Интервью с Мариной Филипповной Ходорковской вышли в изданиях "GZT.RU" и "Собеседник".

GZT.RU, Анастасия Михайлова, 14.12.2010

Накануне начала оглашения в Хамовническом суде приговора Михаилу Ходорковскому его мать Марина Филипповна пообщалась с корреспондентом GZT.RU и кратко рассказала о своем отношении ко второму процессу над сыном. Кстати, сама она в среду в суде присутствовать не будет (в среду Марина Филипповна была возле здания Хамовнического суда - ПЦ). Пожилая женщина находится в Страсбурге, где проводит встречи с депутатами Европарламента.

Какой приговор вы ожидаете?

Это не суд, а расправа. В среду хочется надеяться на справедливость, на законность. А во что это выльется— посмотрим. Мы не можем угадать, что творится в головах у премьер-министра Владимир Путина и президента страны Дмитрия Медведева. Судьбу этого дела решают эти два человека, а не суд.

С чем вы связываете уголовное преследование Михаила Ходорковского?

Я связываю это с тем, что Миша заявил Путину о страшной коррупции в стране, с тем, что он поддерживал не те политические партии.

Какие последствия повлечет постановление обвинительного приговора?

Естественно, если это дело кончится плохо, если приговор будет обвинительным, то это отрицательно скажется вообще на возможности заниматься бизнесом в стране. Если ЮКОС может отобрать премьер-министр или президент, то местные начальники смогут прибирать местные компании.

Как вы сами переносите уголовное преследование сына и судебные процессы?

Мы с мужем очень трудно переносим эту трагедию. Два старика, без малого по восемьдесят лет остались в полном одиночестве. Для нас это очень страшные семь лет. Но нас поддерживает старший внук, друзья Михаила Борисовича, общественность.

Вам не страшно за сына?

Пока «дело ЮКОСа» на слуху, с сыном не случится то, что случилось с Магнитским. Но мы очень опасаемся этого. При том режиме, который у нас в стране установлен, я этого не исключаю.

Что по этому поводу думает сам Михаил Борисович?

Сын никогда нам не жалуется. Он всегда бодр и всегда говорит, что будет добиваться справедливости. Нам тоже хочется надеяться на хорошее. Но все решать будут только два человека во всей стране.

Как часто вы видитесь с сыном?

По закону в СИЗО положено только два свидания в месяц, через стекло и по телефону. Мы все ходим к нему по очереди. Я давно сына не видела, последние разы к нему ходила семья. Сейчас я вообще нахожусь в Страсбурге, где провожу встречи с депутатами Европарламента. О результатах этих встреч я пока распространяться не хотела бы.

-------------

"Собеседник, 15.12.2010

15 декабря должно было состояться оглашение приговора Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву. И в день обещанного заседания, Марина Филлиповна только у дверей зала суда узнала, что оглашение перенесено на 27 декабря.

Мы приехали к Марине Филипповне в подмосковное Коралово, где находится лицей-интернат – один из любимых проектов Михаила Борисовича, о судьбе которого он постоянно интересуется при свиданиях с матерью - 12 декабря.

Красивые слова

– Вы собирались на днях уезжать, выходит, на приговоре присутствовать не будете?

– Буду, конечно. Я вернусь в ночь перед 15-м. Но приговор же не один день будут читать. Думаю, что решение огласят только под католическое Рождество или вовсе к Новому году, ведь в это время вся пресса окажется уже в отпуске и шума будет меньше.

– Вы давно виделись с сыном? Он думает, что приговор предопределен, или все-таки надеется?

– Я видела его 8 ноября, Миша бодр, шутит, смеется… Но он реалист, он все понимает. Хотя, как всякий человек, думаю, в глубине души на что-то надеется.

– Но и вы летом, когда мы с вами делали интервью, говорили, что президент Медведев внушает вам некоторые надежды…

– Да, начал он очень неплохо. А сейчас, кроме слов, ничего нету. Слова, впрочем, красивые, хорошие… Вот недавно, 17 ноября, у сына с Платоном закончился срок содержания под стражей. По закону нужно проводить заседание суда и продлевать пребывание в СИЗО или отправлять их в колонию. Заседания не было. Выходит, они сидят в СИЗО незаконно. Дело в том, что они приговорены к колонии, а не к СИЗО. Это совершенно разные вещи. Кстати, на территории СИЗО «Матросская Тишина» есть условия содержания, как в колонии, но и туда их не переводят…

Были намерения принять закон о том, что год в СИЗО приравнивается к 1,5 годам в колонии. Но не приняли. Мне говорили, что, возможно, из-за того, что тогда пришлось бы Мишу выпустить: он в колонии пробыл всего год и два месяца, остальное время – в тюремных условиях.

– У него действительно 8 человек в камере, как пишут?

– Нет, сейчас 4 человека. Было одно время и 16... Он никогда не жалуется. Сейчас народ больше с экономическими статьями, в основном это люди с высшим образованием.

– Правда, что ему разрешили пользоваться Интернетом?

– Да что вы! В этом году даже адвокатам запретили, причем не мотивируя, проносить в СИЗО ноутбук. Как работать по 188 томам уголовного дела, непонятно. Не тащить же адвокату все эти тома в СИЗО? Там нет даже радио. Только телевизор…

– А чем телевизор хуже?

– Не знаю. Возможно, тем, что на ТВ нет «Эха Москвы». Миша все пишет ручкой. Он даже как-то попросил передать ему коробку типа чемодана, чтобы можно было работать на коленях – стол ведь часто бывает занят.

– А есть еще какие-то строгости в режиме?

– На эти темы нам с ним особо нельзя говорить. Но, насколько я знаю, у них в камере ведется постоянное видеонаблюдение. В других камерах такого нет. Это психологическое давление.

– Они с Лебедевым сидят в разных камерах?

– Даже в разных тюрьмах. «Матросская Тишина» – это две тюрьмы: №99 (там сидит Миша) и №77 (там – Платон). Не знаю, в чем смысл их разделять, если они по 8 часов вместе в суде бывают, да и везут их в одной машине…

Мёд для папы МБХ

– Вы как-то сказали, что Михаил Борисович в тюрьме стал мудрее. А что еще изменилось в нем?

– Как ни странно, он стал добрее. У него фактически жизнь украли, а он не озлобился. Это я бы всех поубивала, а он – нет. Он даже мне говорит: ну что ты, мам, вот этот человек (свидетель на процессе) соврал – ну, боится… Бывает. Ну запугали его, он и наговорил там что-то… То есть он всех пытается понять.

– И Путина?

– Не знаю. Когда мы встречаемся – это же по телефону, через стекло. Каждое слово записывается, поэтому такие темы я обсуждать с сыном не могу.

– Вы рассказывали, что дома у вас есть портрет Путина – чтобы помнить, кому вы обязаны тем, что у вашего сына украли жизнь. Здесь, в лицее, я тоже увидела снимок Михаила Борисовича с Путиным. Тоже чтобы все помнили?

– Нет, тут другая история. Там дальше на стене есть снимок, где Миша с Бушем. Как-то приехала съемочная группа, и журналисты спросили: вот с президентом США Ходорковский есть, а с нашим? Ну, тогда и повесили эту фотографию. Она, кстати, очень характерная… А недавно мне по Интернету кто-то прислал отрывки из благодарственного письма Путина на 10-летие ЮКОСа…

– Наверное, вам было «приятно» их почитать... Я слышала, что вы сами отвечаете на все письма. Что вам пишут люди?

– Пишут слова поддержки. Всем отвечаю сама. Есть люди, которые постоянно пишут. Да и приезжают многие. Буквально на днях звонила одна женщина с Кавказа (она все время приезжает на суд) и спрашивала, буду ли я на процессе – она привезла какой-то удивительный мед Борису Моисеевичу для поддержания духа. Он ведь все время болеет с тех пор, как Мишу посадили. Очень много незнакомых людей принимают участие в судьбе моего сына, многие ходят в суд… Мне даже иногда стыдно бывает – я ухожу из суда с полной сумкой подарков. Кто-то книжку дарит, кто-то сувенир, кто-то связал мне шаль… А однажды ко мне на улице подбежала женщина и протянула мне бусы – они освященные, говорит, вы их обязательно носите. Кто-то дарит крестик, кто-то иконку… А кто-то – стихи.

Третье дело

– Говорят, что готовится третье дело… Это утка?

– Про это все говорят. Я ничего не исключаю. Тем более когда выступают свидетели и проговариваются, что их недавно вызывали на допрос по каким-то вопросам… Раз это следствие уже закончено, значит, их допрашивали для чего-то еще…

– Но, возможно, точки над «и» поставит Страсбургский суд…

– Мы надеемся на это. Но Страсбург пока молчит, а тем временем председатель нашего Конституционного суда Валерий Зорькин уже заикнулся о том, чтобы не выполнять решения Европейского суда. Теоретически он предлагает не выполнять решения ЕСПЧ по всем случаям, а практически – понятно, на кого это направлено.

– Столько людей уже много лет пытаются защитить Михаила Борисовича, собирают подписи, пишут петиции… И ничего не меняется. Получается, все зря?

– Нет. Капля камень точит. Видимо, просто еще не наросла критическая масса, которая сыграет свою роль. Но поддержка людей очень много для нас всех значит. Ведь не только у него жизнь украли, но и у его семьи. Дети растут без отца (им же это как-то объяснить надо, не озлобить), мы все семь лет не знаем ни праздников, ни отдыха – душа постоянно болит за Мишу. А он шутит, что он сын, отец и дед по переписке – год назад у его старшего сына родилась дочка…

Поэтому надо продолжать его поддерживать. Если будет забвение, я боюсь, с ним случится что-то типа истории с Сергеем Магницким. А почему бы и нет? Нет человека – нет проблемы…

(Беседовала Елена Скворцова)

-----------

Кстати. Лицей жив, но арестован

Михаил Ходорковский как-то сказал, что, пока у него будет хоть копейка, лицей в Коралово не закроется.

Вольное поле, красивые усадебные постройки, современные коттеджи – все это лицей «Подмосковный» в Коралово, где учатся дети, пережившие глубокое горе. Их немного – всего 175, и они получают образование по высшему разряду. Ходорковский планировал здесь создать школьный городок на 1000 учащих­ся… Но теперь главное – сохранить то, что уже работает 16 лет.

– У нас тут дети из неблагополучных семей, – рассказывает директор лицея Евгений Травин, – у кого родители пропали без вести или алкоголики. Еще у нас учатся жертвы терактов (например из Беслана или дети погибших в «Норд-Осте»), дети тех, кто погиб при взрывах самолетов, или тех, кто воюет в горячих точках… Учатся в лицее с 5-го по 11-й класс. За все эти годы у нас было 160 выпускников.

В лицее есть всё для нормальной жизни – медслужба, компьютерные классы, хорошая библиотека, бассейн, театр, спортзал, футбольное поле и еще куча всякой всячины. Каждую неделю всем классом дети ездят в театры Москвы, к ним в Коралово приезжают разные знаменитости, английскому языку их обучает англичанин… Но проблемы не отступают – они маячат, чуть ли не каждый день обещая создать реальную угрозу существованию лицея.

– Вначале, после ареста Ходорковского, был наезд, – делится директор. – Очень сильный, с ОМОНом… Потом все прекратилось. Но все наше имущество до сих пор арестовано. И второе, что очень мешает, – налоговые неприятности наших выпускников. Благотворительность в России очень «кусачая»: государство считает, что полученное здесь детьми образование – это их нематериальный доход. И требует уплатить налоги. Это неподъемные для опекунов детей суммы по 100 с лишним тысяч рублей. С 2009 года нам этот налог сняли, но долги у детей за 2008, 2007 и предыдущие годы остались. Самое плохое, что мы не имеем права заплатить их за детей – это подсудное дело.