Пресс-центр публикует ответы Павла Ходорковского на вопросы немецкого экономического журнала Capital (первую часть этого материала, ответы Михаила Ходорковского, читайте здесь). 

Господин Ходорковский, как происходит Ваше общение с отцом?

Обычно мы пишем друг другу письма. Каждую вторую субботу 5-10 минут мы также общаемся по телефону. У отца есть карточка, по которой он может звонить из колонии. Каждую субботу он может говорить по телефону не более 15 минут.

Вы обсуждаете политические вопросы?

Нет, и это никак не связано с цензурой. Когда речь идет о таких серьезных вещах, каждый из нас прекрасно понимает ответственность другого. Если в письме отец касается политической ситуации, я воспринимаю такое письмо как газетную статью. Он всегда пишет об одном и том же.

В Нью-Йорке Вы возглавляете несколько интернет-компаний. Ваш отец как-нибудь повлиял на Ваш выбор?

Он дал мне очень много полезных советов. И косвенным образом инвестировал в эти компании, поскольку оплатил мое обучение в MBA. Надеюсь, мне удастся приятно удивить отца. Определенное давление он, конечно же, оказывает на меня.

Какое влияние оказала Всемирная паутина на общество? Что изменилось в общении людей?

Существенным образом сократилось внимание людей, точнее тот промежуток времени, когда люди способны внимательно воспринимать информацию. Ведь сейчас человека окружает невероятное количество информации. Очень сложно поддержать в людях интерес к определенной теме. В равной степени это касается телевизионной передачи, новостного сообщения и новой, революционной идеи. Все должно быть предельно сжато, понятно и интересно. Современные технологии позволяют сделать это: идеи подаются в остром, волнующем ракурсе, при этом учитывается время внимания.

Как Вам кажется, не приводит ли подобная ситуация к тому, что политические идеи живут слишком мало? Ведь каждый год может появиться огромное количество новых идей.

Именно поэтому не стоит слепо полагаться только на технологии, очень важна сама организационная структура. Над созданием такой структуры сейчас работает российская оппозиция. У государства намного больше возможностей: людей можно вывести на демонстрацию, используя административный ресурс, подарив карточку на проезд или пообещав бесплатный обед. Так называемому креативному классу приходится мотивировать людей иным образом. Именно поэтому так сильно разняться цифры – количество участников на наших демонстрациях: 100 000, 10 000, 50 000, а потом снова 5 000 человек.
Чтобы добиться долгосрочного эффекта, необходимо объединить современные технологии и классические формы политической работы.

Павел, а как Вы оцениваете роль «старой оппозиции»?

У этих людей есть неоспоримое преимущество, поскольку все они работали в правительстве. Однако в этом есть и негативный аспект, ведь они были частью системы. И тем не менее нынешнее правительство воспринимает их достаточно серьезно, с этими людьми можно сесть за один стол. Практически все разрешения на проведение демонстраций протеста получены в мэрии благодаря так называемым старым либералам. Более молодое поколение вызывает, напротив, лишь защитную реакцию у властей.

Вам не кажется, что старые оппозиционеры давным-давно потеряли доверие?

Общественность приписывает старым либералам вину за экономический коллапс 90-х годов. Если можно так выразиться, общество заклеймило этим старых либералов. Вот как раз в этом вопросе у молодого поколения куда больше шансов. Молодые либералы несут новое послание, совершенно новые чувства. Они более коммуникабельны, у них нет проблем с техникой, наоборот, они охотно используют современные технические возможности при работе с общественностью – например, Facebook, Twitter, «ВКонтакте» (российский эквивалент социальной сети Facebook – прим. редактора), а также другие площадки. Таким образом происходит симбиоз между качеством старой оппозиции и современным, отвечающим времени усилиям молодых людей.

Вы во многом разделяете оценки Вашего отца. А в чем, например, Вы с ним не согласны?

Мы по-разному смотрим на так называемый человеческий фактор. Мой отец, как менеджер, всегда оценивал людей с точки зрения их профессиональных способностей. Он пытался исключить их персональные качества. А вот я всегда придерживался мнения, что лояльность человека и совместные интересы как минимум играют такую же важную роль. Вот пример: PR-консультант моего отца в «ЮКОСе», Владислав Сурков, стал впоследствии идеологом Кремля. Это невероятно квалифицированный специалист, никому и в голову не придет ставить под вопрос его профессиональную пригодность. Гений пиара. А вот его убеждения никак не совпадают с нашими. Я бы с самого начала не стал работать с таким человеком.

Павел, Ваш отец мог бы стать после освобождения ключевой фигурой на политической сцене?

Мой отец и сейчас является объединяющей фигурой. Он поддерживает связь практически со всеми российскими оппозиционерами. Его воспринимают как морального лидера. Несмотря на то что мой отец находится в заключении, он многое сделал, чтобы сформировать, сформулировать новый взгляд на будущее этой страны, на роль правительства и роль оппозиции.

По Вашему мнению, что сделал бы Ваш отец, если бы его выпустили на свободу?

Все зависит от того, какая ситуация была бы в стране. Если его освобождение станет результатом процесса демократических преобразований, то его роль объединяющего лидера будет уже не важна. А если его выпустят при Путине, то, вполне возможно, он снова включится в политическую жизнь, вновь будет бороться за демократию. Мой отец в первую очередь будет работать над тем, чтобы создать в стране основу для серьезных реформ – вместо того, чтобы сразу после своего освобождения возглавить оппозиционное движение.