ОБЪЯСНЕНИЯ ХОДОРКОВСКОГО М.Б. В ИНГОДИНСКОМ РАЙОННОМ СУДЕ
ПРИ РАССМОТРЕНИИ ЖАЛОБЫ ПО СТ. 125 УПК РФ
22 октября 2008г.

Если буквально читать обвинение и не обращать внимание на то, что в нем содержатся некие, противоречащие базовому утверждению, заявления, - следствие обвиняет меня в хищении 350 млн. тонн нефти, т.е. количества, сопоставимого или превышающего всю ежегодную добычу России в период 1998-2003 гг. Это, конечно, не 50 якобы похищенных триллионов, о которых в своё время написала на сайте Генпрокуратура, но по смыслу – то же самое. И это постоянно тиражируется в СМИ, т.е. это – не «техническая ошибка».

С момента предъявления мне в начале 2007 года этого обвинения, которое осталось неизменным и в новом варианте - от 29 июня 2008г., я честно пытался убедить следственную группу не позорить себя и страну заведомо абсурдными утверждениями. Я пытался объяснить, что сделать то, что они там написали, - т.е. похитить 350 млн. тн. нефти - физически невозможно и непредставимо с точки зрения современной науки. И уже в силу этого очевидного факта такое обвинение, заведомо непредставимое, не предоставляет возможности защищаться.

Хочу отметить, что Уголовный кодекс содержит отдельную статью по хищению нефти – там очень понятно, как это осуществляется, и с физической, и с практической точки зрения. Как это осуществляется в том обвинении, которое мне предъявлено, - я не понимаю, и просил мне это объяснить.

Следователи кивали головами и обещали доложить руководству. Они здесь сами ничего не решают, они всё только руководству докладывают. Результат – всё осталось по-прежнему. Они по-прежнему делают вид, что что-то доказывали и даже что-то доказали. К несчастью моему, это не первое мое дело или уголовное расследование, и по примеру первого дела я уже знаю, что они будут делать вид, что доказывают одно (то, о чем я сказал), а потом, в суде, основываясь на том, что у них где-то в обвинении содержатся противоречащие этому основному заявлению утверждения, будут подменять формулировки.

Приведу пример. У меня в первом деле было обвинение в уклонении от уплаты налогов иным способом, оно там красной нитью проходило. А в финальном решении суда меня обвинили в непредоставлении документов и в ложных документах, сказав, что где-то там, в этом обвинении, встречается такое утверждение. Поэтому, несмотря на то, что красной линией проходило одно утверждение, меня осудили за другое, от которого я не защищался.

Именно поэтому, поскольку я уже с такой ситуацией столкнулся при рассмотрении первого дела, - я сейчас требую от следствия разъяснить мне обвинение, и все противоречащие основному утверждению заявления либо объяснить, либо исключить. Потому что в противном случае я считаю, что это делается, как и в первом деле, - в целях лишить меня права на защиту. Я не буду ссылаться на конвенционные положения, но очевидно, что такое ложное обвинение - вещь недопустимая.

Получив 30 июня так называемое «новое обвинение» и увидев, что весь бред остался на месте, я письменно попросил следствие разъяснить мне обвинение. Второй раз уже попросил это сделать. Первый раз – когда в 2007 г. предъявили и отказались разъяснить, второй раз – 30 июня 2008 г.

Мне опять отказались разъяснить обвинение (и это есть в протоколе) по понятной причине - разъяснить этот бред они не способны.

Заниматься гаданием – что именно они на самом деле они имели в виду - я не должен. Они мне должны сказать, в чем они меня обвиняют.

Но, тем не менее, несколько важных вопросов неизбежно возникают и требуют ответа на этапе предварительного следствия, а не после моего многолетнего пребывания в СИЗО, в ходе рассмотрения дела по существу.

1. Если читать текст обвинения буквально, как я уже сказал – отсекая противоречащие утверждения, которые я прошу мне разъяснить - то моё «преступление» состоит в том, что сделки с нефтью в России, на устье скважины (т.е. рядом с самой скважиной), совершались не по ценам Роттердама (это такой город-порт в Голландии), а намного дешевле.

Если это преступление, то:

А) Если бы они взялись разъяснять, я попросил бы следствие объяснить, а также обосновать, почему в России нужно было продавать нефть по ценам Роттердама.

Я также попросил бы следствие, если бы они взялись мне разъяснять, посчитать последствия такой «следственно-прокурорской экономики». Любой мало-мальски компетентный специалист скажет, что в случае, если бы мы продавали нефть на устье скважины по ценам Роттердама, то цены на российских бензоколонках ещё восемь лет назад стали бы существенно выше. По моим расчетам, 92й бензин ныне стоил бы 60-80 руб./литр.

Интересно, какими нормами УК в этом случае следовало бы квалифицировать действия таких монополистов, которые бы установили цену на бензоколонках сейчас 60-80 руб./литр? Я знаю, потому что об этом Генеральный прокурор регулярно говорит по телевизору. Но если господа Каримов, Алышев, Русанова, их руководители, надзирающие прокуроры и другие авторы этой нездоровой инициативы требуют, считают правильным это сделать, то они являются подстрекателями к такому тяжкому преступлению против потребителей и своей страны. И разъяснить это я их прошу. Они – отказываются.

Б) Общеизвестно, что аналогичная ЮКОСу практика внутрикорпоративной торговли повсеместно применялась тогда и применяется до сих пор, в том числе всеми госкомпаниями. Надо сказать, что высшие руководители нашей страны просили называть их «в лоб». Отвечаю: «Роснефтью», «Газпромом», «Рособоронэкспортом» и другими. Более того, я лично не считаю, что это нарушение. Экономическая неизбежность, и законность таких действий, т.е. внутрикорпоративной торговли, признается очевидной и Президентом РФ, и Правительством, и Генеральной прокуратурой.

Когда я прошу разъяснить мне обвинение, то в том числе мне непонятно, почему Следственный комитет во главе с его председателем, назначенным парламентом по представлению Президента, позволяет себе столь прямо нарушать фундаментальное конституционное положение о равенстве всех перед законом, поскольку для всех вертикально-интегрированных компаний, включая названные, это законно и, более того, - экономически неизбежно, а для меня и ЮКОСа это – нарушение закона.

Нам сообщалось по телевизору, что наше дело председатель Следственного комитета докладывал Президенту РФ. У меня есть обоснованное подозрение, что Президенту РФ, профессионально знающему отрасль, докладывали не то, что написано в обвинении, поскольку обосновать такие утверждения специалисту в области гражданского права и бывшему председателю Совета директоров «Газпрома» попросту невозможно. Он прекрасно специфику вертикально-интегрированных компаний знает и понимает. Поэтому мне очень интересно, кто дезинформировал самого председателя Следственного комитета. Я об этом, в принципе, уже говорил, у меня есть предположение, кто это сделал. Еще и поэтому я прошу разъяснить мне обвинение.

Дальше я вступаю на зыбкую почву предположений.

2.Допускаю, возможно, следствие на самом деле думает, что вся выручка от нефти шла не в «ЮКОС», а мне и моим коллегам лично, в карман. Но они не смогли написать это в тексте предъявленного мне обвинения, т.е. я вынужден предполагать, что мне на самом деле вменяют, т.к., опять-таки, не выполнена обязанность разъяснить мне обвинение. Это было бы хоть в какой-то мере физически понятно, если бы меня обвиняли не в хищении нефти, а в хищении денежных средств. Исходя из презумпции невиновности следствия, предположим на минутку, что оно просто безграмотное, т.е. не умеет формулировать обвинение, а не умышленно и откровенно антиконституционное, о чем я говорил ранее.

Тогда я прошу их, пожалуйста, прямо так и скажите, что были похищены деньги и укажите, где именно находится всё нами похищенное.

Я был готов помочь следствию и рассказать, где находится псевдо-похищенное, потому что я это похищенным не считаю. Я просил для этого материалы банкротства ЮКОСа, потому что событие разбазаривания ЮКОСа произошло уже тогда, когда я находился в тюрьме. Но я, как специалист, знаю, где находятся эти материалы, и, соответственно, готов помочь следствию установить, где находится псевдо-похищенное. Мне отказали.

Кроме того, для доказательства моей виновности или невиновности (если, предположим, еще раз говорю, они берут в голову не физически невообразимое похищение нефти, а теоретически возможное похищение денежных средств) следствие должно было бы сделать несколько очень простых вещей: сначала сравнить предполагаемые и фактические доходы компании, а потом сопоставить эти доходы с фактическими расходами и остатками. Это классика из учебника по криминалистике, по расследованию хищений. Классика! Следствие упорно отказывается от выполнения такой простой процедуры, и раз за разом отказывает в наших ходатайствах об этом, говоря, что это «к делу не относится». Как это «к делу не относится»? Если инвентаризация не выявит недостачу, т.е. выручка минус расходы равно остатку, то и хищения нет и быть не может! Другое необъяснимо и, еще раз говорю, я такое обвинение не понимаю.

3. При любой из двух версий обвинения (и антиконституционной – когда меня, вопреки Конституции, ставят в неравное положение перед законом по сравнению с иными вертикально-интегрированными компаниями, и просто безграмотной, когда они, например, написали в ППО одно, а имеют в виду совершенно другое), следствие должно было:

Объяснить и доказать происхождение имущества ЮКОСа, проданного при банкротстве. Ведь ясно, что если вся нефть и выручка от её реализации похищены, а других существенных источников доходов у нефтяной компании, понятно, - нету, во всяком случае, следователи не утверждают, что мы еще параллельно варежки шили, то никакого имущества, кроме учтенного на балансе ЮКОСа в 1997 г., а это приблизительно 30%, даже чуть поменьше, имущества ЮКОСа, которое было продано в процессе банкротства, по определению быть просто не может.
Понятно: есть то, что было в 1997 г., есть то, что было продано в 2004 г. и после, в процедуре банкротства, а разница, очевидно, куплена на деньги, полученные от похищенной и проданной нефти. То есть, в трактовке следователя, - за преступные деньги. Причём речь идёт, не много - не мало, о 37 млрд. $ (т.е. о 800 млрд. руб.), а то и больше. Многовато для ошибки или простой невнимательности. Выяснить, где это похищенное имущество, ну или имущество, купленное на похищенные деньги, - это обязанность следствия.

Во-вторых, следствие обязано было выявить и арестовать всё имущество, купленное на вот эти вот преступным путём добытые деньги. Как я уже говорил, это 70% всего имущества, проданного при банкротстве ЮКОСа. Об этом я дал показания и написал в ходатайствах.
Поскольку это имущество уже распродано, то выручка от его реализации, в случае признания меня виновным, должна будет пойти псевдо-потерпевшим. Почему я говорю «псевдо-потерпевшим» - ну потому, что я не считаю это имущество похищенным, поэтому и потерпевших, считаю, быть не может. Тем не менее, этих псевдо-потерпевших ещё предстоит определить суду. А имущество уже распродано, и деньги куда-то делись. 800 млрд., на секундочку, не пять копеек. Если следствие считает, что это действительно похищенные деньги. Они должны были это имущество арестовать, или деньги арестовать, ну или сделать это сейчас, если они не сделали это раньше.

Очевидно понимая абсурдность ситуации, следствие отказывается выполнить и эту свою прямую обязанность. Но тем самым оно умышленно наносит ущерб псевдо-потерпевшим. Повторю, речь идёт, по меньшей мере, о 800 млрд. руб.

4. Помимо этого, следствие, если оно действительно полагает, что все было похищено, должно установить всех соучастников, которые приобретали в 1998-2003 гг. в особо крупных размерах (десятки миллионов тонн) похищенное и легализованное, по мнению самого следствия, имущество – бензин, мазут, дизтопливо и т.д. Я, опять же, указал в своих показаниях, кто это: ФСБ, МВД, МЧС, МО. Я заявил ходатайство, указав, какие сведения об этом следует приобщить к делу. Следствие и здесь уклонилось от своих обязанностей, и это ходатайство тоже отклонило как «не относящееся к делу». Я не знаю, понимают ли они абсурдность обвинений и просто не хотят глупостью заниматься. Либо, если они считают, что действительно имущество похищено и передано соучастникам, то, значит, они покрывают участников организованной преступной деятельности. И то, и другое недопустимо: в равной степени незаконно и упорно предъявлять обвинение, понимая его абсурдность, и/или не исполнять свои обязанности - не исследовать обстоятельства, касающиеся соучастников, о которых организатор, то есть я, дает показания.

Еще несколько мелких примеров.

Мы просили допросить свидетеля - Брюса Мизамора. Он вполне доступен для следствия, хотя и находится за границей, но, тем не менее, он всегда заявлял о своей готовности дать показания. Он иностранный гражданин, но, как Платон Леонидович уже рассказывал, это обычно следствию не препятствует. Тем более, я еще раз говорю, он всегда был готов давать показания. Что это за человек? Это - финансовый директор компании ЮКОС. Когда меня арестовали в октябре 2003 г., он остался в руководстве компании, и после моего ареста готовил отчет о состоянии имущества компании по результатам 2003 г., т.е. он наиболее полно осведомлен об имуществе компании после завершения мной вменяемого мне псевдо-хищения. Поскольку мне псевдо-хищение вменено до конца 2003 г., то как раз финансовый директор, который остался, что называется, «на хозяйстве» в компании после меня, наиболее подробно может это дело осветить, т.е. какое имущество в компании осталось.

Более того, он за своей подписью выпускал публичные отчеты о том, какое имущество в компании сохранилось.

Допросить этого свидетеля нам отказывают по непонятным причинам.

Господа, а если все имущество на месте, и вам человек, который дальше этим имуществом распоряжался – в 2004, в 2005 гг. - заявит, что «мне это имущество было передано», это что, к делу не относится?

Я извиняюсь, если человек, который управлял компанией после меня, говорит о том, что имущество у него было, он успел за него отчитаться, а мне говорят: «это к делу не относится». Как не относится?

Из обвинения нельзя понять, что именно оно считает похищенным и каким способом. Как я уже говорил, наиболее часто встречается заявление, что похищена нефть, но также встречается утверждение, что похищены нефтепродукты, встречается утверждение, что похищены денежные средства.

Я понимаю, что следствие желает сохранить себе максимальную свободу для маневра в суде, но это незаконно. Событие преступления должно быть конкретно изложено в обвинении. Либо это нефть, ну тогда давайте разбираться, как можно было физически завладеть 350 млн.тн нефти. Либо это что-то другое?

И способ хищения. Следствие использует такое выражение, что похищено «путем перевода с баланса на баланс». Я – специалист. У меня и техническое, и экономическое, и даже юридическое образование. Но мне, как специалисту, этот способ неясен: я знаю, что такое перевод с баланса на баланс, и таким способом что-либо похитить невозможно. Это – способ отражения некого действия в бухгалтерском учете, не более того. Я не буду сейчас вдаваться в подробные разъяснения, но я допускаю, что обвинение может использовать этот термин в каких-то иных, не общепринятых расшифровках. Но тогда я прошу мне объяснить, в каком смысле они используют этот термин, потому что тот классический термин, который используется, который я знаю, которому меня учили в институте, не позволяет мне понять, как таким способом можно похитить какое-то физически существующее имущество. А нефть, все-таки, имущество физически существующее. Я прошу мне это объяснить.

Либо не должно быть этого обвинения вообще, либо, если оно, вопреки здравому смыслу и элементарной логике, всё же есть, должны быть доказательства не только которые его подтверждают, но и которые опровергают. И обязанность следствия – собрать и те, и другие доказательства. Мне отказывают в моих ходатайствах, говорят, что собранных доказательств им достаточно для обвинения. А мне для защиты недостаточно. И я их собрать, по их же утверждению, сам не могу. А их обязанность - собирать. Они мне в этом отказывают.

Сегодня обвинительных доказательств, на самом деле, нет, потому что физически необъяснимую вещь невозможно доказать. А оправдательных доказательств нет, потому что следствие отказывается их собирать, а собранные нами - отказывается приобщить к делу.
Я не хочу возвращаться к вопросу банкротства ЮКОСа. Что прошло – то прошло. Но при таком обвинении это придется делать, иначе это не следствие, а его видимость.

По существу – это расправа.

Итак, еще раз хочу сформулировать.

1. Мне предъявлено, но не разъяснено обвинение, в котором не понятно даже событие преступления, на мой взгляд, отсутствуют и элементарная логика, и здравый смысл. Я хочу, чтобы эту логику, пускай для меня сейчас непонятную, мне объяснили. Иначе меня заставляют готовиться к защите от моих предположений по поводу вменяемых мне событий. То есть, я вынужден предположить, что они имеют в виду, и от этого готовиться к защите. На самом деле, это прямо нарушает мое право на защиту.

2. Следствие отказалось установить местонахождение псевдо-похищенного. Еще раз: я не считаю это имущество похищенным, но если следствие это считает, то оно должно установить его местонахождение. Тем самым, отказываясь установить его местонахождение, несмотря на мою готовность давать показания, следствие не создало предпосылки для последующих процессуальных действий, на которые специально ориентируют следствие и УПК, и Генеральный прокурор, который регулярно выступает о том, что одной из важнейших задач следствия является выявление и возвращение потерпевшим похищенного. Это следователи обязаны выполнять. Тем самым, оно нарушает мои права, о чем я скажу чуть дальше. То есть, не только права потерпевших, но и мои права. Почему? Потому что, не выполнив п.2, оно не выполняет п.3.

3. Следствие отказалось арестовать псевдо-похищенное имущество. Тем самым допущена его распродажа и дальнейший оборот. А тем самым я, в случае обвинительного вердикта суда, лишен возможности погасить требования тех, кого следствие считает потерпевшим, путем возвращения им вот этого самого псевдо-похищенного имущества. Причем данное нарушение практически не может быть устранено в ходе рассмотрения дела по существу, потому что дальнейший оборот имущества, который постоянно происходит, исключает возможность восполнить недоработку следствия в ходе рассмотрения дела по существу. Имущество уже найти трудно. Время-то идет.

4. Следствие отказалось установить псевдо-соучастников. Опять же, еще раз. Поскольку я не считаю имущество похищенным, я, естественно, не считаю Министерство обороны и другие ведомства, которые покупали на протяжении всех лет у ЮКОСа огромное количество нефти и нефтепродуктов, я не считаю, конечно, что они участвовали в хищении и легализации похищенного. Но если следствие так считает, то оно должно было установить этих псевдо-соучастников, и, тем самым, оно тогда бы смогло истребовать у них вот это псевдо-похищенное имущество. А поскольку оно их не установило, имущество у них не истребовало, то я, соответственно, лишаюсь возможности, как я уже говорил, в случае вынесения обвинительного вердикта суда, погасить требования псевдо-потерпевших за счет этого имущества. И восполнить это во время рассмотрения дела по существу невозможно, потому что, как вы понимаете, и имущество, и производные от него, - они истрачиваются с каждым днем, с каждым месяцем, с каждым годом.

5. Следствие последовательно отказывается предоставить и приобщить скрываемые им оправдательные доказательства. Тем самым, я лишаюсь возможности базироваться на них при рассмотрении вопроса о продлении срока содержания под стражей, при заявлении ходатайства о прекращении уголовного дела прокурору на этапе предварительного следствия, в рамках предварительного слушания. То есть, даже если суд при рассмотрении дела по существу решит приобщить эти доказательства (а их, на секундочку, три тысячи томов, скрываемых прокуратурой, и я конкретно поименовывал, что там содержится), то я смогу на них ссылаться только после завершения представления доказательств обвинением, т.е. спустя многие месяцы, если не годы, после того, как это могло и должно было быть сделано. Это нарушает мое конституционное право на защиту, обрекая меня на многолетнее нахождение в СИЗО. Если бы это приобщение было сделано сейчас, то я бы уже ссылался бы на них, жалуясь прокурору на необоснованное возбуждение уголовного дела. Следствие это специально нарушает.

6. Следствие отказалось провести ревизию компании или приобщить результаты инвентаризации, которые имеются у следствия на руках, к делу (это – оправдательное доказательство, одно из многих). Это легко было сделать сразу после возбуждения дела в 2004 г., а с каждым месяцем это сделать все тяжелее, потому что сроки хранения документов проходят. И ко времени рассмотрения дела по существу в суде сроки хранения документов по ряду лет, в частности по 1998, 1999, и даже по 2000 г.г., пройдут. Соответственно, документы, которые никто уже не будет обязан хранить, будут, возможно, безвозвратно утрачены. Тем самым, я опять лишаюсь права на защиту, которое не может быть восполнено во время рассмотрения дела по существу просто потому, что к этому моменту значительная часть документов будет уже утеряна.

Ну и завершая свое выступление, хочу еще несколько слов сказать.

У меня сейчас был очень интересный опыт процесса по УДО, который мне показал, что за время перерывов прокурор, а, возможно, и суд, получают из Москвы бредовые шпаргалки для их дальнейших процессуальных позиций и действий.

Сразу хочу заявить, что такой метод работы подрывает веру в независимость суда, а подмена вопросов, поставленных в нашей жалобе, на иные вопросы, фальсифицированные прокуратурой, типа: «решение вынесено полномочным лицом в установленные законом сроки…», является злоупотреблением полномочиями и прямым преступлением против правосудия, а именно – фальсификацией доводов жалобы.

Так же фальсификацией будет являться ссылка на ложно изложенные документы, не исследованные судом, что тоже было использовано в ходе процесса по УДО.

Я специально обосновываю, почему мои права, нарушаемые сейчас, не могу быть восстановлены в ходе рассмотрения дела по существу. Подмена сути этой жалобы на иную, придуманную прокуратурой, есть также фальсификация.

Просил бы суд в ходе рассмотрения этого вопроса, который представляет для защиты наших с Платоном Леонидовичем конституционных прав большое значение, не допускать и не позволять никому никаких подобных фальсификаций.