Сегодняшний день Хамовнического суда состоял из трех частей. Сначала допрашивали свидетеля Виктора Геращенко, который назвал предъявленные Ходорковскому и Лебедеву обвинения «чушью собачьей». Потом прокуроры заявили отвод переводчику Юрию Сомову, помогающему объясняться с судом американскому специалисту Уэсли Хону. При этом со стороны прокуроров звучали вопросы и констатации специального назначения: «В интересах Ходорковского и Лебедева вы осуществляли переводы?», «Его перевод опережал первоисточник» и т.д.

В последней части заседания прокуроры допрашивали Уэсли Хона. Гособвинители своими вопросами плодили «сложности перевода». Ответы американского специалиста были намного проще: «Если бы вся добытая нефть была бы похищена путем присвоения, то результаты, реально достигнутые компанией ЮКОС, никогда бы не могли быть достигнуты».

Валерий Лахтин «пересчитал» Виктора Геращенко как-то не так

В начале заседания адвокат Вадим Клювгант заявил, что в здании суда находится человек, которого защита хотела бы допросить в качестве свидетеля, - это Виктор Владимирович Геращенко.

Услышав это имя, Валерий Лахтин вскинул голову. И вскочил: «Пусть адвокаты объяснят, зачем нужен здесь этот свидетель?! Что он собирается рассказать?! Это совершенно необоснованное ходатайство, немотивированное, противоречит духу закона! Или мы будем тянуть судебное заседание годами?!». Публика возмущенно роптала.

«Я не помню за все прошедшее время процесса, чтобы прокуроры давали такие пояснения хотя бы по одному свидетелю! – встал адвокат Вадим Клювгант. - И закон не предусматривает никаких обоснований по свидетелю, который уже явился в суд. Суд не вправе отказать в допросе такого свидетеля. Виктор Владимирович Геращенко был председателем совета директоров ОАО "НК ЮКОС", компании которая является центральным пунктом повестки дня по настоящему делу! Я полагаю, что это объясняет все для любого, кто хочет что-то понять и услышать!». Виктор Данилкин удовлетворил ходатайство защиты о допросе Виктора Геращенко. Пристав направился за свидетелем в коридор.

«У нас заявление! – пошел другим путем прокурор. Сам Виктор Геращенко уже стоял на трибуне и смотрел на говорящего Лахтина. - Виктор Геращенко неоднократно был в зале, слышал показания десятков свидетелем! Поэтому его показания сейчас будут потенциально необъективными! Оценка его показаний в принципе будет противоречить требованиям уголовно-процессуального законодательства».

«Вы можете сказать, в какие дни присутствовал Геращенко в суде?» – спросил судья Данилкин.

«Я могу – встал Клювгант. – Прокурор Лахтин вас в очередной раз вводит в заблуждение. Виктор Владимирович Геращенко был здесь один раз, 24 февраля 2010 года, это было до того, как защита пригласила выступить его в качестве свидетеля. Что было в этот день, насколько это связано с тем, что мы хотим его спросить – это будет очевидно. К тому же, оценка его показаний – это дело будущего, сначала надо эти показания получить, а уж потом их оценивать. И оценка сама по себе никакому закону противоречить не может, как вам пытались объяснить. И последнее – нет в законе такого запрета в отношении такой ситуации. Есть только, что вызванные свидетели должны находиться отдельно от уже допрошенных. Но запрета в отношении лица, который еще не будучи вызван приходил в зал, в законе нет. Других ограничений нет. Проблем здесь никаких нет».

Судья Данилкин закончил формальные моменты, и адвокат Вадим Клювгант начал допрос.

Проблемы ЮКОСа потребовали компетенции Геращенко

Но первый же вопрос адвоката о том, какие должности занимал свидетель в 1998-2007 годах, опять привел Валерия Лахтина в волнение: «А какое это отношение имеет к предъявленному обвинению? Он что являлся потерпевшим или обвиняемым? Кем он является по данному уголовному делу? Мы же не исследовали в ходе расследования данного уголовного дела обстоятельства трудовой деятельности Геращенко!». – «Да вы вообще ничего не исследовали!» - произнес Михаил Ходорковский. «Тихо!» - вскричал судья. И разрешил Геращенко отвечать.

«В 1998 году я возглавлял Московский Международный банк в Москве. После дефолта меня пригласили снова возглавить Центральный банк России. Я работал там четыре года. В 2002 году я попросился уйти на пенсию, исходя из того, что я был не согласен с созданием Наблюдательного совета в банке, чего нет ни в одной цивилизованной стране. С 1 января 2004 года я работал депутатом Госдумы. Затем, в феврале 2004 года, я встречался с Бейлиным и Голубевым, мне было сделано предложение войти в совет директоров ЮКОСа, поскольку у них после ареста Михаила Ходорковского и желанием американца Кукеса выйти из совета создавались две должности. Я согласился и 24 июня 2004 года был избран председателем совета директоров ЮКОСа. И работал в этом качестве до начала июля 2007 года». Вадим Клювгант попросил свидетеля говорить так, чтобы секретарь успевала записывать. «А здесь запись не автоматическая?» - навел справки свидетель. – «Ручная», - пояснил Клювгант». – «А куда ж ФСБ смотрит?». Шутку Геращенко зал №7 оценил.

Далее свидетель пояснил, что с Михаилом Ходорковским он был знаком с 90-го года «в связи с созданием банка МЕНАТЕП», а в 91 году они довольно регулярно встречались, когда Ходорковский был советником при премьере Силаеве. Потом они встречались довольно редко. «Я в силу своей должности пытался не очень активно общаться с председателями быстро растущих коммерческих банков», - пояснял Геращенко. С Платоном Лебедевым свидетель «виделся, но особенно не общался».

Виктор Геращенко рассказал, что однажды встречался за чаепитием в 2004 году с родителями Ходорковского, потому что «считал своим долгом с ними познакомиться». Отвечая на вопрос адвоката, Виктор Геращенко отметил, что ни угроз, ни обещаний вознаграждения в его адрес не поступало, и это не может повлиять на его показания.

Перешли к основной части допроса. «Как именно вы стали председателем совета директоров ЮКОСа? По чьей инициативе?» - «Я думаю, что это была инициатива менеджмента, я не знаю, согласовывали ли они этот вопрос с Михаилом Борисовичем Ходорковским, вполне возможно. Бейлин и Голубев говорили, что им нужен человек, компетентно разбирающийся в проблемах, стоящих перед компанией, в проблемах с обвинениями, которые сделаны в адрес компании по неправильной уплате налогов, - рассказывал Виктор Геращенко о подробностях его прихода в ЮКОС. – Мне Пансков и Владимир Петров (руководители Минфина в те годы) сказали, что претензии по неуплате налогов в какой-то степени базируются на современной интерпретации налогового законодательства, в котором было достаточно много дырок, которыми пользовались все основные нефтяные компании России. Я долго думал, советовался, и дал согласие. А когда это потом объявилось в прессе, то для многих это было шоком. И товарищ Иванов, замглавы администрации, позвонил в банк моему бывшему помощнику и сказал: «Куда он идет?! Он идет не туда!»».

«На момент принятия решения, какую информацию о происходящем с ЮКОСом и вокруг него вам удалось получить?» - «Я знал то, что публиковалось в прессе, а также я спрашивал об этом Бейлина. Он мне объяснял, что это разные интерпретации налогового законодательства. Мы считаем, что мы все делали правильно, и с решением суда по налогам за 2000 год мы спорим, хотя будем его исполнять». Адвокат Клювгант попросил свидетеля подробнее рассказать про упомянутый им суд, но Валерий Лахтин перебил всех: «Вопрос носит правовой характер! Анализом приговора Мещанского суда и иных решений, касающихся ЮКОСа, Геращенко не занимался! О чем он сейчас и заявил, что он не имеет юридического образования!». «Вопрос снимается», - заявил судья.

Вадим Клювгант переформулировал вопрос. Виктор Геращенко стал отвечать: «Суть претензий – неправильная уплата налогов, вследствие чего потом оказывали давление на аудитора ЮКОСа – «Прайсвотерхаус», что они тоже просмотрели неправильность заполнения налоговых деклараций. Непонятно, куда смотрели налоговики все эти годы. Какая компетенция у всех этих товарищей… Я полагал, что идет нормальное судебное разбирательство».

До Путина и Медведева ЮКОС не дозвонился

«Уже будучи председателем совета директоров, вы каким-то образом изучали ситуацию? Встречались с менеджерами?» - «Я достаточно активно общался с Гололобовым, который тогда возглавлял правовое управление ЮКОСа. Тем более, что сразу после собрания, на котором я был избран председателем совета директоров, нагрянули судебные приставы с ОМОНом 50 человек, изымали документы. Естественно, мне об этом докладывали. Гололобов мне рассказывал, какие действия они предпринимают. И с господином Бейлиным я достаточно активно общался. Вот эти два человека, с которыми я общался. Они говорили, что действия достаточно…грубые! И нам потом пришлось идти в службу судебных приставов и говорить, что есть решение суда по уплате начисленных налогов (примерно 3,4 млрд долларов), но мы не согласны и вообще, чтобы мы смогли исполнять это решение, позвольте нам продолжать производственную деятельность компании! Было предложено судебным приставам взять в обеспечение акции «Сибнефти», которые находились в собственном владении ЮКОСа и стоили 4,3 млрд долларов. Но они сказали, что подумают, а на следующий день пришли и сказали – нет, мы акции продавать не собираемся, поскольку ваши отношения с «Сибнефтью» достаточно сложные, мы будем искать другой актив. После этого появилось сообщение, что принято решение выставить на продажу «Юганскнефтегаз», что является прямым и грубым нарушением законодательства», - рассказывал Геращенко.

«В ходе ваших разговоров и докладов со стороны сотрудников компании, кто-либо вам сообщал о существенной недостаче нефти, добытой «дочками» ЮКОСа, с 98 по 2003 год?» - «Таких разговоров не было. Мне никто об этом не сообщал. Все в какой-то степени ждали, когда у меня возникнет возможность контакта с руководителями страны. Что я и пытался сделать, позвонив 25 июня в приемную Путина. Мне сказали, что этими вопросами занимается сейчас Медведев. Я две недели звонил в приемную Медведева. Говорили, что ему доложили, что сейчас он занят. В конце концов со мной встречался Шувалов, который был тогда заместитель главы администрации. Эта встреча состоялась во второй половине июля 2004 года.

Я говорил, что группа МЕНАТЕП готова передать в распоряжение ЮКОСа свои акции компании. Тогда были известны только две суммы налоговых недоимок, если их можно так назвать, - за 2000 и 2001 годы. По оценкам менеджмента, следующие требования, за 2002 и 2003 годы, не могли составить более 5 млрд долларов. То есть в целом получалась сумма где-то в 12 млрд долларов. Мы же не знали, что будут начислены двойные штрафные проценты и т.д. Поэтому мы считали, что такого рода предложение позволит достичь <консенсуса> о том, каким образом эти требования будут платиться. Об этом, кстати, в 2004 году было написано письмо канадской фирмой, в которую входил господин Жан Кретьен. Господин Кретьен виделся с Путиным в Москве, Владимир Владимирович ему сказал, что «я стою вне этого дела», пусть они напишут письмо премьер-министру и министру финансов. Что мы и сделали. И никакого ответа от них мы не получили. Письмо же касалось того, как ЮКОС готов выплачивать те требования, которые определены судами. Ответа не было».

«По результатам ваших встреч, переговоров, консультаций в органах власти, возникала ли к ЮКОСу еще какие-либо претензии, кроме налоговых? В частности, претензия относительно того, что в ЮКОСе хищение нефти?» - «Об этом ни в ЮКОСе, ни вне ЮКОСа, в бизнес-кругах, в прессе, я ничего не видел и не слышал». – «Вы помните, когда в ЮКОСе была введена процедура временного наблюдения и процедура банкротства в дальнейшем?» - «Она была введена после того, как группа из 14 западных банков продала остающуюся за ЮКОСом задолженность «Роснефти», которую (задолженность) ЮКОС обещал погасить после продажи нашего участия в «Мажейкяй нафта». В марте 2006 года «Роснефть» начала процесс назначения временного управляющего, а затем конкурсного управляющего». – «Вам известно, кто был временным, конкурсным управляющими?» - спросил Вадим Клювгант.

Но за скоростью движения процесса следил лично Валерий Лахтин: «Процедура банкротства не является предметом разбирательства! Прошу снимать эти вопросы». Но Виктор Данилкин не имел ничего против ответа свидетеля на поставленный вопрос. Геращенко напоминал, что временным управляющим сначала был господин Винокуров, а ближе к лету 2006 года назначили Эдуарда Ребгуна.

«Обмен информацией с управляющими у вас происходил?» - «Мы должны были взаимодействовать на деловой основе, без ненужных конфликтов. Что-либо нового мы дать не могли, потому что все документы, все жесткие диски были изъяты еще в 2004 году». - «Кто-то из временных, конкурсных управляющих, их сотрудников вам сообщал о пропаже нефти за период 1998-2003 годы?» - «У нас таких персональных обсуждений не было. Но когда уже шли конкурсные продажи, Ребгун в плохом настроении высказывал претензии, что на него давят сделать так, а он говорил, что сделать так не может, потому что потом на него подадут в суд». – «Но все-таки тема недостачи нефти у вас с Ребгуном возникала?» - «С его стороны нет. У меня вопрос по этой теме тоже не было».

«Роснефть» не заявляла о недостаче нефти по юкосовским активам

«Производилась ли при подготовке к продаже оценка активов ЮКОСа, проверка их финансового и производственного состояния?» - «Да. Оценка «Юганскнефтегаз», основного актива ЮКОСа, который давал, по-моему, 80 процентов добываемой нефти, и продажа которого была незаконна, потому что это производственный актив, а у нас были другие активы, те же акции «Сибнефти», производилась компанией «Дрезднер Кляйнворт». Их оценка возможной цены продажи была где-то в области 15-19 млрд долларов, а компания «Джей Пи Морган», которую, естественно, был должен назначать ЮКОС, давала оценку в 19-26 млрд».

Адвоката Клювганта интересовало, не поступала ли информация о пропаже нефти от приобретателей активов ЮКОСа. «Нет, я никогда об этом не слышал», - говорил свидетель. Защитник спросил, известны ли Виктору Геращенко приобретатели добывающих активов ЮКОСа. «Первый приобретатель активов ЮКОСа – «Байкалфинансгрупп», это, по-моему, всемирная история, когда они выступили покупателем, перебили цену «Газпрома». Естественно, не имея денег завершить сделку, продали купленный актив «Роснефти». Явная инсценировка, на наш взгляд, – вспоминал Геращенко. - А в основном все активы ЮКОСа были куплены «Роснефтью» или ее филиальными компаниями. И я как частный гражданин надеялся, что после того, как была создана эта крупнейшая в стране нефтяная компания, цены на бензоколонках начнут снижаться. Но этого почему-то не произошло», - грустно сообщил Виктор Геращенко.

«А «Роснефть» как новый собственник добывающих активов ЮКОСа вам не сообщала, что она обнаружила недостачу нефти?» - «Нет, таких заявлений не было».

Геращенко: «Понятно, что на «ПрайсвотерхаусКуперс» оказывалось давление»

«Знаете ли вы, кто был аудитором ЮКОСа и его дочерних компаний?» - «Это был «ПрайсвотерхаусКуперс», они были аудитором и Госбанка СССР, затем пару раз они были аудитором Центрального банка России. Поэтому я людей из этой компании знаю давно». – «Во время вашей работы председателем совета директоров ЮКОСа у вас были контакты с аудиторами?» - «Нет. Это не была ответственность совета директоров. Но готовя акционерное собрание, нам каких-либо сообщений из финансовых подразделений ЮКОСа не поступало, что у нас возникают какие-то проблемы с «ПрайсвотерхаусКуперс»». – «Известно ли вам что-либо об отзыве аудитором «ПрайсвотерхаусКуперс» всех заключений по отчетности ОАО «НК ЮКОС»?» - «Это опять же обсуждалось активно в прессе, потому что первое требование, одобренное арбитражным судом, к «Прайсвотерхаус» о том, что они незаконно получили платеж за их аудит, было в марте 2006 года. При втором рассмотрении арбитражный суд подтвердил это требование к «ПрайсвотерхаусКуперс». Затем, несмотря на все комментарии о том, что налоговые органы неправильно интерпретируют роль аудитора, появились сообщения, что вполне возможно лицензия «ПрайсвотерхаусКуперс» на следующие пять лет не будет продлена… 14 июня 2007 года мне позвонила Елизавета Филиппова, генеральный менеджер «ПрайсвотерхаусКуперс» в Москве и попросила о встрече. Она приехала и сказала: «Я должна вас огорчить…Завтра господину Ребгуну и вам придут два письма, в которых мы заявляем о том, что мы отзываем свои заключения по балансам ЮКОСа с 1995, кажется, года». Я сказал: «Ну, мне все понятно, спасибо…» И они эту операцию провели, получили продление лицензии, являются аудиторами «Газпрома», Центрального банка и т.д.». – «Что вы имели в виду, говоря, что вам «все понятно»?» - «Понятно, что на них оказывалось давление! Это был дополнительный фактор для доказательства, что то действие, которое велось против ЮКОСа, и вот этот второй процесс, который ведется против Ходорковского и Лебедева, имеет веские основания». – «Госпожа Филиппова вам сообщала какие-то обстоятельства, на которые они ссылаются, отзывая свои заключения?» - «Она мне дала две копии письма. Прочитав, я понял, что это выеденного яйца не стоит». – «А что именно вы называете не стоящим выеденного яйца?» - «Ну вот как и показания товарища, который здесь в феврале был, путался…И я не понимаю, какое отношение он имеет к нынешнему процессу…» (Геращенко имел в виду Эдуарда Ребгуна. - ПЦ)»

«Вот! Это лишний раз подтверждает, что Геращенко слышал показания свидетелей! И его показания здесь не являются объективными!» - не упустил возможности выступить Валерий Лахтин. - «Это за что ж такое вранье-то?!» - тут же бросил в ответ прокурору возмущенный свидетель Геращенко. Публика засмеялась. - «Тихо-тихо!» – не ожидал такого отпора судья. – «А чего он врет?! Я всю жизнь не врал! Ни в гонгконгском суде, ни в американском, ни в Верховном суде…А он чушь говорит. А еще полковник», - не оставлял Валерию Лахтину шансов Виктор Геращенко. – «Тихо, тихо, - увещевал судья. – Пожалуйста, продолжайте».

Продолжили. «Во время разговора с госпожой Филипповой она вам не говорила, обсуждали ли аудиторы обстоятельства, послужившие основанием для отзыва заключений, с менеджментом ЮКОСа, с финансовым руководством?» - «В этот момент им обсуждать уже было не с кем. Из, по-моему, 1500 сотрудников больше 1000 к этому моменту уже уволилось. Многие люди с руководящих должностей искали себе работу и уходили. И потом…В августе будет 50 лет, как я работаю постоянно. Мне было понятно, для чего она приехала, что в письме написано, для чего оно написано. Что с ней обсуждать-то? На мой взгляд, никаких обсуждений с менеджментом ЮКОСа не было».

Нынешнее обвинение - «чушь собачья»

«Приходя в ЮКОС в той ситуации, в какой он находился, ставили ли вы перед собой задачу разобраться в существе претензий государства и заниматься их урегулированием?» - спрашивал Клювгант. – «Я бы сказал так. В принципе ни Бейлин, ни Голубев такую задачу предо мной не ставили, чтобы я был палочкой-выручалочкой. Но считалось, что, работая председателем совета директоров, мне легче будет говорить с властными структурами о путях разрешения этого конфликта. Но этого, к сожалению, не состоялось, поскольку я был уже далек от людей во власти, хотя они и предлагали мне баллотироваться кандидатом в президенты в 2004 году. Это была не моя инициатива. Им нужна была конкурентная среда».

«Ваша честь, можно прерваться на пять минут?» - попросили адвокаты. Объявили перерыв. Прокурор Лахтин пулей вылетел из зала под смех присутствующих.

Продолжили. «Известно ли вам, в чем по настоящему делу обвиняются Ходорковский и Лебедев ( не юридические оценки, а по сути)?» - спросил Вадим Клювгант свидетеля. – «Даа…Чушь это собачья!» - отвечал свидетель. Публика смеялась. – «Я прошу снять этот вопрос!» - заявил прокурор Лахтин. «Это почему?!» - послышалось из публики. «Тишина в зале!» – волновался судья. Поднявшийся пристав выказал суровость: «Сейчас буду выводить из зала!». А Лахтин продолжал свое: «У Геращенко нет соответствующего юридического образования. Он, естественно, не читал материалы уголовного дела. Он не является автором обвинительного заключения. Он вообще никакого отношения к обвинению Ходорковского и Лебедева не имеет! И вообще, все вопросы защиты направлены на затягивание процесса!».

«Вам понятен вопрос?» - спросил судья свидетеля. - «Да. Это неправомерное обвинение, что нефть крали! Потому что тогда бы ЮКОС не считалась первой добывающей, перерабатывающей и сбытовой компанией в стране, обогнав ЛУКОЙЛ! Иначе бы «Эксон» не предлагал заплатить за 45 процентов акции ЮКОСа 40 млрд долларов, а он уж изучал все до конца, что в компании делается!» - говорил Геращенко.

Больше вопросов у адвокатов не было. «У прокуроров есть вопросы?» - спросил судья. – «ДАА, конечно! - заявил Лахтин. – Нам нужно 45 минут». Прервались до 12 часов дня. «А как вы меня будете спрашивать, если я не специалист?» - задал Виктор Геращенко иронично-риторический вопрос прокурорам.

У прокуроров деньги на первом месте

После перерыва вопросы свидетелю Геращенко начал задавать Валерий Лахтин. «Кто выступил инициатором вашего назначения на пост председателя совета директоров ЮКОСа?» - спросил Лахтин. - «На собрании совета директоров такое предложение высказал господин Косцюшко. А до этого со мной вели переговоры Бейлин, а затем господин Голубев» - «Ваша деятельность, она каким-то образом оплачивалась?» - волновался Лахтин. Публика засмеялась. – «Естественно. Все члены совета директоров получали 90 тыс. долларов в год, плюс председателю совета директоров и председателям комитетов доплачивались еще 10 тыс долларов», - отвечал Геращенко. – «А с вами это заранее оговаривалось?» - «Естественно, Бейлиным мне об этом было сказано».

«Во время вашего руководства Центральным Банком действовал закон о валютном регулировании, за соблюдение которого вы, естественно, отвечали. И Центральный Банк и вы как руководитель Центрального Банка дали разрешение Михаилу Борисовичу Ходорковскому, сидящему в зале судебного заседания сегодня, на вывоз капитала за границу в размере 10 тыс долларов США…», - располагал информацией Валерий Лахтин.

Лебедев хотел было высказаться, но Лахтин тут же закричал, что еще не задал вопрос. «Успокойтесь!» - просил его судья. - «Я не могу успокоиться, Ваша честь!!!! Или мне выйти из зала судебного заседания, или мне дадут работать?!» - нервничал прокурор. Зал разорвался хохотом. Лахтин закончил свой вопрос: «Каким образом Ходорковский, который вывез капитал на 10 тыс долларов США, стал собственником капитала за границей в размере 7 млрд долларов в 2002 году?». Судья попросил прокурора уточнить вопрос. Тот вспомнил главного редактора «Ведомостей», не вспомнил, когда Ходорковский вывез 10 тыс долларов за границу, но в итоге вопрос все-таки прозвучал.

«Прошу вопрос снять!» – поднялся Платон Лебедев. «Так мы Геращенко допрашиваем или Лебедева?! Я жду ответа! ЛЮБОГО ответа!» - снова вскричал прокурор. Но Лебедев продолжил: «В вопросе содержится заведомо ложное утверждение. Потому что лицензия Центробанком выдавалось в октябре 1997 года, а Виктор Владимирович руководителем Центрального Банка в то время не был. Второе. В соответствии с этой лицензией Михаил Борисович никаких 10 тыс долларов, как лжет Лахтин, из Российской Федерации не вывозил. Вопрос вводит свидетеля в заблуждение!»

Посчитал нужным высказаться и Михаил Ходорковский: «Я также прошу снять этот вопрос, поскольку он содержит клеветническое по отношению ко мне измышление, что у меня за границей имелся капитал в 7 млрд долларов. Это клевета, свидетель Лысова, в частности, поведала в данном судебном заседании, что капитал они оценивали по рыночной котировке стоимости принадлежащего мне пакета акций ЮКОСа, а компания ЮКОС зарегистрирована в Российской Федерации, и капитал у меня был в Российской Федерации».

«Вам вопрос понятен?» - спросил судья свидетеля. – «Я вопрос понял так, что как, переведя 10 тыс. долларов за границу, можно потом иметь вот такой большой капитал…Ну, видимо, он эти миллиарды сделал на чем-то другом, а не на этих 10 тысячах! Иначе все бы к нему стояли в очередь, чтобы он рассказал, как это делается» - отвечал Геращенко. Зал смеялся.

«Являясь председателем совета директоров ЮКОСа, вы определились, какие активы компании находятся за рубежом?» - «У ЮКОСа было несколько приобретений за рубежом. Это и определенная доля процентов в мажейкяйском НПЗ, ЮКОС был совладельцем трубопровода в Словакии, были какие-то другие посреднические компании…Естественно, что какие-то операции ЮКОС делал с помощью зарубежных компаний». – «Стоимость этих активов хотя бы примерно можете определить?» - «Другая крупная американская компания была готова в 2003 году платить за 45 процентов ЮКОСа 25 млрд долларов, хотя в то время капитализация ЮКОС была 38-39 млрд долларов. Американцы просто так такие деньги платить не будут».

«Из материалов уголовного дела следует, что буквально по май 2004 года глава казначейства ЮКОСа Леонович обеспечил перечисление денежных средств в размере 2 млрд 478 млн долларов в виде займов с дочерней компании ЮКОС «Бриттани» на компанию «ЮКОС Кэпитал С.а.р.л.». С какой целью осуществлялись эти финансовые операции?» - «Я председателем совета директоров ЮКОСа стал 24 июня 2004 года. Вы, по-моему, тут другие даты упоминаете!» - отвечал Геращенко. – «Это понятно, но что вам было известно о перечислении этих денежных средств? Какова была их экономическая целесообразность?» - «Ничего не известно! Совет директоров – это не ревизионная комиссия! И не аудиторская комиссия!» - «Даже если деятельность менеджмента по перечислению активов, принадлежащих всем акционерам ЮКОСа, не имела никакого экономического смысла и была абсурдна?! И приносила ущерб акционерам?» - облекал свои постулаты в вопрос Валерий Лахтин. «Вопрос снимается!» - перечеркнул все старания прокурора судья.

Но Виктор Геращенко решил ответить: «Здесь забывается, что 61 или 62 процента принадлежали Группе МЕНАТЕП, поэтому финансовые операции, которые бы уменьшали прибыль компании, прежде всего ударяли бы по основным владельца. Зачем это нужно?» - пояснял и недоумевал Виктор Геращенко.

Гособвинители вчитались в книги о Геращенко

Следующий вопрос был у прокурора Смирнова. «Вам знакома компания «ЮКОС Капитал С.а.р.л.»?». – «Я слышал, что была такая компания. Не сказал бы, что она мне знакома». – «Вы не помните, принималось ли в августе 2004 года решение о предоставлении кредита от «ЮКОС Капитал С.а.р.л.» нефтедобывающим компаниям? Кредит там был около 300 млн долларов». – «Так мало?» - спросил Геращенко. Его шутку поддержал зал.- «Это не задача члена совета директоров наблюдать, какие операции нормального плана делаются в компании». – «Это был период, когда предъявлялись налоговые претензии. Кредит предоставлялся трем нефтедобывающим предприятиям. Не помните?» – уточнял Смирнов. – «Это не входило в компетенцию совета директоров и менеджмент этот вопрос через совет директоров, по-моему, не проводил», - повторял Виктор Геращенко.

В разговор вернулся Валерий Лахтин. «Из материалов дела видно, что на счетах «Бриттани» находились средства в размере 7 млрд долларов. Что вам известно по этому поводу, и почему вы не обеспечили перечисление этих денег на счета ЮКОСа, чтобы предотвратить банкротство компании?» - сочинил вопрос прокурор. – «Прошу вопрос снять! – постучал по микрофону Лебедев. - Из материалов дела ВООБЩЕ не видно, что на счетах «Бриттани» находилось 7 млрд долларов, как лжет здесь прокурор Лахтин!». – «Ваша честь, можно 147 том!» - попросил Лахтин. Секретарь пошла за томом. Лебедев продолжал: «Акционерный капитал ЮКОСа НЕ МОЖЕТ находиться за рубежом! Фраза «акционерный капитал ЮКОСа» понимается прокурором не в том смысле, в каком она используется в бизнесе. И последнее. 355 млн долларов «ЮКОС Кэпитал С.а.р.л.» представляла в виде займа материнской компании ЮКОС, а не дочерним добывающим компаниям! Это ложь господина Смирнова!». – «Это вопрос был! Вопрос!» - оправдывался Смирнов.

«Я убедительно прошу сообщить свидетелю, что русский перевод и английский оригинал в нашем деле часто расходятся, поэтому когда сейчас ему будут показывать…» - предвосхитил выступление Валерия Лахтина Михаил Ходорковский.
Вопрос тем временем решил задать снова прокурор Смирнов.

«Я сошлюсь на книгу «Жизнь и удивительные приключения банкира Виктора Геращенко»», - разнообразил процесс прокурор Смирнов. Зал засмеялся. Геращенко подтвердил, что эта книга была о нем. - «Вы давали интервью для этой книги?» - «Да». – «Послушайте, может быть, мы как-нибудь…» - удивлялся вопросам судья. –«Вы в этой книге говорите о банкротстве банка МЕНАТЕП». – «У нас в деле не стоит вопрос о банкротстве банка МЕНАТЕП!» - напомнил судья. – «Я сейчас поясню, - говорил Смирнов. – В связи с упоминанием банка МЕНАТЕП и созданием параллельного банка, о каких банках шла речь, можете вы сказать?» - «В связи с чем ваш вопрос в рамках нашего дела?» - раздражался судья.

«Вопрос состоит в том, - понимал вслух вопрос прокурора Виктор Геращенко, - известно ли мне, в какой новый банк переводились хорошие активы МЕНАТЕПа. Насколько мне было сказано, это был банк «Траст» в Ленинграде, который до сих пор существует», - ответил Виктор Геращенко.

Сторона обвинения приравняла оборот к активам

«Валерий Алексеевич, что с вашим вопросом?! – выдернул судья Лахтина из переписки в компьютере. – Вы готовы сослаться на материалы дела?».

«У меня вопрос следующего порядка, - перескочил прокурор на другую тему, так и не обнаружив в нужном томе доказательств своих слов. – Когда вы были председателем совета директоров, была продана 44 процента акций «Роспана», которые были активом ЮКОСа. После этого вырученные от продажи средства пошли в «ЮКОС Кэпитал С.а.р.л.», а от этой компании были предоставлены займы самому ЮКОСу…Сделки не были оформлены на совете директоров, хотя сумма была крупная. Почему продолжалась политика, которая привела к банкротству компании? Почему вы не выполняли своих функций как председатель совета директоров?», - атаковал Лахтин.

«Пусть подадут на меня в суд как на председателя совета директоров! И попробуют доказать, что мы делали не так! Что вы глупостями-то занимаетесь?!» - не полез за словом в карман свидетель Геращенко. - «Тем не менее, прошу снять вопрос! – говорил адвокат Клювгант. – В нем содержатся оценки деятельности свидетеля уже кем-то сделанные и присланные прокурору Лахтину, поскольку он читает по написанному! И вся эта история без ссылок на документы, на материалы дела, которую прокурор выдает как истину! Это провокация! Такие провокации не должны звучать в зале судебного заседания!»

Валерий Лахтин пытался спросить что-то еще. «Что с вашим прежним вопросом?» - не забыл судья о предыдущем интересе прокурора. «Я оставляю вопрос! Ээ…в прежней интерпретации! Это мое право» - заявил Лахтин. – «Вы опять выдергиваете определенные вещи, которые происходили в этой громадной интегрированной компании. Да, какие-то операции проводились. Хотя арбитражные суды уже состоялись. Менеджмент компании старался сделать все операции, которые могли бы сынтегрировать средства в одном источнике, возможно, убирая ненужных посредников. Деньги же были переведены в ЮКОС? В Москву? Я так понял, по крайней мере…», - отвечал Геращенко. Валерий Лахтин смог только перейти к следующему вопросу.

«Вы высказали сомнение, что Ходорковский якобы не мог украсть нефть, потому что ЮКОС тогда не могла бы быть крупнейшей нефтяной компанией…за счет каких источников происходили зарубежные активы ЮКОСа, в том числе 7 млрд долларов на счетах офшорной компании «Бриттани»», - не оставлял волнительной для себя темы прокурор. – «Нет, не знаю». – «А если нефть не похищалась, почему 7 млрд долларов не оказались на счетах ЮКОСа? Почему 7 млрд долларов оказалось на «Бриттани»?» - уверенно ходил по кругу Валерий Лахтин. – «Это ваше утверждение?!» - спросил Ходорковский. Лахтин продолжил формулировать все тот же нескончаемый вопрос.

«Я бы убедительно просил прокурора представить материалы – он пытался их найти в деле, но не нашел! Это не активы, это обороты за определенный период! Если господин Лахтин не понимает разницы, то, может быть, стоит разговаривать языком документов, а не на пальцах. Мы просим снять этот вопрос» - говорил адвокат Константин Ривкин.

«Вам понятен вопрос?» - спрашивал свидетеля судья. – «Был понятен, но теперь я сомневаюсь. Активы и обороты – это разные вещи!» - говорил свидетель Геращенко и посмотрел на Данилкина. - «Вы от меня чего-то ждете?» - не был готов помочь свидетелю судья. Зал засмеялся.

Ходорковский: «Клевета! Клевета! Клевета!»

«Что вам известно о состоянии нефтедобывающих компании ЮКОС? Можно сказать, что они являлись лучшими в Российской Федерации по объему нефтедобычи, по другим показателям?» - решил неожиданно подыграть защите Валерий Лахтин. – «Юганскнефтегаз» был основным предприятием. Насколько я понимаю, «Юганскнефтегаз» был примерно эквивалентен предприятию «Сургутнефтегаз», но был более успешен. Естественно, что когда «Юганскнефтегаз» был при сомнительных обстоятельствах и незаконно продан, интересоваться, как работают другие заводы, смысла не было, если был понятен смысл всей этой акции по банкротству компании» - «Акции нефтедобывающих вышеуказанных компаний были также привлекательны, как акции ЮКОСа?» - «ДА! После того как «Юганскнефтегаз» попал в руки «Роснефти» через «Байкалфинансгрупп», его добыча упала с 80 или 60 млн тонн до 45 при смене менеджмента, а потом ,когда «Роснефть», владея этим предприятием, стала переходить на единую акцию, в руках ЮКОСа, который был уже под наблюдением, банкротством, оказалось 9,44 процентов акций «Роснефти», которые потом продавались Ребгуном на аукционе по цене ниже рыночной».

Валерий Лахтин спросил что-то о претензиях миноритарных акционеров к ЮКОСу, которые полагали, что ЮКОС продавал их нефть по заниженной цене. «Вы возьмите закон «Об акционерных обществах» и почитайте, что входит в обязанность совета директоров! А вы меня пытаетесь втянуть в другую деятельность», - отвечал Виктор Геращенко. – «Я задаю вопрос по закону «Об акционерных обществах» и по материалам дела. Вы лицо, причастное к ЮКОСу, могли владеть некой информацией, которая выходила за рамки ваших полномочий!» - объяснялся прокурор. - «Валерий Алексеевич! Следующий вопрос!» - торопил прокурора судья.

«Упоминалась моим коллегой книга…в которой вы высказывались о банке МЕНАТЕП и опосредованно в отношении Ходорковского и Лебедева. Оперируя вашим же сленгом, я задам вам вопрос. Вам известно, что с момента начала дефолта в России Ходорковский и Лебедев перевели «хорошие активы» в «Доверительный и Инвестиционный банк», а плохие и безнадежные кредиты остались в банке МЕНАТЕП?» - «Так поступили все ведущие банки страны. Потому что стране нужен был кредит! Миллиарда на четыре от МВФ! Поэтому они требовали, чтобы была проведена ревизия тех банков, которые хотели бы добровольно пойти под эту ревизию. Потом нас стали нас просто давить. И дали нам в середине 1999 года всего лишь какие-то вшивые 250 млн долларов. Мы были под политическим давлением», - отвечал Геращенко. – «Этот вывод активов банка МЕНАТЕП не являлся, по вашему мнению, причиной банкротства этого банка в 1999 году?» - перестало занимать прокурора нынешнее дело. – «Нет», - произнес свидетель.

К судье обратился Михаил Ходорковский: «Ваша честь! У Меня убедительная просьба! Я три вопроса пропустил, содержащие клевету в отношении меня! Я прошу такие вопросы снимать. Первая клевета была, что у компании ЮКОС не под контролем этой компании находилось 7 млрд долларов. КЛЕВЕТА! И гособвинитель не смог сослаться на материалы дела. Второе. Что банк МЕНАТЕП во время банкротства вывел хорошие активы в одну сторону, а плохие в другую, и в результате этого банк обанкротился, - КЛЕВЕТА! Обвинения такого мне не предъявлено! С какой стати об этом говорит государственный обвинитель непонятно. Третье. Он заявил, что какие-то акционеры с дочерних добывающих компаний предъявляли ко мне, к ЮКОСу претензии, что мы продавали их нефть. Он задает этот вопрос человеку, который был председателем совета директоров с 2004 (!) года. КЛЕВЕТА, что в дочерних добывающих предприятиях ЮКОСа в 2004-м и даже в 2003-м году были какие-то еще акционеры, кроме компании ЮКОС. Зачем мне эту клевету про себя выслушивать?!».

«Ваша честь! Я знаком с книгой, про которую упоминал прокурор Смирнов. Там фамилия Лебедева вообще не упоминается. Поэтому ложь даже в самом вопросе содержится», – заметил и Лебедев.

Адвокат Клювгант: «Вещь нельзя похитить, продавая»

«Свидетель, вы тут позволили себе декларативное заявление о якобы необоснованном обвинении» - продолжал Лахтин. – «Валерий Алексеевич! Это уже утверждение! ВОПРОС!» - требовал судья. «Поскольку это дело о преступлении в экономической сфере, участники процесса должны апеллировать конкретными документами, которые отражают финансово-хозяйственную деятельность компании…» - повествовал Валерий Лахтин. - Я вполне понимаю ваше положение!» - посочувствовал Лахтину Геращенко. Зал загрохотал от хохота. – «Вы анализировали какие-либо генеральные соглашения, конкретные договоры, касающиеся купли-продажи нефти Оценивали ли вы целесообразность цены по которым продавалась и приобреталась нефть?» - закончил свой вопрос Валерий Лахтин. - «Это все не входит в компетенцию совета директоров, это компетенция менеджмента! Результаты деятельности менеджмента потом докладываются в годовом отчете. На котором ставится подпись аудитора (хоть он от нее потом и отказался), а также всю эту финансовую отчетность смотрит налоговая инспекция, которая тоже везде ставила свою подпись, а потом почему-то передумала. У нас не было оснований, чтобы совет директоров начал какое-то свое собственное расследование, чтобы смотреть, что делает менеджмент», - пояснял Виктор Геращенко.

Валерий Лахтин еще некоторое время поговорил о политике ценообразования «в преддверии заключения каждого договора».
«Уже дважды прокурором Лахтиным делалось сейчас утверждение, что нефть продавалась и существовал механизм ценообразования при поставках нефти! Тем самым он в очередной раз исключил обвинение в хищении нефти. Вещь нельзя похищать, продавая!» - отметил адвокат Клювгант. – «Никоим, никоим образом! – поспешил подтвердить свою прокурорскую благонадежность Валерий Лахтин. - Я просто акцентирую внимание, что наличествуют в материалах дела договоры, которые и следователи и прокуроры анализировали, сформировали свое мнение. Свидетель Геращенко тоже свое какое-то мнение сформировал. Не читая материалов дела! Значит, его высказывания здесь голословны!» - «Это недопустимо! Вы уже даете оценку показаниям свидетеля, не закончив его допрос!» - воспитывал прокурора судья Данилкин.

«Ваша честь, я не обижаюсь! Я к этому привык! Всю жизнь меня обвиняют в чем-нибудь!» - говорил Геращенко. – «Недопустимо делать голословные заявления, не читая материалов уголовного дела! Мне очень интересно, из каких соображений явился сюда господин Геращенко и дает показания?!» - снова возмущался Лахтин. Публика снова шумела. Пристав в который раз поднимался со стула и грозно оглядывал зал.

Компанию, проданную Ребгуном, предъявили Геращенко

«Когда вы являлись председателем совета директоров ЮКОСа, были проданы активы этой организации. Вы эти сделки считаете обоснованными?» - назвал Валерий Лахтин несколько компаний. Виктор Геращенко объяснил, что в критической по сути ситуации банкротства менеджмент мог принять решение и о продаже этих активов. «Чего мы антигосударственного сделали?!» - возмущался Геращенко. – «Ну можно считать, что все средства от этих сделок поступили на счета офшорных компаний ЮКОСа?» - спрашивал Лахтин. – «Почему офшорных? Это же предприятия на территории нашей страны!» - напоминал Геращенко. – «А на счета каких предприятий поступили денежные средства от реализации?» - «У нас финансовым директором был Брюс Мизамор. Он вам мог бы ответить на эти вопросы». – «А вы не можете?» - «Это не наша компетенция».

У микрофона был Лебедев, который объяснил, что одна из названных Валерием Лахтиным компаний (компания «Алнас») продавалась конкурсным управляющим 16 мая 2007 года в порядке банкротства ЮКОСа. «Он даже сам не понимает, что он спрашивает. Это лот номер 14. Его продавал Ребгун. Ему почему-то такие вопросы не задавали», - подытожил Лебедев.

«А вот по поводу отзыва лицензии компании «Прайсвотерхаус» – это вы откуда информацию взяли?» - «Это широко освещалось в прессе! И ясно было, почему происходит такое давление на «Прайсвотерхаус»!» - «А вот по поводу давления - в связи с чем вы это говорите, откуда вы знали? Это вам сказали?» - «Это они сказали корреспондентам. Я тогда еще читал газеты. Сейчас их читать противно». – «Я обращаю внимание на некорректность ваших показаний. Тут журналисты…» - кивнул на зал защитник свободы слова Валерий Лахтин. Зал засмеялся. Геращенко рассказывал, что он знал о ситуации с лицензией «ПрайсвотерхаусКуперс». - «То есть вы основные выводы по отзыву лицензии делали из публикаций в прессе, а по поводу оказания давления на аудиторов

«Прайсвотерхаус» – вообще не понятно на основании чего вы сделали такой вывод!» - комментировал Лахтин. – «Потому что мне было сказано: «мы хотим остаться и работать в России»?» - «Кем вам было сказано?» - допытывался прокурор. - «Господом Богом!» – не выдержал Геращенко. - «Поздравляю вас!» - ерничал Лахтин. – «Я с ним общаюсь», - заметил Геращенко. – «Несомненно! – замахнулся на язвительность прокурор, но затем добавил: - Я тоже!». – «Валерий Алексеевич!» - одернул прокурора судья. Но прокурору так было и непонятно, как же оказывалось давление на «ПрайсвотерхаусКуперс».

«Следующий вопрос!» - торопил судья. – «Ваша честь! Чтобы задать вопрос очень быстро и корректно, мне необходимо пять минут перерыва!» - заявил Лахтин. Все смеялись. Судья дал перерыв. «Звонок другу!» - снова комментировала публика.

Виктор Геращенко: «Беру шинель! Пошел домой!»

«Я предоставляю из тома 147 на листах пробный баланс «Бриттани»…» - объяснялся, после перерыва Валерий Лахтин, путаясь при этом в страницах тома.

«Ваша честь, на этих листах нет баланса «Бриттани», - поправил прокурора Лебедев. – Там находится подобие оборотно-сальдовой ведомости! Лахтин не понимает!» – «Я сам разберусь, что я понимаю, что я не понимаю в этой жизни!» - ставил вопрос шире Валерий Лахтин. – «Господин Узорников объяснил уже, что на самом деле отражено в данном документе, к тому же господин Узорников к составлению этого документа отношения не имел. К тому же господин Узорников вам говорил, что русский перевод не соответствует цифрам и показателям, которые находятся в английском тексте!» - напомнил о показания свидетеля Лебедев. «Ну суммы-то точно соответствуют», - был оптимистичен Валерий Лахтин.

«Обратите внимание, свидетель. По состоянию на 30 июня 2004 года сумма активов этой компании составляла 7 млрд 244 млн долларов. Вы анализировали ситуацию с активами компании «Бриттани»? Принимали меры к переведению этих активов в ОАО «НК ЮКОС», чтобы избежать банкротства этой компании?» - спрашивал Лахтин. – «Там нет слова «активы»! Обманывает!» - напоминал адвокат Клювгант.

«Я прошу обратить внимание на не понимание полное смысла того вопроса, который задает Лахтин. Поясню. В этой сумме, 7 млрд долларов, учтены ЗАЙМЫ, выданные группе ЮКОС именно ЭТОЙ компанией! Поэтому когда Лахтин спрашивает, почему эти активы одной из дочерних компаний ЮКОСа не перечислены в ЮКОС – вопрос глупый! Там и отражено, что в эту сумму входят займы, предоставленные структурам группы ЮКОСа. Это и является активом именно этой компании! Когда задаются вопросы людьми, которые НЕ понимают, что на самом деле содержится в этих документах, суд превращается непонятно во что!» - заявлял Лебедев.

«Вопрос вам понятен?» - спрашивал свидетеля судья. – «Вопрос мне непонятен, но тут показано, что у них прибыль почти 7 млрд, также показано, что нетто-активы (средства, вложенные в определенные вещи у финансовых компаний и банков) размещены в инвестиции, векселя и займы компании ЮКОС. Без разбивки, где займ компании ЮКОС, где инвестиции, где векселя. Ну и чего? Если это векселя ЮКОСа - значит, эта компания купила векселя ЮКОСа, оказав ей поддержку. Чего плохого, если ЮКОС смогла привлечь средства компании «Бриттани»! Я не знаю она входила в группу или нет» - отвечал Геращенко. – «Следующий вопрос!» - вел заседание дальше судья. Больше у прокуроров вопросов не было.

«У меня один вопрос!» - встал Михаил Ходорковский. – «Между прочим, я стал прадедушкой!» - решился поделиться с подсудимыми радостью Виктор Геращенко. Зал по-доброму рассмеялся. «Поздравляю!» - улыбнулся Михаил Ходорковский.

На вопрос, кто руководил ЮКОСом, когда Виктор Геращенко стал там работать, свидетель пояснил, что через три-четыре месяца после его прихода в компанию Стивен Тиди стал ее президентом. «А Тиди, став президентом компании ЮКОС, не обращался в совет директоров, к председателю совета директоров с заявлением о том, что вот принял компанию, а в компании все похищено?» - уточнил Ходорковский. – «Нет, таких заявлений не было!» - заявил Геращенко. – «Больше нет вопросов!» - сообщил Ходорковский.
«Вы свободны!» - сообщил судья Данилкин свидетелю. - «Беру шинель! Пошел домой!» - отсалютовал Виктор Геращенко. Зал снова засмеялся и даже громко зааплодировал. Судья вмешаться не решился.

Прервались на обед.

Обвинение решило вырвать у специалиста Уэсли Хона переводчика

«Ваша честь. У нас в связи с нашим правом заявить отвод, в частности, переводчику, есть некоторые вопросы переводчику, чтобы выяснить его статус как переводчика!» – выбрал после обеда новую жертву Валерий Лахтин. Судья разрешил. Переводчик Юрий Сомов встал к трибуне. На вопрос прокурора Лахтина, кто пригласил его в качестве переводчика и оплатил его услуги, Сомов пояснил – «Компания «Гринберг Трауриг». На данный момент мои услуги не оплачены». – «Где она зарегистрирована. На каких условиях вас пригласили? Почему именно эта фирма?» - «Где зарегистрирована, я не знаю. Про условия мне не совсем понятно. Почему именно эта фирма – вопрос мне непонятен…» - отвечал Сомов. – «Где были переговоры?» - «В Вашингтоне». – «В какое время?» - «Суток?» – «Нет. Даты». – «В этом году». – «Какая задача вам была поставлена?» - «Меня просили переводить здесь. В Москве. Переводить показания Уэсли Хона».

«Ваша честь, - заметил Михаил Ходорковский. – Я бы хотел просить вас, соблюдая равноправие в процессе, либо снимать вопросы, не относящиеся к вопросам, урегулированных УПК, для возможности отвода переводчика, либо, если вы установите порядок, что переводчику можно задавать ЛЮБЫЕ вопросы, то я надеюсь, что у нас будет такая же возможность задать вопросы всем переводчикам и всем экспертам стороны обвинения. У нас тоже есть много интересных вопросов! – пообещал Ходорковский. – Чьими они родственниками являются, сколько им заплатили, кто платил, какие им звучали угрозы. Хотелось бы понять, какой равноправный подход в этом суде».

«В настоящее время МЫ реализуем свое право и допрашиваем переводчика! Стилистика моих вопросов не выходит за пределы норм законодательства!» - заявил в ответ Лахтин.
«При заявлении отвода кому-либо не подразумевается допрос этого лица. В заявлении об отводе должны быть указаны основания. Форма допроса переводчика законом не предусмотрена!» - заметил и Лебедев. - «Вот когда Лебедев закончит юридический институт, тогда я буду его слова учитывать!» - высказывался выпускник Лахтин. – «Валерий Алексеевич! Пожалуйста!» - нервничал судья.

«Вы переводили заключение? Как вы получали оплату?» - спрашивал прокурор. – «Вы еще не установили, была ли вообще оплата!» - сердился судья. - «Ну, я полагаю, не из альтруистических соображениях он переводил! Такой компетентный переводчик!» - ядовитым тоном комментировал свой интерес Лахтин. – «Валерий Алексеевич! Формулируйте вопрос!» - требовал судья. – «На каких условиях вы переводили?» - «На условиях моей обычной профессиональной деятельности» - спокойно отвечал Сомов. – «Непосредственно вы участвовали при подготовке этого заключения со специалистом?» - «Мне непонятен вопрос» - «Прошу снять вопросы, к тому же вы отказали в приобщении заключения к делу!» - заметил адвокат Клювгант. – «Вопрос снимается!» - заявил судья. – «Заключение имело место, оно наличествовало тут в зале суда. Переводчик не отрицает, что он переводил данное заключения», - не согласился Лахтин. - «Переводчик не отрицает своего участия в переводе. Документ огромный. Перевод документа и участие в переводе – разные вещи!» - заметил Сомов.

«Вы встречались с господином Хоном ранее до заседания?» - спрашивал Лахтин. Судья снимал вопросы. «Вы виделись с ним до или после подготовки заключения?» - уточнял Лахтин. Господин Сомов не помнил, «к тому же для ответа на этот вопрос мне нужно знать, когда господин Хон начал работать над заключением, чего я знать не могу по определению».

«Кто вас пригласил работать переводчиком в суде?» - спрашивал Лахтин.

«Суд установил, что он является переводчиком в этом процессе! И решение по этому поводу уже принято!» - напомнил на всякий случай Лебедев суду. Судья тяжело вздохнул. Лахтин продолжал сыпать вопросами – о том, кто настаивал на работе Сомова в суде. «Валерий Алексеевич! Можно не мудрено! И не давая варианты ответа!» - просил судья. – «Я хочу отреагировать. Слово «настаивал». Слово это, мягко выражаясь, неуместно. Во-вторых, в вопросе содержится подтекст, что я был приглашен защитой. Я уже ответил. Больше добавить не могу», - заметил Сомов.

Лахтин: «В интересах Ходорковского и Лебедева вы осуществляли переводы?»

«Кто готовил эти письменные заметки суду, которыми вы, так называемый переводчик, вчера пользовались и передали суду?» - «Валерий Алексеевич, передал не переводчик, а специалист», – заметил судья. – «Записи готовил не я. Кроме того, безосновательно прокурор использует оскорбительный тон. Записи я увидел вчера утром впервые», - отвечал Сомов. – «Вы в настоящее время имеете место работы?» - спрашивал прокурор. – «Постоянного места работы я не имею». – «Может быть, он уже утратил свое профессиональное реноме!» - заявил Лахтин. – «Вы тратите время суда!» - возмутился судья. – «Вчера я целый день тратил время на перевод здесь в суде…» - напомнил Сомов. – «Есть вопросы?!» - спрашивал судья у прокурора. – «В интересах Ходорковского и Лебедева вы осуществляли переводы?» - «Ваша честь, как можно осуществить перевод «в интересах» кого-то? – возмутился адвокат Клювгант. - «Ну, наверное, как вопрос задан, так переводчик и ответит!» - предложил судья. – «Вопрос кажется абсурдным. Я перевод делаю в интересах клиента, чьим интересам потом этот перевод служит, переводчик знать не может. Если сказать просто – то нет» - отвечал Сомов.

«Вы осуществляли переводы по договорам с вышеуказанной компанией по уголовным, арбитражным делам, связанным с деятельностью НК ЮКОС, дочерних компаний, Ходорковского.. имеется в виду до настоящего уголовного процесса?» - «Ваша честь, хотя вопрос мне не до конца понятен, хочу пояснить», - отвечал Сомов. – «Через меня проходит огромное количество страниц переводов за каждый год работы. Фамилия Ходорковский мне встречалась. Два года назад, когда проходил арбитражный суд в Гааге, где одной из сторон выступала РФ, меня утвердили обе стороны арбитражного процесса». – «А второй стороной кто являлся?», - спросил Лахтин. В зале послышался смех. «Вопрос снимается!», - заявил судья.

«Когда мы в следующий раз будем заявлять отвод Лахтину, мы сможем задать ему вопросы о его личной жизни? У нас есть подозрения, что там скрывается много темного!» – заметил Ходорковский. - «Только светлое!» - стремительно оглянулся на прожитое Валерий Лахтин. – «Не думаю. Я, например, имею информацию, непроверенную, о ваших доходах, сильно выросших с 2003 года! Хотя вы здесь в суде заявляли, что ваши доходы не выросли!». – «Михаил Борисович! Мне даже в отпуск не на что уйти в течение четырех лет», - сокрушался в ответ Валерий Лахтин.

«С адвокатом Павлом Ивлевым вы встречались когда-нибудь? С Брудно, Елфимовым?» - спрашивал Лахтин. – «А что…Брудно…тоже адвокат?!» - удивился новости судья. Зал рассмеялся. Сомов пояснял, что фамилия Елфимов ему неизвестна, с г-м Брудно он, возможно, виделся в ходе выполнения какой-то из своих работ, ему был известен человек по фамилии Ивлев, но адвокат он или нет, он не знает, обстоятельств встречи не помнит. «Встреча была связана с вашей работой как переводчика или с совершением каких-либо преступлений?» - спрашивал Лахтин. Публика стала возмущаться. – «Валерий Алексеевич, я вам объявляю замечание!» - перешел от предупреждающих слов к делу председательствующий.

Лахтин: «Его перевод опережал первоисточник»

Дальнейший вопрос прокурора запутал всех: «Вы участвовали в каких-то переговорных процессах? Производили перевод на переговорах, связанных с деятельностью НК ЮКОС? Ну вот, совершенно легальной деятельностью занимались когда-нибудь? Вы осуществляли свои профессиональные обязанности в ходе перевода?» - «Вторая попытка! Валерий Алексеевич! Третья попытка?» - предлагал судья прокурору быть конкретным. - «О каких переговорах? Обамы с кем-то? Или кого?! Где?» - предложил прокурору варианты судья. Зал хохотал. Лахтин продолжал: «В переговорах, где участвовали представители ЮКОСа или защитники, или участвующие в этом процессе или адвокаты по арбитражным судам…» – продолжал испытывать коллективное терпение зала №7 Валерий Лахтин. - «Валерий Алексеевич! Я вам еще раз делаю замечание! Вы не уважаете суд! Присядьте!» - срывал голос судья Данилкин.

«У вас есть заявление об отводе?» - спросил Данилкин прокуроров.

«Да, у меня есть отвод переводчику! – признался прокурор и зачитал свою бумагу. – Появились обстоятельства, дающие основания полагать, что он лично заинтересован в исходе дела. Он признался, что он переводил текст заключения, которое вы совершенно справедливо не приняли в качестве доказательства. Ранее он осуществлял переводы в интересах ЮКОСа и Ходорковского, и Лебедева, встречался с соучастниками Ходорковского и Лебедева, Брудно и Ивлевым, находящимися в розыске, а это активные члены организованной группы! И неоднократно мы этого переводчика видели в зале суда при допросе ряда свидетелей!». - Аквариум расхохотался. «Да он в Америке живет!» - смеялся Лебедев.

«Кроме того, в ряде случаев его перевод опережал, мы заметили, первоисточник! – продолжал Лахтин. – Все это свидетельствует о явной заинтересованности переводчика в исходе дела!».

«У нас внизу есть журнал посещений. Вы проверяли там, был ли данный переводчик в зале суда?» - спросил судья. – «Я видел этого переводчика в зале! – настаивал на своей зрительной памяти Лахтин. – Это было в 2010 году».

«Перевод в пользу Ходорковского! ХА-ХА-ХА-ХА!» - расхохотался Лебедев.

Константин Ривкин заметил: «Ни одного серьезного довода названо не было. Что касается переводчиков со стороны прокуратуры, мы неоднократно ловили их на фактах фальсификации, некорректности, что давало нам основания ставить вопрос о том, что они неквалифицированны и некомпетентны. По поводу того, что наш переводчик опережал специалиста – я за ними с секундомером не бегал…никаких других доводов мы тут не услышали. Что касается заинтересованности – я не помню, чтобы господин Сомов присутствовал ранее в зале суда. Даже если присутствовал, не видим в этом ничего незаконного. Кроме того, когда у стороны обвинения нет других доводов, они начинают считать чужие деньги. Залезать в чужие карманы! Я полагал, что и прокуроры работают не на альтруистических началах, а получают деньги! Это просто считается неприличным за рубежом – такая аргументация! Я просил бы отказать в отводе!».

«Прежде чем задать вопросы переводчику, приставы, принесите мне журнал посещений!» - включился в расследование судья и объявил двадцатиминутный перерыв.

«Ваша честь, вы позволите сказать несколько слов?» - попросил после перерыва Сомов. – «По поводу отвода?» - уточнил судья – «По поводу своего ПРЕДПОЛАГАЕМОГО отвода», - был профессионально внимателен к словам Юрий Сомов. Судья попросил подождать.

Переводчик Сомов постарался, чтобы прокуроры и судья поняли его по-русски

Адвокат Вадим Клювгант добавил: «Я хотел бы напомнить суду, у вас ссылка на статью 69 УПК. А часть третья этой статьи предусматривает, что даже участие предыдущее в данном конкретном деле не дает оснований для отвода переводчика. Второе. Уже стало традицией, но в данном контексте, когда это становится мотивом для отвода третьего лица, это вдвойне недопустимо, когда прокуроры разрешают себе называть лиц соучастниками преступлений, которые не являются обвиняемыми, о которых нет еще и приговора. Это звучало в отношении нескольких лиц. Это не просто за пределами Конституции и всяких этических норм, это просто говорит о том, что не знают уже, что придумать под видом оснований. Нет оснований для отвода переводчика. Есть, конечно, все основания для отвода такого прокурора, но это отдельный вопрос».

«Что вы имели в виду, когда вы говорили, что переводчик неправильно переводил?» – спросил судья прокурора. - «Да, естественно!» - ни в чем не сомневался Валерий Лахтин. – «Предъявите доказательства. Вы что, являетесь специалистом?» – спросил судья прокурора. – «Это было очевидно! Я, естественно, обладаю необходимыми познаниями. Я не предполагаю!» – говорил человек, который в свое время улицу королевы Виктории (Виктория Роуд) принял за подпись некой Виктории Роуд. - «Предоставьте факты суду!» – требовал Данилкин. – «Я участвовал в судебном заседании, я не менее пяти раз это наблюдал, когда переводчик опережал специалиста!» - объяснял прокурор.

Теперь судья дал слово переводчику Сомову. «Я постараюсь не занимать столь много времени, как прокурор, - выступил с трибуны Юрий Сомов. - Пока я сидел и пользовался перерывом, мне пришла в голову элементарная мысль. Между моей профессией и вашей много общего. И вы, и я обязаны оставаться нейтральными. Всегда, независимо от симпатий и антипатий, как в данном случае у прокурора ко мне. Я занимаюсь переводами около 30 лет. В 2006 году я переводил во время размещения «Роснефти», во время их поездки по всему миру. Месяц назад я переводил госпожу Набиулину. Господину Путину я переводил, когда он отвечал в прямом эфире на вопросы жителей Америки. А в 88 году, когда прокурор, он молодо выглядит, возможно, ходил в школу, я переводил господина Рейгана группе наших министров. Тогда по приезде сюда я должен был быть обвинен в пристрастности всей моей последующей деятельности, раз я переводил Рейгана. Переводчик занимается только одним делом – обеспечивает процесс коммуникации. Если бы этого не было, коммуникации здесь не было бы. Я не знаю, умышленно ли это делается или по недопониманию. Я не претендую на то, чтобы разбираться в УПК, также хорошо как прокурор, который держит его как Библию. Но тем самым и он не может говорить о том, что в профессии не разбирается человек, который занимается этим 30 лет. Если собрать фамилии сильных мира сего, которые соглашались на то, что я их буду переводить и не имели ни малейших претензий, уйдет 20 минут. Заявления эти мне кажутся даже не оскорбительными, они мне кажутся несуразными. Я их отношу за счет рвения прокурора выдержать в суде свою линию: если я не могу атаковать переводчика по существу, я атакую его беспристрастность. А что касается смехотворного утверждения о том, что перевод заходил вперед, то, во-первых, если бы я был способен на это, я бы был гением, если бы я был гением, то, учитывая, где я перевожу, я сделал бы все, чтобы этого никто не заметил. Но это невозможно. Один раз я прочитал лишнее предложение со слайда, который лежал передо мной. Любой переводчик, даже моей квалификации, который переводит непрерывно, в обе стороны, всегда нуждается в помощи. Если у клиента есть письменный документ, то естественно, вместо того чтобы держать в голове или делать свои записи, я обращаюсь к тексту. Вчера я зачитал лишнее предложение и, если вы помните, извинился,…» - «Да, вы тогда извинились», - помнил судья. «Извинился, поскольку это часть профессиональной этики, - продолжал Сомов. - Если говорить коротко – я не только не заинтересован лично в исходе этого дела, но и по своим должностным обязанностям я не имею права на это. Иначе бы я не проработал переводчиком и полгода, а я им работаю с Олимпиады 80-го года. И на таком уровне, о котором я предпочитаю не хвастаться. Я не хвастаюсь и перед своей женой, и сейчас я краснею, потому что вынужден говорить о себе. Но меня к этому вынудил прокурор, которому тоже не мешало бы испытать смущение, по крайней мере в отношении некоторых фраз, которые он высказал в мой адрес».

«У вас были отношения с Ивлевым?» – спросил судья Сомова. – «Не было никаких отношений». – «Вы его имя помните?». – «Павел». – «А с Брудно?». – «Его не знает у нас в США только глухой. Я мог его видеть, как мне кажется, но отношений у нас не было. Отношения у меня есть с женой. И с сыном». – Публика засмеялась. – «Что касается оплаты моих услуг – да, они оплачиваются, и высоко. Это моя профессия. Если бы я работал бесплатно и мог бы ответить, что я занимаюсь эти конкретным переводом из альтруизма, то у вас, Ваша честь, было бы больше оснований обвинить меня в заинтересованности».

Судья заявил, что удаляется на вынесение постановление по отводу, которое будет объявлено через два часа.

После перерыва судья Виктор Данилкин вышел в зал. Он зачитал постановление. Упомянув доводы обеих сторон, суд заявил, что оснований говорить о заинтересованности переводчика Сомова не усматривается. И отказал в удовлетворении ходатайства прокурора об отводе.

Лебедев: «Когда мы такого рода вопросы задаем, нужна специальная подготовка»

«Я хотел бы продолжить работу сегодня. У меня рейс завтра утром», – заявил специалист Хон. – «Мы это и собираемся сделать! – сообщил судья. Таким образом, прокурорам не удалось сорвать допрос специалиста, если они даже и пытались этого добиться.

Продолжили.

Вопросы были у прокурора Смирнова. «Работали ли вы в нефтегазовой отрасли на территории России? Оказывали ли вы кому-то какие-либо коммерческие услуги по ведению бизнеса в России?» - спросил гособвинитель. – «Нет». – «Работали ли вы в компаниях, поддерживающих хозяйственные отношения с ЮКОСом?» - «Для компании «Коноко» я выполнял задание в качестве консультанта». – «В каких отношениях «Коноко» состояла с компанией ЮКОС?» - ««Коноко» была акционером ЮКОСа». - «Речь идет о компании «Коноко-Филипс»? Поточнее, пожалуйста, о какой компании речь?» - попросил Лебедев. – «Компания называлась «Коноко-Филипс», - подтвердил специалист. - Это вертикально-интегрированная нефтегазовая компания».

«Знакомились ли вы с финансово-бухгалтерскими документами о деятельности компании ЮКОС, включающие добывающие предприятия?» - «Нет» – «Вчера господин Хон заявил, что цены, по которым ЮКОС приобретал нефть у своих нефтедобывающих предприятий, складывалась из низких затрат на добычу. На основании каких документов сделан такой вывод?» - «Выводы были сделаны на основе презентации компании ЮКОС, сделанной для аналитиков». – «Вчера вы показали слайды, где в качестве источника информации как раз указывались презентации нефтедобывающих предприятий. Единственные ли это документы, на которых делался ваш вывод об эффективности работы компании ЮКОС?» - «Нет». – «Какие еще документы вы использовали?» - «Презентации ряда финансовых компаний, отчеты аналитиков, опубликованные в отношении нефтегазовой отрасли». -

«Специалист пояснил суду, что использовал отчеты финансовых и инвестиционных банков и компаний», - отмечал Лебедев.

«Вы коснулись цены нефти на внутреннем и внешнем рынке. Имеется в виду России. За 2000-2004 годы. По ЛУКОЙЛу. А были ли у вас такие данные по ЮКОСу? За 97-2004 годы?» - «Мне надо проверить», - сообщил Хон и посмотрел свои бумаги. – «У меня нет с собой этих документов», - сообщил он через минуту. - «Ну во всяком случае, вчера вы об этом не говорили, по компании ЮКОС», - отметил прокурор.

«Прошу снять вопрос, он некомпетентный» – заявил Лебедев. – «Вопрос еще не задавался!» – заявил Смирнов. – «Не было вчера данных по «Юганскнефтегазу» озвучено». - «Вы лжете, господин Смирнов» - говорил Лебедев. – «Пусть он не прерывает сторону обвинения! МЫ желаем задавать вопросы! Это НАШЕ ПРАВО!» – замахал руками Лахтин. – «Тихо, тихо!» - вносил свою терапевтическую лепту судья.

«Вчера вы говорили, что цены учитывались именно на устье скважины. Откуда у вас такие данные, если вы не знакомились с документами?» - спрашивал Смирнов. – «Я говорил о так называемой цене нетбэк. Нефть и газ с устья скважины идут дальше по производственной цепочке и набирают стоимость». – «Тогда цена на устье скважины и цена товарной нефти отличаются? Или нет?» - «Я не понимаю вопроса». – «Нефть на устье скважины до переработки – в вашем понимании это товарная нефть?»

«Ваша честь. Я извиняюсь, конечно, но все-таки надо разобраться. Уважаемый специалист сказал, что он говорил про цену нетбэк, это цена счетная. Теперь его спрашивают про переработку. Это неточный термин. Если он так будет переведен, то специалист будет отвечать про переработку нефти. Точный термин – это подготовка смеси, поднятой на устье скважины, до стандарта товарной нефти», - тут же заметил Ходорковский.

Ходорковского сменил Лебедев: «И еще, Ваша честь. На западе нет понятия так называемой товарной нефти. Это понятие российского ГОСТа. Нефть по ГОСТу от 2002 года правильно называется: «товарная нефть (нефть)». Это одно и то же, грубо говоря. Это нефть, доведенная до стандартов качества, позволяющих ее транспортировку по системе «Транснефти». Общемировой термин – «сырая нефть». В российском стандарте с 2002 года введено понятие «сырой нефти». Это типа скважинной жидкости, это нефть с примесями воды, газа и так далее. Здесь, мы когда задаем вопросы по такой лексике, без понимания нюансов мы можем вводить кого угодно в заблуждение. Стандарта «товарной нефти» на Западе не существует. Я жалею, что еще не давал по этому поводу показания. Жалко, что и прокурора Смирнова не было. Потому что определенная терминология, которая более-менее используется... я в свое время в ходатайстве приводил ссылки на ГОСТы, что такое «скважинная жидкость», что такое нефть в общепотребительском смысле и так далее», - говорил Платон Лебедев.

«Ваша честь! Я снимаю свой вопрос! Он нуждается в обработке…» - рассмеялся прокурор Смирнов. Лебедев же продолжал: «На Западе очень часто «нефть на устье скважины», понимается как «нефть на месторождении», в широком смысле слова. А не всегда собственно на устье скважины в техническом смысле слова. Когда мы такого рода вопросы задаем, нужна специальная подготовка».

«Запугали, запугали», - улыбнулся судья.

«Вы вчера говорили об эталонных внутренних ценах США. Как они формируются? Что это такое?» - спросил Смирнов Хона. – «Обзор фактических реальных цен с расчетами, делающимися на определенный период времени... расчеты осуществляются журналом «Платтц», а также другими ведомствами, которые сообщают информации о ценах. Это торговая цена, которая используется при продаже и при покупке в качестве эталона. Трейдинговая цена».

На вопрос Смирнова, есть ли в хозяйственном праве США такие понятия, как «материнская компания» и «дочерняя компания», Уэсли Хон подтвердил, что есть. «А есть ли в США такие нормы корпоративного права, когда указание материнской компании обязательно и для дочерней?». – «Мы сейчас про право США говорим? Надо снять вопрос как не относящийся к сфере компетенции специалиста» - заявил Клювгант. «Оставляем вопрос. А вообще у вас еще много вопросов по праву США?» - уточнил судья у прокуроров. – «Нет», - пообещал Смирнов. – «Ну, я на это и надеюсь», - заметил судья. – «Это юридический вопрос. Он касается права, я не могу на него ответить», - отвечал специалист.

«Господин Хон может пояснить что-то по поводу трансфертных цен, существующих в вертикально-интегрированных нефтегазовых компаниях? Что под этим понимается? Где они применяются и как?» - спрашивал Вячеслав Смирнов. – «Да. Они используются между разведочно-добывающими компаниями и перерабатывающими компаниями и между  разведочно-добывающими компаниями и сбытовыми компаниями». – «Вчера господин Хон пытался проанализировать цены на внутреннем рынке России, в частности, в ЛУКОЙЛе, говоря, что там внутренние цены были гораздо ниже, чем при реализации на внешнем рынке. Может ли господин Хон пояснить, есть ли какие-то правила соотношения цен… - спрашивал Смирнов, и тут Лебедев засмеялся. – В таких же компаниях в США? Кто диктует внутренние цены и продажные цены? И диктует ли кто-то?» - завершил свой вопрос Смирнов, а Лебедев все еще продолжал смеяться. «Цены устанавливаются динамикой спроса и предложения. Что касается экспорта из США, то он очень невелик, потому что мы используем практически всю производимую у нас нефть», - отвечал Хон.

«Вот вчера тоже прозвучало - «правило вытянутой руки». Где оно применяется?»- «В контексте США «правило вытянутой руки» в корпоративных расчетах означает использование нефти, которая называется «западно-техасская промежуточная», в качестве эталона. Юридическую концепцию этого правила я сформулировать не берусь». – «Вчера вы сказали, что в 98 году ЮКОС покупал у «Юганскнефтегаза» нефть, по вашему мнению, даже по завышенной цене…» - заявил Смирнов. – «Он не произносил такого слова!» - тут же заявил Лебедев. – «Слово «завышенная» не произносилось. Вопрос некорректен», - отметил и адвокат Клювгант. – «Он говорил, что цена была даже завышена. Что цена была нереальная, что цена должна быть ниже. Откуда такие данные?», - продолжал Смирнов. – «Такого тем более не произносилось! Идет запутывание специалиста! Жонглирование словами!» - не соглашался Клювгант. – «Я не помню, чтобы я использовал слово «завышенная», но я понимаю вопрос», – говорил специалист - «А что вы помните? Может быть, мы думаем об одних и тех же вещах, просто другое слово прозвучало». - уточнял прокурор Смирнов. – «Я говорил вот о чем. Что цена, которую получал ЮКОС за вычетом издержек на ее экспорт была ценой, которая была ниже, чем та цена, которую ЮКОС платил добывающей компании». – отвечал Хон. – «Это понятно. Речь не о том», - Смирнов снова повторял тот же самый свой вопрос. В зале посмеивались. «Значит, звучало это так!» – заявил судья, порывшись в записях. – «ЮКОС платил «Юганскнефтегазу» БОЛЬШУЮ цену, чем мог платить для покрытия затрат. БОЛЬШУЮ ЦЕНУ!» - еще раз подчеркнул судья. «Это совсем другое дело», - заметили адвокаты. «Прошу прощения, - произнес прокурор и продолжил: - Откуда вам известны затраты на добычу этой нефти, что вы считаете что она была выше?» - «Ваша честь. Прошу снять вопрос. О затратах на добычу господин Хон не говорил. Речь шла о цене нефти, покупаемой ЮКОСом у «Юганскнефтегаза», - заметил Лебедев.

«То, что говорит уважаемый специалист (то, что вы только что зачитали), и то, что говорит прокурор, это две разные вещи. Специалист сказал, что цена, которую ЮКОС уплачивал в «Юганскнефтегаз»…» - комментировал Михаил Ходорковский. - «Мне не нужно ваших комментариев. Мне нужно получить ответ специалиста – перебил его Смирнов. – «Я извиняюсь, - продолжал Ходорковский. - Сравнивают с ценой, которую получил ЮКОС с рынка за вычетом затрат. Ни о каких затратах «Юганскнефтегаза» на добычу разговор не шел!» - заканчивал Ходорковский. – «Тогда надо предъявить претензии к неточному переводу!» - решил реанимировать тему перевода прокурор Смирнов. – «Так, заканчиваем дебаты. Господин Хон спешит, завтра улетает…» - нервничал судья.

«Цена, которую ЮКОС получил бы, за вычетом издержек ЮКОСа на транспортировку и налогов на добычу, остается на устье скважины меньше, чем цена, которую получил «Юганскнефтегаз» за добытую им нефть», - еще раз резюмировал Уэсли Хон.

Результатов ЮКОСа при похищенной нефти быть не могло

«При работе нефтедобывающих предприятий в США, для их успешной работы, необходимо ли соблюдать требования национального законодательства?» - спросил Вячеслав Смирнов. – «Да». Лебедев засмеялся. «Это общий вопрос», - заметил Платон Лебедев. – «Почему такой вывод, что ЮКОС была успешной вертикально-интегрированной компанией, если вы не знаете, соблюдала ли она требования российского законодательства или нет?» - спрашивал Смирнов. Лебедев снова хохотал. «Мой анализ показал, что ЮКОС была успешной компанией. И основан мой вывод был на моих ответах, данных мною на три поставленных передо мной вопроса. Я сравнил деятельность ЮКОСа, исходя из показателей успешности, эффективности деятельности, используемых в нефтяной отрасли. Используя эти показатели, я сравнил деятельность ЮКОС с международными и российскими вертикально-интегрированными компаниями-аналогами. Если бы вся добытая нефть была бы похищена путем присвоения, то результаты, реально достигнутые компанией ЮКОС, никогда бы не могли быть достигнуты».

«Правильно ли я вас понял, что при оценке деятельности ЮКОСа в вашу компетенцию не входила проверка, соблюдала ли компания ЮКОС требований законодательства или нет?» - уточнял Смирнов. – «Нет, не входила. Я анализировал результаты деятельности компании». – «Без учета соблюдения законодательства», - констатировал Смирнов. – «Применительно к обвинениям в хищении…» - «Мы сейчас не касаемся обвинения», - перебил Смирнов. – «Специалист уже ответил! Дайте переводчику перевести уже данный ответ! Пожалуйста! Я не понимаю о чем спор!» - руководил судья. «Применительно к обвинениям, где сказано что добытые 350 млн тонн нефти были похищены, результаты которые достигла компания ЮКОС и которые я анализировал, никоим образом не могли бы быть достигнуты!» -сообщил переводчик Сомов то, что сказал господин Хон.

«По какому принципу строятся взаимоотношения между компаниями в вертикально-интегрированной компании? В частности, во время осуществления сделок, подготовки к сделкам купли-продажи, применительно к данному процессу, нефти и нефтепродуктов» - почитав свой компьютер, задал наконец вопрос и Валерий Лахтин. Сидевшие в зале американцы, увидев, как именно прокурор Лахтин получает свои вопросы, рассмеялись. – «Я прошу уточнить вопрос. Ваш коллега ранее касался законодательства США. Вы касаетесь России или США?» - уточнил судья. – «Я задаю общий вопрос. Как в целом должны строиться отношения в ВИНК в понимании этого специалиста?» - пояснял Лахтин.

«Прошу вопрос снять, подробный ответ содержится в заключении специалиста, которое им почему-то не понравилось!» - заявил Лебедев. Лахтин начал было возражать. «Валерий Алексеевич, присядьте!» - снова кричал судья.

«Исходный принцип отношений внутри ВИНК заключается в том, что разведо-добывающая компания с одной стороны, компания по переработке - с другой, компания по маркетингу и сбыту нефти - с третьей, все совершают действия, направленные на то, чтобы сделать операции ВИНК максимально рентабельными» - отвечал Уэсли Хон.

«Я правильно понимаю, что в любом случае деятельность в конечном итоге должна быть рентабельной для всех компаний?», - пытался разобраться Лахтин.

Тут судью побеспокоила вторая секретарь. «Две минуты перерыв!» - объявил судья.

Валерия Лахтина взволновал кодекс внутренних доходов США

Затем продолжили. «Напомните мне суть вопроса!» - уже терял линию допроса судья. - «Вопрос прозвучал - Каким образом в конечном счете…» - начал напоминать переводчик. - «Все, не надо», - вспомнил судья. – «Я должен теперь напомнить специалисту…» - сообщил переводчик Сомов. Зал и судья рассмеялись.

«Ответ отрицательный, поскольку не всегда бывает возможность компании в целом быть рентабельной. Когда цены на нефть низкие и возможности достижения рентабельности ограничены или их нет, тогда цель заключается в том, чтобы достаточное количество средств (или компонентов цены) передвинуть в сторону разведочно-добывающей компании, чтобы она могла оплачивать свои счета и продолжать функционировать. В то время как компании, занимающиеся переработкой нефти и сбытом нефти, при этом не будут получать прибыль. - «Об этом уже говорилось в принципе» - вспомнил Виктор Данилкин. Господин Хон с судьей согласился.
«Что вам известно о кодексе внутренних доходов США?» - уходил одиноко на глубину Валерий Лахтин. Зал рассмеялся. « В связи с чем вопрос?»- не понимал судья. – «Переводчик не понял смысла вопроса», - сообщил, в свою очередь Сомов. – «Поскольку специалист у нас является гражданином США, я пытаюсь выяснить, какими принципами законодательства США он руководствуется? - пояснял Лахтин. - Мы же не допрашиваем специалиста Российской Федерации. Мы почему-то допрашиваем специалиста, являющегося гражданином США, а не РФ. Зачем он здесь, непонятно!» - соорудил из подручных средств маленький железный занавес прокурор Лахтин. «Валерий Алексеевич!» - пытался перекричать прокурора судья. Зал смеялся. «Бог любит троицу, Ваша честь! Третье замечание!» - предложил Лебедев. Судья промолчал.

«Вопрос понятен?» - спросил судья. Уэсли Хон сообщил, что вопрос ему непонятен. «Непонятен – значит непонятен!» - не стал настаивать на ответе судья. Прокурору пришлось задавать следующий вопрос: «А что вам известно о практике применения трансфертных цен? Применительно к нефтедобывающим компаниям» - «Вопрос снимается! Он уже звучал сегодня в другой интерпретации», - решил Виктор Данилкин. «А в этой еще не звучал», - поделился мыслью Валерий Лахтин. Зал откликнулся смехом.
«Спросите, может ли специалист добавить что-то новое?» – все-таки замолвил слово за интервьюера-Лахтина председательствующий. – «Нет», - отвечал Уэсли Хон. «Следующий вопрос!» – требовал от прокурора судья.

«Анализировал ли специалист внутренние цены, применяемые в регионе добычи, применительно к ЮКОСу?» - «Нет, не анализировал. Публикуемых цен по регионам не существует. Не считая тех цен, которые указывались в отчетах. Поэтому любая информация по этим ценам была бы основана на косвенных данных. Не была бы официальной». – «Согласно предъявленному обвинению, Ходорковский, похищая нефть у добывающих компаний, скрывал это от внешнего мира (смех), показывая, что выручка и прибыль не вышли из консолидации ЮКОСа, сам же он единолично распоряжался похищенной нефтью, выручкой и прибылью. Вы знали о таком обмане или нет?» – «Чем закончился ваш вопрос? – уже забыл переводчик. Зал смеялся. «Посадкой закончился», - грустно шутили адвокаты. Прокурор повторил, прочитав с компьютера.

«Вопрос непонятен. Известно что – что есть такое обвинение? Или прокурор хочет, чтобы специалист согласился с обвинением в том, что такое было» - просил уточнения Вадим Клювгант. – «Валерий Алексеевич, ЧТО именно известно?» - переспросил судья у прокурора Лахтина. Но Лахтин еще не подготовился к ответу – он печатал в компьютере и, гипнотизируя экран, ждал ответного сигнала. «Если возможно, на пять минут перерыв!» – ничего не дождался Валерий Лахтин. Зал громко расхохотался. Судья перерыва не дал. Пока очередь перешла к Смирнову. «Ну он уточнит – потом задаст», - оправдывал коллегу, но странным оправданием прокурор Смирнов. Валерий Лахтин был в Интернете.

Прокурор замахнулся на самолет

«Может ли материнская компания в США диктовать дочерней компании цену, по которой она желает купить у нее нефть?» - спросил Смирнов. – «Может», - коротко отвечал Хон. – «На чем это основано? Какие рычаги давления?» - пытал прокурор. – «Дочерняя компания принадлежит материнской компании. У дочерней есть нефть, у материнской компании есть желание продать эту нефть какой-то стороне. Этим все исчерпывается». –«Являются ли дочерние компании самостоятельными юридическими лицами?» - «Она является юридическим лицом, входящим в структуру холдинга. Она находится под холдинговой компанией». – «Вправе ли эта дочерняя компания самостоятельно заключать сделки?» - «Может».

«Есть еще вопросы?» - уточнял судья. – «ДА, конечно! У нас масса вопросов! Вполне возможно и завтра будут вопросы. А проблемы с самолетом специалиста – это его личные проблемы, Ваша честь! А не проблемы уголовного процесса в Российской Федерации» - вновь улетел далеко Валерий Лахтин. «Валерий Алексеевич, мы теряем время!» - реагировал на возмущение зала судья. – Задавайте вопрос!».

Валерий Лахтин стал спрашивать. «А специалист не путает понятие «дочерняя компания» и «филиал компании»?» - «Мне кажется, не путаю». – «Тогда как он понимает понятие «филиал компании»?» - спрашивал Лахтин. – «Ваша честь, мы просим снять вопрос, никакие филиалы компании в обвинении не фигурируют, зачем затягивать время и морочить голову специалисту?» - возражали адвокаты. – «Но в понимании Ходорковского и Лебедева дочерние компании – это филиалы компании. Они их не рассматривали как самостоятельные юридические лица. И навязывают это же мнение специалиста. Посредством в том числе своих защитников!» - был вновь воинственен Валерий Лахтин.

Михаил Ходорковкий решил говорить: «Ваша честь, я убедительно просил бы вас попросить уважаемого прокурора не навязывать МНЕ, во всяком случае, свою точку зрения на понимание российского законодательства – к слову, и международного тоже. Вопрос о том, всегда ли в международных компаниях холдинги являются одновременно добывающими компаниями, а добывающие компании, в свою очередь, являются собственно холдингом, - это вопрос совершенно другой и его можно поставить перед специалистом. Но ни один нормальный человек не может путать филиал в смысле отделение юридического лица и дочернюю компанию холдинга! Это вещи не спутываемые! Я их точно не путаю!» - высказался Ходорковский.

Лахтин торопливо писал в компьютере. Вопрос снова задавал Смирнов.

«Всегда ли в вертикально-интегрированных компаниях дочерние компании являются стопроцентной собственностью материнской компании?» - «Не всегда». – «А создаются ли дочерние компании в форме акционерных обществ?» – «В США термин акционерная компании не используется». – «А акционерное общество?» - «Не используется».

«Валерий Алексеевич, вы готовы?» - спрашивал судья. – «Конечно, готов! - вскочил Лахтин. – У меня вопросов часа на два с половиной!». – «Да пожалуйста! У нас время до десяти часов!» - ободрил прокурора судья, не собираясь завершать заседание. «Тогда мне нужно 10 минут», - заявил Лахтин. Зал снова расхохотался. – «Пять минут! И не минутой больше! Слышите?!» - заявил судья.
Перед тем как Виктор Данилкин встал, чтобы уйти в свою комнату, переводчик Юрий Сомов по просьбе господина Хона дал уточнения: «В США существует понятие «публичные компании». Они называются не акционерные общества, а «публичные компании» - имеется в виду, что их акции торгуются публично».

На этом прервались.

Консультации поглотили Валерия Лахтина

Ровно через пять минут, как и обещал, судья Данилкин вышел в зал. А вот прокурор Лахтин отсутствовал. У кого-то из публики зазвенел на мобильном звук школьного звонка. Зал понимающе усмехнулся. «Можно две минуты перерыв?» - попросил снова время Смирнов. «Пожалуйста, идите его зовите, мы ждем!» -не стал больше объявлять перерыв судья.

«У Каримова с техникой еще хуже, чем у Лахтина», - предположил из «аквариума» Платон Лебедев.

Все молчали. Шел седьмой час вечера. Перешли на дружеское общение. «А у нас сейчас заседание или перерыв?» - громко поинтересовался у судьи Данилкина мужчина из публики. – «Судебное заседание», - подперев рукой щеку, печально отвечал Виктор Данилкин, даже не сопротивляясь диалогу с публикой. – «Судебное заседание, плавно перешедшее в перерыв!» -громогласно вещал тот же мужчина. Судья грустно смотрел на зал, терпеливо ожидая появления Лахтина с его двухчасовыми вопросами.

В зал вернулся Вячеслав Смирнов. «Через минуту подойдет он. Вопросов действительно много. Сейчас мы решим вопрос, ограничимся мы этими вопросами или нет!» - заявил Смирнов. Люди в голос обсуждали происходящее. Судья уже не делал замечаний залу.

«Ваша честь, – вдруг через минуту подал голос Вячеслав Смирнов, о котором как-то уже и забыли, – у обвинения вопросов больше не будет!».

«Судебное заседание завершено», - тут же закончил работу на сегодня Виктор Данилкин. Специалиста Уэсли Хона отпустили.

«Как он узнал? Ему передали! По смс! Или он заглянул в компьютер Лахтина!» - дискутировала публика, выходя из зала.

Следующее заседание состоится в четверг в 10.30 утра.