В студии "Радио Свобода" о нынешнем этапе преследования политзаключенных говорят Сергей Давидис и Вадим Клювгант.

"Радио Свобода", программа "Человек имеет право", 30.10.2013

Цитаты из программы:

О критериях, опираясь на которые, можно отнести того или иного человека к числу политзаключенных (на основании этих критериев «Мемориал» 30 октября опубликовал список из 70 российских политзаключенных. – ПЦ)

Сергей Давидис: <…> Критерии, с одной стороны, включают в себя то, что традиционно называется «узниками совести», то есть это люди, которые незаконно преследуются исключительно в связи с ненасильственной реализацией законных прав, установленных Европейской конвенцией и другими международными нормами (это право на свободу собраний, совести и т.д.). С другой стороны, это люди, которые преследуются исключительно в связи со своей принадлежностью к какой-то этнической, религиозной, гендерной группе. И новация этих критериев в том, что мы в эту группу включили и тех, кто преследуется исключительную за ненасильственную деятельность по защите прав и свобод человека. Это те люди, в отношении которых надо требовать немедленно освобождения, реабилитации, поскольку их преследование с самого начала незаконно. И вторая группа политзаключенных, это те, кто преследуется по политическому мотиву власти, они сами могут заниматься политической деятельностью или не заниматься ей – это не является принципиальным – и в отношении которых либо преследование ведется с явным нарушением права на справедливый суд и других фундаментальных прав, либо по явно сфальсифицированному обвинению в связи с преступлением, события которого не было, или состава преступления в действиях не было. Либо это люди, которые преследуются заведомо избирательно по политическому мотиву власти, либо люди, уголовное преследование которых (речь идет о лишении свободы) явным образом непропорционально по своим условиям, по своей продолжительности, тем деяниям, которые они совершили, в которых обвиняются.

Вадим Клювгант: Я вижу серьезное лукавство там, где выбираются юридические формы преследования или формы расправы (скорее, квазиюридические, потому что юридическая там только оболочка), и начинают лукаво говорить, что у нас политзаключенных нет, потому что у нас нет статей, преследующих за политическую деятельность. <…> Главное в том, что если есть мотив, о котором сказал Сергей <Давидис>, если убирается с дороги оппонент, соперник или потенциальный соперник, то совершенно никакого значения не имеет, в чем его формально обвиняют. Его можно обвинить в наркодилерстве,  его можно обвинить в педофилии, его можно обвинить в хищении всей нефти или всего леса, в чем угодно можно обвинить.

Как превращаются уголовные дела в политические? Моя версия такая, что они в них не превращаются, а просто они изначально создаются в оболочке уголовного дела, но кроме оболочки там ничего уголовного нет. Потому что уголовное дело тогда только бывает, когда есть криминальное событие и доказана виновная причастность конкретного человека к этому реально имевшему место криминальному событию. А когда расправа, там сначала назначают преступником, а потом оформляют бумаги в соответствии с заранее поставленной целью. Бумаги про хищение, бумаги про наркотики, бумаги про что угодно. И используется примерно один и тот же набор фальсификационных технологий (процессуальных, квазипроцессуальных или чисто фальсификаторских) во всех таких делах.     

О работе адвокатов в политически мотивированных процессах.  

Вадим Клювгант: 5 дней назад (25 октября. – ПЦ) вступило в силу решение Европейского суда по правам человека по жалобе Михаила Ходорковского и Платона Лебедева на первый приговор Мещанского суда, который имел место в 2005 году. Это дело в приоритетном порядке рассматривалось так, что только через 7 лет с момента подачи жалобы, было вынесено решение. И вот там в качестве самостоятельного нарушения, хотя, безусловно, взаимосвязанного с правом на защиту в более широком плане, которое тоже признано нарушенным по ст. 6, там еще признано нарушение по ст. 34 Конвенции, в соответствии с которой государства обязались не чинить никаких препятствий защите, в том числе в подготовке обращений в Европейский суд по правам человека. И там на нескольких страницах перечисляются конкретные факты давления на адвокатов Ходорковского и Лебедева, работавших как в России, так и иностранных адвокатов, как для ЕСПЧ и сопровождения дела там, так и в российском суде (в том числе и в одних и тех же лицах)- это были и незаконные обыски, и незаконные вызовы на допрос, это были попытки лишения статуса адвоката (к чести адвокатского сообщества ни разу не увенчавшиеся успехом ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге – даже Юрия Марковича Шмидта пытались лишить статуса адвоката), это было выдворение из страны иностранных адвокатов, это были запреты на въезд другим иностранным адвокатам и т.д. Это не только было, это и продолжается сейчас. И не только в этом деле. Но это такое неизбежное зло, и когда ты сопоставляешь эти свои трудности в адвокатской жизни с тем, что приходится переносить и испытывать твоему подзащитному, то становится понятно, что это профессиональные издержки, профессиональный риск, так к ним и надо относиться. 

Об отказе Президиума Верховного направить дело «Алексея Пичугина» на пересмотр.

Вадим Клювгант: Случай с «делом Пичугина» очень мрачные мысли вызывает. И интересно было бы увидеть текст, как высшие судьи, Президиум Верховного суда, как они все-таки сумеют… ну обосновать, с моей точки зрения, это нельзя, ну хотя бы видимость создать обоснования они должны. Вот что там будет написано – это просто профессиональный интерес, чтобы как-то попытаться осмыслить, подумать, может быть, пообсуждать, что дальше-то со всем этим делать и как быть.