«The Telegraph», Петер Фостер, 24.10.2013

Интервью с Павлом Ходорковским

<…>

Когда ревнивый Кремль распростер свои крылья над самым известным олигархом, в тот момент юноша с мягким голосом потерял своего отца. Павлу было 18, он только что поступил в бостонский университет, когда пришли новости об аресте. Тем не менее, это не было сюрпризом.

Павел уже знал, что его отец сделал свой выбор, вернувшись в Россию, несмотря на многочисленные предупреждения не делать этого.

Сейчас Павлу 28, но ясно, что чувство потери с течением времени не стало меньше. Павел откровенно говорит о своих противоречивых чувствах и о том, почему слова его отца всегда застревают у него в горле. (ред – речь о выступлении М.Ходорковского в Хамовническом суде, когда он говорит, что «моя вера стоит моей жизни») Он явно преклоняется перед отцом и уважает его выбора, однако одновременно он борется с сознанием того, что своим решением отец поставил свои принципы выше интересов его семьи, выше интересов своего собственного сына.

«Он сделал правильный выбор для себя на тот момент. После окончания школы я только начинал узнавать своего отца. Я приезжал к нему на работу, начинал разбираться в его бизнесе, а затем, внезапно, его забрали. Если бы я сам столкнулся с таким….  я бы сделал другой выбор, потому что, вы знаете….», - Павел замолкает, потом начинает объяснять, что это такое – расти, не имея возможности спросить отца о самых простых вещах…

 (…)

Они восемь лет после ареста даже не разговаривали, так как Михаилу было запрещено пользоваться телефоном во время заключения в Москве и когда он сидел в Чите. Однако в сегежской колонии возможность общаться по телефону есть и недавно им удалось поговорить 15 минут, положенных каждому заключенному. (ред - Звонки делятся поочередно между всеми родными)

«Мы обсуждали семейные вопросы, обычные, касающиеся детей. Он всегда оптимистичен, возможно, таким образом, ему проще поддерживать свою собственную силу духа, он всегда и мне подымает настроение, говорит Павел, вспоминая как нервничал перед первым разговором с отцом после восьмилетнего перерыва.

«В тот день мне было немного страшно, я думал, что взяв телефонную трубку, я услышу человека, которого не помню. Но этого не случилось, это был отец, таким, каким я помнил его в нашу последнюю встречу».

Последний раз они встретились в Бостоне 23 августа 2003 года, Михаил приехал посмотреть как обустроился поступивший в университет его сын. «Мы провели вместе весь день, поужинали и потом я повез его в аэропорт и это был единственный момент, когда мы говорили о будущем», говорит Павел, добавляя, что его отец, возвращаясь, «был на 90 процентов» уверен в том, что его арестуют.

(…)

По словам Павла, большая часть состояния испарилась вместе с разрушенным ЮКОСом, но получаемых дивидендов хватит на то, чтобы жить, когда его отец выйдет из тюрьмы. Спрятанных горшков с золотом или частных самолетов не существует, говорит Павел.

«Я приехал сюда (в Вашингтон) на поезде, - говорит Павел с усмешкой, - На прошлой неделе я летал в Европу эконом классом. Но я понимаю, почему люди интересуются».

(…)

Михаил Ходорковский живет настоящим, говорит Павел, не тратя энергию на мысли о будущем, которое, он знает, целиком в руках Путина.

«Важно понимать, что он не думает об освобождении, - говорит Павел. – Когда бы ни всплывал этот вопрос, он отвечает - «время покажет. Не хочу гадать. Я сознаю, что в любой момент все может измениться»».

Сам Павел мечтает о том дне, когда его отец выйдет на свободу. Пока неясно, найдет ли Кремль очередную причину, чтобы оставить Михаила Ходорковского за решеткой, но Павел сохраняет оптимизм, так как очевидно, что его отец больше не представляет угрозы для Путина.

Менее оптимистично Павел настроен в отношении политического курса новой России, находящейся в тисках беспрецедентных репрессий по отношению к гражданскому обществу. Все злоупотребления и нарушения российских властей бесстрашно освещаются организацией Павла – Институтом современной России.

Не волнуется ли Павел, спрашиваю я, что такая деятельность может сократить шансы отца на освобождение? «Я делаю это не из-за моего отца.. Мой отец – счастливчик, что его не забыли за десять лет, я всего лишь пытаюсь сделать, что в моих силах, чтобы всех других людей не забыли. Мне повезло в том, что у меня есть возможность этим заниматься. Это правильное занятие».