Первое интервью Платона Лебедева на свободе вышло в субботнем выпуске программы «Неделя». 

Эксклюзивное интервью Платона Лебедева Марианне Максимовской (программа «Неделя», РЕН ТВ, 25.01.2014)

(Начало записи: Платон Лебедев показывает из окна на рябиновое дерево и говорит, что в момент его ареста оно было маленьким кустиком)

- Дома все так, как было?.. (осматривают комнату)

- Нет, ну чего-то, наверное, здесь по нюансам поменялось. Если честно, я вместе с вами сейчас смотрю, я особо еще не присматривался. Картина вот та же самая. Телевизор точно другой, стол куда-то дели.

Закадровый текст ведущей: Мы снимали Платона Лебедева у него дома, в Подмосковье, куда он приехал всего несколько часов назад, на интервью тоже совсем немного времени – до эфира буквально два часа, пытаемся успеть. И еще неловко надолго отвлекать Платона Лебедева от семьи, которая тут же, в доме.

- Сколько точно часов назад вас освободили?

- В десять с копейками я где-то вышел…

- То есть суток не прошло?

- Нет.

- Вы так и не попросили о помиловании в отличие от Михаила Ходорковского, а почему?

- Было уже де-факто бессмысленно.

- Ваше освобождение оно связано с некими договоренностями, которые были заключены при освобождении совсем недавно Михаила Ходорковского? Или просто так совпало, что называется, во времени и пространстве?       

- Может быть, не совсем верно использовать слово «договоренности». Или тут вопрос: мы на свободе? Я бы сказал точнее: нас пока выпустили из колонии. По крайней мере с точки зрения свободы принятия тех или иных решений «по жизни» у нас вот так уже руки связаны. 

- Всех волнует почему-то, что дальше?

- А дальше будем стараться жить и работать.

- Вы будете стараться жить здесь в России, или вы уедете?

Нельзя делать такую антитезу: или остаемся или уезжаем. Я занимался международной деятельностью. Я был директором международного инвестиционного холдинга. И в силу своей жизни и рода деятельности я был и здесь, и там. Более того, мне было интересно ездить с семьей отдыхать не только в России, но за пределами России. Что касается работы – то же самое. Сейчас у нас с Ходорковским такой свободной возможности просто нет. Поэтому, когда мы говорим пока о свободе, то <возникает> такой как бы вопрос. Я бы сказал так: ближайшее время покажет. Пока я вот из колонии вышел, мне дали один документ – наш паспорт.

Иностранного паспорта нет у вас?    

За одиннадцать лет, какой у меня иностранный паспорт. Вот сейчас отоспимся, чуть-чуть в себя придем, и начнется потихонечку процедура получения загранпаспорта. А дальше все увидим: дадут мне загранпаспорт… и дальше тогда я вам спокойно смогу ответить на вопрос, а есть ли вообще юридическая возможность выехать за границу, неважно для каких целей.

То есть пока вы даже не можете встретиться с вашим партнером, другом Михаилом Ходорковским – он не может поехать в Россию, а вы не можете поехать за границу, у вас нет паспорта.

Пока нет, но существует юридическая вероятность, что мне этот паспорт и не дадут. Или если дадут паспорт, то не выпустят за границу, потому что я, как вы выражаетесь, должник.

А вы успели уже пообщаться с Михаилом Ходорковским?

Он был, наверное, один из первых, кто позвонил мне на телефон. Такой возбужденно-дрожащий голос, даже не говорит, а кричит. Был очень рад. Как раз обсуждали тему, когда мы сможем обняться, встретиться.

Вот это-то как раз и не ясно…

Вы знаете, для всех мы говорим, что мы друзья, но друг для друга мы почти братья. Вот если мне дадут, например, выехать обследоваться хотя бы – не люблю я эту тему, но некоторые болячки все-таки накопились за такой срок, кое-чего желательно было бы посмотреть, – может быть, в середине февраля, в конце февраля мы с ним попробуем где-то пересечься, потому что пока он будет в Германии.

До ареста, понятно, вы были очень богатым человеком, а сейчас вы состоятельный человек?

Я бы сказал так: я уже давно состоятельный человек. По-моему, с начала 90-х годов, если мне память не изменяет. ЮКОС обанкротили, и основное богатство исчезло.

Ну, не работать можете?

Наверное, нет, но посмотрим. Хотя за 11 лет я долгов перед женой, детьми и вообще всеми накопил столько, что работать придется, конечно, с оглядкой, чтобы отдавать и эти долги тоже. У меня самая младшая дочь – это практически ровесница моего срока. А для отца встречаться с детьми в колонии… Дашу я первый раз увидел – если не считать совсем маленький возраст, потому что я успел хотя бы ее искупать перед арестом, - так вот первый раз я ее увидел в Заполярье, в Харпе. Такой комочек привезли. Правда, она уже умела разговаривать и фактически первый раз увидела папу.     

А сейчас <Даша> здесь?

Здесь. Они на катке катаются. Все нормально.

Узнала?

Конечно.

А старшие дети?

Старшая дочь и сын они были в Вельске, мы оттуда вместе с ними приехали в Москву.

Вы с семьей обсуждали ваши планы? Вот Михаил Ходорковский сказал со всей определенностью, что он не будет заниматься политикой, а будет заниматься общественной деятельностью. Вы вот так глобально обсуждали планы вместе с семьей, или пока рано об этом говорить?

Если мне не будут ограничивать передвижения, это значит, что у меня остается возможность делать то, что я умею делать. Это значит, скорее всего, что я буду заниматься тем, чем я занимался раньше.

Бизнесом?

Назовем слово это – бизнесом.

Но не политикой?

В нашей стране успешный бизнес - это всегда политика.

Но не чистой политикой?

Нет, чистая политика мне неинтересна. А вообще, я думаю, что я вас через определенное время удивлю. Но это уже, наверное, будет тема отдельного разговора.