам Смит еще в конце XVIII в. писал, что "навык, сноровка и способность к здравому суждению" являются условием создания продукта "независимо от почвы, климата или размера территории, занимаемой той или иной нацией". Современные экономисты считают, что нематериальный капитал может стоить дороже материального и является основой процветания развитых стран. По расчетам Всемирного банка, оценившего стоимость всего мирового богатства (доклад Where is the Wealth of Nations, есть в открытом доступе на сайте банка), на нематериальный капитал приходится 77% национального богатства, на "произведенный капитал" – 18%, а на "естественный" – только 5%. Под естественным капиталом экономисты понимают сельскохозяйственные земли и невозобновляемые природные ресурсы, под произведенным – товары и средства производства. Неосязаемый капитал складывается из знаний, ноу-хау, социального капитала (уровня доверия в обществе), и качества институтов, особенно правовой системы. Деньги, заработанные на естественном капитале, мудрый правитель инвестирует в нематериальный капитал, прежде всего в образование. И экономика становится эффективнее. "Богатые страны увеличивают свою эффективность быстрее, чем расходуют природные ресурсы", – говорит Кирк Хамильтон, экономист Всемирного банка, автор доклада о мировом богатстве. То же самое разумно делать и на индивидуальном уровне – вкладывать деньги и усилия в то, что никто не сможет отнять. Игорь Федюкин, «Ведомости Пятница», 24.08.2007 Дэвид Хоффман возглавлял московское бюро The Washington Post с 1995 года по 2001-й. Итогом этих шести лет стала его книга "Олигархи. Богатство и власть в новой России", вышедшая по-английски в 2002 году и весной 2007 года – по-русски (см. о ней материал "Первые шестеро" в № 12(49). Первые 10 000 экземпляров русского издания разошлись молниеносно, второй тираж распродан уже наполовину. Сейчас Хоффман руководит международной службой The Washington Post, работает над книгой о "холодной войне" и гонке вооружений, однако для большинства российских читателей по-прежнему остается "специалистом по русскому капитализму 1990-х". Обозреватель "Пятницы" встретился с Дэвидом Хоффманом во время его визита в Москву на этой неделе. <…> "Я думаю, и мне, и очень многим другим в 1995 году казалось, что переходный период в России будет гораздо короче, что все устроится очень быстро". Перестройка и распад Советского Союза были настолько молниеносными, что многие были настроены... (Хоффман опять подбирает слово) романтически. "Уезжая из России шесть лет спустя, я ясно понимал, что понадобится полвека, чтобы пройти этот путь, что должны смениться поколения". Ошибка была в том, что все мы недооценивали значение культуры. Ту же самую ошибку американцы совершили и в Ираке – не учли местную культуру. "Чубайс и Гайдар думали, что важна только экономика, что они будут заниматься чистой экономикой и остальное само приложится. Но очень важно, например, как люди относятся к праву: если на протяжении тысячелетней истории решения принимались исходя не из закона, а из желаний конкретного человека, как можно это изменить? Как перешагнуть через тысячу лет авторитаризма? Должна сложиться политическая культура". Хоффман вспоминает: "Я приехал сюда 13 лет назад, мне досталось самое престижное задание в газете". Корпункт в Москве – до сих пор один из самых важных и сложных, здесь почти всегда первополосные новости. "Помните 1997-й? Москва переживала настоящий бум, везде оптимизм, машины, рестораны, Борис Николаевич только что переизбран – мы все считали, что это был отличный год". А потом был 1998-й, когда нефть стоила 11 долларов за баррель. "Вы только представьте на секунду, – восклицает Хоффман, – что было бы, если бы Борис Николаевич мог продавать нефть по 70 долларов! Вы только представьте!"
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||