Михаил Фишман в «Gazeta.ru» о том, почему Генпрокураторе столько всего можно.

Так иногда бывает – то, что вчера еще казалось важным, становится совершенной ерундой. Первое дело ЮКОСа, как ни крути, было сопряжено с издержками и стало поворотной точкой политического курса. Хочешь или нет – приходилось реагировать. Повесят теперь на кого-нибудь шпионаж в пользу инопланетных сил – никто даже ухом не поведет. Даже если это будет сплошная правда.

Над тем процессом веял дух террора.

Новые обвинения, предъявленные Ходорковскому и Лебедеву, надо это прямо признать, уже без стеснения выстроены в логике советского правосудия 30–50-х. С точки зрения их отношений со здравым смыслом.

В деле ЮКОСа принятую практику налоговой оптимизации переоформили в злостное уклонение. Это было показательное избирательное насилие, но было понятно, о чем речь. Но обвиняемые не могли похитить и легализовать 23 млрд долларов. Этого не могло быть в принципе – вне зависимости от того, предъявлены схожие претензии другим олигархам или нет.

Террор – это звучит страшно и, тоже признаем, плохо соотносится с нашей в целом приятной жизнью. Репрессии, как мы их себе представляем, должны быть массовыми. И вообще, это слова из прошлого. А Ходорковскому шьют новый срок только для того, чтобы он не вышел, хотя он и так не выйдет. Всем это в равной степени очевидно и неинтересно. Так что мы живем, конечно, в другое время. У нас, скорее, послевкусие – вторичные, что ли, признаки репрессивного политического порядка. В общественном сознании затерлась линия, проходящая между произволом и справедливостью. Мы их в практической жизни не различаем. Нас нельзя удивить: мы твердо знаем, что все возможно.

Тут любопытно взглянуть на развитие дела сенатора Андрея Вавилова. Он уже в полушаге от судебного процесса и с санкции верхней палаты может пополнить ряды политических эмигрантов. В последнее время прокуроры хватают одного сенатора за другим, но среди этих дел дело Вавилова стоит явно особняком: это будет не банальная уголовное дело – взятка, там, или убийство, – а процесс над топ-чиновником 90-х. Тех же 90-х, которые вменяются Ходорковскому.

При Устинове прокуратура уже закрывала дело об исчезнувшем госкредите МАПО МиГ, и вот оно всплыло снова.

Выяснилось, что не бывает закрытых дел.

Точно так же, как предъявленное Ходорковскому хищение «Апатита» превратило в пустой звук понятие срока давности. Одно дело – преследовать чиновников или бизнесменов на новых основаниях. Хотя тоже всегда будут вопросы. И совсем другое – искать по архивам, что им влепить. Открываем закрытые дела – закрываем открытые, чтобы открыть их в будущем. Вдох – выдох. Размеренно передвигаемся по орбите репрессивного правосудия.

Теперь депутат Хинштейн требует привлечь Вавилова и за нерыночную приватизацию «Северной нефти». По аналогии с «Апатитом». А с обсуждения ее нерыночной ренационализации, как все хорошо помнят, Путин начал воплощать в отношении Ходорковского план личной мести. Вавилов же, очевидно, тогда получил гарантии. Оказалось, они не действуют.

Говорят, Путин разрешил Миронову не сдавать Вавилова. Это мы скоро увидим. Говорят, это у нового генпрокурора самодеятельность. Он вообще чересчур активен, не чувствует, говорят, правил игры и всех раздражает этим. Но на самом деле это не самодеятельность, а безразличие. Эффект затертой линии. Нам уже все равно, кого и за что сажают, прокуратуре тоже все равно, кого и за что сажать. У нее больше нет аппаратного интереса, остался один инстинкт.

Она стремится представить новые аргументы к тезису, что прокуратура – единственный эффективный политический институт в стране.

Раньше было понятно, кто что. Все было выпуклым – была видна разница. Между тем, что можно и что нельзя. Между группами влияния в Кремле или даже, допустим, партиями. Между губернаторами сильными и слабыми. И т. д. Между врагами России и друзьями России. Селекцию между ними проводил бывший генпрокурор Устинов. И дело не в том, что пришел новый генпрокурор и смешал всех в кучу, а в том, что само это разделение оказалось весьма условным.

(Михаил Фишман, "Gazeta.ru", 14.02.2007)