«Технические причины», сковавшие работу Хамовнического суда в пятницу, в понедельник отступили, и Виктор Данилкин зачитал свое постановление об отводе американского специалиста Кевина Дейджеса. Таким образом, Хамовнический суд стал первым судом на планете, который усомнился в профессиональной компетенции этого человека (в пятницу Кевин Дейджес рассказывал, что в качестве эксперта и специалиста он принимал участие в 80 судебных делах, рассмотренных в США и Европе).

Михаил Ходорковский: «Судья не собирается разбираться с существом предъявленного обвинения!»

Народу так много, что зрители с трудом размещаются в зале. С бордовой папкой в руках входит Виктор Данилкин и начинает оглашать свое постановление по заявлению прокурора об отводе специалиста Кевина Дейджеса. Судья процитировал заявление прокурора Лахтина, который считал господина «Дайджиса» некомпетентным, потому что тот «не работал в российских компаниях, не владеет нефтегазовыми вопросами, российским бухгалтерским учетом, не имеет научных работ». Лахтин тем временем тоже не стоял без дела, а отчитывался (стоя) в Интернете.

Судья продолжал, напоминая, что Лахтин говорил и о том, что адвокат Ривкин «непонятно из каких источников» оплачивал работу специалиста и «корректировал выводы».

Также судья напомнил и аргументы адвокатов, которые говорили в ответ, что прокуроры еще не знали, какие именно вопросы будут задавать защитники Кевину Дейджесу, а уже заявляют отвод и называют специалиста некомпетентным. Прозвучали и доводы Платона Лебедева, который обратил внимание на то, что специалисту Дейджесу и не собираются задавать вопросы по российскому законодательству, а также слова Михаила Ходорковского, напомнившего, что ЮКОС являлся международной компанией и использовал два вида бухгалтерской отчетности – российскую и международную. Коснулся председательствующий и позиции самого Кевина Дейджеса, рассказавшего в пятницу, что участвовал во множестве судебных процессах, никакой заинтересованности в данном деле он не имеет.

Судья заявил, что заявление «подлежит удовлетворению». Публика переглянулась. «Дейджес не владеет российским правом, не знаком с хозяйственно-финансовой деятельностью ЮКОСа, судом и следствием Дейджес к делу не привлекался, с делом не знакомился. Данные обстоятельства позволяют суду усомниться в профессиональной компетенции Дейджеса как специалиста, который может оказать содействие в исследовании материалов настоящего уголовного дела. Доводы стороны защиты и господина Ходорковского о том, что ЮКОС является международной компанией, а ее финансово-хозяйственная отчетность <...> (судейская скороговорка сегодня была особенно стремительна, некоторые слова проглатывались председательствующим без остатка. - ПЦ ), не основаны на материалах уголовного дела. Основные активы компании были сосредоточены в Российской Федерации. Суд считает, что Дейджес необходимыми специальными познаниями для разрешения существенных вопросов по настоящему уголовному делу не обладает. Выявленная его некомпетентность в обстоятельствах, подлежащих установлению в данном уголовном деле, исключает возможность его, Дейджеса, участия в качестве специалиста», - зачитал судья.

После этого адвокаты попросили время, чтобы определиться с дальнейшими действиями. «10 минут перерыв!» - резко реагировал судья. Довольный Валерий Лахтин стучал по клавишам компьютера.

После перерыва выступил Михаил Ходорковский: «Я просил бы занести в протокол краткие возражения на действия председательствующего. Подробные нами будут подготовлены в ближайшее время. Аргументируя постановление об отводе специалиста, председательствующий заявил, что специалист по международной бухгалтерской отчетности не имеет отношения к делу. Это очевидно противоречит материалам дела, а именно – обвинительному заключению, где содержание тома 7 практически полностью посвящено анализу стороны обвинения отчетности компании ЮКОС по стандартам US GAAP. Также судья заявил, что подсудимые не обвиняются в действиях, относящихся к территориям иностранных государств. Что очевидно противоречит целому ряду утверждений, содержащихся в обвинительном заключении о сделках между иностранными компаниями, зарегистрированными на территории иностранных государств, в частности, на странице 20 обвинительного заключения.

Судья также заявил, что ЮКОС не является международной компанией, а является акционерным обществом, зарегистрированным по законодательству РФ. Это означает глубокое непонимание сути рассматриваемого дела, поскольку все международные компании зарегистрированы в той или иной национальной юрисдикции.

В обвинительном заключении (стр.141-143), указано, что активы ЮКОСа до конца 2003 г. находились на международных структурах компании ЮКОС и лишь затем имели возможность оттуда реализовываться. Международные структуры ЮКОСа прямо указаны в обвинительном заключении.

Ни судья, ни прокуроры не являются специалистами в отчетности US GAAP, и специалисты по данной отчетности не привлекались стороной обвинения, хотя данная отчетность и приложения к ней являются содержанием, в частности, тома 131 материалов уголовного дела и ряда других томов, на которые обвинение ссылается в обвинительном заключении.

Все вышеизложенное приводит к выводу, что судья не собирается разбираться с существом предъявленного обвинения! Спасибо!».

«Продолжаем!» - вел процесс куда-то дальше Виктор Данилкин.

Встал Платон Лебедев: «Всего два слова. Ваша честь. Без последствий оглашенное вами постановление, естественно, не останется. Но на что я хочу обратить внимание именно сейчас. Я считаю НЕДОПУСТИМЫМ не только для прокурора, но и для вас искажать в судебном решении суть норм права, о которых вы и прокуроры, извините меня еще раз, имеете ВЕСЬМА СМУТНОЕ представление. Системы бухгалтерского учета (термин, который вы изобрели вместе с прокурорами) не существует, поскольку бухгалтерский учет сам является СИСТЕМОЙ сбора и регистрации фактов! Это во всех странах одна и та же система! Более того. Эта система в Российскую Федерацию попала извне. Родоначальником этой системы РФ не является. Я сожалею, что мы, рассматривая, действительно, может быть, сложные с профессиональной точки зрения вопросы, все дальше уходим в вульгаризмы, которые к нормам права не имеют вовсе никакого отношения!».

Жак Косцюшко-Моризе: «Действия Ходорковского и его личная порядочность оказали на меня благоприятное впечатление»

Затем адвокат Константин Ривкин попросил 190 том, заявив, что защита будет дальше продолжать представлять доказательства. Прервались еще на 5 минут.

«В томе 190 на листах 206-220 находится протокол опроса гражданина Франции Жак Косцюшко-Моризе, бывшего члена совета директоров ЮКОСа. Мы хотели бы огласить», - после перерыва объявил первый документ Константин Ривкин.

«Ваша честь, а решение-то не было принято о приобщении данного опроса к делу! Насколько мне память не изменяет!» - вскочил Лахтин.

«Это находится в материалах уголовного дела!» - не согласился адвокат и даже показал нужное место в томе прокурору.

«Я, например, всегда считаю, что нет оснований для чтения подобных документов! Может быть, эти материалы были приобщены как ПРИЛОЖЕНИЕ к некоему ходатайству! Надо как-то определиться с этим. Тем более этот документ потенциально не может являться доказательством по делу, согласно требованиям норм глав 11, 12 УПК РФ. Я считаю, что недопустимо оглашать данный документ!» – кричал Лахтин, скрестив руки на груди.

«Во-первых, статус данного протокола имеет доказательственное значение в силу части 3 статьи 86 УПК и в силу статьи 6 закона «Об адвокатской деятельности». Такого рода решения уже проходили через Верховный суд и имели ссылки на такого рода протоколы как источник информации. Действительно данный протокол был приобщен как ходатайство вместе с другими материалами. В данный момент он НАХОДИТСЯ в материалах дела и мы имеем право его представить!» – заявил адвокат Ривкин.

«Можно мне том? Пять минут перерыв!»- заявил судья. Том Данилкин не стал листать публично, а скрылся с ним в своей комнате. Иностранцы бурно обсуждали происходящее. Пять минут явно затягивались.

Наконец Виктор Данилкин вышел и отдал том адвокатам. «Продолжаем. Пожалуйста!» - разрешил судья зачитать документ.

«Протокол опроса адвокатов. Париж, Франция. 5 февраля 2009 года. Адвокат Вадим Клювгант, регистрационный номер… - читал Константин Ривкин. – Опросил с его согласия лицо, Жак Косцюшко-Моризе». Господин Моризе отвечал, что ознакомился с тем, в чем обвиняют Ходорковского и Лебедева. Он сообщал, что имеет дипломы нескольких высших учебных заведений, и рассказывал о своей карьере. С 98 по 99 работал руководителем международного отделения банка «Креди Леоне». С Ходорковским впервые он встретился в 98 году. Тогда многие западные банки предоставляли кредиты многим российским компаниям. Все банки признавали, что подобные кредиты были сопряжены со значительными рисками, поскольку в российских компаниях не было опытного руководства и у банков не было уверенности в возможности обеспечить возврат средств в случае дефолта. С середины 90х годов Банк «Креди Леоне» был готов рассмотреть вопрос выдачи кредита ЮКОСу и некоторым другим российским компаниям – для финансирования экспортных продаж, потому что кредиты погашались бы из средств, имевших происхождение за пределами России. Моризе встречался с руководством ЮКОСа, ЛУКОЙЛа, «Сибнефти». Встречался с Ходорковским, Лебедевым, беседовал с ними о планах ЮКОСа на будущее. «В то время многие российские НК работали по-прежнему еще так, словно они входили в состав министерства, а не работали на открытом рынке. Например, была слабая внутренняя координация по общим службам и групповым закупкам. Ходорковский и Лебедев делились со мной своим видением ЮКОСа как вертикально-интегрированной компании, построенной по аналогии с крупнейшими международными НК на соответствующих уровнях эффективности и полной прозрачности», - говорил Жак Косцюшко-Моризе. Кредит был выдан на покупку ВНК. Позже в кризис [речь о дефолте 98 г - ПЦ] Ходорковский позвонил и сообщил, что компания не может вовремя выплатить кредит из-за падения цен на нефть. «В то время как многие российские компании допускали дефолт по кредитам, Ходорковский связался с нами заблаговременно и сообщил, что хотел бы обсудить планы реструктуризации, чтобы избежать дефолта и сохранить международную репутацию своей компании», - говорил господин Косцюшко-Моризе.

«План реструктуризации оказался успешным, а действия Ходорковского и его личная порядочность оказали на меня благоприятное впечатление. На меня также произвело впечатление, что ЮКОС нанял Мишеля Сублена из компании Шлюмберже, опытного специалиста, на должность финансового директора… это показало, что Ходорковский внимательно относится к внедрению профессионализма и мирового опыта в компании». Когда кризис прошел, в октябре 99 года на встрече с Ходорковским обсуждались перспективы ЮКОСа. Господину Моризе предложили войти в совет директоров ЮКОСа. «В январе 2000 года на встрече я объяснил Ходорковскому, что мое вхождение в совет директоров ЮКОСа будет иметь смысл только тогда, если я буду работать на превращение ЮКОСа в профессиональную компанию западного типа. Я четко заявил Ходорковскому, что этот сценарий реализуется в том случае, если у него имеются и полномочия, и желание выполнить такую работу. Я заявил, что не хочу уходить из Совета через несколько месяцев по причине разногласий. Господин Ходорковский сообщил, что он твердо принял решение о превращении ЮКОСа в вертикально-интегрированную эффективную компанию», - рассказывал Моризе. Он вошел в совет директоров в июне 2000 года. «Общая цель состояла в централизации контроля и повышении экономической эффективности во всех областях… Сначала это вызвало сопротивление лиц с устоявшимися привычками из числа российских руководителей. Изменения привели к тому, что совет стал более активным органом. Работа получила признание рыночных аналитиков, ЮКОС увеличил свою капитализацию и даже на какое-то время обогнал в этом «Газпром»», - читал Ривкин.

Валерий Лахтин тем временем снова нервничал. На какой-то вопрос Ковалихиной он отвлек весь зал на себя, начав активно жестикулировать перед своим компьютером, и что-то вполголоса раздраженно объяснять коллегам.

Моризе в протоколе тем временем рассказывал, что Михаил Ходорковский получал награды за свою деятельность.

«Ходорковский делал упор на соблюдение законов как на хорошую бизнес-стратегию»

Он отмечал, что совет директоров не всегда соглашался с Ходорковским, в частности, в вопросах крупных приобретений. В таком случае вопрос открыто обсуждался. Например, в ситуации с «Сибнефтью», слияние с которой его беспокоило, Моризе в итоге согласился с Ходорковским. Конфронтации не было, находили консенсус. «Этим совет директоров был обязан тону, выбранному Ходорковским, его открытости и готовности брать на вооружение различные точки зрения», - отмечал Моризе. «ЛУКОЙЛ и «Сибнефть» часто заявляли о том, что они являются самыми современными и прозрачными российскими НК. Имея опыт работы с обоими компаниями, заявляю, что ни одна не достигла уровня ЮКОСа, особенно в вопросе прозрачности, ни одна не проявляла такой же приверженности корпоративному уровню», - отмечал Моризе. «Применительно к «Сибнефти», хотя эта компания говорила о независимых директорах, их роль ограничивалась. Как минимум один раз «Сибнефть» осуществила распределение «специальных» дивидендов в пользу мажоритарного акционера, не выплатив миноритариям. Такие действия в ЮКОСе представить было невозможно. ЛУКОЙЛ много раз заявлял о подготовке финансовой отчетности по US GAAP, однако, откладывал неоднократно».

«В деловых кругах термин «ЮКОСизировать компанию» стало употребляемым глаголом, означавшим достижение экономической эффективности за счет использования профессионального руководства и международных стандартов», - рассказывал господин Моризе.

«Я возглавлял комитет Совета директоров по аудиту ЮКОСа, - рассказывал Моризе. – в июле 2000 года после значительных усилий ЮКОС подготовил отчетность в соответствии со стандартами US GAAP. Это привело к росту стоимости акций на 50%. В конечном счете, мы стали первой российской НК, кто готовил ежеквартальный отчет по стандартам US GAAP. Мы также внедрили меры внутреннего контроля и аудита. Результаты оказались положительными».

В соответствии с международной практикой на всех заседаниях по аудиту руководство компании не присутствовало, чтобы «Прайсвотерхаус» могла независимо предлагать свои комментарии членам комитета. «Прайсвотерхаус» был не единственным внешним консультантом, привлеченным для составления рекомендаций по улучшению финансового контроля и отчетности. Для анализа ключевых функций аудита в ЮКОСе также были привлечены «Эрнст энд Янг» и «КейПиЭмДжи».

В июне 2000, когда Моризе вошел в состав совета директоров, «Прайсвотерхаус» плотно занималась ЮКОСом. Представители аудитора всегда присутствовали на заседаниях комитета по аудита. Всегда созывались административные совещания, на которых члены комитета встречались только с представителями «Прайсвотерхаус», ни разу в ходе таких совещаний «Прайсвотерхаус» не обозначал никаких отдельных вопросов или предметов для беспокойства.

«За все время моего взаимодействия с этой фирмой никто и никогда не поднимал никаких проблемных вопросов!», говорил Моризе.

Он рассказывал, что «Прайсвотерхаус» в соответствии с собственными стандартами должна была сообщать обо всех значительных корректировках по итогам аудита, независимо от того, отражались ли они юридическим лицом. Она также должна была сообщать, если по ее мнению руководство компании не выполняло своих обязанностей по поддержанию принятых в компании принципов бухучета, а также обо всех затруднениях, с которыми они сталкивались при проведении проверок. Но «Прайсвотерхаус» неизменно заверяла ЮКОС об отсутствии проблем, связанных с отчетностью и раскрытием информации. «Прайсвотерхаус» были обязаны сообщать о любых недостатках, связанных с внутренним аудитом, но они никогда ни о чем подобном не сообщали. Как внешний аудитор они должны были сообщать обо всех незаконных действиях, ошибках и признаках наличия хищений и злоупотреблений, выявленных в ходе аудита и проверок, как-то со стороны высшего руководства, так и со стороны рядовых сотрудников. «Но все эти годы «Прайсвотерхаус» письменно сообщала нам, что ей неизвестны факты подобных хищений!» - отмечал господин Моризе.

Валерий Лахтин тем временем что-то активно набирал на своем компьютере, а затем распечатывал это на своем крохотном принтере под столом.

«Отзыв отчета «Прайсвотерхаус» я воспринимаю как перелом в позиции «Прайсвотерхаус», совершенно неискренний и противоречащий действиям аудиторов за время нашего взаимодействия, - говорил Моризе. - Эта компания никогда не выступала с отрицательными заявлениями о ЮКОСе, либо о его операционной деятельности, не высказывала никаких опасений, никогда не жаловалась на получение ненадлежащей информации. Эта фирма была полностью убеждена в том, что выбранный ЮКОСом курс был законным, надлежащим и существенно превышавшим обычную практику большинства российских компаний! По многим направлениям эта фирма была по существу партнером ЮКОСа, предоставляя стратегические рекомендации в качестве консультанта, а также услуги внешнего аудитора, это особенно касалось сферы минимизации налогов. Ранее аудитор заявлял, что удовлетворен во всех смыслах взаимодействием с компанией. Их недавние заявления полностью противоречат их прежней позиции, а также устным и письменным заявлениям. Я не хочу рассуждать о причине этих заявлений, однако, считаю их крайней опасными и вредными для репутации «Прайсвотерхаус», для аудиторской профессии в Москве и для доверия к деловой среде в России со стороны зарубежных аудиторов».

«Нынешнее обвинение противоречит известным мне фактам. Ни господин Лебедев, ни господин Ходорковский в ЮКОСе и никто иной из состава так называемой ОПГ не похищали нефть! Она шла от нефтедобывающих компаний через сбытовые компании в соответствии с оптимальной практикой отрасли, а также продавалась добывающими предприятиями по справедливой и обоснованной цене с учетом ее целевого использования и назначения. ЮКОС повысил свою выручку и прибыль, став более экономически эффективной компанией. Господа Ходорковский и Лебедев получали свою выгоду только в одной форме – в виде дивидендов, и мало кому известно, что свою долю Ходорковский передавал на благотворительность. За три года моей работы было очевидно, что Ходорковский понимал ценность перевода компании на профессиональные рельсы. Его приверженность была поразительна, особенно с учетом того, что реализация проходила в российской среде, исторически сопротивлявшейся прозрачности. Ходорковский делал упор на соблюдение законов как на хорошую бизнес-стратегию, а также средство для достижения независимости. Я хотел бы дать показания в пользу Ходорковского и Лебедева, но предпочел бы не ездить в Россию, готов дать показания по видеоконференции».

«Ваша честь, теперь мы хотели бы огласить …» - начал было Константин Ривкин.

«Перерыв на обед до 13.45» - сразу же объявил судья, не слушая адвоката.

Прервались.

Для Валерия Лахтина опрос не доказательство

После перерыва Валерий Лахтин застал себя на ногах: «У нас ходатайство о признании…». – «Подождите! Еще же, может быть, не закончила защита», - заявил судья. – «Закончили?» - спросил он адвокатов. – «Нет, не закончили. К данному протоколу допроса приложено несколько документов», - пояснил Константин Ривкин. «К данному протоколу опроса приложено несколько документов. Некоторые я бы хотел огласить полностью, некоторые частично. Документ на листах 225-226», - начал защитник. Это был протокол заседания комитета по аудиту совета директоров ЮКОСа от 8 февраля 2001 года (председательствовал Жак Косцюшко-Моризе). Затем зачитали письмо «ПрайсвотерхаусКуперс» от 19 июня 2001 года на имя Жак Косцюшко, в котором аудиторская компания информировала председателя комитета по аудиту о некоторых деталях только что подготовленного аудиторского заключения по ЮКОСу за 2000 год: «Основной ответственностью руководства является ответственность за качество применяемых принципов бухгалтерского учета. За исключением отмеченного выше у нас нет замечаний в отношении согласованности политики бухгалтерского учета и ее применения или ясности и полноты консолидированной финансовой отчетности, в том числе раскрытие информации». Аудиторы отмечали, что каких-то заметных трудностей при проведении аудита у них не возникало, не было также и разногласий с руководством ЮКОСа. Особое внимание суда Константин Ривкин обратил на подраздел письма, который назывался «Мошенничество и незаконные деяния». В письме говорилось: «Мы обязаны сообщить аудиторскому комитету о мошенничестве высшего руководства или других сотрудников, ведущему к существенному искажению консолидированной финансовой отчетности. Нам неизвестно о таком мошенничестве», - подчеркивал Ривкин.

Документы высвечивались на стене зала.

Далее защитник прочитал протоколы еще двух заседаний аудиторского комитета ЮКОСа. Затем прозвучало (и тоже в качестве приложения к опросу) электронное письмо от Жака Косцюшко Михаилу Ходорковскому (25.06.2002). Обсуждался выпуск АДР 3 уровня: «Я всегда выступал за большее раскрытие и большую прозрачность. Та политика, которую вы инициировали примерно в 1999 году, сослужила ЮКОСу хорошую службу. (имидж, доверие аналитиков и инвесторов, внутренняя дисциплина и т.д.). В этой области нужно еще многое сделать, и нам следует продолжать двигаться в том же направлении», - писал господин Косцюшко.
Затем судья предоставил слово желавшему высказаться Лахтину. «У нас имеется ходатайство о признании доказательства недопустимым, - встал Лахтин. - Мы просим признать в томе 190 письменный опрос господина Косцюшко с прилагаемыми документами, которые зачитал адвокат Ривкин, недопустим доказательством по следующим основаниям. Во-первых, не решался вопрос о приобщении опроса и прилагаемых документов в качестве доказательств к материалам уголовного дела. Письменный опрос произведен на территории иностранного государства адвокатом без международного поручения…в целом с нарушением требований уголовно-процессуального законодательства…объяснение или опрос лиц как доказательство не допускается в уголовном судопроизводстве. По своей сути данный опрос не является документом, так как исходит от лица, обладающего информацией об обстоятельствах совершения преступления, поэтому это лицо может быть вызвано в суд для допроса в качестве свидетеля. Иное нарушает принцип непосредственности и устности. Объяснение Косцюшко это лишь повод для рассмотрения ходатайства о вызове последнего в суд. В целом мы просим признать данный письменный опрос Косцюшко и приложения к нему недопустимыми доказательствами. Все!».

Адвокат Константин Ривкин ответил: «Обвинение продолжает ту дискуссию, которое они начали, когда мы хотели огласить эти документы. Приходится говорить вещи достаточно банальные. Уголовно-процессуальное законодательство не регламентирует возможности защитников в той мере, как это распространяется на властных субъектов уголовного процесса. В частности, я напомню, что в ст. 53 специальный есть пункт, который для господина Лахтина разъясняет, что мы можем действовать всеми методами и средствами, которые не запрещены законом. Благодаря законодателю наши полномочия расширены существенным образом, и нам предоставлены полномочия для собирания доказательств, как бы это ни нравилось господину Лахтину и следствию, с которым мы на эту тему неоднократно спорили! Статья 86 посвящена исключительно вопросам собирания доказательств. Частью 3 этой статьи соответствующие полномочия предоставляются защитникам, которые действуют в уголовном деле в интересах своих доверителей! Теперь что касается конкретных доводов. Якобы материал не приобщался к делу, не выносилось постановление о приобщении. Готов напомнить господам прокурорам, что мы действовали ровно так же, как они действовали, когда заявляли ходатайство о продлении ареста нашим подзащитным. Когда они представляли суду различного качества и количества документа, ни разу я не помню, чтобы они просили суд вынести по этому поводу отдельное процессуальное решение. Исходя из принципа равенства сторон, мы сделали то же самое, приложив ряд документов к одному из наших ходатайств. Далее. Что касается международно-правового поручения. Внимательно почитайте главу 53 УПК. Она не к нам обращена, она обращена К ВАМ! К тем, кто имеет властные полномочия, - следователь, прокурор, суд. На нас эти требования не распространяются. Для господина Лахтина специально рассказываю, что подобного рода проблема была предметом разбирательства Конституционного суда! Конституционный суд четко разъяснил, что те требования, которые распространяются на следователей и прокуроров, не распространяются на адвокатов. Наш УПК сформулирован так, что он ограничивает возможности властных лиц, но дает определенные возможности для собирания доказательств защите. Никаких предписаний императивного характера для нас, адвокатов, нет! Мы действуем ровно так, как сказано в законе «Об адвокатской деятельности» и в УПК.

О том, что опрос не допускается в уголовном судопроизводстве, я уже говорил. Почитайте бюллетень Верховного суда РФ, там речь об опросе идет. И опрос используется как источник доказательственной информации. Я могу привести конкретное дело, где информация в протоколе допроса использовалась, чтобы отменить протокол, поскольку обстоятельства, в нем изложенные, противоречили написанному в протоколе.

«Не является документом» - не знаю, какие критерии применяет Лахтин, говоря, что является документом, а что не является. Если на то пошло, закон предусматривает такую разновидность доказательств, как «иные документы», наш опрос этому никоим образом не противоречит. Наконец, относительно нарушения принципа непосредственности и устности – а когда вы оглашали протокол допроса госпожи. Карасевой, вы нарушали этот принцип или не нарушали?»

«Она болела!» - отозвался с места Лахтин. «Значит, если болела, можно, а если здоровы, значит нельзя?», - не согласился Ривкин.

Виктор Данилкин приберег свою оценку опроса Жака Косцюшко-Моризе до приговора

Затем выступил Платон Лебедев: «Довод о том, что проведение защитником опроса с согласия лица является нарушением закона, не соответствует действительности (см. п. 2 ч. 3 ст. 86 УПК РФ) и является ложью. Статья 74, на которую сослался Лахтин, относит такого рода документы к доказательствам. Это «иные документы». Далее – статья 455, на которую ссылался Лахтин, относится к разделу 18 УПК («Порядок взаимодействия судов, прокуроров, следователей и органов дознания с соответствующими компетентными органами и должностными лицами иностранных государств и международными организациями»). Даже из названия раздела понятно, что данные нормы к адвокатам не относятся вовсе! Самое главное написано в статьях 73 и 74. «Доказательством по уголовному делу являются ЛЮБЫЕ сведения, на основании которых суд…» Таким образом, данный документ, опрос, произведенный нашим защитником господина Косцюшко, является документом, который получен в соответствии со статьей 86 УПК надлежащим лицом для установления обстоятельств подлежащих доказыванию по делу.

Слово взял и адвокат Клювгант: «Я хочу напомнить суду – это не первое ходатайство о недопустимости доказательств, заявляемое в данном судебном разбирательстве. Предыдущие несколько ходатайств заявлялись со стороны защиты. В их удовлетворении судом было отказано. Мотивировка была общей: на данной стадии судебного разбирательства, когда еще не закончено представление доказательств, суд находит данные ходатайства не подлежащими удовлетворению, так как оценка всем доказательствам судом будет дана в совокупности в совещательной комнате при разрешении дела. Я полагаю, что если уж установилась такая традиция в данном процессе, то значит она такая. Как любят говорить наши оппоненты, представление доказательств еще не закончено. Ни они, ни суд не знают, что сторона защиты представит суду, и как будет взаимосвязан данный документ с другими доказательствами».
«Суд, выслушав мнение участников процесса, отмечает, что опрос был представлен суду, оглашен в суде, на данной стадии суд не имеет оснований для исключения данного доказательства из числа доказательств, оценка всем доказательствам будет дана при постановлении приговора. Однако суд отмечает, что указанный опрос был приобщен к ходатайству о прекращении уголовного дела, и как самостоятельное доказательство для приобщения к делу суду не предлагался, - посмотрел судья на адвокатов, – продолжаем работу».

Защита добивается процессуальной симметрии

Адвокат Константин Ривкин собрался огласить протокол заседания комитета по финансам совета директоров ЮКОСа от 24 апреля 2003 года, а также протокола заседания комитета по аудиту совета директоров ЮКОСа от 19 октября 2001 года, которые были приложены к опросам Мишеля Сублена и Брюса Мизамора. Сами же эти опросы были приложены защитой весной прошлого года к ходатайствам о направлении международно-правовых запросов.

«Ну мы возражаем против оглашения данных документов, приложений к ходатайствам в виде опросов… - не искал покоя Валерий Лахтин, – по тем же основаниям, которые были озвучены ранее в ходе решения ходатайства о приобщении опроса господина Косцюшко – в том плане, что никаких оснований для приобщения в качестве доказательств и оглашения данных опросов не имеется».
«Очень соблазнительно, конечно, сказать в ответ, что «наши контрдоводы аналогичны», но все же я выскажу несколько аргументов, - иронизировал адвокат Ривкин. – Во-первых, в ходе предварительного следствия к материалам уголовного дела был приложен целый ряд протоколов заседаний совета директоров, часть которых нашими процессуальными оппонентами оглашалась в качестве доказательств. Мы также хотим ссылаться на протоколы заседаний как на доказательства защиты, я не очень понимаю, почему прокуроры хотят нас этого права лишить. Второе, вы, принимая ранее решение по предыдущему ходатайству, сослались на ч. 2 ст. 86. И мы сейчас попробуем вслед за вами по этому пути пойти. Здесь говорится, что ряд лиц, имеющих процессуальный статус, в частности, обвиняемые и их представители, вправе собирать и представлять письменные документы и предметы для их приобщения к уголовному делу в качестве доказательств. Мы собрали доказательства и представили их суду, и они были приобщены к делу. Специфика данной ситуации лишь в том, что они были неотъемлемой частью ходатайства, и таким образом документ попал в материалы дела. Никаких препятствий для оглашения документа, на наш взгляд, нет».

«Суд отказывает в удовлетворении ходатайства об оглашении данных документов. Суд никаких решений о приобщении указанных материалов в качестве доказательств не принимал», - заявил Данилкин.

«В таком случае мы заявляем ходатайство о приобщении к материалам дела документов, находящихся в томе 196 протокола заседания комитета по финансам совета директоров ЮКОСа от 24 апреля 2003 года, а также протокола заседания комитета по аудиту совета директоров ЮКОСа от 19 октября 2001 года из 197 тома (перевод находился в 198 томе).

Не сразу разобрались с томами и документами, адвокат листал тома. «Чтобы согласиться или возразить оппонентам, нам тоже хотелось бы ознакомиться…» - привстал прокурор Смирнов. Наконец взяли еще 5 минут перерыва. После краткой паузы разобрались.
«Сразу два ходатайства заявляем? Его время тратить…Чтобы сразу тома в руки, и… Озвучьте сразу, а то скажут, что я вас заставил», - волновался судья. Адвокат Ривкин еще раз сформулировал ходатайство о приобщении материалов, отметив, что защита планирует предъявлять эти документы свидетелям.

«Надо посмотреть», - желал прокурор Смирнов. – «Сколько понадобится времени?» - спросил Данилкин. – «До завтрашнего утра», - шутила, улыбаясь, Ибрагимова. Судья объявил еще 20 минут перерыва. Вячеслав Смирнов обложился томами. «А что случилось?» - не сразу оторвался от своего ноутбука прокурор Лахтин. Публика посмеивалась. Коллеги прокурора объяснили ему, что объявлен очередной перерыв, успокоенный Валерий Лахтин вернулся в Интернет.

Двадцатиминутный перерыв становится традиционным

Но после перерыва прокуроры снова не были готовы. «Хотелось бы узнать у защитников, каким образом ими были получены эти документы? В ходе выемки, обыска? – путал Валерий Лахтин адвокатов с кем-то еще. - Почему мы должны потенциально верить всем данным, которые указаны в документах. Для анализа этих документов нам этот исходный вопрос надо разрешить!» - жестикулировал прокурор.

«Не существует нормы закона, позволяющей прокурорам задавать вопросы моим защитникам. Пусть обращается к суду, а не к защитникам!» – заметил Лебедев.

«А я к суду и обращаюсь – нельзя ли выяснить этот вопрос?» – указал ладонью на адвокатов Лахтин.

Ривкин отвечал: «Этот вопрос связан с тем, что господа прокуроры просто не успели все тома изучить. Эти документы являются приложениями к протоколам опроса соответствующих лиц. Те лица, которые давали показания, они свои слова иллюстрировали теми или иными документами». Но Лахтину снова было непонятно, он переспрашивал. Судья повторял для прокурора слова защиты. «Эээ…нам надо еще время…» - тянул это самое время Валерий Лахтин.

«Ваша честь, да не надо!» - отмахнулся Смирнов и встал. Стоящий Лахтин садиться не хотел – он с ревностью посмотрел на коллегу Смирнова. Но тот уже начал говорить. Лахтину пришлось опуститься на стул.

«Ваша честь, мы просим представленные здесь объяснения, полученные от господина Сублена и протокол объяснения Брюса Мизамора признать недопустимыми доказательствами» - стал просить о чем-то не о том Вячеслав Смирнов. «Речь не идет об объяснениях!» - напомнил судья, что речь идет о приложениях к этим объяснениям.

«Все приложения к опросам Мизамора и Сублена являются их неотъемлемой частью, - вышел из положения прокурор Смирнов. - Они не удостоверены в законном порядке. То есть копии их не удостоверены. Если имеются подлинники…непонятно их происхождение, - сумбурно объяснялся Смирнов. – Апостилированы только протоколы опросов, но не документы. Все эти документы получены из-за рубежа и надлежащими доказательствами по делу они быть не могут! У нас есть сомнения в достоверности этих документов ». Лебедев засмеялся. «И представленные ненадлежащими лицами!» - оставил последнее слово все-таки за собой Валерий Лахтин (а не за коллегой Смирновым).

«20 минут перерыв!» - вздохнул судья.

Вернулись к специалисту Уэсли Хону

«Да кто они такие?! Эти Мизамор с Субленом?! – в перерыве, обернувшись к Смирнову, доверительно вещал вполголоса Лахтин. – Мизамор вообще в розыск объявлен! Сублен тоже никто…». Смирнов молчал и слушал.

Через 20 минут Виктор Данилкин вернулся в зал. «Суд, выслушав мнение участников процесса по ходатайству о приобщении протокола заседания комитета по финансам совета директоров ЮКОСа от 24 апреля 2003 года - зачитал судья. – Отказывает в удовлетворении ходатайства, поскольку в указанных документах, приложенных к апостилированному переводу протокола опроса Мишеля Сублена, кстати, в приложении листы дела не пронумерованы и не подписаны…поэтому суд лишен возможности удостовериться, что конкретные документы являются приложением к протоколу опроса Мишеля Сублена». В приобщении к материалам дела в качестве доказательства протокола заседания комитета по аудиту суд также отказал. Обоснование получилось следующим: «В приложении к протоколу опроса Брюса Мизамора присутствует ксерокопия документа на иностранном языке без каких-то ссылок на его автора…».

Встал Вадим Клювгант: «Ваша честь. У нас есть еще ходатайство. В связи с возникшими новыми обстоятельствами защита повторно заявляет ходатайство о приобщении к материалам дела заключения специалиста Уэсли Хона, который был допрошен в суде.
Отказывая в первом ходатайстве о приобщении данного заключения, суд указал, что вопросы, связанные с вызовом и допросом специалиста, регламентированы статьей 271 УПК, в связи с чем суд не находит оснований для удовлетворения ходатайства о приобщении заключения без решения вопроса о допросе. На тот момент у суда не было информации, мы не могли довести ее до суда, что специалист прибыл и готов к допросу, что и произошло в следующие два дня.

Второе – данное заключение, являясь самостоятельным доказательством, является также и необходимым дополнением к показаниям данного специалиста, в частности, потому, что там содержится подробное освещение аргументов, анализа специалиста, там имеется ряд приложений, в которых содержится информация, выяснявшаяся у специалиста в ходе его допроса – подробный перечень библиографии, на эту тему ему задавалось много вопросов. Чтобы суду четко понимать, какие источники специалистом использовались, гораздо удобнее пользоваться и полезнее этим перечнем. Там же содержатся сведения о предыдущем участии Уэсли Хона в выполнении подобных заданий для судов, о чем тоже ему задавались вопросы, и о его послужном списке, который подтверждает его квалификацию.

Все эти вопросы специалисту задавались, поэтому данное письменное заключение поможет суду в оценке и этих обстоятельств. И последнее – отказывая самому специалисту в удовлетворении ходатайства о приобщении приложений к показаниям в виде его рабочих материалов (слайдов), суд указал, что данные материалы не перечислены в числе источников доказательств в ст. 74 УПК, что справедливо. Хотя специалист ставил вопрос о приобщении их не в качестве самостоятельных доказательств, а в качестве приложений к показаниям. Чтобы снять и эту коллизию, мы и предлагаем приобщить данное заключение специалиста».
Секретарь суда вынесла из судейской комнаты заключение господина Хона. Судья передал его адвокатам. «Да, это то заключение, о приобщении которого мы просим», - подтвердил Вадим Клювгант.

Платон Лебедев полистал увесистый том. «Пока Платон Леонидович смотрит, позвольте мне дополнить, - отметил тем временем Клювгант. – В ходе допроса специалиста Уэсли Хона ему неоднократно задавались вопросы, особенно прокурорами, по заключению. Это еще одно подтверждение того, что данный документ как доказательство имеет существенное значение».

«Надо время?» - снова спросил судья у прокуроров. – «Да, Ваша честь! Надо время! Минут на 15!» - сообщил Валерий Лахтин. И снова прервались.

Прокурор Ибрагимова очередным перерывом, запрошенным ее коллегой, была недовольна. Через минуту она сообщила секретарю, что вообще-то прокуроры готовы. Но судья все же выдержал объявленное время. После перерыва заговорил Вячеслав Смирнов: «У нас есть возражения. Ранее судом уже принималось решение по этому вопросу, и с момента допроса Хона никаких новых обстоятельств для изменения судебного решения не имеется. Мы во время допроса Хона не касались существа составленного заключения, и я полагаю, что оно не может быть приобщено к материалам дела все по тем же основаниям – оно получено с нарушениями требований как российского законодательства, так и Гаагской конвенции от 61 года о легализации официальных документов. Когда легализации путем проставления оттиска апостиля подлежат только официальные документы. Этот документ исходит только от частного лица». Лебедев смеялся.

Суд отказал в ходатайстве, заявив, что новых оснований защитой не представлено. «На момент изготовления указанного заключения, в июне 2009 года, указанное лицо не являлось специалистом в смысле ст. 58 УПК», - отметил Данилкин.

Затем Платон Лебедев объяснил Виктору Данилкину, что его «просто нагло обманывает прокурор Смирнов о том, что подлежит апостилированию в соответствии с Гаагской конвенцией». Для просвещения председательствующего и для контроля над прокурорами Лебедев пообещал делать выписки из Гаагской конвенции и представлять их суду.

«На сегодня заканчиваем. Встречаемся завтра в 10.30 утра», - решил на этом закруглиться судья.