Илья Кригер, «Новая газета», 12.07.2007
Четыре года назад началось самое громкое уголовное дело десятилетия — "дело "ЮКОСа". Отправной точкой массового преследования сотрудников и владельцев нефтяной компании стал арест в июне 2003 года Алексея Пичугина. Весной 2005-го начальника 4-го отдела службы безопасности "ЮКОСа" после скандального разбирательства приговорили к 20 годам колонии (процессу посвящена книга журналиста "Новой" Валерия Ширяева "Суд мести"). Генпрокуратура, добивающаяся экстрадиции из Израиля шефа Пичугина Леонида Невзлина, не оставила Пичугина в покое и добилась еще одного приговора. Верховный суд это решение отменил.

Сейчас идут повторные слушания. Процесс, в отличие от первого, открытый, но журналисты на заседания почему-то не стремятся.

Ход процесса по делу Алексея Пичугина комментирует "Новой" адвокат Ксения КОСТРОМИНА.

— В апреле начался новый процесс по делу Алексея Пичугина. С чем это связано — ему предъявлены новые обвинения?

— Существует кассационное определение Верховного суда, в соответствии с которым приговор в отношении всех осужденных по этому делу, за исключением самого Пичугина, вступил в силу. В отношении нашего подзащитного приговор отменили ввиду "мягкости" (24 года колонии вместо предложенного прокурором пожизненного заключения) и вернули дело в Мосгорсуд.

— В первом процессе с доказательственной базой у Генпрокуратуры, по-моему, дела обстояли не очень хорошо.

— Сейчас, думаю, тоже. Например, бывшего милиционера Смирнова на первом процессе допрашивали, кроме следователей, два состава присяжных заседателей. Смирнов охотно рассказывал, что 22 ноября 2002 года, когда в Тамбове исчезли супруги Горины (Пичугину вменили в вину организацию их похищения и убийства. — И.К.), он вместе с Гориными собирался ехать в Москву к Пичугину. А сейчас его спрашивают: "Куда собирался ехать Горин?" — "К Невзлину". — "К кому?!" — "К Леониду Невзлину". — "А раньше вы об этом рассказывали?" — "Да. Но следователь почему-то не занес в протокол. И в суде я об этом говорил, но секретарь не записал".

— Появились ли у стороны обвинения новые свидетели?

— Да, один — Алексей Голубович (бывший совладелец Group MENATEP и бывший директор по стратегическому планированию и корпоративным финансам "ЮКОСа". В прошлом году он вернулся из Европы в Россию, вероятно, в обмен на сотрудничество со следствием. — И.К.). Он рассказал суду, что на работе с Невзлиным и Пичугиным не пересекался, зато однажды ездил вместе с ними, а также Ходорковским отдыхать на Кавказ (это "домашнее видео" стало знаменитым после телепередачи "Бригада из "ЮКОСа", показанной НТВ в апреле 2005 года. — И.К.).

— Темп процесса?

— Не затягивают, не торопят. Есть ощущение, что происходящее понимают все. Существует понятие преюдиции: вступившее в силу решение суда является обязательным для последующего разбирательства по тем же основаниям. Так вот, Верховный суд согласился с нашими мелкими претензиями, оставив без внимания сущностные (например, что в обвинении не указаны место и время преступного сговора с руководителями "ЮКОСа", следовательно, Пичугина фактически лишили возможности заявить об алиби). И, отправляя дело обратно, указал, что если Мосгорсуд все-таки придет к выводу о виновности Пичугина, то может рассмотреть вопрос о назначении более строгого наказания. Но позвольте, а презумпция невиновности, ведь процесс не закончился, и Пичугина, по крайней мере теоретически, могут оправдать? Но после того, как Верховный суд признал приговор частично вступившим в законную силу, судья Петр Штундер связан этим руководящим решением.

— Каким может быть приговор?

— Прокурор, несомненно, попросит пожизненное заключение. Закон это позволяет. Суд также может назначить совокупное наказание до 30 лет лишения свободы.

— Есть ли смысл жаловаться в Европейский суд?

— Наша жалоба зарегистрирована в Страсбурге уже в ноябре 2003 года, а в начале июня 2007-го Европейский суд ее коммуницировал и направил правительству России вопросы по делу. До сентября Россия должна прислать ответ-меморандум.

— О чем хочет узнать Страсбургский суд?

— Мы обращали внимание на нарушение статей 3, 5, 6 Европейской конвенции о правах человека. Пичугину в СИЗО не оказывали медицинской помощи, и он потерял около 30 кг веса. Далее — вероятное применение в июле 2003 года на допросе психотропных веществ.

Мы жаловались также на скорость рассмотрения жалоб на продление меры пресечения.
В последний раз меру пресечения Пичугину продлили 10 марта 2005 года. Рассмотрение кассационной жалобы на продление ареста суд назначил на май 2005-го, а уже 30 марта был вынесен приговор. Когда я в мае пришла в Верховный суд, то судьи не придумали ничего лучшего, как прекратить производство по жалобе, ведь есть обвинительный приговор! И не важно, что приговор еще не вступил в силу, да и нет у суда права прекратить кассационное производство.

Среди других вопросов — отсутствие имен большинства присяжных в официальных списках (сами эти списки почему-то не были опубликованы), а также проведение суда над Пичугиным в закрытом процессе.

— В какой срок, по-вашему, Страсбург рассмотрит дело?

— После меморандума российского правительства может пройти довольно много времени. Может быть, год. Но мы уверены в своей правоте.


Илья Кригер, «Новая газета», 12.07.2007
Если национальное правосудие работает эффективно, гражданам нет нужды обращаться в Страсбург

В субботу, 7 июля, агентство "Интерфакс" опубликовало интервью с председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным. Из текста следует вывод: поскольку россияне, минуя Верховный и Высший арбитражный суды, жалуются сразу в Европейский суд по правам человека, то следует ввести норму, согласно которой россиянин сможет жаловаться в Страсбург, только если пройдет все судебные инстанции дома. Скандальное интервью моментально растиражировали СМИ, его начали охотно комментировать чиновники. Но уже к вечеру 9 июля выяснилось, что на самом деле Валерий Зорькин рассказал нечто иное, нежели то, что кому-то хотелось услышать и что появилось на лентах информагентств.

В минувший понедельник пресс­служба Конституционного суда сообщила "Новой", что агентство "Интерфакс" принесло Валерию Зорькину извинения за неправильное цитирование его слов и прокомментировала произошедшее:

"Валерия Дмитриевича процитировали с точностью до наоборот. На самом деле речь шла о том же, о чем он многократно говорил: если национальная судебная система будет работать эффективно, то гражданам не придется прибегать к такой сложной, долгой и дорогостоящей процедуре защиты своих прав, как Европейский суд. Он говорил о том, что львиная доля российских дел в Страсбурге — дела о неисполнении судебных решений. На втором месте по частоте — сроки судебных разбирательств. Если наше государство позаботится о том, чтобы решения а) исполнялись и б) суды принимали их в разумные сроки, то проблема в значительной степени будет решена. Главным образом это связано с постановлением Конституционного суда о ряде положений ГПК, касающихся судебного надзора. Европа чрезвычайно недовольна тем, что в России остается надзорная инстанция. И существует постановление КС, в котором законодателю предписано привести судебную систему в соответствие с международными правовыми стандартами, чтобы сроки пересмотра вступивших в законную силу решений (и исправления тем самым судебных ошибок) были разумными, чтобы гражданам не приходилось годами ждать результата, чтобы исключить произвольность (надзорная инстанция может отменить судебное решение, которое давно действует). О запрете обращения в Страсбург речи не было. Но, сказал Зорькин, если не привести в порядок нашу судебную систему, то вал жалоб в Страсбург будет расти, а россияне столкнутся с той же проблемой, что и Страсбург, где дела подолгу не рассматриваются просто потому, что их много. Валерий Дмитриевич был первым председателем КС, который пригласил вновь избранного председателя Европейского суда посетить Россию. Они тесно сотрудничают. В каждом третьем решении КС есть ссылки на решения Страсбурга, и ни одно решение КС Страсбург не отменил".

Примечателен в этой истории энтузиазм, с которым российские чиновники и официальные СМИ поддержали идею: дескать, давно пора прикрыть форточку в Европу. Причина недовольства властей вполне понятна. Число россиян, жалующихся в Страсбург, неуклонно растет: жалобы наших соотечественников составляют пятую часть всех исков. Согласно решениям 2006 года, правительству России придется выплатить около 1,4 млн евро компенсации. По словам бывшего уполномоченного в Страсбурге Павла Лаптева, "членство России в Европейском суде дорого обходится нашей стране". Может быть, наше правительство смирилось бы с этим, ведь Европейский суд для того и существует, чтобы защищать граждан от властей. Но Страсбург уже взялся за "чеченские" иски, а на подходе еще дело "ЮКОСа" (иск компании, а также жалобы Ходорковского, Лебедева и Пичугина), целый букет "шпионских" историй, жалобы пострадавших от теракта в Беслане. Политические последствия рассмотрения этих дел предсказать невозможно.

Кроме политической стороны вопроса, есть юридическая. Заявление Валерия Зорькина, даже будучи очищенным от искажений, вызывает критику. Дело в том, что высшие российские судебные инстанции (Верховный суд — по гражданским и уголовным делам, Высший арбитражный — по хозяйственным спорам) не являются обязательным этапом на пути в Страсбург. Согласно норме Европейской конвенции о правах человека, которая устанавливает правила подачи исков, Европейский суд принимает жалобу, если: а) она подана в течение 6 месяцев с момента вынесения национальными органами окончательного решения по делу и б) заявитель исчерпал средства правовой защиты внутри страны.

Европейский суд давно признал, что надзорное правосудие в России неэффективно, поэтому моментом исчерпания средств защиты нашими соотечественниками считает решение кассационной инстанции, то есть областного или республиканского, Московского или Санкт-Петербургского городских судов. Если человек попытается продолжить поиски справедливости на родине, то рискует пропустить полугодовой срок подачи жалобы в Страсбург.

Конечно, Европейский суд не скор на "расправу": для рассмотрения дела требуется несколько лет. Но высшие суды России едва ли быстрее. Рассматривая дела (причем исключительно по процессуальным основаниям, обходя вопрос о обоснованности и доказанности обвинения), Страсбург отчасти выполняет функции российских Верховного и Высшего арбитражного судов. Вряд ли это нормально. Однако высшие российские инстанции самоустранились из процесса настолько, что граждане обходят их стороной. Может быть, России, вместо того чтобы препятствовать реформе Европейского суда (Государственная Дума провалила ратификацию 14го протокола, призванного ускорить процедуру прохождения дел), стоило бы реформировать судебную систему или хотя бы отладить ее работу?

Адвокат Каринна МОСКАЛЕНКО:

— Я была крайне удивлена и, не скрою, встревожена, прочитав многочисленные комментарии моих коллег на выступление Валерия Дмитриевича Зорькина. Я была в это время в другой стране, проводила семинар (как раз по европейским механизмам защиты прав человека), и была обескуражена пугающими заявлениями, приписываемыми профессору Зорькину, тем, что это может означать конфронтацию с Европейским судом и даже смену курса с позиции правового государства. С одной стороны, трудно представить, чтобы такой опытный юрист, как председатель КС России, мог позволить себе высказывания, приведенные "Интерфаксом". Нам, юристам, приходится быть очень аккуратными с журналистами — не потому, что они обязательно желают исказить наши слова, а потому, что нюансы могут неправильно пониматься людьми, не имеющими юридического образования.

Вполне объяснимо, что председатель Конституционного суда государства — члена Совета Европы заботится о том, чтобы главным способом защиты нарушенного права стало обращение к национальным судебным органам; тогда Европейский суд станет субсидиарным средством правовой защиты, а не "скорой помощью". Тем более что ЕС и не будет работать в быстром режиме по подавляющему большинству дел, если только заявитель не докажет, что эта процедура должна быть задействована незамедлительно или хотя бы в приоритетном порядке.

В чем же хотелось бы возразить уважаемому Валерию Дмитриевичу? Наш "надзор" плох не тем, что его не любит Страсбург, а потому, что он действительно не является эффективным средством правовой защиты. При этом имеется в виду не только его нерезультативность (обращение в кассационном порядке также дает мизерный результат, но его эффективность не ставится под сомнение), а изученная экспертами процедурная составляющая. Так, большинство обращений в порядке надзора не приводит к тому, что в результате выносится судебное решение, основанное на изучении материалов дела, в отличие от обращения с жалобой в кассационном порядке, где материалы дела анализируются (во всяком случае, должны анализироваться).

Какие бы законы ни принимались в России по этому поводу, нельзя обязать российского заявителя исчерпывать те средства защиты и проходить те инстанции, которые, согласно стандартам ЕС, не являются эффективными. И эти стандарты одинаково распространяются и на российские ремедиальные средства, и на средства правовой защиты, существующие в любой другой стране Совета Европы. Если бы судебный надзор был действенным, то это не вызывало бы никакого "недовольства" в Страсбурге, но облегчило бы ситуацию, сложившуюся в связи с огромным валом дел из России. Выход только один: сделать судебный надзор действенным (это отвечало бы чаяниям российских граждан) или принять ситуацию, когда после кассационной инстанции заявителю открыта дорога в Европейский суд по правам человека.

Считаю возможным заметить в связи с заявлениями профессора Зорькина, что если россияне вынуждены (подчеркиваю, вынуждены) обращаться в ЕС сразу после кассационного рассмотрения дела, то при этом действительно "отсекается вершина пирамиды судебной власти в нашей стране" (согласно цитате, приведенной "Интерфаксом"). Это не может не вызывать сожаления. Однако следует обратиться к фактам и посмотреть, как "вершина пирамиды судебной власти" воспринимает прецеденты Европейского суда и случаи, когда в обоснование правовой позиции приводят ссылки на решения Европейского суда. В лучшем случае — безразлично. В худшем — агрессивно. Я имею в виду реакцию большинства членов Верховного суда. А сколько раз Верховный суд России пренебрегал возможностью досконально изучить дело даже тогда, когда в Страсбурге оно получало статус приоритетного рассмотрения?

И, наконец, главное. Общий тон публикации оставил впечатление о негативном отношении главы КС к институту Европейского суда. Я верю, что Валерий Дмитриевич лишь выразил свою озабоченность ситуацией с российскими делами в ЕС, и полностью разделяю эту озабоченность. Но посмотрите, сколько шума наделало это интервью, как охотно растиражированы негативные оценки, приписываемые председателю Конституционного суда. Это может быть использовано и, боюсь, будет использовано для оправдания отказа от ратификации протокола № 14 к Европейской конвенции, чтобы блокировать работу Европейского суда. Недопустимо, чтобы противники интеграции России в Совет Европы использовали высказывания главы того суда, который больше какого-либо другого судебного органа в России опирается на нормы и стандарты, выработанные Европейским судом по правам человека.