Сегодня между Платоном Лебедевым и свидетелем Дергуновым состоялся пространный разговор о системах учета и контроля нефти. В итоге свидетель признал, что исчезновение из «Томскнефти» инкриминируемого объема нефти (и даже гораздо меньшего объема) нельзя было не заметить.

Заседание во вторник началось с возражения прокуроров, которые они написали на поданное еще в четверг ходатайство защиты. Адвокаты просили признать недопустимыми доказательствами протокол допроса свидетеля Авалишвили и кассету с аудиозаписью допроса.

Сличив пленку и протокол, адвокаты увидели, что «следователь записал показания свидетеля недословно с нарушением последовательности, которая имела место во время допроса, что отразилось на полноте показаний свидетеля и привело к искажению их содержания».

Позицию прокуроров представлял сегодня Валерий Лахтин. «Как само ходатайство, так и доводы, которые приведены в нем, несостоятельны и имеют целью, как мы полагаем, затянуть данное судебное заседание», - повеселил защитников гособвинитель. Работу адвокатов, которые провели сравнительный анализ протокола и аудиозаписи, прокурор назвал сначала «сизисовым трудом», потом «сизифовым трудом», но в итоге остановился именно на «сизисовом» варианте.

Почему протокол не соответствует аудиозаписи, прокурор объяснил так: «Согласно правилам любого языка мира разговорная и письменная речь различается. Так как разговорная речь состоит кроме слов…- языковед Лахтин запнулся, – разговорная речь передается и посредством другой информации. Это мимика, жесты, интонации, порядок построения слов и предложений». Обвинив адвокатов в склонении свидетеля к определенным показаниям, прокурор заявил, что «доводы защитников о том, что длительность аудиозаписи составляет 71 минута 30 секунд, абсолютно ничем не подтверждена». Валерий Лахтин попросил оставить ходатайство адвокатов без удовлетворения.

Через минуту Виктор Данилкин уже провозгласил, что суд не находит на данной стадии процесса оснований для удовлетворения ходатайства защиты. В этот момент Валерий Лахтин совершал свой традиционный утренний ритуал: пересчитав посетителей процесса и адвокатов, он аккуратно записывал результат.

По обстоятельствам вчерашнего допроса свидетеля Дергунова решили высказаться подсудимые. Самого свидетеля в зале еще не было. Первым к микрофону подошел Михаил Ходорковский: «Свидетель заявил, что он, являясь начальником производственного управления, не может сказать точно, какая была обводненность. И дал интервал от 50 до 70 процентов, но на самом деле до 76%, потому что слова Филимонова <Леонид Филимонов руководил в разные годы ВНК и «Томскнефтью» - ПЦ > он никак не смог подтвердить или опровергнуть. В чем проблема? Как вам понятно, в нефтяной отрасли все привязано к объему добываемой жидкости: насосам все равно, что качать, – нефть или воду, трубопроводу все равно, что передавать, - нефть или воду, в емкости все равно, что наливать, - нефть или воду. То есть все зависит от объема жидкости. Так вот простая арифметическая задачка. 10 млн тонн добычи, о которой говорил свидетель, при 50% обводненности – это 20 миллионов тонн жидкости, при 75% обводненности это ровно в два раза больше – 40 миллионов тонн жидкости. Я далек от того, чтобы обвинить человека, который 22 года работает в нефтяной промышленности в непрофессионализме. Его бы там держать не стали. Я пытался это у него выяснить в присутствии суда, чтобы вы могли оценить уровень его добросовестности, не более того».

Уже совсем было послали пристава за свидетелем, но слова попросил Платон Лебедев. И Виктору Дергунову опять досталось: «Человек, который прошел карьеру от низов до заместителя главного инженера по добыче, обязан знать ГОСТы, которые касаются именно этого технологического процесса». На этом Лебедев не остановился: «Когда свидетель в суде заявляет, что скважинная жидкость и технологическая жидкость, которая применяется для глушения скважин во время ремонта это одно и то же, поймите правильно, Ваша честь, это то же самое, когда Лахтин вам утверждает, - на этом месте судья предложил оставить Лахтина в покое, но Лебедев продолжил: - что ст. 105 ГК не предусматривает права основного общества давать обязательные указания дочернему обществу».

В зале появился Виктор Дергунов, допрашивать которого продолжил Платон Лебедев. «Итак, 98, 99 годы, вы член совета директоров «Томскнефти»…» - «Нет, я точно утверждать не могу. Мне кажется, я в «Томскнефти» был один какой-то год. Скорее всего, 99 год». Напомнив, что финансовое положение «Томскнефти» в первом полугодии 1999 года свидетель называл неудовлетворительным, Лебедев спросил, каким образом «Томскнефть» в этот год смогла добыть порядка 30 млн тонн нефти. «Или это сказки?» - предложил свидетелю альтернативу подсудимый. «Я такой цифрой не владею», - отвечал свидетель. «Вы уверены?» - уточнял Лебедев. «Мне это представляется нереалистичным», - не верил в добычу, которая почти в три раза превышала возможности «Томскнефти» свидетель. «А вам известны авторы сказки про 30 млн тонн «Томскнефти», добытых в 1999 году?» - не останавливался на достигнутом Лебедев. «А это сказка?» - все-таки хотел обрести твердую почву под ногами свидетель. Но Лебедев на вопросы не отвечал, он их задавал: «Известно ли вам, что меня и Ходорковского в этом процессе обвиняют в хищении у «Томскнефти» в 1999 году нефти в объеме порядка 30 млн тонн?».

Валерий Лахтин, заявив, что господин Дергунов не являлся свидетелем предъявления обвинения, постарался снять этот «сказочный» вопрос. Среди публики возникло всеобщее оживление. Судья снял вопрос и поручил приставам (но все-таки на будущее) выводить из зала нарушителей спокойствия. «Известно ли вам, в каком качестве вас сюда пригласили?» - пошел другим путем Лебедев. «В качестве свидетеля» - отвечал господин Дергунов. «Свидетеля чего?» - «Свидетеля на процессе» - «Какого процесса? Вы о чем свидетельствуете? Вам вообще известно что-либо, какие нам обвинения с Ходорковским предъявлены?» - «Известно. О хищении и об отчуждении активов». – «Откуда вам это известно?». Свидетель начал объяснять, что свою осведомленность он вынес с совета директоров десятилетней давности, где шла речь об отчуждении акций «Томскнефти».

Платон Лебедев перешел к производственным вопросам. «Является ли замкнутым технологический процесс добычи и подготовки нефти до качества ГОСТа?» - поинтересовался он. «Каким образом этот вопрос корреспондируется с предъявленным обвинением?» - бросился в сабельную атаку прокурор. «Ему <Лебедеву> неизвестно предъявленное обвинение, поэтому он не может понять, как он корреспондируется…» - вернул прокурора на место адвокат Краснов. Платон Лебедев произнес тот же самый вопрос, но применительно к «Томскнефти». В таком виде вопрос председательствующий пропустил. Свидетель сказал, что однозначно он ответить не может, а кроме того, вопрос ему не понятен. «Давали ли вы показания, что была разорвана технологическая цепочка?» - спросил Лебедев иначе. Свидетель сказал, что давал и показания, и пояснения. Вскоре от свидетеля удалось добиться, что во время его работы в «Томскнефти» технологический процесс добычи и подготовки нефти был замкнутым. Господин Дергунов подтвердил, что и после его ухода из компании (в 1995году) технологический процесс принципиально не изменился.

В следующие несколько минут Лебедев выяснял, что именно в технологическом процессе осталось на своих местах: с устья скважин поток (как и раньше) направлялся на установку предварительного сброса воды (УПСВ); балласт (как и раньше) сбрасывался и уходил в пласт через нагнетательные скважины; сепарация осуществлялась там же; после УПСВ поток (как и раньше) шел на установку по подготовке нефти (УПН) и т.д. Другими словами, разрыв технологической цепочки в глаза не бросался.

Платон Лебедев стал выяснять, способны ли системы контроля и мониторинга на разных технологических участках выявлять исчезновение нефти. Сначала Лебедев спрашивал о скромных 100 тысячах тонн между скважиной и УПСВ. Свидетель говорил, что системы способны обнаружить исчезновение такого объема. Тогда Лебедев спросил, можно ли было не заметить исчезновение миллиона тонн жидкости в месяц между УПСВ и УПН. «Сложно не заметить», - был вынужден соглашаться свидетель. «На этом же отрезке, если весь объем добычи теряется, сложно не заметить?» - уточнял Лебедев. «Сложно», - был краток свидетель.
Лебедев расспросил свидетеля о системах контроля на следующем технологическом участке, когда нефть идет с УПН (и это уже товарная нефть) до соединения с магистральной системой нефтепроводов «Транснефти», то есть до коммерческого узла учета. Свидетель рассказал, что исчезновение товарной нефти и здесь «сложно не заметить».

«Знакомы ли вы с документацией «Томскнефти», которая ведется по данным показаний всех видов счетчиков от УПСВ до коммерческого узла учета «Транснефти»? – задал Платон Лебедев уточняющий вопрос. Свидетель сказал, что знает, о чем идет речь. Лебедева попросил пересчитал количество систем учета, которые следят за движением нефти на ее пути от скважины до коммерческого узла учета. Перечисление всех этих систем отняло у свидетеля некоторое время.

Свидетелю начали показывать контракты купли-продажи нефти между ОАО «Томскнефть» ВНК (продавец) и ЮКОСом (покупатель). Все контракты были датированы 1999 годом. Перед каждым новым документом Платон Лебедев спрашивал, видел ли его свидетель раньше. Свидетель реагировал всегда одинаково: «Может быть, видел, может быть, нет». Лебедев указывал свидетелю, как изменялась от контракта к контракту «цена единицы продукции» (в марте эта цифра составляла 63,7 рубля за тонну скважинной жидкости, в мае – 71 рубль, в июне - 90 рублей, в июле – свыше 113 рублей, в августе – свыше 139 рублей). «Порядок понимаете? Что цена увеличилась в два раза?» - спрашивал у свидетеля Лебедев. Свидетель выражал понимание. Затем Лебедев объяснил, что цену скаженной жидкости нужно умножить еще на три. «Без стоимости услуг по подготовке нефти это уже 420, а не 250. Это вы понимаете? А кто вам навязал мнение о том, что цена 250 рублей по «Томскнефти» за весь 1999 год, о чем вы сообщили вчера в суде?» - утверждал и спрашивал Лебедев. «Филимонов сказал», - был тих свидетель. «Когда?» - «На собрании». - «Когда собрание-то было?» - «В 1999 году». - «Оно было до 30 августа 1999 года или после?». Свидетель не помнил и этого (общее собрание акционеров «Томскнефти» ВНК, о котором говорит свидетель, состоялось в марте 1999 года - ПЦ).

Далее Виктор Дергунов выразил готовность ознакомиться с документацией и за другие годы. Но его пыл остудил Платон Лебедев: «Вы знаете, нам тоже очень интересно, но от нас это скрывают. Этого нет в сфабрикованном деле. Поэтому мы апеллируем теми документами, которые в нем пока есть».

Из контракта, заключенного 30 сентября 1999 года, можно было узнать, что цена за тонну скважинной жидкости снова подросла – до 155 рублей за тонну, а стоимость услуг по подготовке нефти (за эту услугу ЮКОС тоже платил «Томскнефти») выросла в два раза. На октябрьском контракте свидетель оживился: «Что-то цена упала». Вскоре, впрочем, признал, что цена упала лишь на несколько копеек. Но Платон Лебедев уже готов был говорить про динамику цен: «В этот период на мировом рынке цена росла или падала?». «Да, она росла», - помнил свидетель. «Непрерывно или были колебания?» - уточнял Лебедев. «Точно не помню», - не смог вспомнить о значительных колебаниях нефтяных цен в 1999 году свидетель. «То есть только вчера показывали, уже забыли», - сетовал Лебедев. «Я же нормальный человек. Столько цифр на меня вчера свалили», - жаловался господин Дергунов. Председательствующий Виктор Данилкин в этот момент широко и неудержимо улыбался, но это была веселость человека, демонстрировавшего, что за последние 7,5 месяцев на него свалили неизмеримо большее количество цифр.

Пошли другие вопросы. «Кто вам, члену совета директоров, мешал реализовывать ваши функции?» - «Особенно никто не мешал, но никто и не помогал». Лебедев напомнил свидетелю, что ему помогало множество сотрудников и помощников.

«Какие документы на заседании совета директоров «Томскнефти» от вас скрывались по сравнению с иными членами совета директоров?» - продолжил Лебедев. Свидетель затруднился с ответом. Скрывалась ли от вас финансовая отчетность «Томскнефти?» - «Тоже затрудняюсь. Может быть, что-то скрывалось». – «Вы на основании каких документов оценили деятельность «Томскнефти» за первое полугодие <1999 года> как неудовлетворительную?» - «На основании тех документов, которые мне давали», - произнес свидетель. Платон Лебедев согласился, что критичная оценка деятельности была в целом справедливой. «А вам показатели по выручке и себестоимости в 99 году давали?» - «Конечно, давали» - «И вы или ваши специалисты, которым вы доверяете, видели показатель, что себестоимость была равна выручке?» Свидетель согласился, что так все и было.

«Вы итоги «Томскнефти» за 1999 год знаете?» - заканчивал Лебедев погружение в этот год. «Не помню», - признавался свидетель.

«А какие данные о финансовом состоянии «Томскнефти» вы с Авалишвили представляли Арбитражному суду в Вене?» - напирал Лебедев. Свидетель точно не помнил. «Помните ли на какую долю ПРИБЫЛИ за 1999 год претендовал «Ист Петролеум» по вашим расчетам по «Томскнефти», по обоим месторождениям?» - «Не помню». – «То есть прибыли не было, но на прибыль вы претендовали!».

Лебедев перешел к разбору показаний свидетеля в части налогов. «Известно ли вам, что ваша с Авалишвили позиция по налогам, занятая в 1999 году налоговыми органами Томской области, была признана Арбитражным судом в Томской области несостоятельной?» - «Не известно». Не знал Виктор Дергунов и о том, что апелляционная и кассационная инстанции, а также Высший Арбитражный суд свои решения тоже приняли не в его пользу.

Лебедев пошел дальше: «Известно ли вам, что по просьбе Авалишвили налоговые органы Томской области пытались оспорить те Генеральные соглашения и договоры, которые мы с вами только что видели?». Свидетель об этом факте ничего не знал.

Дальнейший блиц состоял из стандартных вопросов и совсем уж стандартных ответов. «Известно ли вам, что именно государство 5 февраля 1997 года дало согласие ЗАО «Роспром» осуществлять функции исполнительного органа ОАО НК «ЮКОС»?» - «Нет, не известно». – «Известно ли вам, что именно государство 10 апреля 1998 года дало согласие ЗАО «Роспром» осуществлять функции исполнительного органа ОАО ВНК?» - «Об этом факте я не помню».

«Об этом факте вы не помните, даже как член совета директоров ВНК?» - переспросил Лебедев. Свидетель подтвердил, что памяти ему не прибавляет даже статус члена совета директоров.

«Известно ли вам, что именно государство 12 мая 1998 года дало согласие ЮКОСу на приобретение им до 100% акций ВНК?» - «Не помню». - «Известно ли вам, что именно государство 17 сентября 1998 года дало согласие ЗАО «ЮКОС ЭП» осуществлять функции исполнительного органа ОАО «Томскнефть»?» - «Не помню». - «Известно ли вам, что именно государство 20 ноября 1998 года дало согласие ОАО НК «ЮКОС» о приобретении до 100% акции «Томскнефти»?» - «Не помню».

«А в ваших документах «Ист Петролеума» ссылки на эти решении государства когда-нибудь присутствовали?» - поинтересовался под занавес этой сессии Лебедев. Свидетель снова не смог сообщить ничего определенного. «Вы столько раз <на допросах> говорили о законности и незаконности тех или иных корпоративных решений, а основных решений по ВНК вы не знаете или не помните», - констатировал Лебедев.

Лебедев перешел к договорам мены (акции «дочек» ВНК – в том числе и «Томскнефти» - менялись на акции ЮКОСа, обвинение назвало эту сделку хищением. - ПЦ).

«Известны ли вам действительные условия договоров мены акций «Томскнефти» на акции ЮКОСа?» - спрашивал Лебедев. Свидетель под одобрительные кивки прокурора Ковалихиной рассказал о том, что представитель государства в компании голосовал против обмена, а следовательно, о законности этого обмена говорить не приходится.

Свидетелю показали один из договоров мены. Пока несли том, Платон Лебедев успел добиться от свидетеля подтверждения того, что он (свидетель) был акционером ВНК. «Правильно ли я вас понял. Что вы эти договоры мены увидели после их заключения в ноябре 1998 года?». Свидетель сказал, что договоры увидел в 1999 году. «Правильно ли я вас понял, что вы считали, что эти договоры нарушают ваши права?» - «Да».- «Знаете ли вы права акционеров?» - «Какие-то знаю, какие-то не знаю». – «Имели ли вы право защищать свои права в суде как акционер?» - «Конечно, мог» - «Вы в суд пошли?» - «А бесполезно в суд ходить против ЮКОСа. Я в этом уже убедился». – «Вы об этом узнали, что бесполезно, когда Арбитражный суд в Вене установил ваш сговор?». Очень тихо, но свидетель, кажется, сказал, что об этом он и говорит.

Речь зашла о компании «Биркенхольц» (это компания, перед которой доюкосовское руководство ВНК сформировало фиктивный долг. Выбивая этот долг, компания «Биркенхольц» попыталась завладеть контрольным пакетом акций «Томскнефти». - ПЦ).

«Если вы так относитесь к ЮКОСу, что «бесполезно» <судиться с ним>, то каким же образом «Биркенхольц» тогда арестовал контрольный пакет акций «Томскнефти»?» - «Я мало знаю эту компанию <«Биркенхольц»>, что она из себя представляет сказать не могу». – «А Рыбин и Авалишвили вам комментариев по «Биркенхольцу» никогда не давали?» - «Может быть, что-то и давали, но я сейчас вспомнить не могу».

Лебедев попросил свидетеля посмотреть условия конкретного договора мены. «Вы помните по какой цене ВНК имело право выкупить акции «Томскнефти» обратно и на каких условиях?» - «Не помню». – «А имела право обратно выкупить-то?» - «Да». Далее свидетель рассказал, что, по его мнению, обмен акций позволил провести ряд вредных для ВНК решений: это в первую очередь отчуждение основных средств «Томскнефти» в ЗАО.

«Эти сделки обесценили ВНК. ВНК без «Томскнефти» это не нефтяная компания вообще», - оценивал господин Дергунов уже сделки мены.

«Найдите, пожалуйста, в договоре пункт цены обмена и условий возврата акций «Томскнефти» в адрес ВНК. Смотрите, пожалуйста, статью пятую, - попросил Лебедев свидетеля и продолжил: - Скажите, пожалуйста, акции «Томскнефти» ВНК обратно получила на этих или иных условиях?» - «Я затрудняюсь ответить на этот вопрос» - «А что же вы выдумываете про обесценение акций ВНК, если вы даже цену возврата не знаете? Каким же вы образом говорите об обесценении?!» Свидетель снова повторил, что без «Томскнефти» ВНК – это одно здание. Платон Лебедев за это зацепился.

«Правильно ли я вас понял, что вы хотите суду объяснить, что без контрольного пакета акций «Томскнефти», ВНК практически ничего не стоит? Правильно, я понимаю, что именно поэтому вы голосовали с Недельским, чтобы этот контрольный пакет акций достался «Биркенхольц»?» - «Мы голосовали только, чтобы сделка была совершена по закону».

Вскоре Виктор Дергунов назвал сделки мены «крупными сделками». Платон Лебедев такой ошибки не простил, и поэтому еще минут десять суд слушал эмоционально-бытовые объяснения свидетеля о «крупной сделке».

«А известно ли вам что-либо о сделке ВНК с «Биркенхольц» по поводу 6% акций Ачинского НПЗ в результате чего «Биркенхольц» и арестовал контрольный пакет акций «Томскнефти» и как эта сделка ВНК одобрялась представителями государства и миноритарными акционерами?» - продолжил Лебедев. Свидетель и в этом случае сослался на забывчивость. Платон Лебедев напомнил о протесте замгенпрокурора, который тот принес в Высший арбитражный суд на решение судов, арестовавших в пользу «Биркенхольца» контрольный пакет акций «Томскнефти». «У меня не отложилось в памяти», - не удивил никого ответом господин Дергунов. Платон Лебедев добавил, что Высший Арбитражный суд удовлетворил протест Генпрокуратуры и отменил сделку ВНК с «Биркенхольцом». «Не помню», - не баловал присутствующих разнообразием свидетель.

Не помнил свидетель и о времени, когда решение Высшего Арбитражного суда вступило в законную силу. «А известно ли вам, что только после этого появилась юридическая возможность вернуть акции «Томскнефти» на баланс ВНК?» - спросил Лебедев, хотя в этом диалоге уже чуть ли не все вопросы имели только один ответ. Но на этот раз свидетель позволил себе предположить, что защита от «Биркенхольца» была надуманной, чтобы провести сделки по выводу активов и т.д.

Лебедев уловил в ответе свидетеля двусмысленность: «Правильно ли я вас понял, что «Биркенхольц» арестовал контрольный пакет акций «Томскнефти» по просьбе ЮКОСа?» - «Я не могу отвечать за «Биркенхольц»», - был уклончив свидетель.

Лебедев отметил, что юридическая процедура защиты контрольного пакета растянулась с ноября 1998 года по февраль 2001 года. «Я поражаюсь не оперативности ЮКОСа в этом вопросе. Другие вопросы они решали намного быстрее», - выбрал момент для ответного выпада свидетель. Прокурора Лахтина эти слова на какие-то секунды сделали просто счастливым.

Платон Лебедев увел разговор на другие темы. Он заявил, что напрасно свидетель вводил суд в заблуждение, рассказывая, что Лебедев в 2003 году был руководителем ЮКОСа. «Вы это откуда сочинили? Источник вашей осведомленности про 2003 год?» - интересовался Лебедев, который, кажется, уже устал повторять, что с сентября 1999 года он в российских компаниях не работал. Свидетель ответил, что можно не числиться, но руководить. Однако Лебедев настаивал на источнике.

Поднявшийся Валерий Лахтин сказал, что свидетель не вводит суд в заблуждение, а дает конкретные ответы на конкретные вопросы. «И своими вопросами с соответствующими оттенками Лебедев оказывает психологическое давление на свидетеля» - решил быть художественно-выразительным прокурор.

Источник осведомленности свидетеля продолжал волновать Лебедева. Свидетель же растекался от вопросов во все стороны, пока, наконец, не услышал от Лебедева следующее: «Известно ли вам, что единственным источником была Генеральная прокуратура, которая это наврала?!».

Валерий Лахтин вернулся в вертикальное положение: «Прошу сделать Лебедеву замечание по поводу ссылок на Генеральную прокуратуру с соответствующими комментариями – наврала и т.д…». «Более того, совершила преступление», - тут же подыскал еще один «комментарий» Лебедев. «Уголовный процесс регламентирован УПК, здесь присутствуют должностные лица Генеральной прокуратуры», - продолжил делиться наблюдениями прокурор. «В том числе и лично Лахтин!» - бросил Лебедев. «И лично я!» - согласился прокурор. Подсудимый напомнил прокурору о его роли: «Вы врали в процессуальных документах, что Лебедев до 2003 года руководил ЮКОСом и исполнял там служебные обязанности. Я вам вопросы об этом задам, когда вас буду допрашивать».

«Теперь про ваше понимание бизнеса, - анонсировал следующий блок вопросов Лебедев. – Вы сказали суду, что если бы «Ист Петролеум» занимался бы в 98 и 99 году деятельность, то «Томскнефть» была бы в шоколаде. Я так образно…» – «Это, где я так сказал?» - «Вы это сказали минут 15-20 назад здесь, в суде». Свидетель, кое-что вспомнив из того, что случилось минут 20 назад, и на «шоколадную» оценку деятельности «Ист Петролеум» он в принципе согласился.

«Известно ли вам, как ваше понимание бизнеса «Ист Петролеума» оценил венский Арбитраж? - поинтересовался Лебедев и продолжил: - Считаете ли вы, что решение суда в Вене, который установил, что представленные доказательства убедили Арбитражный суд в том, что лица, заключавшие договор о совместной деятельности от лица «Томскнефти» располагали возможностями преследовать и на самом деле преследовали, если не собственные интересы, то интересы «Ист Петролеум», но не интересы «Томскнефти», когда вели переговоры и заключали соглашение. Что совокупность этих обстоятельств вскрывает факт вступления представителя «Томскнефти» и представителя «Ист Петролеум» в злонамеренный сговор при заключении договоров о совместной деятельности и дополнительных соглашений. Что Арбитражный суд не находит иного экономически или коммерчески рационального объяснения, оправдывающего условия договора о совместной деятельности, действия которого направлены только <в интересах> «Ист Петролеум» за счет «Томскнефти» и потому считает, что этот договор со всеми дополнениями должен быть признан недействительным целиком».

Пока Платон Лебедев говорил, Валерий Лахтин настраивал себя на возражения. Несколько раз счастливо избежав фальстарта, прокурор в конце концов поднялся: «Не понятно, какой текст цитирует Лебедев. Нужно снять вопрос». «Лебедев вопрос задает, он ничего не цитирует», - не согласился с прокурором судья. «Он должен ссылаться на документ, который есть в материалах уголовного дела и был оглашен», - решил быстро не садиться прокурор.

«Послушайте, подсудимый вправе задавать вопрос. Как он его формулировал, по писанному, не по писанному – здесь нет никаких нарушений. Поэтому говорить, что он цитирует что-то…Здесь нет этого» - повторился судья, но в более расширенной редакции. Однако Валерий Лахтин продолжал упорствовать: «Решение Венского Арбитражного суда необходимо либо представлять…». Судья перебил прокурора уже резче: «Валерий Алексеевич, указанный документ не цитировался в суде. Лебедев задает вопрос, попросил свидетеля ответить на вопрос. Как он его сформулировал, это дело подсудимого». Валерий Лахтин сел.

Свидетель пояснил, что «когда подписывался договор о совместной деятельности он проходил проверку в нескольких инстанциях и все утверждали – договор нормальный, договор соответствует законодательству Российской Федерации».

Лебедев повел допрос дальше. «Вклад «Ист Петролеум» в Крапивинское месторождение в какой форме был внесен?» - «6 миллионов общий вклад и где-то около миллиона это нематериальные ценности, это проекты разработки, проектные документы». – «А кто же вносил ТЭО проекта разработки по Крапивинскому месторождению в Крапивинское месторождение в качестве вклада?» - «Ист Петролеум». – «Вот это вот ТЭО проекта разработки во сколько было оценено «Ист Петролеумом?» - «Я сейчас не помню цифру. Где-то больше миллиона». «А вы разиков в 6 не ошиблись случайно?» - поинтересовался Лебедев, напомнив, что цена иска, поданного «Ист Петролеум» в Венский Арбитраж, была ближе все-таки к его, Лебедева, оценке. «Я уверен, что это не так», - отвечал свидетель.

«Известно ли вам, что «Ист Петролеум» получило ТЭО проекта разработки по акту приема-передачи от компании «Санхейст Лимитед энд Компани»?» - задал вопрос Лебедев. Свидетель мало что об этом помнил. Лебедев продолжил: «Откуда вы знаете, какие расходы понесла компания «Санхейст», они вам сообщали эту информацию?» - «Конечно», - дал на редкость определенный ответ свидетель.

«Существовала ли в 95-97 годах в ВНК структуры, которые были способны самостоятельно готовить любое ТЭО по любым месторождениям Томской области и прилегающих областей?» - завершал свою часть допроса Дергунова Платон Лебедев.
«Наверняка было», - отвечал свидетель. «Вам известен «Томский научно-исследовательский проектный институт нефти»? Где он находится, не подскажете?»

«Этот вопрос совершенно не относится к предъявленному обвинению!» - вскочил Лахтин. «Там видно будет», - с места ответил прокурору адвокат Клювгант. Судья снял вопрос. Лебедев переспросил: «Институт входил в состав ВНК?» - «Да, входил». - «Какие проекты заказывала ВНК в институте?» - «Они выполняли различные проекты».

На этом Платон Лебедев от свидетеля отступился.

Свидетель достался адвокату Владимиру Краснову, который заметил, что первый допрос господина Дергунова длился в 2000 году 8 часов 15 минут. «Сам протокол допроса уместился на двух страничках, - выражал недоумение защитник. – Судя по протоколу, вам не предъявляли документы, которые могли потребовать какого-то времени на изучение. У Валентины Михайловны Ковалихиной на оглашение этого протокола ушло около пяти минут. Допустим вы говорите в 10 раз медленнее, чем Валентина Михайловна читает, по любому получается, что этот допрос больше часа продолжаться не должен. Скажите, пожалуйста, что вы делали 7 с лишним часов наедине со следователем?». «Я сейчас затрудняюсь сопоставить, сколько фактически длился допрос с тем, как он отражен в показаниях », - не вспомнил ничего интересного свидетель.

Второй допрос свидетеля тоже был продолжительным – пять с лишним часов. И по этому поводу свидетель даже получил от Владимира Краснова адвокатскую консультацию: «Больше четырех часов подряд допрашивать нельзя. Надо перерывы делать».

«Ваша честь, обстоятельства допросов не являются предметом исследования в данном судебном заседании! - как-то даже запоздало проявил себя прокурор Лахтин. – Я считаю такие вопросы некорректными и унижающими человеческое достоинство свидетеля! Каждый воспринимает и осмысливает вопросы в соответствии, так сказать, со своими индивидуальными способностями. Кроме того, это был допрос, а не просто беседа. Прошу снять эти вопросы! Эти вопросы абсолютно не относятся к предъявленному обвинению!» Публично усомнившись в «индивидуальных способностях» свидетеля во время защиты его «человеческого достоинства», прокурор Лахтин сел.

Судья позволил защитнику продолжать. Подробностей своего второго допроса свидетель тоже не помнил, сказал только, что рассказывал следователю об «общем положении». Адвокат спросил, не смутило ли свидетеля то, что разговор об общей ситуации не попал протокол. В беседу вновь вмешался негодующий Валерий Лахтин. Его опять усадили.

«То есть замечаний мне нет?» - поинтересовался адвокат у судьи. «В порядке любезности – могу», - пошутил Виктор Данилкин. Продолжили. Третий протокол вопросов у защитника не вызвал (полутора часам разговора правдоподобно соответствовали три странички текста).

Адвокат вернул свидетеля к вопросу о мене акций и, напомнив, что у ВНК в то время была управляющая организация «Роспром», спросил: «Вам ничего не известно о решении исполнительного органа в лице «Роспрома» о проведении сделок мены акций и предварительной оценки эквивалентности обмена?». Свидетель не помнил. Общий вопрос, касающийся полномочий исполнительного органа принимать решение о мене акций, судья снял. Адвокат спросил конкретнее – были ли соответствующие права у «Роспрома». «Я не помню условий договора по управлению между ВНК и «Роспромом»», - заявил свидетель.

Защитник поинтересовался, уверен ли свидетель в том, что одобрение сделки после ее совершения противоречит закону (так было со сделкой мены акций). «Это мое понимание», - отметил свидетель, пояснив, что такое понимание у него от юристов. Тогда адвокат Краснов напомнил свидетелю о постановлении Пленума Верховного Суда и Пленума Высшего Арбитражного суда от 2 апреля 1997 года. «Сделки, прошедшие последующее одобрение полномочными органами, приобретают законную силу», - подчеркнул адвокат (кстати сказать, «понимание» свидетеля полностью соответствует сегодняшним требованиям закона, но десять лет назад последующее одобрение сделок было абсолютно легитимно. - ПЦ).

После перерыва защитник Владимир Краснов попросил свидетеля вернуться к заседанию совета директоров «Томскнефти», будучи участником которого он воздержался от голосования по вопросу о мене акций, хотя в своих показаниях заявил, что «был в принципе со сделкой не согласен». Свидетель объяснения своим действиям не нашел, и даже заявил, что «по его мнению, он голосовал против», хотя заверенная Генпрокуратурой копия протокола заседания свидетельствовала об обратном. Касаясь высказывания Дергунова о том, что имея большинство в совете директоров, структуры ЮКОС-Роспром «действовали в своих интересах» адвокат поинтересовался, действительно ли он считает, что мажоритарный акционер не имел на это права, и не следовало бы ему действовать в интересах «Ист Петролеум»? «Имел», - согласился свидетель. Он также признал, что на представителей других акционеров давления не оказывалось, и они имели возможность свободно высказываться по любому вопросу.

Свидетеля спросили, почему несмотря на огромную задолженность «Томскнефти» в федеральный бюджет «Ист Петролеум» добивался выплаты дивидендов по итогам 1998 года и противился направлению этих средств на развитие производства. «Я не знал, что это на развитие производства», - отпирался свидетель. С шумом поднялся прокурор Лахтин: «Ваша честь, эти вопросы направлены на затягивание процесса».

«Хорошо, тогда зайдем с другого конца», - произнес Владимир Краснов. Свидетеля спросили о его должностных обязанностях в московском филиале «Ист Петролеум». Обрадовавшись легкому вопросу, Дергунов рассказал, что курировал весь блок финансово-хозяйственной деятельности компании Евгения Рыбина в России. «Замечательно! – одобрил прояснение памяти свидетеля защитник. - А вы можете вспомнить, какие конкретно формы противодействия новому собственнику предприятия обсуждались на ваших производственных совещаниях?». Свидетель замялся: «Законные формы». Ему продемонстрировали договор под названием «Выведение «Томскнефти» из-под контроля Ходорковского». Его целью являлась «продажа арестованного пакета акций одному из участников соглашения», а исполнителем – «Ист Петролеум». Свидетель изобразил искреннее удивление. «Я не понимаю, кто этот документ родил, и откуда он взялся», - зачастил он. «А вы почитайте внимательно, про финансирование выборов и так далее», - поощрял Дергунова адвокат. «Нечего там читать, свидетель уже сказал, что впервые видит этот документ. С таким же успехом его можно спрашивать про трудовую книжку Лебедева», - протестовал Лахтин.

Судья попросил защитника пояснить, какое отношение к документу имеет данный конкретный свидетель. «Ваша честь, так ведь он только что сказал, что курировал в России весь комплекс вопросов компании, документ на русском языке, исполнение его предполагалось в России», - не уступал Краснов. Он поинтересовался, известен ли свидетелю термин «рейдерство». «Впервые слышу», - решительно заявил Дергунов. Защитник переформулировал вопрос: «В рамках предыдущего заседания вас спрашивали, считаете ли вы угрозу ареста акций «Томскнефти» реальной угрозой и достаточным основанием для совершения сделки мены. Вы ответили отрицательно. В свете лежащего перед вами документа ваша точка зрения меняется?» «Не могу ответить на этот вопрос», - пробормотал свидетель.

К микрофону двинулся Лебедев. Он поинтересовался у свидетеля, когда и при каких обстоятельствах он продал принадлежавшие ему лично акции «Томскнефти» и ВНК. «Точно не помню, в 2000 году, а может в 1999 или в 1998», - путался Дергунов. «А когда вы ушли из Ист Петролеум?». Ответ столь же неопределенный: «Ушел в 2000 или 2002 году». Отчаявшись вытрясти из свидетеля хоть что-либо внятное, Лебедев перешел к уточнению уже полученных от Дергунова показаний: «Вам показали генсоглашение и договор с обязательствами по подготовке нефти. Так прошла таки нефть подготовку?» «В конечном итоге прошла», - после некоторых препирательств согласился свидетель.

«Можно в дополнение вопрос?» - неожиданно вклинился в допрос прокурор Лахтин. Но председательствующий предложил гособвинителю присесть и дождаться своей очереди.

«А вы можете вспомнить, я участвовал в совете директоров «Томскнефти» или собрании акционеров ВНК?» - вернулся к свидетелю прерванный на полуслове Лебедев. Дергунов было снова замешкался, но затем неожиданно вспомнил, что видел Лебедева один-единственный раз в 1998 году на встрече в Колпачном переулке в Москве, куда сам он приходил вместе с Рыбиным, чтобы обсудить пути возможного урегулирования конфликта «Ист Петролеум» с ЮКОСом. Впрочем, дальше воспоминания участников переговоров решительно разошлись. Лебедев подробно изложил свидетелю, что говорил в тот день – в частности он требовал от Рыбина предоставить доказательства инвестирования средств в «Томскнефть» и предлагал подумать об обмене доли «Ист Петролеум» на акции ЮКОСа. Но свидетель только пожимал плечами: «На переговорах с ЮКОСом никогда никакой конкретики не было. Так, упреки одни, причем голословные. Все доказательства вложений мы предоставили, разве что материалы могли потеряться. А акциями я не занимался - это дело материнской компании».

Слово дали изнывающему Лахтину. «Знал ли свидетель, что с начала 1998 г. часть экспортной нефти «Томскнефти» по трансфертным ценам передавалась компании South Рetrol Limited, подконтрольной Ходорковскому?» - изрек он. «Мне этого не предъявляли!» - возмутился из «аквариума» Ходорковский. Свидетель затруднился с ответом. Лахтин отчеканил следующий вопрос: «Повлияла ли технология добычи и технический состав нефти на то, что нефть оказалась в распоряжении South Petrol? Вам понятен вопрос?». Дергунову, в отличие от всех остальных, вопрос был понятен, но конкретного ответа так и не получилось. «Могли ли вы противостоять тому, что часть прибыли «Томскнефти» направлялась на погашение задолженности банка «Менатеп»?» - задал еще один свой вопрос прокурор. «Как мы могли? У них 9 человек из 12 было в совете директоров», - порадовал прокурора свидетель.

Перейдя к новой теме, Лахтин попросил уточнить, «могли ли люди, участвующие с вами в переговорах по поводу «Ист Петролеум», самостоятельно принимать решения, или они ссылались на кого-то, на Ходорковского например?» «Да-да, ссылались, на Ходорковского, в частной беседе его фамилия звучала», - не без нажима «вспомнил» свидетель.

К допросу подключился Ходорковский. Он поинтересовался у Дергунова происхождением средств, якобы инвестированных «Ист Петролеум» в «Томскнефть». «Средства, мне кажется, были заемные», - заявил свидетель. «Подо что вам выдали такой кредит? Ведь компания совсем молодая была, а уставной капитал ничтожный» - наседал подсудимый. Однако к концу заседания свидетель окончательно отказался от развернутых ответов. Так что участникам процесса не оставалось ничего другого, как отпустить его со свидетельской трибуны. По заверениям судьи, сегодня процессу исполнился 101 день.

В среду слушания начнутся в 10:30.