24 июня в Москве прошли Девятые Ходорковские чтения. В связи с юбилеем Михаила Ходорковского впервые за всю историю Чтений одна из сессий форума была посвящена непосредственно МБХ. Сессия называлась: "Михаил Ходорковский: опыт сопротивления". Пресс-центр вел онлайн-трансляцию Чтений, но важные тезисы для дополнительной их фиксации все-таки нуждаются в видеозаписи и расшифровке. Ниже представлены выступления Ирины Ясиной, Алексея Кондаурова, Вадима Клювганта и Каринны Москаленко.

Ну а начать мы хотели бы с записанного в кулуарах Чтений небольшого интервью с главой "Мемориала" Арсением Рогинским:

 Арсений Борисович, вы родились в Вельске, куда в ссылку был отправлен ваш отец. Помните ли вы свои ощущения от новости, что Платона Лебедева этапировали в те же места?

Да, конечно, помню. Я сам однажды этапом проезжал этот Вельск, уже сам будучи заключенным, и кого-то там высадили на вельскую зону. Я поразился: вот если меня сейчас высадят, то круг замкнется, подумал я (не в ссылку, а в лагерь там был мой отец). Да, ощущение особенной близости. И я даже написал по этому поводу письмо какое-то к вельчанам-землякам во время суда над Платоном Лебедевым в надежде, что как-то их настроение каким-то образом улучшит и его ощущения и чувства вокруг этого суда по УДО, который, конечно же, произошел не в его пользу.

Вы сами провели в заключении 4 года. Этот опыт советского политзаключения позволяет вам сейчас точнее и детальнее представить себе десятилетнее заключение Ходорковского и Лебедева? Что такое 10 лет в заключении?

Человек, просидевший четыре года, не может представить, что такое десять. В мое время десять сидели люди уже либо по второму разу, которые были осуждены по статьям части особенной УК, то есть за так называемые контрреволюционные преступления, или по первому разу, но тогда уж за измену родине и так далее. Только они. А основная масса людей, уж москвичи-то тем более, это люди, которых судили по 70-й, где максимальный срок наказания был семь лет лагеря плюс пять лет ссылки. Я, конечно, видел много десятилетников там, в лагере, до и после тоже. Это огромный срок, это огромный срок. Десять лет безвыходных, да еще и посередине из них большая часть заключения в тюрьме, т.е. без воздуха, без неба. Это тяжелейшее испытание. Тем поразительней для меня, как этот человек его выдерживает, выдерживает и не просто сохраняет себя, но все время как-то - стыдно сказать слово растет - но меняется, насколько он живет не тамошней жизнью, насколько он живет нашей жизнью, жизнью страны по самому большому счету. Это удивительно. Вроде бы давно уже должен был скукожиться, уйти в свою зековскую улитку. Нет. Срок огромный.

Началось обсуждение проекта нового стандарта преподавания истории в школе. Вот как об одном из аспектов этого документа написала газета «Ведомости»: «В перечне дат, связанных с правлением Путина, отсутствует упоминание об экс-главе ЮКОСа Михаиле Ходорковском. Его имени также нет в числе исторических персон 1990-2000 гг». Что Вы как историк, как глава «Мемориала» можете сказать о таком подходе к новейшей истории?

Это вообще дурацкая штука писать единый учебник истории, учебников должно быть много. Что касается Ходорковского, то он, конечно, своей деятельностью, своим процессом (одним, другим), борьбой общественной вокруг этого процесса, своими тюремными писаниями и т.д. Ходорковский, конечно, принадлежит истории и в нормальных учебниках истории, конечно, это имя, безусловно, будет. А что до этих учебников, которые сейчас собираются принимать, вряд ли стоит об этом серьезно говорить.

25 июня Замоскворецкий суд Москвы приступает к рассмотрению иска «Мемориала» к столичной прокуратуре, в котором вы оспариваете требование прокуроров о регистрации «Мемориала» в качестве иностранного агента. Чего накануне заседания вы ждете от этого суда? (25 июня судебное заседание уже во второй раз было перенесено,предварительное слушание по иску состоялось лишь сегодня, 28 июня. - ПЦ)

Люди, подающие иск (в данном случае это одна из наших организаций - правозащитный центр «Мемориал»), казалось бы ждут от суда и должны ждать от суда справедливости. То есть решения дела в свою пользу, потому что, конечно же, назвать «Мемориал» иностранным агентом… более бредового ничего быть не может. Казалось бы, мы ждем этого, но, конечно же, мы понимаем, что будет совсем не так, что право у нас служивое, что суд у нас вовсе не такой независимый, как об этом написано в нашей Конституции.

Около недели назад президент Путин заявил, что надо проанализировать практику применения закона об «иностранных агентах» и «подумать над совершенствованием» закона. В вас эти слова президента вселили оптимизм?

Оптимизм это не то слово, но это похоже на сталинскую известную статью про «Головокружение от успехов». Когда вдруг на короткий срок, на очень короткий срок и по чуть-чуть, вдруг какие-то произошли мелкие перемены. Я думаю, что слова сами по себе ничего не значат, но, может быть, кое-где какие-то суды примут решения не в пользу государства, а в пользу организации, подавшей иск. Может быть, кое-где в прокуратуре не пошлют вот этих самых своих черных меток в общественные организации. Они же прислушиваются к голосам сверху. То есть я бы сказал в генеральном смысле никоим образом нет, а в тактическом, ну, какие-то мелочи исключить никак нельзя.

«Ходорковские чтения» - что они вообще сегодня значат?

Для меня теперь стало ясно, что когда-то мы все время подчеркивали, что «Ходорковские чтения» это не про Ходорковского, в связи с Ходорковским, с его судьбой, с проблемами, которые его судьба ставит перед нами, с вопросами, которые он задает, задаёт эта судьба. А сегодня, на самом деле я вижу «Ходорковские чтения» - это одна из немногих площадок для свободного обмена мнениями о современной ситуации в России и Михаила Борисовича Ходорковского естественного участника этой площадки. То есть фактически во всем, что мы сегодня слышали, видно было и слышно было дыхание и мнение Михаила Борисовича. Кто-то был «за», кто-то был не очень «за», кто-то был «против». Прямо об этом не говорилось, не потому что кто-то боялся говорить прямо, а просто потому что здесь никто ни на кого не ссылался. Михаил Борисович Ходорковский стал за эти годы одним, действительно, не просто участником, одним из очень важных участников современной актуальной общественной дискуссии о путях развития России, об обществе и власти в России.

В контексте «дела экспертов» не опасаетесь ли вы того, что поголовно всех участников Чтений могут обвинить в том, что они обменивались мыслями в интересах Ходорковского?

Знаете, не думал об этом, это уж совсем идиотизм был бы, а с другой стороны, и правда, потому что интересы Ходорковского - это и наши интересы, это интересы страны. Бог его знает, не думал над этим, но думаю, все-таки до этой степени бреда они не дойдут, хотя кто его знает.

* * *

Выступления третьей сессии: "Михаил Ходорковский: опыт сопротивления"

Из выступления Ирины Ясиной:

<..> Я искренне считаю, что те годы, которые мы провели в "Открытой России", были наилучшими годами в моей жизни, правда. И те, кто работал с Ходорковским, может только подтвердить эти слова. Потому что по сравнению со всеми другими олигархами — а, я наверное, в 90-е, будучи журналистом, пишущим о банках, знала их всех и со всеми была на "ты", — он был единственный такой, вот, лично очень скромный, очень ответственный, очень собранный, абсолютно чуждый гедонизму, что всегда абсолютно было необычным.

Но оказалось, что этот парень, всего на год меня старше (ему будет 50, а мне только что исполнилось 49), он способен на такие вершины, такие полеты духа и такое самосовершенствование, к которому способно очень малое количество людей в нашей стране. А что самое главное — он способен увлечь других своим примером.

Для меня самое главное, что в нем есть, в Мише, — это абсолютное бесстрашие. Такое количество страха, которое сейчас среди нас, среди наших соотечественников проживает, царит, и мы сами себе придумываем свои страхи, мы следуем им, мы уговариваем себя, что мы так поступаем, потому что нам страшно, потому что они сделают с нами то-то, то-то, то-то... При этом мы прекрасно понимаем, что это не 37-й год и никто из нас (я не говорю о Ходорковском) не рискует ничем, кроме... там, ни повышением по службе, ни продлением какого-нибудь мандата и так дальше.

<…>

Вот Миша Ходорковский, Михаил Борисович Ходорковский. Человек, который не просто сохранил собственное достоинство, он всем нам, вот этим оставшимся 140 миллионам народонаселения на этой одной седьмой части суши, показал, что можно потерять все: состояние, свободу, социальный статус... Ну, вы все знаете, что такое тюрьма, как там обыскивают, как там унижают... Все потерять. Вот с этих горних вершин грохнуться брюхом, плашмя, на землю. И тем не менее быть достойнее всех тех, кто находится по-прежнему наверху.

Я пишу ему все время об этом, что он удивительно вселяет в меня лично силы жить, бороться, сопротивляться, сохранять собственное достоинство. Говорить об этом людям — моим слушателям, студентам, с которыми я работаю.

Потому что ничего важнее нет. У нас нет тех угроз, нет тех угроз, я настаиваю на этом, которые оправдывали бы нашу трусость. Просто ни одной.

<…>

Задачу Ходорковский ставил очень простую (когда в 2000 году позвал Ирину Ясину "сделать" «Открытую Россию». – ПЦ): сделать так, вот как он мне это сформулировал, чтобы нашим детям не хотелось уехать из нашей страны.

Все. Понимаете, вот эти слова я помню очень хорошо. Потому что, конечно, мне очень не хочется, чтобы наши дети уезжали из этой страны, вот мои дети. А после того, как уехал Сергей Гуриев, и дочь, и зять сидели, чесали репу и говорили: "Слушай, мать, ну это вообще сигнал". Потому что для них — молодых, образованных, профессионалов...

А Ходорковский хотел сделать так, чтобы они работали и приносили пользу дома. А сейчас складывается так, что надо валить. Хотя я очень, ужасно не люблю этого слова. Вот два слова не люблю, два выражения: "Надо валить" и "От меня ничего не зависит". Я думаю, Ходорковский тоже их очень не любит (полную расшифровку выступления Ирины Ясиной на "Ходорковских чтениях" можно прочитать ЗДЕСЬ).

* * *

Из выступления Алексея Кондаурова:

<...>Сегодня можно говорить о феномене Ходорковского. Но фокус в том, что феномену Ходорковского не 10 лет., ему гораздо больше. Я, например, с феноменом Ходорковского сталкиваюсь уже 20 лет. И сразу это почувствовал после первой получасовой беседы с ним. Почувствовал, что передо мной сидит человек совершенно неординарный. <…> Вот последние 10 лет. Почему все понимают? Потому что рельефно видят проявление духа. Ведь люди очень ревниво относятся к чужой исключительности. Единственное, что не вызывает брюзжание – это проявление духа. А сопротивление – это проявление духа. В тюрьме особенно. Поэтому рельефно это проявилось в последние 10 лет, но те качества, которые сделали Ходорковского самым успешным бизнесменом, потом выдающимся заключенным (если можно так сказать), они все присутствовали в нем. Какие это качества, которые позволили ему сопротивляться? Эти три кита: интеллект, интеллигентность, лидерство.

Относительно интеллекта <…> Интеллект Ходорковского восстал против абсурда и наглости обвинения, которое ему предъявляли. Последствие могло быть только одно – сопротивление. Но была развилка – сопротивление здесь или сопротивление за границей. Вот все недоумевают, почему Симонов не уехал за границу. Патриотическую часть я оставляю за скобками. Я думаю, он <насчитал>, конечно, вариант эмиграции для себя. Он пошел сознательно…Он мог уехать, уезжал, вернулся. Что тут скрывать, у нас была информация, что его будут сажать. Почему он не уехал. Опять же интеллект. Уже сидели Лебедев и Пичугин. Он понимал, что заложничество не ограничится Лебедевым и Пичугиным. Что в конце концов и оказалось. Вот Володя Переверзин (в зале.-ПЦ), потом пошли по этапу многие другие. Он понимал, что заложников будут прессовать. И он понимал, что его отсутствие здесь (если лидер не разделит судьбу тех, кто сядет), им сложнее будет противодействовать вот этому нажиму – оболгать.

Он просчитал, я думаю, что без его непосредственного участия в процессе (Лебедев умнейший человек, и, конечно, по масштабу личности человек сопоставимый, но к тому времени он был менее раскрученным), - вот, без присутствия Ходорковского в зале суда, понятно, они бы сделали все это под шумок. Понятно, не было бы такого внимания мировой прессы. Под шумок приняли бы решение и потом все это облыжное на нем бы висело. Он, наверняка, просчитал, что с отъездом от превращается в некоего Березовского, что его категорически не устраивало. И у власти появляется возможность (что они проделали с Березовским) совершенно безнаказано втаптывать в грязь. Этого он не мог допустить. И гарантия того, что людей не выдадут из-за границы (у нас очень много людей уехало за границу, избегая ложных обвинений и арестов), - вот, чтобы гарантировать невыдачу людей из-за границы, нужно было здесь развалить процесс личным присутствием. Что они с Лебедевым и командой адвокатов прекрасно сделали. Эти обстоятельства он все просчитал. Интеллекта ему для этого было достаточно. Итак, интеллект – первое качество, которое двинуло его в сопротивление.

<…>

Второе качество – интеллигентность. Казалось бы интеллигентность и сопротивление – какая связь? Применительно к Ходорковскому связь абсолютно прямая. Ведь чем отличается Ходорковский от олигархии и бюрократии нашей? Интеллигентностью. Вы на лица посмотрите, сравните лица. Ведь интеллигентность это не только про то, сколько вузов закончить, это еще культура, а значит мораль, нравственность. Интеллигент – это определенная душевная организация. Это и про совесть, это и про стыд, про чувство собственного достоинства. Я убежден, что безнравственный человек не может быть интеллигентным. А нравственный человек разве может позволить оставить товарища в беде? А ведь ровно так и произошло в 2003 году. И Пичугин и Лебедев находились в тюрьме до момента ареста Ходорковского. Конечно, не может. И Ходорковский об этом говорил: друзей не бросаем. А разве интеллигентный человек может позволить, чтобы на нем висело облыжное уголовное преступление, чтобы на него повесили ярлык? Ну стыдно же. Перед родителями, перед детьми, перед коллегами, с которыми работал, ну перед обществом наконец, потому что это человек известный. Не может он себе этого позволить. Он и не позволил, когда сел в тюрьму и пошел в суд доказывать свою невиновность. Публичный суд-то ему для чего нужен был? Чтобы доказать свою невиновность. Неправосудность в тогда такой еще не была, она на нем отрабатывалась. А потом уже в тюрьме…Может интеллигентный человек спокойно наблюдать, как издеваются над его товарищами? Над Алексаняном, над Лебедевым. А поэтому сухие голодовки. А сухая голодовка – это семь дней, а дальше необратимые последствия, по меньшей мере, вред для здоровья, а по большей мере – риск для жизни. А он шел на это. И ведь уступали. Понимали, что интеллигент не блефует. Власть отступала, он добивался своего. <…>

И лидерство. В случае с Ходорковским его лидерство в компании было неоспоримым. На чем оно базировалось? Об интеллекте я сказал. Воля, лучшее стратегическое видение, большая компетентность, чем у остальных, феноменальные организаторские способности, неиссякаемая жажда созидательной деятельности, чудовищная работоспособность (человек работал по 16-18 часов в сутки) <…> Но ведь лидерство – это еще и ответственность, ответственность за принятие решений, это тяжелая ноша, и Ходорковский с этой ответственностью справлялся. <…> Пойдя в тюрьму, Ходорковский стал осуществлять еще и моральное лидерство. И меня всегда удивляла наивность людей, которые всерьез рассуждали: вот он сейчас обратится к президенту с прошением о помиловании. Я всегда думал: О чем они вообще говорят, когда в тюрьме сидят Переверзин, Малаховский, Курцин, Пичугин, Лебедев. Как он обратится? А как с этими-то людьми? Он же лидер, моральный лидер, он никогда этого не сделает. Я еще убежден в том, что если бы Ходорковский совершил хоть одно из вменяемых ему преступлений, он не стал бы укрываться за враньем, он взял бы на себя, чтобы защитить других. Вот взял бы все на себя. <…> Сегодняшний авторитет морального лидерства он заработал в тяжелейших условиях. Заработал тем, что защищает товарищей, заработал тем, что постоянно пишет и дает анализ, рассказывает о ГУЛАГе.

* * *

Из выступления Вадима Клювганта:

<…>

Второй процесс был посвящен решению совершенно конкретной задачи. Ее можно назвать и управленческой, и юридической, и комплексной – как угодно, неважно. Поскольку иллюзий относительно нашего правосудия у нас не было, то задача Михаилом Борисовичем была сформулирована следующим образом: мы должны в открытом процессе, который даст возможность сделать это достоянием всех, - мы должны на максимально высоком профессиональном уровне не оставить незакрытой ни одной лазейки, для того чтобы они могли придать этой расправе видимость законного решения, пусть даже квазизаконного решения. Мы должны по каждому поводу сказать, что это на самом деле. Это задача была очень творческая, потому что не просто на черное говорили белое, а говорили, что «это черное оно фактически белое, хотя оно может быть и черное, но когда речь идет о Ходорковском, то оно вот такое, а в случае с кем-нибудь другим – это отдельный разговор». Примерно так говорили про все. «Купил на самом деле, но фактически похитил», «собственник, но фактически подложный собственник». Вот против всего этого была поставлена <Ходорковским> такая задача. И нужно было разобраться. Нужно было разобраться сначала ему самому. Чтобы у него самого не осталось никакой незакрытой черной дырочки или даже маленькой тени – и потом это шло уже на люди. И в ходе решения этой задачи нужно было видеть, например, его беседы со следователями. Вот следователи, которые ему писали это «замечательное» обвинение и все прочие запредельные по бессмысленности, по надругательству над правом, здравым смыслом, фактам документы, они его слушали, а он им мастер-классы проводил. Он им объяснял, что «с нефтью бывает вот такое, а такое с нефтью не бывает, а вот это вы написали, а вы вообще Гражданский кодекс когда-нибудь открывали? Вы знаете, что есть Гражданский кодекс Российской Федерации?» - спрашивал он следователей. А следователи многие не знали, что есть Гражданский кодекс. Или, может, слышали, но не открывали его никогда точно. И вот эти его беседы – это не просто отбывание времени. Это, во-первых, способность стать интересным собеседником для любого человека (они ведь его слушали раскрыв рот). И некоторые из них – мы знаем это точно – даже пытались что-то усвоенное донести до своих высоких сфер. Понятно с каким результатом, но тем не менее пытались. Не все, правда, из тех, кто пытался, до сих пор следователи, но тем не менее. Это тоже ведь опыт, это тоже урок.

<…>

<Теперь> о практической полезности опыта сопротивления.<…> Я сюда приехал прямо из болотного процесса, и это совершеннейший младший клон «дела ЮКОСа». И по степени фальсификаций, и по тем фальсификаторским технологиям, которые там применяются, и по методам унижения людей, которые там применяются. Единственное давно отмеченное отличие это то, что для Ходорковского на исполнительских позициях нужны не полковники, а генералы, а здесь все пока во главе с полковником ограничивается. Но, я думаю, он станет генералом за это дело и все выровняется. Так вот эти 10 ребят и 2 девочки, вчерашние дети, и опять же было сказано, что случайно они подобраны в качестве обвиняемых в этом деле… По моему убеждению, это так и не так одновременно. Они случайно подобраны в том смысле, что они не политики и даже не политические активисты. Это так называемая «пехота Болотной» (ужасно плохое слово, но оно как-то уже к ним приклеилось, я только поэтому его воспроизвел). Но посмотрите внимательно – там же ведь Ноев ковчег собран. Там парочка сторонников левых взглядов, там парочка сторонников либеральных взглядов, там парочка анархистов, там есть сочувствующие идеям ЛГБТ-сообщества, там есть яблочники. То есть это же ведь всем говорят: «Вы все ждите! Мы к вам ко всем придем! Вот к кому захоти, к тому и придем. Совершенно неважно, что вы сделали и чего вы не сделали. Будьте готовы!» Вот что говорится этим процессом в отношении двенадцати. Там про массовые беспорядки все с такой же достоверностью, как про хищение всей нефти путем ее покупки с прибылью для потерпевших, что было предметом второго процесса в отношении Ходорковского и Лебедева и других, включая уважаемого Владимира Переверзина (кивает в зал. – ПЦ), вот они все так сумели похитить сотни миллионов тонн нефти, что потерпевшие от этого хищения получили многомиллиардную прибыль. Но все равно похители. В составе организованной группы, где даже друг друга не знали лично. Так вот то же самое представляет собой обвинение в «Болотном деле», там даже не описаны юридические признаки, я не о доказанности сейчас говорю, я говорю о формальном критерии, то есть обвинения нет, потому что в нем не написано то, что должно быть написано в обвинении в этом преступлении.

И вот эти двенадцать ребят этот опыт сопротивления сегодня не просто изучают, они его реализуют на практике. Вот эти же расправленные плечи, вот эти же улыбающиеся глаза (а ведь они уже по году там, кто-то на второй год пошел), этот же юмор в ответах, это же какое-то достоинство, которое сопровождает их. Они выросли и они бы не выросли, безусловно, так сильно и так быстро, если бы не было этого опыта, о котором они, может быть не став болотными заложниками, ничего и не знали толком. А теперь они его изучают, по косточкам раскладывают. Я в беседах со своим подзащитным примерно 50 процентов времени по его просьбе отвожу на эти рассказы, отвечаю на его бесчисленные вопросы на эту тему. И я знаю, что он потом эти наши разговоры передает своим товарищам по несчастью. И когда я приезжаю к Михаилу Борисовичу, примерно в той же пропорции мы разговариваем о «болотном деле». И в его последних работах, статьях, интервью эта тема звучит. Что такая молодежь, которая сегодня становится объектом репрессий и пополнением нашего нынешнего ГУЛАГа, - это слишком большой риск для власти. Говорит Ходорковский власти, которая этого не понимает. А он это понимает. И они (молодежь) это понимают, что, скорее всего, им предстоит еще этот опыт приумножить на себе, но они как люди тоже с достаточно высоким интеллектом (там ведь меньше чем неоконченное высшее ни у кого образования нет, это настоящая молодая элита), - они понимают, что это то, что им сегодня помогает выживать, сохранять достоинство, оставаться теми, кем они были, и расти. Несмотря и вопреки. И это значит, что опыт сопротивления, опыт сегодняшний, опыт который у нас на глазах (у тех, кто постарше) накапливался и отрабатывался, он в наших сегодняшних весьма печальных реалиях находит применение и приносит пользу совершенно конкретным людям. А что может быть лучше, чем польза конкретным людям? И вот это то, что для Михаила Ходорковского как личности, как я его понимаю, и думаю, что не ошибаюсь - главное. Что есть польза от того, что он делает, конкретным людям.

* * *

Из выступления Каринны Москаленко:

<...>Задержание Ходорковского 25 октября 2003 года было преподнесено с такой помпой: схватили, взяли, спецслужбы обезвредили вообще страшного преступника. И в общем-то власти кичились удачно проведенной операцией. Как юрист-международник я хочу вам сообщить, что «эта удачно проведенная операция» сегодня решением Европейского суда признана прямым грубым откровенным нарушением Европейской конвенции по целому ряду критериев. Там все от начала до конца признано незаконным. Власти почему-то стали отрицать в Европейском суде, что это делалось силами ФСБ. Это было ужасно смешно, потому что это было зафиксировано в протоколе судебного разбирательства, посвященного избранию меры пресечения. И когда мы показали <Европейскому> cуду и им, что это написано там… Зачем они стали это отрицать, я не знаю. Я хочу сказать только о лживости, о способности к беззастенчивому, откровенному вранью. Если вы случайно не поймали за руку, то, соответственно, эти, некоторые, представители власти (не все, будем надеяться) таким образом готовы сказать на синие красное и наоборот.

И еще был забавный момент, когда их спросили на основании какого из исчерпывающего перечня ст.5 они арестовали Ходорковского, они понимая, что нет такого в исчерпывающем перечне, сказали, что они вообще-то арестовали его не по 5-й статье Европейской конвенции. Но дело-то в том, что Европейский суд признал не только первоначальный арест его незаконным, он препарировал все судебные разбирательства, посвященные избранию меры пресечения, продлению меры пресечения и т.д. и пришел к выводу, что ни одно судебное разбирательство, посвященное избранию меры пресечения, не отвечало требованиям Европейской конвенции да и национального закона, поэтому все его предварительное содержание под стражей до вынесения приговора является незаконным.

Часто меня спрашивают, а что же со вторым делом, которое мы зарегистрировали еще в 2006 году? Второе дело в Европейском суде соответствует жалобе на несправедливое судебное разбирательство в том еще давнем 2004-м, 2005-м году (Мещанский процесс). Так вот решение по нему еще не вынесено, но мы тоже полагаем, что нарушение будет признано. Потому что Европейский суд задал рекордное количество вопросов по каждому неправильному действию суда (несоблюдение его права на защиту, нарушение самого главного принципа справедливого судебного разбирательства – равноправия сторон, недопросы свидетелей, отказы в ходатайствах, неприобщение многих экспертиз только на том основании, что они подготовлены защитой, что само по себе очевидно порочно). Коммуникация по этому делу закончена. Решение должно быть вынесено, как вот уже официально нам известно, в этом году. Наверное, это вызывает определенные переживания у некоторых представителей власти.

Меня часто спрашивают, что даст признание несправедливого судебного разбирательства. Если из всего множества нарушений, которые мы считаем доказанными, будет доказано, условно говоря, только одно (хотя мы считаем это невозможным, потому что там много явных нарушений), то в этом случае нарушение права на справедливое судебное разбирательство в рамках УПК РФ ст. 413, ст.415 обязывает Верховный суд возобновить производство по делу и назначить то, что называется пересмотром дела. И это значит, что процесс должен повториться с самого начала. Только уже в условиях справедливого судебного разбирательства. Это очень важно. Многие могут сказать: а суд может прийти к тем же самым выводам. Но, во-первых, сама по себе отмена приговора, про который многократно было сказано, что «все доказано судом», это очень серьезная моральная победа. Во-вторых, если судебное разбирательство было несправедливым, значит и результат этого судебного разбирательства в глазах наших соотечественников будет означать и по сути дела являться нулем, юридическим нулем. Значит власти надо будет заново доказывать, что Ходорковский виновен. То же самое, мы надеемся, будет относительно второго процесса, но сейчас мы не ставим заоблачных целей, вот это вот уже грядет. А приговор последний вынесен таким образом, что он складывает наказания, значит не пересмотреть вот эту финальную составляющую невозможно. Думаю, что власти это хорошо понимают, поэтому сегодня они ищут любые подлые, негодяйские способы продлить содержание Ходорковского под стражей. Михаил Борисович на свободе до сих пор пугает представителей власти. Почему? Не мне обсуждать, я не политик, я юрист. И я опасаюсь любых дальнейших действий, я вижу, что идет какая-то посторонняя возня, в ходе нашего второго процесса мы видели, что люди продолжают допрашиваться, что дело по-прежнему идет, что ведут его генералы, и делают они много лет это после второго осуждения Ходорковского не зря и не случайно.

Но вы видите настроение Михаила Борисовича. Он должен выстоять потому, что мы все его ждем. Он должен выстоять, потому что он прав. И каждый по-своему, каждый на своем месте старается доказать это, помочь ему, и он это очень ценит. У него присутствует удивительный позитивизм при оценке любых событий и отсутствие какой-либо злобливости, это удивительный характер. Он жалеет своих обидчиков, он жалеет тех, кто его преследует, и правильно делает, потому что они достойны самого глубокого сожаления.