О Марине Филипповне…

Лия Ахеджакова:

Плачу по Марине Филипповне. Не могу поверить, что она ушла: прелестная, мужественная, стойкая, красивая, очень женственная. Болезнь эта не случайна – наверное, тогда в Хамовническом суде, когда она прокляла их, палачей сына, случился страшный толчок, здоровье навеки пошатнулось. Надорвалась душа. Сострадаю. Страшно подумать, как это выдержит Борис Моисеевич. Всем сердцем сочувствую. Сил Вам, Борис Моисеевич и Михаил Борисович.

* * *

Лев Пономарев:

В память Марины Ходорковской

Движение «За права человека» и фонд «В защиту прав заключенных» вместе со всем правозащитным сообществом испытывают глубокую скорбь и выражают искренние соболезнования Борису Моисеевичу, Михаилу Борисовичу Ходорковским и всем близким в связи с тяжелой утратой – уходом из жизни Марины Филипповны.

Марина Филипповна была замечательной русской женщиной в лучшем, некрасовском, смысле. В ней удивительным образом сочетались доброта, твердость, самоотверженность. Выпавшие на ее долю тяжелые испытания не родили в ней чувства мести и озлобленности. Марина Филипповна вместе с мужем Борисом Моисеевичем как могли продолжали дело сына, личным участием поддерживали лицей-интернат «Подмосковный» в Коралово. К сожалению, плата за стойкость, выдержку и самоотверженность оказалась чрезмерно высокой – здоровье и, в конечном итоге, жизнь.

Сила духа, унаследованная Михаилом Ходорковским от матери, помогла ему с честью пережить годы заключения. И хорошо, что мать и сын получили возможность хоть недолгое время быть рядом друг с другом на свободе.

Низко склоняя голову в память Марины Филипповны, понимаю, что мы потеряли красивую женщину и большого человека.

* * *

Зоя Ерошок:

http://www.novayagazeta.ru/society/64684.html

Она была очень красивая женщина. Такой непритворно красивой. Хотя, конечно, красивой притвориться нельзя. Как нельзя притвориться свободным человеком. Или – достойным. Или – умным. Или – благородным.

Проще всего сказать: «Я есть!»

Надо быть.

Марина Филипповна Ходорковская была. Красивой. Умной. Свободной. Благородной. Достойной. И – очень-очень выдержанной.

За те последние десять лет, что мы общались, я только один-единственный раз видела слезы в ее глазах. Это когда случился Беслан (Михаил Ходорковский к этому времени сидел уже почти год).

Первое сентября 2004 года. Торжественная линейка в Коралловском лицее для сирот. Музыка, шары в небе, нарядные дети. И – весть о захвате беслановской школы. Потом мы с Мариной Филипповной созванивались по сто раз на день, она говорила, что не отрывается от телевизора, пьет беспрерывно валерьянку, потом они с Борисом Моисеевичем взяли в свой лицей детей, переживших теракт в беслановской школе.

Марина Филипповна после судебных заседаний, где слушалось дело ее сына, возвращалась в лицей и ночами напролет сидела у кроватей беслановских детей, успокаивала их, гладила по голове и рукам. А рано утром – в суд. Когда пробки – дорога занимала и три часа, и четыре.

Есть люди, которые смотрят друг другу в глаза и видят каждый только себя. А Марина Филипповна смотрела на людей – и видела людей. И умела помочь. Словом, делом, взглядом.

У нее было только одно направление: от человека к человеку.

Она страшно переживала за своего единственного сына. Но повторяла: «Как мать – я очень боюсь за него. Но как гражданка – горжусь им». Я думаю, эта материнская гордость придавала силы Михаилу Борисовичу. Впрочем, как и отцовская гордость – тоже.

У нее были тысячи причин и поводов озлобиться, уйти в себя, возненавидеть всех людей и весь мир. Но она никогда не сжимала сердце в кулак. И при всей своей строгости (а она была очень строга и очень разборчива), принципиальности, смелости и решительности – баррикады не воздвигала. Может быть, знала, что не в баррикадах спасение и есть баррикады, за которыми просто пустота.

Десять лет, пока сидел сын, она боялась одного: не дождаться его.

Дождалась.

Встретила на свободе.

Когда уходила из жизни, самые любимые люди – муж и сын – были рядом.

Царство Небесное, Марина Филипповна.

«Новая газета» приносит соболезнования Борису Моисеевичу и Михаилу Борисовичу Ходорковским.

* * *

Ирина Ясина:

http://www.gazeta.ru/comments/column/yasina/s63357/6159025.shtml

Когда-то в середине 2000-х, когда Михаил Ходорковский уже не первый год сидел в тюрьме, мы с его отцом Борисом Моисеевичем вместе лечились в Китае. Понятное дело, было время для задушевных разговоров.

Однажды он произнес: «Потомок наш (так Борис Моисеевич иногда называл сына, потому что пытался скрыть пафос и слезы), потомок наш в нее, в Машку». Он хотел этим сказать, что преклоняется перед силой духа и красотой поступков своего сына и – главное – своей жены.

Перед красотой этой женщины преклоняемся мы все. Перед ее достоинством, перед ее силой воли, перед ее бесконечным терпением, лопнувшим только один раз, когда она твердо сказала судье Данилкину после оглашения второго приговора сыну: «Будьте вы прокляты!»

Марина Филипповна, видимо, прорвала какую-то внутреннюю линию обороны у людей «с той стороны». Мне тогда казалось, что помощник судьи Наташа Васильева, откровенно рассказавшая во всеуслышание о том, что не сам судья Данилкин писал приговор, просто испугалась этого материнского проклятья. Было в нем что-то яростное, ветхозаветное. Оно, конечно, было адресовано не только судье и прокурору, находившимся в зале, но и тем, кто приговор продиктовал.

Когда я узнала новость о ее смерти, первая мысль – где? Ведь если тут, дома, то какая страшная дилемма снова станет перед ее сыном. Приехать сюда и отдаться на милость выславших его или не приехать?

Но смерть наступила там, в Берлине, в клинике. Дилеммы нет. Они точно успели проститься.

С Мариной Филипповной у меня связана масса прекрасных воспоминаний. Одно из них, наиболее светлое, такое. Мы с моей мамой 26 июня 2004 года поехали в Коралово, где находится лицей «Подмосковный», там родители Ходорковского жили и работали все последние годы. Мише исполнялся 41 год, и он в первый раз справлял день рождения в тюрьме.

Мама не была знакома с Мариной Филипповной. Мы подошли к ней, я не успела маму представить, а Марина Филипповна вдруг очень сильно удивилась и воскликнула, глядя на мою маму: «Валя?!» Мама усмехнулась и ответила: «Валя – моя двоюродная сестра, мы просто с ней похожи так сильно, что человек, много лет не видевший кого-то из нас, может перепутать». Мамина двоюродная сестра Валя, Валентина Дмитриевна всю жизнь проработала на заводе «Калибр» в одном цеху с Мариной Филипповной.

Мы справляли вместе дни рождения, мои родители и Мишины родители нежно и тепло относились друг к другу, почти ровесники, с почти одинаковыми семейными историями. Моя мама умерла в ноябре 2012 года, тоже от онкологии. Марина Филипповна обнимала меня и приговаривала «деточка моя», я плакала. Ее руки были такими же, как мамины.

Марины Филипповны не стало 3 августа, в день рождения Бориса Моисеевича. Они прожили вместе 56 лет.

Я помню, как тогда же в Китае, в один из длинных вечеров, полных грустными разговорами, он сказал мне: «Я молюсь только об одном, чтобы я ушел первым». Я видела своего отца после смерти мамы, с которой он тоже прожил полвека. Представить себе, как тяжело сейчас Борису Моисеевичу, я могу. Я это видела. Самое страшное было тогда, когда папа говорил мне «я тоже умер».

Это тот самый вопрос – иметь или не иметь? Иметь такую подругу жизни, без которой дышать невозможно, без которой жизнь кончается, или не иметь, жить одному? И тогда не плакать. Но мы-то знаем ответ. Конечно, лучше иметь. Такую жену, такую маму, такую бабушку.

В этом году я тоже ездила в Коралово в день рождения Миши. Просто привыкла каждый год, 26 июня... Марины Филипповны не было, она уже была в Берлине, в клинике.

Борис Моисеевич был один, и все время приговаривал «вот Машка вернется, тогда и отметим».

У них у всех дни рождения рядом. У Марины Филипповны – 13 сентября. Ей бы исполнилось 80.

Вот в чем я была абсолютно уверена, так это в том, что она дождется Мишу из тюрьмы.

Она дождалась, потом силы кончились.

* * *

Алексей Венедиктов:

http://www.echo.msk.ru/blog/aav/1372452-echo/

С Мариной Филипповной Ходорковской я познакомился, когда МБХ уже сидел. И, общаясь с ней, я понял, откуда в нем эта непреклонность, воля, желание жить – и жить полной мерой.

Именно такие женщины, даже не участвуя напрямую в общественной жизни, стоят за нашими спинами и рядом с нами, делая нас сильнее, спокойнее и увереннее.

Матери, жены, возлюбленные – они создают такие защитные поля, под которыми мы чувствуем себя настоящими мужчинами. Занимаясь политикой, они становятся Маргарет Тэтчер или Мадлен Олбрайт. Оставаясь в тени, они наша надежда и опора.

Вечная память Марине Филипповне.

* * *

Матвей Ганапольский:

http://www.echo.msk.ru/programs/ganapolskoe_itogi/1371978-echo/

О Марине Ходорковской. Никто из эховцев не злоупотреблял знакомством с ней. Все понимали, насколько тяжелые для нее были эти 10 лет отсидки сына. Вся история с ЮКОСом была для нее публичным испытанием, особенно если учесть, что она прекрасно понимала, как власть показательно издевается над ее семьей. Каждый день, - а это было именно так, - какое-то СМИ обязательно, само того не желая, напоминало ей, что Михаил сидит, что сидит показательно, - чтобы другим неповадно было.

Трудно сказать, как переживала все это Марина Филипповна, ведь она была не политик, а обыкновенная мама. Видела она не какие-то промахи сына, а все то лучшее, что он делал для общества. Потом, слава богу, они встретились, - ненадолго, правда. Мы выражаем самые искренние соболезнования всем, кто ее окружал все эти годы во время тюрьмы сына, и после.

Конечно, когда Ходорковский вышел из тюрьмы, все писали о мужестве, с которым он принимал бессмысленное, жестокое и показное наказание. Но никто не знает, смог бы он претерпеть издевательства именно так, если бы не помнил о стойкости и любви его мамы. Марина Филипповна, Царство вам Небесное. Уверен, что ваш сын сделает еще много полезного для России с вашим именем и вашей памятью.

* * *

Марина Королева:

http://www.echo.msk.ru/blog/markorol/1372486-echo/

С Мариной Филипповной я говорила один раз в жизни, на каком-то из наших эховских праздников. Она всех нас знала по голосам и объясняла, почему: у нее по дому всюду были расставлены приемнички, из которых шло «Эхо».

Она боялась пропустить хоть какую-то новость про сына. Хоть какую-то, малейшую, и знала, что вряд ли где еще ее услышит так быстро, как ей хотелось бы.

С тех пор, когда я говорила что-то о Ходорковском в эфире, представляла себе лицо и глаза его матери.
Очень сильная, да что там — несгибаемая. Прошедшая через трагедию, равную по силе античной. На суде по второму делу, когда объявили  приговор, она крикнула судье высоким своим голосом: «Будьте вы прокляты!». Это был единственный раз, когда на моей памяти ей изменила выдержка.

Очень красивая, настоящая женщина. Если нужен вам образ женской, материнской России, то вот он.
Светлая, долгая память ей.

* * *

Александр Осовцов:

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=25724

Умерла Марина Филипповна Ходорковская. Разумеется, для тех, кто не был с ней знаком лично, она была мамой МБХ. Для тех, кто знаком с обоими — прежде всего он был ее сыном. Все те, кто любит, просто уважает или хотя бы отдает должное Михаилу Борисовичу и видели Марину Филипповну лично или на экране, ясно поняли, что в отличие от знаменитого писателя всем хорошим в себе он обязан маме. И каждый человек, который общался с ней, был обязан ей толикой хорошего в себе.

Марина Филипповна отнюдь не была погружена в политику, это политика вторглась в ее жизнь. Но если, наверняка вопреки ее желанию, определять ее сущность в политических терминах, то можно сказать, что современная стратегия великих цивилизованных государств названа в ее честь — «мягкая сила». И только один раз она сказала отнюдь не мягкие слова — в тот момент, когда услышала чудовищный приговор по «второму делу ЮКОСа». Мы, те, кто любил Марину Филипповну и к кому она была добра, будем помнить ее доброй и мягкой. Те, кому она тогда адресовалась, пусть помнят эти слова, особенно страшные оттого, что сказаны были таким славным и спокойным человеком.

В силу простых и понятных обстоятельств Марина Филипповна была шестидесятницей, и очень любила Окуджаву. Думаю, что восемь строчек поэта, написанные четверть века назад, и ей нравились, и звучат сегодня более чем актуально:

Совесть, Благородство и Достоинство —
Вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь.
За него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен,
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
Но зато умрешь как человек.

* * *

Данила Гальперович:

http://www.golos-ameriki.ru/content/mikhail-khodorkovsky-mother-died/1970604.html

3 августа в одной из клиник Берлина, после тяжелой и продолжительной болезни, на 80-м году жизни скончалась Марина Филипповна Ходорковская – мать бывшего владельца компании ЮКОС и узника совести Михаила Ходорковского. Марина Филипповна пережила Великую Отечественную войну, 35 лет проработала инженером-технологом на московском заводе «Калибр».

После того, как Михаила Ходорковского арестовали и осудили по обвинению в уклонении от уплаты налогов, Марина Филипповна всеми силами старалась помочь ему не только выйти на свободу, но и сохранить доброе имя: она рассказывала журналистам о том, как ее сын финансировал лицей в Коралово, который она курировала вместе с мужем Борисом Моисеевичем, обращала внимание журналистов на очевидные противоречия и нарушения в ходе «дел ЮКОСа», позже подтвержденные Европейским судом по правам человека.

Вместе с тем Марина Филипповна всегда надеялась на торжество здравого смысла и гуманности: в интервью со мной для «Радио Свобода» в 2008 году она говорила, что «очень многие люди надеются, что юрист и либерал Медведев сумеет занять самостоятельную позицию, проведет быструю реформу суда, сделав его независимым от власть предержащих, и тогда вопрос с прекращением дела, по которому пострадало много людей из ЮКОСа, будет решен положительно, поскольку все это просто надуманно и высосано из пальца».

Многие люди, общавшиеся с Мариной Филипповной, поражались ее стойкости, скромности и спокойствию во время тяжелого испытания. Она мечтала увидеть своего сына на свободе и дождалась его освобождения, но десять лет ожидания и тревоги подорвали ее здоровье непоправимо. Марину Филипповну Ходорковскую будут поминать все, кто ее знал, как человека величайшего достоинства и жизненной отваги.

* * *

Евгения Альбац:

http://www.newtimes.ru/articles/detail/85116

Какое тяжелое лето… Не стало Марины Филипповны Ходорковской. Сегодня, в 2 часа дня пополудни с минутами, в берлинской клинике, она ушла. Ушла, немного не дожив до своего 80-летия, в день рождения мужа, Бориса Моисеевича, с которым они прожили 56 лет. Ушла в окружении своих близких, съехавшихся из Швейцарии, США, России, и самого главного из них — сына, известного миру как МБХ, Михаила Борисовича Ходорковского, главного политзека России на протяжении десяти лет.

«Что вас держит?» — спрашивали Марину Филипповну журналисты вскоре после второго приговора Ходорковскому. Она к тому времени уже давно болела, о чем журналисты не знали, но перед необходимостью спасти сына ее рак отступил.

«Желание дожить, когда он выйдет на свободу. Если доживу». 

Дожила. 

Они увиделись в Берлине 21 декабря 2013 года, на следующий день после того, как МБХ был отправлен с пересадками из колонии в Сегеже в Берлин. «Время для меня остановилось 25 октября 2003 года, — говорила она в одном из интервью, когда сын еще сидел.— И в этом страшном сне я так и живу».

В этом сне она всегда видела сына на свободе — никогда в тюрьме: «И почему-то я всегда кормлю его борщом».

Было много спекуляций о том, почему Путин вдруг помиловал МБХ, сказав, между прочим, уже на выходе из зала после своей очередной прямой линии с народом в декабре 2013-го, что де Ходорковский уже давно сидит — «десять лет — это много».

На самом деле, никакой конспирологии за этим не было.

Летом 2013 года врачи берлинской клиники обнаружили у Марины Филипповны метастазы. Стало понятно: ей осталось немного и дожить до 24 августа 2014 года, когда МБХ должен был бы выйти на свободу по второму приговору (если бы не случился третий процесс, который тогда уже готовился) ей вряд ли было суждено.

Спустя четыре месяца МБХ, который и из лагеря все эти годы контролировал — если не руководил — жизнью своей большой, разбросанной по миру, семьи, и написал Путину прошение о помиловании, что отказывался делать десять лет. В личном письме объяснил причину — мама смертельно больна. Об этом он сказал мне в том, самом первом своем интервью после лагеря, но попросил об этом не писать: «Я не хотел бы, чтобы мама это прочитала». Они друг друга жалели: Марина Филипповна тоже не сообщала ему в колонию плохих новостей — о мамином приговоре МБХ узнал не от нее.

«А как же Европейский суд?» — это была первая реакция Марины Филипповны, когда я позвонила ей после той пресс-конференции Путина, сказать, что ее сына Путин помиловал.

10 лет она ждала его. Жила ради этого дня. Но после всего пройденного за эти десять лет, ей было уже не все равно КАК он выйдет. Для нее было важно, чтобы МБХ не встал на колени и вышел с достоинством.

И он в том прошении о помиловании так и не признал вины — чего от него требовали десять лет. «Мама меня на порог бы не пустила», — сказал он в интервью.

Марина Филипповна родилась в дворянской семье. Революцию родители,  мягко говоря, не слишком приняли. Но не уехали — «были патриотами», — рассказывала она. Сама Марина Филипповна всю жизнь проработала на московском заводе «Калибр» — она была инженером-механиком по холодной обработке металла. Там же, только конструктором, работал и Борис Моисеевич: собственно в техникуме при заводе они и познакомились.  

С виду мягкая, она была совершенно стальным человеком: остается только догадываться, что она пережила за десять лет тюрьмы сына.

Она всю жизнь боялась самолетов, говорила, что ее тошнило даже, когда видела самолет в небе, но по первому приговору МБХ заслали в колонию в Краснокаменске, в Забайкальском крае, поближе к урановым рудникам и границе с Китаем. И она летала к нему: сначала шесть с половиной часов от Москвы до Читы, потом 535 километров на машине до колонии. Летала столько, сколько позволяла наша «гуманная» пенитенциарная система. И все — ради того, чтобы увидеть сына через стекло, поговорить по тюремному телефону три часа под пристальным контролем вохры. Потом он был в СИЗО в Чите.

Потом второй процесс в Москве: «Будьте вы прокляты»,— сказала она судье Данилкину, который объявил новый приговор ее сыну, по которому МБХ предстояло сидеть еще семь лет. Потом Сегежа, колония в Карелии: сутки туда, три часа через стекло — и снова ни обнять, ни прижать, сутки обратно домой в подмосковное Кораллово: они жили на территории интерната для сирот солдат и офицеров, погибших в Чечне — интерната, созданного Ходорковским: Борис Моисеевич и Марина Филипповна были мамой и папой этого интерната.

Там же, в Кораллово, она каждый год собирала друзей на день рождения сына. И с каждым годом у нее все меньше оставалось надежды, что она увидит его на свободе, а не через перегородку тюремного стекла.

О том, что она сама обречена, Марина Филипповна знала: диагноз ей поставили еще, кажется, в 2004-ом. Но у нее было дело важнее ее собственного здоровья: она летала по всему миру, что с ее болезнью было совсем не просто, встречалась с Саркози, с Меркель, выступала в академических и правозащитных аудиториях — она боролась за сына и параллельно лечилась — чтобы иметь возможность продолжать эту борьбу. Ну а кроме того — внуки, Паша, Настя, Илья, Глеб, жены сына, Лена и Инна, Борис Моисеевич, который совершенно уже не верил, что увидит сына на свободе — она держала семью, была ее стержнем.

Этим летом состояние ее здоровья сильно ухудшилось.  «Женя, я же все понимаю», — говорила она и тут же переводила разговор на другое: она следила за политикой, за новостями, интересовалось жизнью окружавших ее людей. Она была чудесным, умным собеседником, изумительно теплым и доброжелательным человеком, умела слушать, способна была — чтобы с ней и у нее не происходило — искренне сопереживать бедам других. Она знала, что уходит и волновалась о «деде»  — так она называла Бориса Моисеевича: как же он останется без нее… И вот ушла. И сын, которого она столько ждала, был рядом.

* * *

Марина Филипповна Ходорковская будет похоронена в Москве.