Адвокат Владимир Краснов: «То есть переход права собственности путем купли-продажи — это есть воровство нефти?».             

Свидетель Евгений Рыбин: «Естественно!».

В понедельник «организованная прокурорская группа» (копирайт Платона Лебедева. – ПЦ) вышла на работу в полном составе – на свое место вернулась Гульчахра Ибрагимова. На лестнице же, ведущей в зал, публика заметила свидетеля Евгения Рыбина.

Однако перед допросом свидетеля адвокат Вадим Клювгант огласил возражения защиты на действия председательствующего. Суть возражений в том, что Виктор Данилкин никак не противодействует прокурорам, когда они: задают наводящие, откровенно провокационные вопросы; ставят вопросы, явно выходящие за пределы судебного разбирательства; добиваются безосновательного оглашения показаний на предварительном следствии при явном отсутствии противоречий; оглашают материалы дела, не заявленные к оглашению и не разрешенные судом и т.д. В возражениях содержался богатый иллюстративный материал, демонстрирующий, как прокуроры (особенно прокурор Лахтин) «работают» со свидетелями. В своих возражениях защита настаивала, чтобы председательствующий принимал «все предусмотренные законом меры по пресечению противоправной деятельности стороны обвинения».

«Продолжаем допрос свидетеля Рыбина», - сообщил судья Данилкин, получив из рук адвоката зачитанное заявление.

Евгений Рыбин, запущенный в зал, взошел на трибуну.

Адвокат Владимир Краснов начал спрашивать. «В ходе допроса 1 октября в ответ на вопрос Платона Лебедева вы дали показания, что считаете себя человеком умным. За последнее время ваша точка зрения не изменилась?». В зале пробежал смешок, а прокуроры Лахтин и Шохин тут же потребовали снять вопрос. Вопрос был снят. Адвокат его «переформулировал»: «Вы подтверждаете свои показания, данные 1 октября, в том числе данные и на вопросы Лебедева?». «Да, подтверждаю», - уверенно ответил Рыбин.

«Как следует из вашего ответа на вопрос защитника Мирошниченко, вы не знаете, в чем обвиняются наши подзащитные...» - продолжил Владимир Краснов. «А вот это что за рассуждения? - прервав адвоката, встал прокурор Шохин. - И не нужно прерывать прокурора. И рукой махать не нужно». «Интересно, то есть прерывать адвоката можно, а прокурора нельзя? - удивился Владимир Краснов. - И вообще, работа защиты со свидетелями — процесс творческий». «Продолжайте», - санкционировал продолжение творческого процесса Виктор Данилкин.

«Не надо перебивать адвоката, успокойтесь, голубчик», - обратился Краснов к Шохину. «Прошу занести в протокол это «красновское» «голубчик», - мгновенно отрецензировал адвокатские слова прокурор Шохин, - и прошу на него отреагировать. Я ПРОШУ, Ваша честь». «Продолжайте, Владимир Николаевич <Краснов>», - отреагировал судья.

«Нет, я отлично понимаю, в чем обвиняется Ходорковский, - дождался своей очереди говорить свидетель Рыбин, - может, я выразился неточно, но все это одно и то же». Рыбин бросился было в пространные рассуждения, но адвокат Краснов прервал свидетеля, попросив отвечать именно на вопрос защиты.

«Одним из обвинений является обвинение в присвоении акций дочерних компаний, в том числе ВНК, - продолжил адвокат Краснов, - способом считают совершение сделок мены акций этих компаний на акции ЮКОСа. Ваша честь, возможно, понадобится том 26 с допросом свидетеля. Скажите, вот в ходе вашего допроса у следователя на вопрос о целях этих сделок вы ответили, что это было сделано, чтобы избавиться от миноритарных акционеров. Вы подтвердили данные на следствии показания. Вы остаетесь при том же мнении?» - «Да, я подтверждаю». - «В том же допросе вы утверждали, что целью сделок мены является обесценивание принадлежащих государству акций «Томскнефти» и ВНК и покупка их ЮКОСом за бесценок. Тоже подтверждаете?» - «Да». - «В суде на вопрос прокурора Лахтина о цели мены акций вы ответили, что цель одна — обойти государство, которое могло блокировать вопросы, выгодные ЮКОСу. Так?» - «Да». - «Может, у вас есть еще предположения по этому поводу. Какую из этих трех версий, которые отличаются от версии обвинения, суду нужно считать истинной?» - «Все».

Адвокат Краснов, деликатно преодолев попытки прокурора Ковалихиной перебить его, продолжил: «На следствии вы говорили, что результатом деятельности ЮКОСа стало полное разворовывание компании, превращение ее акций в ничто не стоящие бумажки, что принесло ущерб акционерам, в том числе и вам». - «Да, это так». - «За последующие пять лет стоимость компании выросла на 20-25 процентов, фонд скважин увеличивался, мощности прирастали, строились технологические и социальные объекты, то есть происходила капитализация. Как по-вашему, тотальное воровство могло привести к таким результатам?» - «До прихода Ходорковского в компанию существовали проекты разработки месторождений, в том числе Крапивинского. Если бы еще и это Ходорковский нарушал, государство бы отобрало у него акции. Это не заслуга Ходорковского, а результат тех, кто работал до него. Ходорковский со своей свитой ни копейки не вложили. Так что я утверждал все правильно!».

Далее свидетель решил, кажется, исправить свои прошлые показания. «И это не помешало Ходорковскому украсть всю нефть. Стоимость компании росла, а нефть воровали», - сообщил Евгений Рыбин сегодня, 19 октября 2009 года, хотя еще 1 октября он с этой же свидетельской трибуны говорил, что «нефть невозможно украсть всю или ее большее количество, потому что нефть жестко регламентируется по своему движению».

«Ну помимо того что вы говорите прямо противоположные вещи тому, что вы говорили ранее...» - напомнил свидетелю защитник. «Почему это противоположные?» - противился Рыбин.

«Суду это известно. И все же: то есть компания развивается...объясните как специалист — как это возможно в принципе?!» - интересовался адвокат Краснов. «Суд меня поймет, вам - то это бесполезно объяснять. Все что заложено было до ЮКОСа — бурение скважин, ввод новых объектов — все это надо было выполнять по проектам!» - говорил Рыбин. «То есть нефть украли не сразу? Сначала вкладывали деньги в развитие, а потом украли. Так?» - постигал свидетельскую логику адвокат. «Сначала нужно было ремонтировать скважины, объекты — все это покрывалось за счет реализации нефти, а все остальное уводилось, разворовывалось!» - гремел Рыбин с трибуны.

«Хорошо. Вернемся к «Ист Петролему», - остужал свидетеля адвокат. - В чем состоял бизнес компании «Ист Петролеум» и ваш личный во взаимоотношениях с ВНК и "Томскнефтью"?» - «Мы поставляли оборудование для ВНК и «Томскнефти», мы с ними построили гостиницу — мы профинансировали, они строили — построили магазин-супермаркет по их просьбе... в основном это были поставки оборудования...» - «Бизнес-то в чем состоял?» - «Во всех проектах мы закладывали прибыль и получали ее».

«"Ист Петролеум" занималась реализацией нефти ВНК и «Томскнефти»?» - отвлек свидетеля от строек гостиниц адвокат. «Мы продавали очень незначительные объемы. По взаимозачету мы брали внутреннюю нефть и продавали ее. «Томскнефть» с нами рассчитывалась сырой нефтью», - отвечал свидетель. «А цены как на нефть определялись? Они соответствовали рыночным ценам либо каким-то иным?» - уточнял Владимир Краснов. «В «Томскнефти» был ценовый комитет, который утверждал цены. Я полагаю, что они не отступали от рыночных цен. Это позднее уже при Ходорковском «Томскнефть» стала продавать нефть ЮКОСу по копеечной цене», – не забывал делить историю «Томскнефти» на две части свидетель.

Владимир Краснов продолжил будить в свидетеле воспоминания. «То есть нефть не воровалась?» - «Конечно, воровалась, - разводил руками Рыбин и объяснял: Я уже говорил на прошлом заседании, что нефть невозможно украсть, понятно, что Ходорковский бочки не таскал. Но просто на другом конце хозяином нефти становилось путем манипуляций другое предприятие. Я не собираюсь никого обвинять, я свидетель, - я знаю, что так БЫЛО». - «То есть переход права собственности путем купли-продажи — это есть воровство нефти?» - «Естественно!» - «То есть когда «Ист Петролеум» покупал нефть — это тоже было...боюсь сказать...воровство?!» - «Никогда! «Ист Петролеум» прозрачная компания. Никаких левых компаний никогда не было! Одна была компания!». «Левая!» - уточнил Краснов. - «Правая!» - рубил Рыбин. - «От тембра вашего голоса точность ваших показаний не зависит», - намекнул адвокат. Рыбин попытался снизить громкость своих речей.

Продолжили. «А какие взаимоотношения были у «Ист Петролеум» и «Биркенхольц»?» - «Юридически никаких. Мы им помогали, предоставляли отели, возили...» - «Можно ли назвать эти компании дружественными, союзническими?» - «Союзническими можно. Мы их привели к этой сделке». - «В ходе допроса 30 сентября на наводящий вопрос прокурора Лахтина вы высказались о рейдерстве — как якобы о придуманной злоумышленниками легенде для мены акций. Это же звучало и в ваших показаниях на следствии. Что такое рейдерство, по-вашему?»

Лахтин, помедлив, все-таки решил возразить: «Прошу снять вопрос! Свидетель все ответил на прошлом заседании». Но вопрос снят не был, и свидетелю пришлось объясняться.

«Ну вывели активы... Украли все, ничего не стало, была богатой «Томскнефть» — стала бедной. Такое мое понимание», - сказал Рыбин. «Ага. То есть рейдерство — это вывод активов? Хорошо. А по чьей инициативе был наложен арест на акции «Томскнефти» ВНК?» - задал следующий вопрос Краснов. Но Рыбин затруднился с ответом: «Точно сказать не могу». «Ваша честь, тогда нам понадобится том 3, - попросил адвокат. - Неточных ответов у нас достаточно».

Через пять минут перерыва вынесли нужный том. Здесь на 130 листе находилось определение Арбитражного суда, по которому «Биркенхольц» арестовал 17 млн акций «Томскнефти», принадлежащих ВНК. Адвокат попросил свидетеля прочитать документ.

«А на каком основании свидетель должен читать текст?» - снова возмутился Лахтин. - Вообще, по большому счету эта проблема с компанией «Биркенхольц» уже была освещена в суде, муссировать это тысячу раз в суде недопустимо!».

«Я возражаю! - встал и адвокат Краснов. - Прокурор Лахтин продолжает оказывать давление на свидетеля!».

«Да, я вспомнил, но почему вы меня заставляете читать? Я что, на уроке математики?» - выразил свое параллельное возмущение чтением на уроке математики и свидетель. «Свидетель, воздержитесь!» - увещевал судья.

«Итак, зачем вашему союзнику понадобился арест акций?» - выспрашивал о планах «Биркенхольц» адвокат. «Чтобы заставить ВНК выполнить обязательства по возмещению стоимости акций, которые «Биркенхольц» когда-то купил!» - был в курсе деятельности «союзников» Евгений Рыбин.

«Не известен ли вам документ «Выведение ОАО «Томскнефть» из-под контроля Ходорковского»?» - поинтересовался адвокат Краснов. - «Что за документ? Нет. Не могу ничего сказать», - отрекся от знакомства с этим материалом свидетель. Тут Рыбину показали том 22, где со 145 листа и простерся вышеозначенный документ. «Что это?» - недоумевал Рыбин. «Смотрите. Может быть, вспомните», - советовал адвокат. Рыбин листал страницы. Долго читал. Лицо свидетеля покраснело.

Наконец, изучив документ, Евгений Рыбин пустился в комментирование: «Это какой-то провокационный документ! Видимо людьми Ходорковского сюда и подложен. Примитивно работают!». Заявление развеселило всех. По понятным причинам не смеялись только прокуроры.

Адвокат Краснов продолжил наступление. «А штампики Генпрокуратуры там есть?» - «Есть, может эту бумажку при обыске изъяли. Бумажка провокационная, но хорошая». - «А там написано «ответственная организация «Ист Петролем»». - «Я ее первый раз вижу». - «Посмотрите на листе 148, цели — вывод предприятия из-под прямого контроля Группы». - «Я не могу комментировать эту бумагу. Я ее первый раз здесь увидел» - «А чем закончился спор между «Биркенхольц» и ВНК?» - «Точно не помню...я уже забыл, и я не вел этот проект. Но знаю точно, что никаких денег «Биркенхольц» не получал. Там, наверное, вмешалась юридическая служба ЮКОСа, и они как-то отвоевали свои интересы...».

На этом защитник Краснов закончил допрос, и слово взял Платон Лебедев.

«У меня сейчас будет серия вопросов по вашим показаниям, данным здесь, в суде про нас с Ходорковским, где вы сообщили суду, что «при них цена выросла до 80 долларов за баррель... мы платили им 40 долларов за баррель...» - предупредил свидетеля Лебедев и попросил вынести 54 том. Свидетелю показали письмо главы Минэкономразвития Грефа замгенпрокурору Гриню. Этот документ с данными по мировым ценам на нефть в пятницу уже изучал свидетель Хатьков. Текст высветился на стене зала.

«Ваши оценки и суждения по деятельности Ходорковского и Лебедева охватывают какой период?» - уточнил Лебедев. «Ну я сужу с 98 года по, скажем, 2001 год». - «Вы каким-то образом следили за нашей деятельностью? Откуда были источники информации?» - «Мы имели представительство в Стрежевом...» - «Нет, я говорю о лично вас». - «Я не бегал за вами и Ходорковским вприпрыжку. У меня были люди, которые работали в Стрежевом, Москве. Они встречались с вашими людьми, получали информацию, сообщали мне...». - «Это люди из "Ист Петролеум"?» - «И в «Ист Петролеум», и у вас, и из прессы я получал информацию...». - «Понятно. Вот есть показатели «средняя контрактная цена», - обратил Платон Лебедев внимание на документ. - Есть ли тут любая цена, которую вы называли — 80, 40, 100 долларов за баррель?».

Снова встал Лахтин: «Прошу снять вопрос, в документе две фамилии! Свидетель не может отвечать на этот вопрос!». «Прошу посадить прокурора Лахтина!» - попросил Лебедев. «Успокойтесь!» - сразу старался навести порядок судья. «Я надеюсь, вы понимаете, что я оговорился, ну вы понимаете, - начал отвечать Рыбин, - ну перепутал я баррель с тонной...» - Лебедев удивленно смотрел на свидетеля.

«Ну перепутал, вы понимаете, я не утверждал точно», - горячился Рыбин. «Ну да. Небольшая в семь раз с лишним разница. Понятно», - спокойно-иронично подытожил Лебедев.

Лебедев предложил свидетелю обратить внимание на динамику цен с января по декабрь 1998 года. «Ну хорошо, произошла, произошла динамика, - с неудовольствием соглашался Рыбин. - Лебедев пять лет с утра до ночи учит эти таблицы, а я не могу это помнить. К тому же мне было до фени, какой там пласт, бренд, я не торговал нефтью!». «Про феню понятно, - услышал свидетеля Лебедев. - И все же раз вы арифметикой занимаетесь, цифры и проценты суду сообщаете... Посмотрите 95 год по 99 год. Правильно ли вас можно было понять, что вы сказали, что 98-99 годы были ПРОВАЛЬНЫМИ годами, - что вы это связывали именно с такими ценами на рынке, или вы имели в виду что-то другое?». «Да, цены были низкие, я это имел в виду», - подтвердил Рыбин. Том отдали судье.

Лебедев пошел дальше. «Сведения, которые вы сообщали на предварительном допросе и суду — они были основаны на фактах или на чем-то другом?» - «На фактах». - «Вы сказали, что подтверждаете свои показания. Ничего не хотите изменить?» - «Нет, не хочу».

Взяли том 26 с протоколом допроса Рыбина. «А где вы были в декабре 97 года?» - «Работал в Вене, в Австрии».- «А в Томске в это время вы были?» - «Был постоянно. В Стрежевом был неоднократно». - «Вы тут рассказываете: «Через сутки в Томске высадились из самолета — Лебедев, Невзлин...». А теперь скажите суду, почему вы наврали - Лебедев ни разу в Томске не был».

Валерий Лахтин, усмотрев в вопросе «некорректность», потребовал его снять.

«Ваша честь, вы ни разу не прервали свидетеля, когда он допускал оскорбления в отношении Ходорковского! - возмущенно заявил Лебедев. И изменил вопрос: - Хорошо, зачем вы солгали суду, грубо?!» - «Я вправе ошибаться. Какая разница, были вы в том самолете или нет, были вы в Томске или нет — все равно были ваши решения. Уполномоченные люди приехали туда и сделали все, что я тут написал, - стучал Рыбин по трибуне, - украли всю нашу нефть!».

«Ну это мы тут разберемся, кто что украл, - пообещал Лебедев. - А Невзлин был в Томске — это откуда вы взяли?»- «Да не помню, мне кто-то сказал. Может, Филимонов или Авалишвили. Это ВАМ надо доказывать, что вы там не были, а не мне, что вы там были», - так понимал законность нефтяник Рыбин.

Далее Платон Лебедев начал гонять Рыбина по тексту его допроса. Многие цифры свидетель перепутал. Вместо 250 миллионов долларов в допросе значилось «250 долларов». Откуда у свидетеля были сведения о стоимости 44 процентов акций ВНК в 1 млрд 100 млн долларов США, а 54 процента акций — 1 млрд 200 млн, а «вся компания ВНК стоила на 2002 год как минимум 3 млрд долларов США», Рыбин тоже не смог объяснить. «В те времена эти данные не представляли никакого секрета! – говорил свидетель. - Вы же тоже «Юганск» купили за 200 млн, а продать хотели за 20 млрд. Все растет в цене. И взял я это из общих источников — массовой информации. Примерно так она <ВНК> и стоит, может, и дороже. Если бы она дожила до этих светлых дней».

«А что случилось с ВНК?» - поинтересовался Лебедев. - «Ее не стало. Она утонула», - осмелился на цитату из экс-президента Евгений Рыбин.

«Что вы имели в виду под "ослиной мочой"?» - спросил Лебедев. И тут же снова вскочил Лахтин: «Прошу снять вопрос. Он некорректный! И оскорбительный! - в зале зашумели. - Такого термина не содержалось в обвинительном заключении!».

«Этот «термин» содержался в показаниях свидетеля!» - напомнил забывчивому Лахтину Лебедев. Судья вопрос снимать не стал. - «Я имел в виду... всякий может как хочет фантазировать... вы ее продавали по цене ослиной мочи!».

«А что такое нефть?» - спросил у Рыбина Лебедев. «Нефть, в моем понимании - это нефть. Меня воспитали на глубоком уважении к этому слову!!! И не учили заменять его на что-то другое» - не отказал себе в пафосе свидетель.

«Вы скважины ремонтировали?» - вернул свидетеля на землю и отчасти под землю подсудимый. Прокурор Лахтин напомнил о себе: «Этот вопрос не относится к делу! С таким же успехом можно спросить и у меня...»

«Да, я бурил скважины, ремонтировал. Я видел нефть! - между тем отвечал Рыбин. - Я добывал НЕФТЬ! А вот что ВЫ с Ходорковским добывали — сейчас изучает суд. Везде в мире нефть называют нефтью, никто не называет ее скважинной жидкостью».

Специальный разговор набирал обороты. «Вам известно наименование Раскино?» - «Да, и я там десятка два был, в отличие от вас, и ее строил». - «А в Александровском?» - «Там тоже находится узел учета». - «В соответствии с каким ГОСТом сдается нефть в систему «Транснефть»?» - «Не помню». - «А «Транснефть», когда принимает нефть, как-то проверяет качество?» - «Естественно, в Раскино большая лаборатория». - «Откуда на коммерческий узел учета поступает нефть из «Томскнефти»?».

Но на месте ответа свидетеля вновь возникло возражение прокурора: «Технологический процесс не является обстоятельством или средством преступления в обвинительном заключении».

«Лахтин пояснил свидетелю Рыбину, что нас обвиняют в хищении всей нефти, поэтому мы идем по цепочке. Как, откуда нефть попадает на узел учета?» - продолжал Лебедев. «Со скважины. Через промежуточные установки сброса воды и так далее», – вспоминал свидетель-нефтяник.

Лебедев оставил свидетеля в той же теме. «Какая обводненность нефти была в 98 году?» - «Платон Леонидович, я прекрасно понимаю, к чему вы ведете. Вы сами прекрасно все знаете. Я не помню, и мне это было совершенно неинтересно. Сколько там была обводненность — 30 процентов или 98 — мне не надо это!...было знать. У меня тысячи рабочих было, чтобы этим заниматься». - «Установка сброса воды...Откуда в вашей нефти взялась вода?»

Несмотря на очередной протест Лахтина, Рыбин отвечал: «Вода — это сопутствующий нефти ...скважина обводняется...нефть бывает с водой, разного объема, ее сбрасывают на предварительных установках?» - «А зачем воду сбрасывать из нефти, к которой у вас такое глубокое уважение?» - «Потому что нефть сдавалась чистая уже, товарная нефть?» - «А откуда вы знаете такой термин "товарная нефть"?» - «Из СМИ». - «А в скважинах товарная нефть бывает?» - «Бывает, редко. Если такая нефть не требует очистки, ее можно сразу гнать в систему. Взять анализ и определить. На каждом месторождении есть лаборатория. Но это исключение». - «Зачем из нефти сбрасывают приблизительно три четвертых объема этой жидкости обратно?» - «Потому что заводы перерабатывают нефть». - «То есть, потому что заводы не могут перерабатывать, как вы сказали, ослиную мочу?»

«Уже полчаса! - вскочил Лахтин. - Лебедев задает вопросы, не относящиеся к делу!». «Продолжаем, - проигнорировал прокурора Лебедев. - После сброса воды какой процент воды остается?». - «Не помню».- «В том что выходит из скважины, надо ли что-то еще удалять кроме воды?» - «Я не специалист по подготовке и переработке нефти, я специалист по добыче».

«То есть правильно ли я понимаю, что «ослиная моча» — это ваши эмоции? Поскольку вы не специалист по подготовке и переработке нефти?» - уточнил Лебедев. «Правильно», - согласился свидетель. «Правильно ли я вас понял, что вы технологическую жидкость для глушения скважин считаете аналогом нефтесодержащей скважинной жидкости?» - спросил подсудимый. «Нет, конечно, - отвечал Рыбин. - При чем тут скважинная жидкость из пласта и жидкость, которая готовится для ремонта скважин? Глиняный раствор или вода — мы называли скважинной жидкостью, то есть то, что наливали в скважину во время ремонта. А не то, что добывалось из пласта». - «А в документах, что называлось скважинной жидкостью?» - «Жидкость, приготовленная для операций по ремонту скважин. Писали "закачать скважинную жидкость в таком-то объеме"...» - «А вы когда-нибудь экзамен по ремонту скважин сдавали?» - «Вопрос снимается!» - объявил судья, но Рыбин отвечал уже на все вопросы: «Нет, не сдавал».

Взяли том 15: «Отчет о прибылях и убытках «Томскнефти» за 97 год» и «Данные по «Томскнефти» за 98 год». На стене побежали уже демонстрировавшиеся свидетелю Хатькову строки таблицы. «Вы этот документ видели?» - «Я проанализировать отчет не могу, по такой бумажке это невозможно, я тогда в ВНК не работал...Я в бухгалтерии не работал, у меня были другие дела!».

Но по цифрам пройтись все же пришлось. «Вы помните объем добычи Томскнефти за 97 год?» - «Ну...10-11 млн, точно не помню».

«Это вами составленная табличка, она не может быть доказательством», - заявил Лебедеву судья. «Известно ли вам, что по официальным данным, цена тонны нефти тогда составляла 364 рубля?» - сослался Лебедев на официальные данные. «Не известно, это их отчетность, можно было написать что угодно!» - заявил Рыбин, уже, видимо, опираясь, на последнее замечание судьи.

«Известно ли вам, что цена тонны нефти на 98 год составляла 381 рубль?» - «Нет». - «Что такое рентабельность?» - «Не могу объяснить...Вы же опять скажете, что это не литературно, - ответил Рыбин, возможно, намекая на то, что и рентабельность ему «до фени». - Я подготовлюсь и в следующий раз отвечу».

Прокурора Лахтина грядущая самоподготовка свидетеля не устроила: «Вопрос прошу снять! Вопрос не относится к делу! Свидетель уже объяснил!...». Евгений Рыбин, впрочем, «следующего раза» решил не дожидаться: «Хорошо, ну это грубо говоря — прибыль... доход предприятия».

Ход был за Лебедевым. «А известно ли вам, что в течение 97 года «Томскнефть» накапливала постоянные убытки?» - «Не знаю, я это не анализировал». - «Если бы у вашего совместного предприятия с «Томскнефтью» была бы похищена вся нефть, что бы вы делили? Какие бы результаты были в балансе по совместной деятельности?» - «Делили бы совместное имущество. А баланс был бы отрицательный». - «То есть вы пополам делили бы и убытки?» - «Естественно». - «А с чем был связан рост задолженностей «Ист Петролеум» перед «Томскнефтью»? На сумму 245 млн в 98 году?» - «То они нам должны, то мы им должны...но я очень сомневаюсь, что мы были что-то должны. Я ОЧЕНЬ не доверяю этому отчету, на 99 процентов уверен, что это фикция! Подумаешь, «годовой отчет». Если уж вам «Прайсвотерхаус» готовила фикцию по вашим запросам, то вы сами что угодно могли написать!» - упорствовал Рыбин.

«Компания «Трейдинг Кооперейшн» вам известна?» - «Не помню». - «Если напрячь память, может, вы вспомните, что у вас было там половина бизнеса, а вторая половина у вашей жены?» - помог свидетелю Лебедев. «Прошу снять вопрос, это вторжение в личную жизнь свидетеля!» - стоял на страже личной жизни Евгения Рыбина прокурор Лахтин.

«Может, я и забыл, - скромно ответил свидетель Рыбин. - Там название другое было, «Торговое сотрудничество». Эту компанию я создал, чтобы она работала с продуктом. Нам отдавали нефть. Но ни я, не моя жена «Томскнефти» ничего не должны, будьте покойны. А то бы вы уже нас по судам затаскали». - «Правильно ли я понимаю, что эта компания «Томскнефти» по бартерным сделкам ничего не должна?» - «Не помню». - «А был ли у вас посредник?» - «Не помню». - «А помните ли вы компанию «Санхейз Лимитед»?» - «Да. Через нее «Ашбахен» нас финансировал. Нас — компанию «Ист Петролеум»». - «А где эта компания «Санхейз» находится?» - «Зарегистрирована в Ирландии, офис в Цюрихе». - «А чья она компания?» - «Не могу сказать. Ваши адвокаты в Вене в суде пытались доказать, что эта компания принадлежит Рыбину, но так ничего и не смогли доказать». - «И вы не помните, что у нее офшорный статус?» - «Она была офшорной год или два, а потом по чьему-то требованию, кажется...не помню детали...в кредите что ли каком-то... и мы поставили условие, и они - ирландцы — вывели ее из офшорной зоны. А, вспомнил. Когда был договор о переуступке, адвокаты «Ист Петролеум» потребовали поменять статус. Это было, наверное, в году 2000-2001».

Лебедев заговорил о хождениях свидетеля по коридорам власти. «Вы сообщили суду, что в 99 году были лично у шефа ФСБ, шефа МВД, у генерального прокурора и даже у премьер-министра. Начнем с конца. По какому вопросу вы были лично у премьер-министра в 99 году?» - «Я был лично у Примакова, у Степашина... лично встречался с Чайкой и Устиновым, с Рушайло...И в 99 году, и в 2000, и в 2001, и в 2002 году, и в 2003...» - «А какой вопрос вы обсуждали с Примаковым?» - «Я просил вникнуть в проблему, по возврату долгов...просил разобраться. Было письмо мною подписанное». - «Проблема была по договорам о совместной деятельности с «Томскнефтью»?» - «Да». - «А со Степашиным?» - «То же самое. Я тоже оставлял письмо, тема была та же». - «А у Рушайло?» - «У Рушайло я был два раза, оставил большую справку со своей подписью, я не ходил к нему по возврату долгов — а пытался раскрыть противоправную деятельность ЮКОСа по выводу активов, и другим вопросам». - «Устинов?» - «Сначала я был у Чайки....в 99 году. Потом Устинов. Тогда уже активно шло следствие...по Пичугину...Это было в конце 2003 года. Здесь я уже был с записками о противоправной деятельности. В том числе и по проблемам «Ист Петролеум» с «Томскнефтью». - «А вы Устинова проинформировали о том ,что суд в Вене постановил вернуть ущерб "Томскнефти"?» - «Проинформировал», - кивнул Рыбин, хотя судья Данилкин уже успел (или все же не успел?) снять вопрос. Том вернулся на стол судье.

«У меня пока нет вопросов», - сообщил Лебедев, попросив минуту перерыва. «Тогда уж прервемся на обед!» - предложил судья.

После обеда Платон Лебедев продолжил допрашивать свидетеля Рыбина.

«Вы на вопрос Лахтина о дочерних компаниях ответили, что «все это осуществлялось руководством «Роспрома» по их директивам и регламентам». А откуда вам известно, что «Роспром» была управляющей компанией «Томскнефти»?» - «От ваших замов и помощников. Казакова, Кукеса, Филимонова, Мангазеева...». - «А известно ли вам, что «Роспром» никогда не был управляющей компанией "Томскнефти"?» - «Неизвестно», - сообщил свидетель. Не знал Евгений Рыбин и о том, что 17 сентября 1998 года «именно государство» дало согласие ЗАО «ЮКОС ЭП» осуществлять функции исполнительного органа ОАО «Томскнефть»

Представитель «Росимущества» решила проявить себя: «Секундочку, я хочу возразить. Тут прозвучали вопросы о государстве. На какой документ ссылаются?». «Ваше возражение занесено в протокол», - успокоил выступающую судья и повел заседание дальше.

Подсудимый решил выяснить, действительно ли свидетель считает господ Филимонова и Казакова его, Лебедева, заместителями. Валерий Лахтин посчитал, что вопросы Лебедева носят наводящий характер.

Началась перепалка: Лебедев снова назвал Лахтина «липовым прокурором» и «подсудимым Лахтиным», тот в ответ потребовал вынести замечание подсудимому Лебедеву. Звания «липового представителя липового потерпевшего» в очередной раз удостоилась и представительница Росимущества. «Я прошу не обращаться так к прокурорам, - попросил судья, - буду вынужден сделать вам, Платон Леонидович, замечание, если это будет повторяться!».

Продолжили допрос. Лебедев поинтересовался у свидетеля, видел ли он, как похищалась нефть. «Я сбоку наблюдал как фальсифицировались решения, как «Томскнефть» стала собственностью каких-то офшорных компаний, и стучал во все колокола. Вы бочками по ночам нефть не воровали, вы придумали более хитрый способ, а я был рядом и все видел! Все сам пощупал! Не надо тут всех делать дураками! Два умных, остальные все дураки! Не видел я, как Ходорковский бочками ночью воровал нефть, НЕ ВИДЕЛ! Вы удовлетворены?!» - кричал Рыбин.

«Вы мой вопрос помните?» - поинтересовался Лебедев. «Да! Я видел, слышал и понимал, как вы воровали нефть у «Томскнефти», государства, у меня в том числе!». Но Лебедев услышанным не удовлетворился: «Все же напомню вопрос: присутствовали ли вы лично в 98 году при фактах хищения нефти?».

Прокурор Лахтин снова потребовал снять вопрос, поскольку «свидетель на него уже ответил». Однако судья попросил свидетеля Рыбина дать точный ответ.

«Я видел, как все это делалось. В одном кабинете все договоры заключалось — продал, купил... не выходя из единого кабинета. Я при этом не присутствовал, но был рядом и все видел!» - рассказывал о своих редких способностях свидетель.

Лебедев развил тему. «В каких кабинетах это происходило?» - «На Загородном шоссе». - «Вы видели, как в кабинетах на Загородном шоссе похищалась нефть?» - «Нет, не видел. Но собственниками нефти становились подконтрольные вам компании. Нефть оставалась в танкерах, в бочках, но через договора нефть из «Томскнефти» ушла! И ее собственниками стали вы. И вот Михаил Ходорковский!» - указал рукой Рыбин на «аквариум».

О том, где работал Лебедев в 99 и последующие годы, свидетель сказать не смог. «А где я работал в 2004 году?» - спросил следом Лебедев. Свидетель затруднился. Но ему помог прокурор Лахтин: «Прошу снять вопрос! Это не относится к делу!». «Даааа?!» - удивились в ответ адвокаты. «Всем известно, что Платон Лебедев был в это время уже задержан и находился под арестом под следствием!» - облегчил участь Евгения Рыбина прокурор. «Ну вот! Теперь и свидетель об этом знает!» - возмущенно констатировали адвокаты и выразительно посмотрели на председательствующего. Судья молчал. Зато зашумели в зале. «Тишина в зале! Пристав, выведите вон ту женщину в сиреневой кофте!» - распорядился судья Данилкин. Но публика сообщила, что в зале иностранцы с переводчиками. «Что же сразу не сказали?» - передумал судья.

«Ваша честь, нам не сообщают, кто находится в зале», - встав, напомнил суду об открытости процесса адвокат Клювгант. Но у прокурора Лахтина нашлось и свое видение проблемы: «У нас все равны, и иностранцы, ТЕМ БОЛЕЕ, и граждане Российской Федерации! И если требуется вывести из зала гражданина иностранного государства...» Зал шумел, прокурор Ковалихина схватилась за голову. «Это переводчики!» - шептала Ковалихина коллеге, но тому было, похоже, все равно. «Ваша честь, выведите гражданина Лахтина!» - предложил Лебедев. «Тишина в зале!» - завершил раунд судья.

Вопросы-ответы продолжились. «Брюса Мизамора вы знаете?» - «Нет. Я вообще не верю в эту сказку! Что какой-то Мизамор управлял ЮКОСом!». - «Сколько было похищено нефти в "Томскнефти?"» - «Не помню! Сколько добыто, столько и похищено!» - «А в 99 году, сколько было похищено нефти?»

«Ну не может свидетель ответить! Он не является очевидцем предъявления обвинения!» - поверг адвокатов в хохот Валерий Лахтин.

Лебедев же, считающий, что его вопросы достаются нужному адресату, продолжил. «Так сколько было похищено в 99 году?» - «Не знаю, все что добыто было. Может вообще что-то приписали». - «А какими партиями хитилась нефть?» - «Ежемесячно нефть, которая дошла до коммерческого учета в Раскино, не принадлежала «Томскнефти», принадлежала какой-то компании. Хитилась партиями. Уплывала». - «Куда она уплывала?» - «В ваши компании. Откуда я знаю, кому вы там перепродавали десять раз!» - «Вы говорили о ценах 250 рублей. Правильно ли я понимаю, что в начале 98 года было 400 рублей, а к концу цена стала 250 рублей?» - «Правильно». - «Правильно ли я понимаю, что в начале 99 года цена была тоже 250 рублей?» - «Возможно». - «А в конце 99 года какие были цены «Томскнефти»?» - «Такая же и была. 200-250». - «Правильно ли я понимаю — вы сказали, что внутрикорпоративные цены это криминал. Вы это подтверждаете?» - «Это криминал в ВАШЕМ случае! А в других вариантах это не криминал. Когда люди назначают внутрикорпоративные цены, получают прибыль, платят налоги, конечный продукт продается открыто, прозрачно, - это нормально. А вы этого не делали! Если бы вы это делали, я бы, может, богатый уже был, дивиденды я не получал. Куда вы дели мою прибыль? Где эта прибыль, когда весь мир пухнет от нефтедолларов? Ваши карманы и пухли!».

Лебедев продолжил разработку этого богатого пласта. «Правильно ли я понимаю, что до 98 года применяемые в ВНК внутрикорпоративные цены, при взаимоотношениях с «Томскнефтью», «Ист Петролеум», были правильные?» - «"Ист Петролеум" нефть покупал всегда по рыночным, а не внутрикорпоративным ценам, ВСЕГДА! Этой схемой — внутрикорпоративными ценами — до вас и не пользовался никто!» - «А где в 98 году публиковалась информация о рыночных ценах на нефть в Томском регионе?» - «А где она могла публиковаться? Это рынок, рыночные цены».- «А что такое рынок?» - «Это цена спроса и цена предложения. Вот такая цена у нас есть — хотите, покупайте. Это и есть рынок». - «Кто предлагал «Томскнефти» в конце 98 — начале 99 года купить у нее нефть по 400-450 рублей?» - «Хмм. У «Томскнефти» предложений было на полтора миллиона! В очереди стояли компании, чтобы купить нефть!» - «Я про эту очередь и спрашиваю. Кто предлагал «Томскнефти» купить нефть у нее по цене 400-450 рублей?» - повторил вопрос Лебедев. Повторился и свидетель: «В очереди стояли! В очереди! А от вашего менеджмента исходил бред и бумажки носились по области, что мол никто не покупает. Ходорковский даже на симпозиумах выступал, что мол столько нефти, что надо ограничить добычу нефти и гнать ее за рубеж! На всяких больших сходках выступал!».

«Простите. Что вы имеете в виду?!» - осторожно поинтересовался «большими сходками» Лебедев. - «Ну, на всяких больших совещаниях, которые показывают по телевизору», - перешел на новые обличительные высоты свидетель. Зал засмеялся, судья с трудом смех сдерживал.

Стали разбираться с договором купли-продажи нефти между «Томскнефтью» и компанией «Алебра». «Речь идет о начале 98 года», - уточнил Лебедев. Том передали свидетелю. «Цена 475 рублей, видите?» - «Да, да, да...это именно та цена, которая тогда сложилась...только тут подпись-то Филимонова есть, а подпись от «Алебра» — представителя Харланова - нет. Не факт что нефть купили. Это не документ», - делал выводы Рыбин.

«Вот смотрите на каких условиях продавалась нефть «Томскнефти» в июне 99 года, - продолжал Лебедев изучать документ вместе со свидетелем. - За единицу продукции платится 71 рубль (за тонну), это уже больше чем 250 рублей». - «Вы хотите, чтобы я вам что-то ответил?». - «Нет, я пока вам показываю...» - «Да не надо мне ничего показывать! Надо просто взять да сравнить, например, за какую цену продавал «Сургутнефтегаз» нефть. Было раза в три больше! Ваша честь, это грабительская, копеечная цена! – вглядываясь в лицо судьи, стучал по трибуне кулаком свидетель Рыбин - Копеечная, КОПЕЕЧНАЯ!!! Это придуманная вещь!». 

«Понятно», - резюмировал судья, внимательно глядя на свидетеля.

Лебедев показывал Рыбину данные по следующим месяцам, где цена росла, но и это не устраивало свидетеля: «Ну да, ну да...Да на рынке в это время цена уже в три раза больше была! По полторы тысячи, а у вас тут пятьсот. Подумаешь, цены они повышали. Конечно, народ-то уже возмущался. На рынке цены вовсю росли!» - нервничал свидетель.

«Правильно ли я понимаю ваши претензии к ЮКОСу, что ЮКОС не поделился своими прибылями?» - «Правильно». - «Правильно ли я понимаю, что если были убытки 21 млн, то ими надо было поделиться?». Рыбин отвечать не спешил, понимающе кивая головой.

«Прошу снять вопрос, он непонятен ни для кого! И опять оказывается психологическое давление на свидетеля, пытаются доказать его профнепригодность!» - сообщил присутствующим прокурор Лахтин. «Непонятливость прокурора Лахтина всем известна, - отвечал Лебедев. - Евгений Львович, я на вас оказываю психологическое давление?». «Это никому невозможно сделать!» - был горд самим собой свидетель Рыбин.

Зато про «Сургутнефтегаз» Евгений Рыбин сообщил, что там все замечательно: платятся налоги, зарплаты, «неплохие». «Может вы еще и акционеров «Сургутнефтегаза» знаете? - поинтересовался Лебедев. - А то все много лет маются, хотят узнать». Но свидетель не вспомнил. На этом вопросы к Рыбину у Платона Лебедева закончились. Их не было и у Михаила Ходорковского.

Со свидетелем вновь начал общаться Валерий Лахтин. Какое-то время поговорили про гуру гринмейла Кеннета Дарта, а точнее про его адвоката господина Хартера и некоего адвоката госпожу Шерон. На рассказы последней свидетель Рыбин поминутно ссылался. Публика узнала, что в итоге адвокат по фамилии Хартер перешел работать к Ходорковскому, а Кеннет Дарт смог получить от ЮКОСа примерно 150 млн долларов. «Ну дали им отступного, в общем, чтобы не судились, ЮКОС тогда уже работал на свой имидж, вся эта вонь дартовская была им не нужна», - рассказывал прокурору свидетель.

Затем прокурор Лахтин захотел огласить документ из 139 тома. Евгения Рыбина попросили покинуть зал. Перед уходом свидетель успел сказать, что у него температура, и попросил сегодня закончить побыстрее. Валерий Лахтин пообещал управиться за несколько секунд. Но поиск нужного документа отнял у прокурора намного больше времени. «Я чувствую, несколькими минутами тут не ограничится», - печально констатировал судья Данилкин, подперев щеку рукой и глядя на прокурора, тормошившего том.

«Это ходатайство на листах 22-25, адресованное Чайке от Платона Лебедева, от 22 февраля 2007 года, - наконец начал читать Лахтин. В ходатайстве Лебедев сообщал о взаимоотношениях между ВНК и «Ист Петролеум». «ВНК отказалась от совместной деятельности с «Ист Петролеум», поскольку условия сделки наносили очевидный ущерб интересам «Томскнефти», - писал Платон Лебедев. - Общий ущерб от совместной деятельности «Томскнефти» с «Ист Петролеум» составил не менее 92 млн долларов США». Лебедев сообщал, что конфликт рассматривал Арбитражный суд Вены и пришел к выводу об «умышленном сговоре» между возглавляемым Рыбиным «Ист Петролеум» и «Томскнефтью». А «расследование, связанное с отмыванием денег Рыбиным, австрийской полицией продолжается», писал Лебедев. Он также подробно описал Чайке решение австрийского суда. «В связи с изложенным прошу провести необходимые действия по приобщению к делу всех материалов по решениям Арбитражного трибунала Вены», - ходатайствовал Платон Лебедев.

Затем на листах 26-27 Лахтин зачитал постановление следователя Тютюнника об отказе в удовлетворении данного ходатайства обвиняемого.

«И мы по ходатайству Платона Леонидовича будем свидетеля допрашивать? - недоумевая, спросил судья у прокурора. - «Нет, я буду допрашивать свидетеля по тексту ходатайства. Ведь там упоминается фамилия Рыбина», - то ли рассеял недоумение председательствующего, то ли подтвердил его худшие опасения прокурор.

«Снова началась процедура уже законченная! Процедура оглашения доказательств!» - сказал Платон Лебедев и попросил дать ему обозреть оглашенные документы. «Ваша честь, при исследовании документов, прошу отразить в протоколе, - заявил Лебедев, - сторона обвинения уже продекларировала суду, что она уже закончила оглашать доказательства из дела. И поскольку это неправда, мы не можем предъявить свидетелям документы, которые уже оглашены. Далее. Если вы не поняли, я просил приобщить к делу эти документы австрийского суда. Отказ следователя Тютюнника был оглашен не полностью, выборочно!». «Мы это запишем в протокол!» - обещал судья.

Свидетеля уже хотели завести в зал, но тут Лахтин сжалился над Рыбиным и предложил перенести слушания, если свидетель не сможет отвечать. Но Рыбин, снова встав за трибуну, сообщил, что готов свидетельствовать. Прокурор Лахтин показал Евгению Рыбину оглашенные им документы в 139 томе. «В тексте ходатайства Лебедев излагает якобы предъявленные в отношении вас австрийской полицией обвинения в отмывании денег. Соответствует ли это действительности, какие взаимоотношения у вас были с австрийской полицией?» - задал вопрос Валерий Лахтин. «Подождите, секретарь запишет вопрос. Записала? Вопрос снимается!» - заявил председательствующий, сильно огорчив не ожидавшего такого поворота событий Лахтина.

Свидетель все равно решил что-то отвечать, а Валерий Лахтин попытал счастья со следующим вопросом: «Надо ли понимать, что в отношении вас НЕ возбуждались уголовные дела в Австрии?». «ВОПРОС СНЯТ!» - повышал голос судья, чтобы его услышал прокурор и свидетель. «Нет», - снова спешил сообщить Рыбин. «Были ли в отношении вас какие-то угрозы?» - спрашивал прокурор. «Такой вопрос уже задавался. Машины разбивали, еще там что-то...Вопрос снят!» - снова говорил судья Данилкин. «У меня больше нет вопросов» - угрюмо сообщил Валерий Лахтин и сел на место.

Вопросы нашлись и у представителя «Росимущества»: «Что вам было известно о причине продажи на конкурсе 36 процентов акций ВНК, проводимом РФФИ в 97 году?».

Евгений Рыбин отвечал: «Да, мне известно, что когда не состоялся инвестконкурс, продать этот пакет быстро не представлялось возможным по многим причинам. Одна из причин была вот такая работа ЮКОСа, что...полное попрание прав акционеров, увод прибыли и так далее... за этим следили все потенциальные акционеры...в такой ситуации только сумасшедший мог приобретать акции, заведомо зная, что он не получит ни копейки дивидендов и ничего кроме головной боли. Вторая причина — ЮКОС сам был заинтересован забрать у государства этот пакет, чтобы не было у государства соблазна отстаивать свои права, лезть в документы, следить за хозяйственной деятельностью. Но выкупить пакет надо было дешево. Вокруг цены были споры, экспертизы... еще ЮКОС имел тогда сильные связи, влияние в правительственных структурах, и мог оказать определенное давление в том числе на РФФИ. В итоге и продавили эту сделку. Цена была сниженной, кажется за 220-250 млн пакет был продан...». - «А предполагалось ли участие вашей компании в конкурсе?» - «Мы уже не планировали». - «Вы изучали предложение по продаже пакета акций?» - «Черпали какую-то информацию...» - «Был ли данный пакет акций обеспечен активами...?» - «ВНК уже не было той ВНК. Это был такой балласт... Это была защитная мера для ЮКОСа, чтобы уж навсегда похоронить ВНК. Не было тогда существенных активов, поэтому и цена акций была такая низкая». - «Известно ли вам о действиях госорганов, направленных на восстановление размеров активов ВНК?» - «Были такие документы... какие-то письма антимонопольного комитета, разных структур МВД...». - «Больше вопросов нет», - села на место представитель Росимущества.

Поднялся было Михаил Ходорковский. Но больше вопросов Евгений Рыбин не выдержал, попросив перенести продолжение допроса на завтра. Свидетеля отпустили. А Михаил Ходорковский сделал заявление.

«Господин Лахтин неоднократно заявлял в суде, что технологические вопросы добычи нефти не являются предметом разбирательства, и, наоборот, сам задавал вопрос о судьбе выручки компании «Томскнефть» от реализации нефти, и так далее. Статья 8 УПК требует в суде доказательств всех признаков состава преступления. Мне предъявлено обвинение в хищении нефти по статье 160 УК РФ. Я неоднократно просил разъяснить мне обвинение. Сторона обвинения не заявляет в процессе предмета преступления. Поскольку «Транснефть» Лахтин считает пунктом смеси нефтей, то потерпевшим можно считать «ТРАНСНЕФТЬ», а не «Юганскнефтегаз», «Самаранефтегаз», «Томскнефть». Указать конкретное место хищения обвинение отказалось, поэтому приходится выяснять это место по всей технологической цепочке. Признак законного или незаконного изъятия нефти является обязательным признаком хищения именно этого имущества. Признак причинения ущерба конкретному собственнику является также обязательным признаком. И наоборот — попытка господина Лахтина поставить вопрос в суде о действительности неоспоренных сделок, решений советов директоров является выходом за пределы предъявленного обвинения. Поэтому я предлагаю определиться — тайно или явно, нефть или имущественные права? - читал Ходорковский, взглядывая на прокуроров. - Пока тайно, пока нефть. Убежден, что суд прекрасно понимает всю эту проблему, и все это говорит о пристрастности суда. Суд прекрасно понимает, как вляпался господин Лахтин, вменяя хищение нефти, а аргументируя в суде все что угодно. Я готов защищаться от обвинения в приобретении прав на нефть "путем обмана". Но такое обвинение должно быть мне ПРЕДЪЯВЛЕНО. А субъект — я сам. Вам придется доказывать, что я сам себя обманывал! - говорил Ходорковский прокурорам. - Я готов к защите еще от одного взаимоисключающего обвинения — в присвоении выручки. Ведь выручка, прежде чем могла быть присвоена, должна была быть получена за проданную нефть! Лахтину придется доказать, что нефть вся была продана, а я похитил выручку! С интересом жду. А не пытаться говорить о третьих лицах, например, о ЮКОСе, который не является стороной в процессе! Не втягивайте суд в обсуждение неотносимых вопросов.

Ваша честь, я позволю себе по прошествии 8 месяцев сказать, что если гособвинитель Лахтин...я пытался вежливо разобраться с этой проблемой, но не удалось...если гособвинитель Лахтин вследствие своей просто фантастической некомпетентности не способен понять, какое обвинение он предъявил, ничего кроме частных определений я вам, Ваша честь, порекомендовать не могу, я прошу обязать господина Лахтина не мешать допросу свидетелей! Нельзя, чтобы он на каждом допросе свидетеля называл наши относимые вопросы неотносимыми, а свои неотносимые вопросы задавал с упорством, достойным лучшего применения!» - обращался к судье Данилкину Михаил Ходорковский.

Его поддержал и вставший следом Платон Лебедев. «Если в процессе, в рамках которого предъявлено обвинение в хищении всей нефти вертикально-интегрированной компании, прокурор уже задал 27 вопросов про внутрикорпоративные цены, то это значит всего лишь одно — что он не только не понимает предмета хищений, но и ему выдали зря диплом о юридическом образовании. Объясню почему. Проблемы юристов, которые учились в Советском Союзе, мне понятны. Их многому не учили. Уж тем более азам рынка. Азам частной собственности и частных взаимоотношений. Но сейчас 2009 год. Государством установлены государственные обязательные стандарты высшего образования! Дело же не в том, что не хватает знаний. При желании знания можно было и за эти восемь месяцев получить. Проблема в том, что...почему я пытался обратить внимание на это мое ходатайство...буквально на предыдущем допросе Рыбина спрашивал: «возбуждались ли какие-то уголовные дела (по процессу «Ист Петролеум» и «Томскнефти»). Рыбин отвечал: «Много было исков...много грязи на меня вылили...»... Ваша честь, когда с использованием моего ходатайства пытаются освежить память свидетеля таким образом, чтобы он отказался от тех показаний, который он уже дал суду, причем таким вульгарным макаром - «возбуждалось ли против вас уголовное дело?»... в Австрии уголовное расследование проводят так же как у нас, приблизительно. Сначала возбуждается дело, а потом уже предъявляется обвинение субъекту. Ваша честь, в отношении меня тоже НЕ возбуждалось уголовное дело! У нас копится очень много претензий к председательствующему, которые я в ближайшее время выскажу!».

На этом сегодняшнее заседание судья завершил. Завтра слушания начнутся в 10.30