В четверг Валерий Лахтин сделал вид, что допросил Платона Лебедева. Почти весь день прокурор разговаривал о событиях, срок давности по которым уже истек. Ни одного вопроса о хищении нефти так и не было задано, зато гособвинителя живо интересовали размеры помещения, где Лебедев проводил переговоры. Под занавес заседания Платон Лебедев предложил пригласить к заработавшемуся оппоненту санитаров.

Приватизация - тоже тема

Сегодня прокуроры начали допрос Платона Лебедева. За дело взялся Валерий Лахтин, запросивший у судьи несколько томов.

В 39 томе Лахтин снова обратил внимание на служебную записку заместителя начальника инвестиционного управления Горбоносовой своему начальнику Голубовичу. На документе стояла виза Платона Лебедева (во время своих показаний Лебедев подробно комментировал и саму служебную записку, и свою визу). «У меня вопрос общего плана. Может ли подсудимый Лебедев объяснить смысл резолюции, которая там отражена в верхней части документа?» - вызывал Лебедева на повторы гособвинитель. Платон Лебедев, постучав по микрофону, сообщил: «Я подтверждаю свои ранее данные показания. На дополнительный вопрос я поясняю следующее. Во-первых, мне известно, что в заведомо ложном обвинительном заключении эта фраза изложена так: «согласен, что нужно завуалировать (!) и документировать все»! (на самом деле Лебедев в своей визе написал, что «надо калькулировать (!) и документировать все». – ПЦ).

«Теперь собственно по вопросу, - продолжил Лебедев. - Из данного документа следует, что инвестиционное управления Банка МЕНАТЕП, которое непосредственно занималось организацией финансирования сделок, связанных с участием компании в различных инвестиционных конкурсах в ходе приватизации, отслеживало все риски Банка МЕНАТЕП, которые возникали в ходе финансирования такого рода сделок. Естественно, сотрудники инвестиционного управления по-разному реагировали и оценивали ситуацию вокруг конкретных инвестиционных конкурсов и залоговых аукционов. Вот эта записка Горбоносовой от 19 февраля 96 года и связана с ее личным мнением о том, какие возможные риски могли возникнуть у Банка МЕНАТЕП в связи с участием ЗАО «Лагуна» в инвестиционном конкурсе и залоговом аукционе по акциям ЮКОСа. Напомню, что к тому моменту, а именно 8 декабря 1995 года «Лагуна» выиграла инвестиционный конкурс и залоговый аукцион одновременно. В рамках инвестиционного конкурса «Лагуна» купила у Российской Федерации пакет акций ЮКОСа в 33 процента. «Лагуна» приняла на себя еще и инвестиционные обязательства (более 150 млн долларов инвестировать в НК ЮКОС). Плюс компания «Лагуна» заплатила Госкомимуществу и РФФИ несколько миллиардов рублей, это так называемая комиссия в размере полпроцента каждому от объема инвестиционных обязательств. Эти документы есть в 48 томе.

Залоговый аукцион – это несколько иная вещь. Это финансирование бюджета Российской Федерации. Напомню, стартовые условия были в 150 млн долларов кредита под залог 45 процентов акций ЮКОСа. «Лагуна» выиграла залоговый аукцион, предоставив 159 млн долларов кредита. Таким образом, Ваша честь, в феврале 96 года Банк МЕНАТЕП и компания «Лагуна» профинансировали более 150 долларов займа, плюс «Лагуна» приняла на себя инвестиционные обязательства более 200 млн долларов. Гарантом выполнения этих обязательств для Российской Федерации был Банк МЕНАТЕП, который и финансировал сделку. Таким образом, на февраль 1996 года собственником 45-процентного пакета была Российская Федерация, а акции НК ЮКОС находились в залоге у Банка МЕНАТЕП. Если бы государство в течение года не рассчитывалось по займу, предоставленному по залоговому аукциону, Банк МЕНАТЕП как залогодержатель имел право 1 сентября 96 года продать эти акции на рынке, исходя из условия, что сумма полученных денежных средств за реализацию этого пакета должна была покрывать как минимум (!) стоимость займа плюс проценты. Поскольку бюджет Российской Федерации не рассчитался по своим обязательствам, Банк МЕНАТЕП на торгах продал этот пакет. Данный пакет купила компания «Монблан». Сумма денежных средств, поступившая от «Монблана» покрыла риски Банка МЕНАТЕП и компании «Лагуна» по залоговому аукциону. Таким образом, в конце 96 года Российская Федерация перестала быть владельцем 45-процентного пакета, а владельцем этого пакета стала компания «Монблан».

Напоминаю, что этот 45-процентный пакет к этому моменту превратился в 33,3 процента, так как летом 96 года состоялась дополнительная эмиссия акций ЮКОСа (а первоначально предлагаемый государством пакет в 78 процентов превратился в 56-57 процентов).

Теперь о феврале 96 года. Тогда бюджетное законодательство существенным образом отличалось от нынешнего бюджетного законодательства (у нас тогда еще не было Бюджетного кодекса, были только основы бюджетного законодательства). Риски возникали в двух моментах. Один момент инициации рисков это проигравшие конкуренты, разными путями пытались опорочить проведение залогового аукциона и инвестиционного конкурса в декабре 95 года. Второй вопрос был связан с тем, что в бюджете 96 года отсутствовали средства для погашения обязательств Российской Федерации по ВСЕМ проведенным залоговым аукционам (не только по ЮКОСу).

В 96 год Российская Федерация входила с огромным дефицитом бюджета. Вместе с тем в начале 96 года  - я осторожно выражусь - возня вокруг залоговых аукционов и инвестиционных конкурсов продолжалась, на это среагировала госпожа Горбоносова и написала служебную записку господину Голубовичу, своему начальнику. Алексей Дмитриевич приходил ко мне с этой запиской посоветоваться и услышать мое мнение, оно в этой записке изложено. Смысл этой записки я уже позавчера суду объяснил – это попробовать найти иностранную или российскую страховую компанию, которая такого рода риски возьмет на себя. Отмечу, что госпожа Горбоносова о вопросах страхового бизнеса имеет весьма смутное представление. Наверное, к тому моменту она просто не знала, что страховые компании такого рода рисками не занимаются.

В связи с этим я посоветовал Алексею Дмитриевичу Голубовичу и согласился с тем, что и предлагала Нина Владимировна Горбоносова. Вот в пункте 2, - кусок текста высветился на стене, - она написала: «Эти расходы (затраты), связанные с залогом 45 процентов акций ЮКОСа, нужно калькулировать и документировать». Я с этим согласился и написал: «Согласен, нужно калькулировать и документировать все»! – Смирнов что-то сказал Лахтину, тот, все это время особо не слушавший Лебедева, а что-то печатавший в своем компьютере, что-то ответно буркнул, - А с чем я, естественно, не согласился? С тем, чтобы тратить время на ерунду, общаясь со страховыми компаниями по вопросу, где отсутствует сам предмет. Я им объяснил, что все калькулировать и документировать надо, чтобы это были аргументы для российского суда, «самого гуманного в мире». А не для страховых организаций!

Напоминаю, Ваша честь, в феврале 96 года я еще входил в правление Банка МЕНАТЕП. Тема простая, элементарная, вообще не имеет никакого отношения к нашему сфабрикованному делу. Сам предмет и сам вопрос. С другой стороны, он хорошо демонстрирует то, как даже из этих пустышек 96 года наши оппоненты умудрились попробовать составить лживое утверждение о том, что я просил Голубовича «все завуалировать»!

И чтобы завершить этот вопрос. Мне известно, что все, что касается залогового аукциона и инвестиционного конкурса действительно по сегодняшний день. Этого никто никогда не оспаривал. В итоге компания «Лагуна» и выкупила акции у Российской Федерации, и осуществила свои инвестиционные обязательства. И самое главное. В 96 году «Лагуна» уже с банком МЕНАТЕП рассчиталась. Это следующий момент, с которым почему-то, не имея никаких доказательств, не согласился Каримов. Они вместе со следователем Михайловым рассказывали в том числе и аудитору из «ПрайсвотерхаусКуперс», что «Лагуна» не рассчиталась по своим обязательствам перед Банком МЕНАТЕП. Это ложь! Все документы, которые содержатся в деле, прямо это опровергают».

За гособвинителем проверяют по буквам

В том же томе Лахтин попросил Лебедева посмотреть листы 55-58. «Это обращение начальника инвестиционного управления Банка МЕНАТЕП Голубовича к заместителю председателю правления банка Лебедеву о визировании двух вариантов проектов договоров <о перепродаже пакета акций ЮКОСа>», - говорил Лахтин. – «Я на этот вопрос фактически отвечал…» - посмотрел документ Лебедев. «И подтвердили свою визу!» - вставил прокурор. – «Фактически, мне здесь нечего добавить. Я завизировал эти договоры, Ваша честь. Это как раз те два договора, которые прямо опровергают заведомо ложные утверждения Каримова и его соучастников о том, что компания «Лагуна» не рассчиталась с Банком МЕНАТЕП. Суть этих двух договоров в том, что компания «Лагуна» продает акции ЮКОСа, которые она купила в декабре 95 года. А господину Голубовичу здесь моя пометочка: «Прошу на будущее, визы тех, кто за это отвечает плюс юристы, или утвердить эту форму как стандартную (типовую)».

Напоминаю, что акции приватизируемых предприятий выпускались в бездокументарной форме. Это не были собственно ценные бумаги в натуре. Это были обязательственные права. Плюс мы еще в 93 году приняли решение эмитировать акции банка МЕНАТЕП в бездокументарной форме. Поскольку такого рода эмиссия лишала возможности различного рода жуликов и мошенников похищать непосредственно ценные бумаги. Таким образом, украсть акции Банка МЕНАТЕП было невозможно – их не существовало», - сказал Лебедев и напомнил, что специалисты Банка МЕНАТЕП активно контактировали с разработчиками законопроектов о рынке ценных бумаг и делились с ними тем, что было «накоплено бизнесом на своей шкуре».

«Я, Ваша честь, только не знаю, что произошло дальше, мне Алексей Дмитриевич не рассказывал», - закончил рассказ о двух проектах договоров Платон Лебедев.

«Вы не помните, кто являлся генеральным директором «Лагуны»?» - решил спрашивать дальше Лахтин. «Поскольку Захаров давал показания здесь в суде (и из документов), я теперь точно знаю, что он был гендиректором «Лагуны». Но на тот момент я вряд ли это знал. Для меня это было непринципиально», - отвечал Лебедев. – «А владельцем акций «Лагуны» кто являлся?» - «Надо посмотреть в материалах дела». – «А почему именно этому обществу были выданы кредиты Банком МЕНАТЕП?» - как-то все не начинал разговор про хищение нефти Валерий Лахтин. – «ЗАО «Лагуна» стало победителем инвестиционного конкурса и залогового аукциона. Именно поэтому обществу были выданы кредиты», - раздельно произнес Лебедев. «Если следовать тексту обвинительного заключения, здесь упоминается о том, что ЗАО «Лагуна» реализовала акции ЮКОСа обществам «Тонус» и «Астрата». Почему именно этим компаниям были реализованы акции?» - «Вы обманываете сейчас суд. Никакой «Астраты» даже в обвинении нет. Почитайте внимательно, как это называется (компания называлась «Астарта». – ПЦ). ««Астарта», - проговорил полным недоумения голосом правильное название Валерий Лахтин. – Я скорректировал свой вопрос». - «Я полагаю, <акции ЮКОСа были реализованы> этим компаниям, потому что у них были деньги на покупку. Ваша честь, мне известно, что на фондовом рынке некоторые участники совершают сделки – покупают и продают акции. Как правило, интерес покупателя связан в том числе и с тем, что у него есть для этого деньги. А интерес покупателя, как правило, связан с тем, что у него в тот момент есть потребность в деньгах, а не в акциях. Иногда мне также известно, что в результате таких операций покупатели и продавцы иногда зарабатывают, иногда теряют. Как повезет, - был серьезен Лебедев. – Могу предположить, что у «Тонуса» и «Астарты» была возможность эти акции купить. И из материалов дела следует, что они это сделали. Я рад вопросу. Сюда надо будет следователей Михайлова и Каримова вызвать, чтобы спросить, как же они так обманывали господина Миллера (Даг Миллер, аудитор «ПрайсвотерхаусКуперс». – ПЦ), имея эти документы в материалах дела.

Хочу подчеркнуть, что и в Банке МЕНАТЕП, и в ЮКОСе существовала система стандартов и регламентов, в соответствии с которыми осуществлялась процедура реализации различного рода сделок, связанных с рисками для Банка МЕНАТЕП. Любая сделка, которая заключалась Банком МЕНАТЕП проходила процедуру согласования, без которой специальное подразделение Банка МЕНАТЕП, отвечающее за риски, не выпускало эти договоры. Таким образом, все сделки согласовывались уполномоченными на то лицами, которые и несли ответственность, в том числе и перед советом директоров, и акционерами. В январе 96 года я лично был <миноритарным> акционером Банка МЕНАТЕП. И как акционер я следил, чтобы у Банка МЕНАТЕП рисков было меньше»

«Кто являлся генеральными директорами, учредителя компаний «Астарта» и «Тонус»?» - продолжал прокурор копать там, где нефти заведомо не было. Лебедев прочел фамилии гендиректоров из договоров. «Я полагаю, мой оппонент не понимает, что я сделал. Я не согласовывал эти договоры. Это договоры между клиентами Банка МЕНАТЕП», - объяснил Лебедев.

«Ну вы же визу поставили! Значит этот документ был вам интересен, вы его анализировали…» - размышлял Лахтин. Лебедев усмехнулся и пояснил, что речь идет о перепродаже пакета акций ЮКОСа, заложенных в Банке МЕНАТЕП: «Естественно, я ставлю свою визу, потому что я представляю интересы залогодержателя и должен знать, на каких условиях этот пакет акций от фирмы «икс» переходит фирме «игрек». Более того, за все остальные процедуры отвечает начальник инвестиционного управления Голубович Алексей Дмитриевич. Мы ему за это платили деньги.

Поясню. Я не знаю, как в других учреждениях, но в Банке МЕНАТЕП существовал орган управления банком, которое называлось правлением. Было принято вопросы существенных рисков для Банка МЕНАТЕП согласовывать между членами правления. Я свою функцию как заместитель председателя правления в январе 96 года выполнил: я согласился с тем, что предложил Алексей Дмитриевич, и это завизировал. Это документ из портфеля Голубовича. Поэтому, думаю, Алексей Дмитриевич отрицать не будет, что именно так я и сделал.

Теперь о том, кто был учредителями. Вот это проверять не входило в мои обязанности, думаю, не входило даже и в обязанности Алексея Дмитриевича. На каждого клиента банка существует так называемой досье, там вся история клиента с момента его учреждения. Более того, если бы я даже знал учредителей этих обществ, вряд ли бы я через 15 лет их вспомнил». «То же касается и владельцев акций этих обществ?» - бросил следующий вопрос Лахтин и опять вернулся в компьютер. – «Ответ такой же и про владельцев».

Лахтин: «Я пользуюсь пробелами в законодательстве»

«А Банк МЕНАТЕП когда-либо выплачивал какие-либо дивиденды?» - «Конечно». – «Вы сказали, что в 95 году доход банка составил около 1 млрд долларов…» - «Банк МЕНАТЕП, начиная с 91 года, регулярно выплачивал дивиденды своим акционерам!» - «Начнем с 95 года. В стоимостном отношении это сколько?» - любопытствовал Лахтин. –

«Валерий Алексеевич, какое отношение это имеет к предъявленному обвинению?!» - не выдержал судья. – «Это имеет отношение к формированию будущих вопросов, которые имеют отношения к обстоятельствам, подлежащим доказыванию. Без ответы на эти вопросы, я не смогу задать следующие. Я вопросы задаю в контексте…» - защитил свои будущие вопросы гособвинитель.

«Я правильно понимаю, что он поддержал мое ходатайство о приобщении к материалам сфабрикованного дела отчетности Банка МЕНАТЕП?» - предположил Лебедев. Зал рассмеялся. – «Неет! Следите за тональностью вопроса и его содержанием! – смешил зал Лахтин. - Я ни одного лишнего слова не говорю! Сколько было выплачено дивидендов?!» – «Кому?» – уточнил Лебедев. - «И кому?» - тут же поддержал идею Лахтин. Зал смеялся. Лебедев еще раз подчеркнул, что банк ежегодно с 91 по 98 годы выплачивал дивиденды, сотни миллионов долларов (дивиденды получала и Российская Федерация, и сам Платон Лебедев как физическое лицо). «Эти сотни миллионов долларов вам выплачивались?» - уже заранее возмущался прокурор. – «В этих сотнях миллионов долларов есть и моя скромная часть дивидендов», - отвечал Лебедев. – «Компаниям, которые принадлежали вам и Ходорковскому, выплачивались дивиденды? И сколько выплачивалось в суммарном отношении?» - «В этом вопросе есть какой-то тайный смысл…» - предположил Лебедев. - «Естественно! Поэтому я и задаю вопросы!» - гордился Лахтин, вызывая смех в зале. «…о каких компаниях, мне принадлежащих, он говорит применительно к Банку МЕНАТЕП? – доформулировал свое недоумение Платон Лебедев. По просьбе судьи Лахтин уточнил вопрос. Лебедев предложил разбить прокурорский вопрос на две части. Лахтин не отказался и от этой подсказки.

«Официально заявляю, что до января 96 года мне не принадлежала ни одна российская и иностранная компании. Это ложь. Она опровергается всеми доказательствами, которые лежат в материалах сфабрикованного дела. И наоборот, не существует ни одного доказательства, это мое утверждение опровергающее». – «А что касается компаний, принадлежащих подсудимого Ходорковского, ему какие-либо компании принадлежали?» - не стихал Лахтин. Платон Лебедев взял под локоть Михаила Ходорковского и потащил его к микрофону под общий смех. «Если прерывают допрос Платона Леонидовича и начинают мой, я буду готов отвечать!» - смеялся Михаил Ходорковский. А Лебедев заметил: «В УПК не предусмотрено процедуры использования меня в качестве суфлера для передачи такого рода вопросов Михаилу Борисовичу Ходорковскому!» – «И не запрещено. Я пользуюсь пробелами в законодательстве!» - дал признательные показания Лахтин.

Судья покраснел от смеха, смеялись все остальные. Лебедев же решил, что фраза гособвинителя Лахтина достойна не только всеобщего веселья, но и комментария по существу: «Прокурору в процессе разрешено делать только то, что прямо предусмотрено законом. Прокуроры НЕ имеют права пользоваться пробелами в законодательстве! А такого рода толкование является дополнительным основанием для увеличения объемов предъявленных обвинений Каримову и вам как соучастнику огромного количества преступлений, совершенных против правосудия».

Гособвинитель не хочет быть соучастником

Затем Лебедев все-таки ответил на вопрос о Ходорковском: «Мне известно, что Михаил Борисович Ходорковский имел отношение ко многим компаниям, в том числе к Банку МЕНАТЕП. И я уже давал об этом свои показания. Я могу аккуратно, без ошибок прочитать свои показания на эту тему». Судья уточнил у прокурора, надо ли зачитать данные ранее показания Платона Лебедева. Лахтин заявил, что в этом нет необходимости, если Лебедев подтверждает свои показания, его это устраивает. «А! Тогда сразу! Я ВСЕ свои показания, данные суду до сегодняшней минуты, подтверждаю полностью, и даже все те показания, которые находятся в материалах сфабрикованного дела!» - «Я прошу Лебедева скорректировать… Чтобы он не упоминал слово «соучастники», поскольку я никогда в жизни не привлекался к уголовной ответственности!» - отчитался о проделанной жизни Валерий Лахтин, неся 34 том к «аквариуму». – «Это вас ждет, не волнуйтесь!» - ободрил прокурора Лебедев. Зал рассмеялся. – «Тихо-тихо!» - волновался судья. – «Мне неприятно это слово слышать…» - признавался ранимый прокурор. – «Привыкай!» - смеялась публика в зале. Пристав встал со стула и грозно оглядывал зал.

Лахтин между тем снова продолжил спрашивать по 96 году. Судья заметил, что прокурор уже целый час занимается вопросами, не относящимися к делу. Тот пообещал закруглиться.

«Следует ли из этого документа, что владельцем более 90 процентов акций ЮКОСа является Банк МЕНАТЕП?» - спрашивал Лахтин. «Хороший вопрос! – реагировал Лебедев. – А где здесь, написано, что у Банка МЕНАТЕП 90 процентов? Я этого здесь не вижу. В любой строчке такого вот вашего ложного утверждения я не вижу. Напоминаю, что все российские банки, имеющие уполномоченный депозитарий дл своих клиентов, в реестре указаны номинальными держателями акций. А в соответствующем реестре банка записано, чьи пакеты он держит. Но не у реестродержателя. Потому что для реестродержателя одна только запись – Банк МЕНАТЕП. Поясню. Когда мы рассматриваем тему ВНК, то в реестре «Томскнефти» 38 процентов акций были записаны за «Дойче Банком». Он не акционер, но он выполняет техническую функцию номинального держателя акций для своих клиентов. Такая процедура у нас появилась в конце 94- в начале 95 года, когда у нас стала распространяться мировая практика: услуги номинального держателя для своих клиентов оказывает банк».

Лебедев посмотрел цифры в документе, из которых следовало, что в указанный момент в собственности Российской Федерации находилось 33,3 процента акций ЮКОСа. «Как имея перед глазами этот документ, можно задавать – извините, Ваша честь, - идиотский вопрос, следует ли из этого документа, что у Банка МЕНАТЕП акции более 90 процентов?! Если из данного документа следует, что только у Российской Федерации более 33 процентов акций. Что здесь уроки арифметики проводить?!»
«А что вам известно, как были выкуплены акции ЮКОСа компаниями Группы МЕНАТЕП у Банка МЕНАТЕП?» - «Компании Группы МЕНАТЕП никогда не выкупали акции у Банка МЕНАТЕП! Поэтому мне об этом ничего не известно! – говорил Лебедев. – Мне достоверно известно, что такого никогда не было!» – «И какая сумма денежных средств вошла в конкурсную массу Банка МЕНАТЕП от продажи акций ЮКОСа?» - скороговоркой зачитал вопрос Лахтин. – «Ваша честь! По-моему, он даже не понял, что он спросил!» - отметил Лебедев. Лахтин тут же предложил вернуться к этому вопросу позднее. Но судья снял вопрос.

«Перейдем к компании «Халлей Энтерпрайзис Лимитед»…она была зарегистрирована на Кипре если помните…на какие средства эта компания приобрела более 70 процентов акций ЮКОСа?» - перекинулся Лахтин на другую тему. «На средства структур Группы МЕНАТЕП». В основном <на средства> компании «МЕНАТЕП Лимитед», - отвечал Лебедев.

Повисла пауза. Потом родился следующий вопрос. «На какие средства, соответственно, компания Групп МЕНАТЕП, ее дочерние компании «Халлей Энтерпрайзис Лимитед», «ЮКОС Юниверсал Лимитед» приобрели акции ЮКОСа?» - «Ответ тот же самый. Но Групп МЕНАТЕП Лимитед НИКОГДА не приобретала акции ЮКОСа! Ваша честь, если они читали мои показания…» - «Я по тексту обвинительного заключения! Проверяю соответствие…» - занимался какой-то неблагодарной работой Валерий Лахтин.– «Прекрасно! Тогда я отмечаю, что в тексте обвинительного заключения содержится заведомо ложное утверждение, - говорил Лебедев. – Я уже объяснил, что Групп МЕНАТЕП Лимитед это классическая международная инвестиционная холдинговая компания, которой принадлежат пакеты исключительно стопроцентных «дочек». Все. Больше эта материнская компания ничем не занималась. Она получала только дивиденды от своих 100-процентных дочерних предприятий. Акции ЮКОСа компаниями «ЮКОС Юниверсал Лимитед», «Халлей Энтерпрайзис Лимитед» были приобретены ими как на собственные средства, так и на средства, так и на средства, предоставленные «МЕНАТЕП Лимитед» А все эти структуры входят в состав Групп МЕНАТЕП Лимитед».

Лебедев: «Ничего к уже сказанному добавить не желаю. Все было разжевано!»

Решив, судя по всему, промахиваться до последнего, Валерий Лахтин задал новый вопрос: «Касаясь банкротства Банка МЕНАТЕП…почему акции ЮКОСа, приобретенные на средства Банка МЕНАТЕП компаниями «Лагуна», «Круиз», «Вагант», «Махаон», не вошли в конкурсную массу при банкротстве Банка МЕНАТЕП?» - «У Банка МЕНАТЕП никогда не было акций ЮКОСа. Поэтому они и не могли попасть в конкурсную массу. Туда попадает только имущество, принадлежащее банкроту.

Теперь я поясню, что могло туда попасть. Остановлюсь на одном прецеденте. Это сделка с тем же банком «Вест Мерчант». Классическая сделка РЕПО, получение денег Банком МЕНАТЕП под залог акций ЮКОСа.

Есть два существенных момента, которые не поняли или сфальсифицировали наши оппоненты. В 97-98 годах для сделки по установлению контроля над ВНК компания ЮКОС привлекла ресурсы из двух источников. 500 млн долларов в счет 800-миллионный кредитной линии предоставил синдикат из трех банков - «Креди Леоне» «Мерил Линч» и «Голден Сакс». Этим занимался я непосредственно. И вторая сумма, порядка 300 млн долларов, которые для ЮКОСа и для его контрагентов на рынке получал Банк МЕНАТЕП. Основная сумма из этих 300 млн долларов была получена банком МЕНАТЕП по сделкам РЕПО следующим образом. Структуры Групп МЕНАТЕП Лимитед дали Банку МЕНАТЕП акции ЮКОСа, Банк МЕНАТЕП эти акции ЮКОСа по сделке РЕПО заложил иностранным банкам и получил от них сумму более 260 млн долларов. Основные контрагенты – это «Голден Сакс», у которого потом эту сделку в начале 98 года выкупил «Стандарт Банк» (небольшой пакет), два больших пакета по 13 и 15 процентов это «Дайва» (инвестиционно-торговый банк в Лондоне) и «Вест Мерчант Банк». И порядка 2 процентов Евробанк. Если сложить вместе эти 500 и 300 млн долларов, это то, что получила Российская Федерации в свой бюджет в 97 году, продав почти контрольный пакет акций ВНК (выставлялся контрольный пакет, было реализовано на конкурсе 48 процентов, из которых около 45 процентов купили структуры в интересах ЮКОСа). Параллельно для ЮКОСа на рынке у иных владельцев в этот же период было куплено порядка 9 процентов.

Займы в 500 млн, 300 млн были сделаны в интересах НК ЮКОС в обмен на контрольный пакет акций ВНК. По займу у синдиката в 500 млн долларов ЮКОС рассчитался в конце 2000- начале 2001 года полностью. Досрочно. В течение 97-99 годов я лично непосредственно участвовал в переговорах с членами этого синдиката. О том, что этот займ ЮКОСом был погашен, указано в отчетности. Что касается этих указанных банков – Ваша честь, я уже кратко объяснил эту ситуацию, в итоге все эти акции вернулись в Группу МЕНАТЕП, то есть туда, откуда они и были выданы. Как именно – подробно изложено в материалах дела. Но с точки зрения процедуры банкротства есть один нюанс. Сделки РЕПО относятся к так называемой третьей очереди. Их всего пять. Третья очередь – это значит перед бюджетом. Это было связано с тем, чтобы защитить интересы кредиторов и банкрота, поскольку в качестве полученного кредита банкрот ранее предоставлял обеспечение.

Если совсем кратко. Банку МЕНАТЕП не принадлежали акции ЮКОСа, поэтому они и не могли оказать в конкурсной массе. Денежные средства от реализации акций ЮКОСа в ходе конкурсного производства, в части тех пакетов акций, которые принадлежали иностранным кредиторам Банка МЕНАТЕП, могли бы оказаться в конкурсной массе, если бы российские арбитражные суды, сопровождавшие процедуру банкротства, соблюдали бы законы Российской Федерации о банкротстве кредитных организаций. Ну а все права требования к банку МЕНАТЕП я в итоге выкупил. Их список в материалах дела есть», - завершил свой развернутый ответ Платон Лебедев.

«Следующий вопрос!» - торопил прокурора судья. – «Можете что-то пояснить или добавить к сказанному уже о том, как вы стали акционером Груп МЕНАТЕП Лимитед?» - спрашивал Лахтин. – «Ничего к уже сказанному добавить не желаю. Все было разжевано!» - отвечал Лебедев. – «Понятно. И вот по поводу приобретения акций Групп МЕНАТЕП.. за 660 долларов… поясните!» Лебедев попросил адвокатов показать на стене зала свои показания. «А можно узнать, какой лист сейчас высвечивается на экране?» - волнуясь, пытался перебить говорящего Лебедева Лахтин. – «Это показания, который давал Платон Лебедев!» - ответил за подсудимого судья. Лахтин замолчал и снова начал что-то изучать в своих записях.

Лебедев же стал цитировать свои показания от 23 августа: «В сентябре 1997 года мы обратились к иностранной аудиторско-консалтинговой компании «Chrysanthou & Christoforou», с которой я до этого имел деловые отношения, купить и продать нам зарегистрированную на Гибралтаре частную международную компанию, отвечающую нашим целям, что и было ими сделано. Кипрская компания «Chrysanthou & Christoforou» купила для нас действующую компанию «Flaymon Limited» зарегистрированную на Гибралтаре 5 сентября 1997 года (регистрационный №62541).

После этого мы, в т.ч. я, Лебедев П. Л., и Ходорковский М.Б., обратились в соответствии с Законом РФ «О валютном регулировании и валютном контроле» в Центральный Банк Российской Федерации, поскольку приобретение акций иностранной компании «Flaymon Limited» с оплатой в иностранной валюте требовало получения соответствующей лицензии ЦБ РФ.

14 октября 1997 года, мне была выдана соответствующая лицензия ЦБ РФ №32-11-1197/97 (т.42, л.д.118-119), после чего я 27 октября 1997 года заключил договор с кипрской компанией «Chrysanthou & Christoforou» на покупку 387’321 акций иностранной компании «Flaymon Limited». Далее, заплатив 26 ноября 1997 года со своего валютного счета в Банке «Менатеп» за акции 660,40 USD (т.42, л.д.119, 136)я стал акционером иностранной компании «Flaymon Limited».

«660 долларов на тот момент были эквивалентны номинальной стоимости 387 321 акций, если переводить в доллары через фунты. У меня на тот момент (это 97 год) в личном распоряжении было больше, чем 660 долларов. В моей налоговой декларации за 97 год указано, что я одних налогов за платил в бюджет Российской Федерации полмиллиарда рублей. Таким образом, 660 долларов, о которых спрашивает Лахтин, у меня были», - объяснял Лебедев.

Прервались на пять минут.

Судья Данилкин: «Мы, собственно, когда перейдем к НАШЕМУ обвинению?!»

«Приобретались ли за счет кредитных средств Банка МЕНАТЕП акции ЮКОСа, в том числе дочерних компаний, компании «Волготанкер», завода минеральных удобрений?», - задавал Лахтин свой следующий вопрос. – «Все-таки у меня просьба… Ваша честь. Как выражаются оппоненты, направьте как-то прокурора поближе к нашей теме!» - попросил Лебедев. – «В связи с чем ваш вопрос?» - требовательно спросил судья у Лахтина. Тот объяснился, что его очень интересует банкротство банка МЕНАТЕП. Судья снял вопрос.

«О хищении нефти бы поговорить…» - все еще надеялся на прокурора Лахтина Платон Лебедев.

«Я должен как раз объяснять, с какой целью я задаю вопросы?!» - хотел полета Валерий Лахтин. И был осажен судьей: «Если вы задаете вопрос, который выходит ЗА рамки предъявленного подсудимым обвинения, будьте добры, объясняйте, с КАКОЙ целью вы задаете вопрос! Что время суда тратить!»

Дальнейшие вопросы по банкротству Банка МЕНАТЕП судья то снимал, то требовал от Лахтина новых объяснений: «На протяжении двух часов! То 96 год, то Банк МЕНАТЕП!- тихо, но уверенно сердился Виктор Данилкин – Мы, собственно, когда перейдем к НАШЕМУ обвинению?!».

«Подсудимый, вот вам известны компании «МЕНАТЕМ Лимитед», Групп МЕНАТЕП, «ЮКОС Юниверсал Лимитед». А кто являлся директорами этих компаний?» - спрашивал Лахтин. Лебедев пояснял, что он, Платон Лебедев, и был директором этих компаний.

«Объясните, пожалуйста, обстоятельства приобретения компанией Групп МЕНАТЕП Лимитед 100 процентов акций у компании «МЕНАТЕП Лимитед»?» - сплел Валерий Лахтин новый вопрос. Поняв, что понять это невозможно, слушатели поняли вопрос на смех. Судья, подперев рукой щеку, стал с грустью изучать прокурора. Лебедев и адвокаты изысканной формулировки тоже не поняли.

На просьбу уточнить вопрос Лахтин поспешил его снять. «Мне трудно сосредоточиться….в связи с тем, что вы сняли пару вопросов, из которых…и мне необходимо сформировать другие вопросы…исходя из ситуации, что вы сняли эти вопросы, я не могу мгновенно реагировать», - спотыкался Валерий Лахтин.

Недовольный Виктор Данилкин объявил очередной пятиминутный перерыв, чтобы прокурор попробовал «сосредоточиться». Лахтин и Смирнов сгрудились над бумагами.

Продолжили. Лахтин задал длинный витиеватый вопрос. На просьбу повторить его прокурор сократил вопрос раза в три-четыре: «Почему права требования к банку МЕНАТЕП были оплачены НК ЮКОС?» - спросил Лахтин. «Это весь вопрос? - вскинул голову судья. – Предыдущий вариант был чуть-чуть длиннее!». Зал рассмеялся. «Там были еще резюме к документу», - оправдывался прокурор. «Мы что, уже перешли к прениям?» - сердился судья.

Наконец, посмотрев в томе 119 соглашение между «МЕНАТЕП Лимитед» и «ЮКОС Юниверсал Лимитед», Лебедев отвечал: «Суть этого соглашения очень простая. Компания «МЕНАТЕП Лимитед», выкупившая все права требования российских и иностранных кредиторов продает эти права требования компании «ЮКОС Юниверсал Лимитед». Сумма этих прав требований по договору – свыше 222 млн долларов. В обмен на эти права требования к Банку МЕНАТЕП «МЕНАТЕП Лимитед» получила 100 млн акций ЮКОСа, которые принадлежали «ЮКОС Юниверсал Лимитед». Вот эту вот сумму 222 млн долларов я как директор «ЮКОС Юниверсал Лимитед» списал на убытки «ЮКОС Юниверсал Лимитед». Компания ЮКОС здесь вообще не упоминается. Здесь упоминаются только акции компании ЮКОС, которые «ЮКОС Юниверсал Лимитед» продала «МЕНАТЕП Лимитед»

С 1999 по 2003 год акции ЮКОСа выросли в цене в 100 раз

«Следующий вопрос!» - просил судья. – «А акции ЮКОСа выкупались у зарубежных банков на денежные средства ЮКОСа?» - спросил Лахтин. – «Акции ЮКОСа структурами Групп МЕНАТЕП Лимитед покупались на средства Групп МЕНАТЕП Лимитед. А в вашем вопросе, прокурор, содержится ложное утверждение. На средства ЮКОСа акции не выкупались! Вы лжете суду в своем вопросе». – «В вашем понимании это ложное утверждение, в моем нет!»- заявил Лахтин. – «Тогда представьте доказательства!» - рассердился Лебедев. Судья осаживал стороны.

«А как вы объясните, что выкупленные у зарубежных банков более 30 процентов акций ЮКОСа на денежные средства этой компании, а также покупка прав требований к Банку МЕНАТЕП на сумму 17 млрд рублей обошлась группе компаний МЕНАТЕП всего в 4 процента акций ЮКОСа?» - задал Лахтин следующий вопрос. - «Мне приятно, что помимо обвинений в вымогательстве и фальсификации заведомо ложных обвинений мы набираем факты служебных подлогов, - заметил Лебедев и перешел к собственно ответу на вопрос: – В 98-99 годах акции российских эмитентов в связи с государственным дефолтом практически ничего не стоили. Во второй половине 98 года, в первой половине 99 года дисконт по государственным ценным бумагам был 95 процентов. А акции российских эмитентов, в том числе и ЮКОСа, стоили несколько десятков центов. По компании ЮКОС минимальная котировка в 99 году была порядка 10-20 рублей. Это несколько десятков центов. Это лето 99 года. В 2003 году акция ЮКОСа стоила уже более 16 долларов за штуку, выросла более чем в сто раз! Стоимость пакета «Вест Мерчант Банка», с которым он расстался по 15 центов за акцию и который он оценил всего лишь в 50 млн долларов, в 2003 году стоил более 5,5 млрд долларов. Но он решил эти акции продать не в 2003 году, а в тот период, когда они на рынке практически ничего не стоили. Его дело!

Поскольку речь идет о декабре 2000 года, к этому моменту акции ЮКОСа выросли почти в 10 раз. В этот же период, конец 2000 года, есть несколько сделок, которые я совершал с акциями ЮКОСа, цена была более 2 долларов за штуку. Поэтому если сопоставить масштаб цен и эту цифру в 222 млн долларов через акции ЮКОСа, можно понять, что речь идет о капитализации около 3 млрд долларов. Здесь нет ничего удивительного. Таких провалов, как был на рынке в 98-99 годах, Российская Федерация просто не знает. Объясню попроще. В 98-99 годах экономика России достигла кристаллического фундамента, то есть падать ниже просто было некуда. Поэтому стоимость акции ЮКОСа выросла за этот период. Во-первых, выросла почти в 4 раза стоимость нефти на мировых рынках, с 8 долларов до 30. Это первый и основной критерий, который влиял на стоимость акции ЮКОСа. К декабрю 2000 года компания ЮКОС с точки зрения капитальной стоимости представляла собой совсем иную компанию, чем она была в декабре 98 года. Она уже владела почти 100 процентами дочерних добывающих обществ, и ей к тому моменту принадлежал контроль над ВНК. Все это учитывалось всеми инвесторами при оценке стоимости акций ЮКОСа. По состоянию на 97 год у ЮКОСа не было ВНК вообще, а в дочерних предприятиях ЮКОС владел пакетами акций порядка 30-40 процентов.

Теперь поскольку в вопросе соучастника преступных деяний Каримова, Лахтина, содержится заведомо ложное утверждение, что акции ЮКОСа покупались на деньги ЮКОСа, то хочу сказать, что такого не было! Компания ЮКОС выкупала права требования к Банку МЕНАТЕП в первую очередь потому, что ЮКОСу самому были необходимы права требования к Банку МЕНАТЕП, чтобы гасить встречные требования Банка МЕНАТЕП по сделке, связанной с покупкой контрольного пакета акций ВНК. И ЮКОС был в этом заинтересован. Потому что именно для ЮКОСа ВНК и приобреталась. В том числе и за счет займов Банка МЕНАТЕП.

Что за изъян у них в голове? Они не понимают разницы между правами требованиями к банку МЕНАТЕП и активами банка МЕНАТЕП!»

Валерий Лахтин выследил детектива

Прокурор Смирнов, откашлявшись, попросил 109 том. Он предъявил его Лебедеву. Но за речи отвечал по-прежнему Лахтин: «Вопрос свидетелю (!), известно ли ему, кто являлся бенефициарными владельцами фирм «Саус Петролеум», «Балтик Петролеум», «Белес Петролеум?»» В публике посмеивались. «Состав бенефициарных владельцев «Саус Петролеум» и «Балтик Петролеум» я предъявлял суду позавчера…» - Если вы подтверждаете свои показания…. Вы подтверждаете свои показания? Данные позавчера? Есть вам что добавить? Или вы их не помните, не можете подтвердить, кто является бенефициарными владельцами этих компаний?» - был стремителен прокурор Лахтин. Зал смеялся.

«Ваша честь, еще вопросов двадцать…Я подожду», - заметил Лебедев. Лахтин умолк. Лебедев отвечал: «Бенефициарные владельцы «Саус Петролеум» и «Балтик Петролеум» мне известны из материалов сфабрикованного дела. Они приведены в аудированной финансовой отчетности этих компаний.

Мне известно, поскольку там не упоминаются физические лица, а только юридические, что к бизнесу «Саус Петрлеум» и «Балтик Петролеум» имели отношение Питер Бонд, Дэн Райэн, Кристофер Самуелсон, Стивен Кертис. Являются ли они бенефициарными владельцами, мне это неизвестно, потому что я такую информацию не проверял и цели такой перед собой не ставил. Но мне известно что Стивен Кертис и Дэн Райан предложили Групп МЕНАТЕП Лимитед и ЮКОСу на стыке 99-2000 годов выкупить у них 30 процентов бизнеса «Саус Петрлеум» и «Балтик Петролеум». Я и Мишель Сублен отказались. Поскольку это предложение было, из этого я и строю свои предпосылки, что Стивен Кертис и Дэн Райан имели какое-то отношение к бизнесу «Саус Петролеум» и «Балтик Петролеум» в качестве бенефициарного владения. Но документов я не видел. От них же я знаю, что примерно аналогичную долю имели Питер Бонд и Кристофер Самуельсон. Хотя в отношении Самуельсона у меня такой уверенности нет, просто его всегда упоминали вместе с Питером Бондом. Я у них никогда не выяснял, какая у них бенефициарная доля владения в этом бизнесе.

Теперь по поводу бенефициарных владельцев «Белес Петролеум». В томе 132 на листах 16-17 есть уведомление адвоката Дреля, адресованное Дагу Миллеру из «ПрайсвотерхаусКуперс». Адвокат сообщает, что, насколько ему известно, Групп МЕНАТЕП Лимитед никогда не являлась акционером «Саус Петролеум», «Белес Петролеум», «Балтик Петролеум». Я это на 100 процентов подтверждаю как директор Групп МЕНАТЕП Лимитед, - Лебедев огласил еще один фрагмент письма, а потом прокомментировал прочитанное: – Я подтверждаю эту информацию, что компания «МЕНАТЕП С.А.» в 2002 году владела 9 процентами в люксембургском холдинге «Петролеум Файненс Холдинг С.А.». Также подтверждаю, что этот люксембургский холдинг на 100 процентов владел компанией «Белес Петролеум». Таким образом, бенефициарным владельцем 9 процентов компании «Белес Петролеум» была компания «МЕНАТЕП С.А.» и ее материнская компании «МЕНАТЕП Лимитед», а также, в свою очередь, и ее материнская компания – Групп МЕНАТЕП Лимитед.

Мне известно, что 91 процентов «Белес Петролеум» принадлежал менеджерам этой компании. Я могу перечислить менеджеров «Белес Петролеум», - и Лебедев упомянул Питера Левановича, Франца Циммермана, Михаила Гусарова и др. Компания «Белес Петролеум» была одним из основных покупателей нефти ЮКОСа, поставляемой на экспорт».

«А вот эти три компании являлись участниками продажи нефти за рубежом?» - после очередного понукания судьи выдал новый вопрос Валерий Лахтин. – «Если компания «Белес Петролеум» покупает нефть у ЮКОСа, то у нее всегда есть возможность продать эту нефть кому угодно». – «То же самое можно сказать про «Балтик» и «Саус»? – «Про «Балтик» не знаю…мы нефтепродуктами в этом деле, Ваша честь, не занимаемся. А «Саус» занимался тем же самым», - ответил Лебедев и напомнил, что компания «Саус» в 97-99 годах инвестировала в российские риски несколько десятков миллионов долларов для покупки дополнительных экспортных квот».

Лахтин попросил Лебедева посмотреть в томе 109 письмо от 14 июня 1999 года в адрес Питера Бонда от детектива Ника Дейа. «Согласны ли вы с выводами, которые делает детектив в этом письме?» - спрашивал прокурор. Лахтин уверил судью, что этот документ оглашался, но практически тут же выяснилось, что это не так. Том вернулся в руки Лахтина, он долго листал том. «Валерий Алексеевич, так мы будем оглашать или нет?!» - не вытерпел судья. Лахтин начал пытаться. «Это …. Это письмо… У меня тут текст смещен… Это письмо соответственно…». Прокурор встал, подошел с томом к коллеге Шохину, что-то у него уточнил и наконец зачитал письмо. «Естественно, я читаю на русском языке!» - отметил Лахтин. По ходу текста он уточнял произношение иностранных названий у Смирнова. «Согласны ли с выводами, которые детектив отразил в своем письме Питеру Бонду?» - спросил прокурор, отнеся затем том Лебедеву.

На это письмо Платон Лебедев ответил своим письмом, которое направил 25 октября 1999 года западным банкирам. Это было обращение, посвященное сделке РЕПО между Банком МЕНАТЕП и «Вест Мерчант Банк» на сумму 125 млн долларов. Лебедев перешел к цитированию: «Как мне стало известно, Банк «Вест Мерчант» продал на рынке свои права требования к Банку МЕНАТЕП, включая акции ЮКОСа. Примите мои поздравления и выражение надежды, что условия этой сделки не хуже тех дружественных условий реструктуризации, о которых я с вами пытался договориться в течение многих месяцев, и в дальнейшем мы сможем продолжить взаимовыгодное сотрудничество. Я также хотел бы вас проинформировать, что последние четыре месяца я вплотную занимаюсь реструктуризацией задолженности Банка МЕНАТЕП перед иностранными кредиторами, поэтому в курсе основных провокаций, скандалов и других недружественных действий по отношению к нашей группе, организованными нашими «доброжелателями».

Дальше Лебедев писал, что ему известны некоторые «неаккуратные» действия некоторых «представителей» «Вест Мерчант Банк». Речь шла о сборе компромата против Групп МЕНАТЕП, о шантаже ее клиентов и партнеров, публикации заказных статей и т.д.

«То что зачитал сейчас Лахтин, это всего лишь одна из фальшивок, которую товарищи пытались использовать для компромата. Слово «детектив» в документе, который оглашал Лахтин, вообще не упоминается. Там анонимная подпись. Видно, опять что-то в глазик попало. Может, там еще и подпись Карла Маркса есть, сейчас посмотрим», - говорил Лебедев.

Документ показался на стене. Подпись Ник Дей, пояснял Лебедев, прокурор и перевел как «детектив». Затем Лебедев уточнил, что компания «Максима», которая и подготовила зачитанное прокурором письмо специализируется на составлении подобных досье на тех, на кого укажут. «Письмо, которое огласил Лахтин – это финиш наших отношений с «Вест Мерчант Банк». Компании «Максима» поручили собрать о нас слухи, а потом они отправили все эти слухи в виде запроса от детективного агентства Питеру Бонду. К сожалению, люди вот так работают в бизнесе, чтобы достичь определенных целей», - посетовал Лебедев и решил высказаться непосредственно о письме: - Там много глупых утверждений в этих вопросах. Тема очень интересная, можно посвятить несколько дней!» - отмечал Лебедев. – «Я лишь спрашиваю, согласен он с тем, что подписал детектив, или нет?» - вскочил Лахтин. – «Ник Дей это аноним! Такого человека не существует! Никто это не подписывал! Кто будет фальшивки подписывать?! Его же сразу к суду привлекут, к вашему сведению!» - отвечал Лебедев. Платон Лебедев отвечал, что с текстом бумаги не согласен и прокомментировал несколько моментов из письма. Лебедев, в частности, рассказал, что «Вест Мерчант Банк» организовал всю эту кампанию из страха перед возможной дополнительной эмиссии акций «Юганскнефтегаза», которая в итоге так не состоялась.

Прервались на обед.

Лебедев: «И еще у меня была наглая уверенность в том, что у меня получится решить эти проблемы лучше, чем у многих»

«Поскольку деятельность Групп МЕНАТЕП Лимитед была международной, мы работали на всех континентах, для этого нами был создан специальный международный консультативный совет, - решил еще дать пояснения после обеда Платон Лебедев. На стене показался слайд «Состав Международного консультативного совета Групп МЕНАТЕП Лимитед». Лебедев рассказывал, как с помощью уважаемых людей, входящих в этот совет, Групп МЕНАТЕП Лимитед удавалось снижать риски во многих странах мира. «Конфликты в сфере бизнеса в основном связаны с недопониманием. С определенным элементом недоверия, - говорил Лебедев. – Я к чему веду. Ситуация с «Вест Мерчант Банк» была урегулирована в итоге цивилизовано. Мы выкупили у них те права требования, которые они даже испугались заявить в ходе конкурсного производства. У них остался вексель Банка МЕНАТЕП, мы его выкупили, заплатили им миллион долларов. В общем, в этом смысле они счастливы. Я слушаю другие вопросы!»

«Почему именно вы занимались реструктуризацией кредитов, выданных Банку МЕНАТЕП? Вам кто-то поручал? Это входило в вашу компетенцию? Почему при ведении переговоров действовали и от имени Банка МЕНАТЕП, и от имени ЮКОСа?» - спрашивал Лахтин.

Лебедев показал через проектор одну из выданных ему доверенностей. «Как я уже сказал, у меня таких доверенностей было около 200 штук! Почти ото всех российских и иностранных кредиторов Банка МЕНАТЕП. Почему они мне доверяли, я попробовал объяснить - до 95 года именно я был президентом Банка МЕНАТЕП, и со многими этими клиентами Банка МЕНАТЕП у нас не было никаких проблем. В общем, почему-то они мне доверяли, хотя спрашивать об этом, конечно, надо у них. Теперь почему именно я за это взялся. Все те, кто мне выдавал доверенности, меня об этом просили. Теперь небольшой моральный аспект поясню. Я в Банк МЕНАТЕП пришел работать в 1990 году, это еще Советский Союз. С поста президента банка я ушел в декабре 1995 году, потом я помогал новым руководителям банка войти в курс дела, а в начале 96 года я вообще ушел из Банка МЕНАТЕП. Когда я уходил из банка, это был «мерседес». Банк, который создавался в конце 80-х годов, уже к 95 году научился зарабатывать миллиард долларов за год!

Естественно, когда в 98 году у банка возникли проблемы после дефолта, вопрос о том, кто этим будет заниматься, решился достаточно быстро и достаточно сразу. Ко мне обратились за по мощью практически все кредиторы. Я согласился. Кроме того, я был акционером Банка МЕНАТЕП лично. И еще у меня была наглая уверенность в том, что у меня получится решить эти проблемы лучше, чем у многих».

Затем для примера показали письмо от «Бэнк оф Нью-Йорк», в котором банк соглашался со схемой реструктуризации обязательств Банка МЕНАТЕП, предложенной Лебедевым. Платон Лебедев процитировал письмо. А потом и еще одно. «Почему я останавливаюсь на этих примерах – здесь изложены подходы, которые после отзыва лицензии у Банка МЕНАТЕП, я предложил иностранным кредиторам, и основная часть кредиторов с этими подходами согласилась», - заметил Лебедев.

И снова слово перешло к Валерию Лахтину.

Политические вопросы для Ходорковского

В томе 22 находился «Проект предложения по условиям участия в сделке приобретения акций ВНК» от ноября 97 года. На документе имелись пометки Лебедева, адресованная Голубовичу. Лахтин процитировал написанное рукой Платона Лебедева: «С принципами согласен. С оценками и пропорциями не очень. Но это больше вопрос политический, то есть МБХ». «Вы можете что-то пояснить или добавить? – спрашивал прокурор. – Вы ставили визу на документе с таким содержанием?». – «Безусловно. Именно я занимался получением финансирования для ЮКОСа у синдиката иностранных банков. Именно для этого я специально был во Франции и Великобритании. Мы там договаривались о займах. Как я уже сказал, мы договорились о кредитной линии на 800 млн долларов, из которой мы выбрали 500 млн долларов под обеспечение поставок нефти на экспорт, под залог экспортной выручки». – отвечал Лебедев. – «То есть принимали активное участие…» - понимал все с полуслова Валерий Лахтин. – «Личное и непосредственное. Я даже секрет открою – первый раз Михаил Борисович отправил меня поговорить с высокопоставленными представителями правительства РФ. Им очень нужны были деньги в 4 квартале 97 года, поскольку в бюджете денег не было совсем. Поэтому они мне желали всяческой удачи, в том числе на переговорах с международным синдикатом банков. Поясню. Бюджету РФ, чтобы закрыть все минимальные проблемы, нужно было порядка 1,5 млрд долларов. И в 4 квартале 97 года – Платон Леонидович Лебедев принимал активное участие - 1,2 млрд долларов попали в бюджет Российской Федерации, в том числе в результате проведения конкурса по ВНК». - «А Михаил Борисович занимался политическими вопросами…Расшифруйте, какими политическими вопросами он занимался?» - волновался Лахтин. – «Если вы понимаете смысл письма…» - отвечал Лебедев. – «Конечно, понимаю! – смешил зал «политолог» Лахтин. – Я хочу услышать ваше понимание!». – «Я написал, что в оценках и пропорциях не очень согласен. И в части этих оценок – это вопрос больше политический. Поскольку речь идет об оценочной стоимости акций ЮКОСа, акций ВНК, об объеме финансирования и т.д.».

«Ну тогда с учетом ваших показаний о вашем активном участии в приобретении акций ВНК…» - формулировал Лахтин. Внимательный Платон Лебедев сразу поправлял прокурора: «Не забывайте, речь идет о приобретении акций ВНК ЮКОСом, не мной лично. Вы как-то каждый раз меня путаете с юридическими лицами!» – «Но так или иначе вы были причастны и принимали активное участие…» - уточнял прокурор. – «Самое активное!» - говорил Лебедев.

«Как тогда оценивать ваши показания в суде о том, что вы не были в курсе заключения и реализации договоров о мене акций дочерних компаний ВНК на акции ЮКОСа?» - «Ваша честь, здесь речь идет о 13 ноября 97 года. Предметом являются покупка акции ВНК ЮКОСом. Почему я не был в курсе сделок ноября 98 года? По очень простой причине. Я в ВНК в ноябре 98 года не работал и не имел к ней никакого отношения. Таким образом, акции ВНК не имеют никакого отношения к акциям дочерних компаний ВНК! У этих сделок разный период, разный смысл, разная экономическая и юридическая структура совершения этих сделок! В одном случае – продажа государством принадлежащих ему акций ВНК, а там всего лишь сделки мены». - «Ну а почему тогда Михаил Борисович Ходорковский не поставил вас в известность по поводу этой проблемы?» - спросил Лахтин. Все рассмеялись. Платон Лебедев опять было потянул за локоть к себе Михаила Ходорковского. Но судья снял вопрос.

В томе 132 находилась копия электронного письма Прокофьева в адрес Голубовича. «Речь идет о проекте «Томск», которое обсуждалось у Лебедева. Что вы можете прокомментировать? Какая роль в обсуждении проекта отводилась Прокофьеву? И что такое «система двойного ключа»? Означает ли это одновременное согласие Ходорковского и Лебедева в решении каких-то вопросов?» - не уставал формулировать Валерий Лахтин.

Лебедев пояснял, что к составлению документа он не имел никакого отношения – это письмо именно Прокофьева именно Голубовичу. «А в обсуждении проекта «Томск» вы участвовали?» - «Попробую пояснить, о чем могла идти речь в этой записке. Обратите внимание на период – декабрь 98 года. В декабре 98 года я стал директором Групп МЕНАТЕП Лимитед раз, директором «ЮКОС Юниверсал Лимитед» два, и в декабре 98 года наша компания «Халлей Энтерпрайзис Лимитед» получила разрешение Антимонопольного комитета на покупку акций ЮКОСа. Это три.

В совещании, могу предположить, речь шла о следующем. В декабре 98 года директором Групп МЕНАТЕП Лимитед стал и Михаил Борисович Ходорковский. Таким образом, мы с ним вдвоем стали директорами Групп МЕНАТЕП Лимитед. Я так полагаю, что под «системой двойного ключа» Прокофьев имел в виду, что любые сделки, затрагивающие контрольный пакет акций ЮКОСа должны согласовываться и с Лебедевым, и с Ходорковским, что в действительности и происходило.

Теперь о проекте «Томск», как здесь выразился господин Прокофьев. Ваша честь, ВНК находится в Томске. Напоминаю, что для приобретения ВНК Группа МЕНАТЕП Лимитед дала Банку МЕНАТЕП около 30 процентов акций ЮКОСа. Их судьба меня как директора компаний Групп МЕНАТЕП Лимитед и «ЮКОС Юниверсал Лимитед» очень сильно волновала, это очень большой пакет. Поэтому любые вопросы, риски, связанные с акциями ЮКОСа, любые формы обременения мне должны были быть известны. Таким, образом, речь шла о том, что я должен быть проинформирован по всем сделкам, которые совершались с акциями ЮКОСа». – «Ну понятно, что из ваших показаний следует, что окончательное решение по всем стратегическим финансовым вопросам принимались вами и Ходорковским… Вы были ответственны и очень ответственно к этому относились!» - похвалил Лебедева прокурор. – «Спасибо!» - реагировал Лебедев. Судья рассмеялся вместе с остальными. Лахтин же спросил, как эта ответственность согласуется с показаниями Лебедева о том, что о сделках мены он узнал только в 2000 году. «Ваша честь, можно я ему еще раз попробую перевести. Не знаю на пальцах, или как…Я приведу пример. У ЮКОСа было более 2500 АЗС, вокруг каждого из них ежедневно существовали какие-либо риски…» - «Меня это совершенно не интересует!» - отрезал Лахтин. Лебедев ответил тем же: «Вот точно так же меня совершенно не интересует ответственность менеджмента ЮКОСа и совета директоров за те решения, которые они принимают, меня как акционера, который управляет контрольным пакетом, интересует РЕЗУЛЬТАТЫ их деятельности. Поэтому до 2003 года я как акционер занимался следующими вопросами. Это одобрение решений совета директоров или менеджмента НК ЮКОС, в той части в которой они затрагивают компетенцию и права акционеров. Это одобрение финансовых годовых отчетов, включая распределение прибыли, выплату дивидендов. Второе. Избрание компетентного и профессионального совета директоров НК ЮКОС, чтобы я потом знал, кому предъявлять претензии и т.д.

Если бы эти риски были существенны для акционеров ЮКОСа, этот вопрос обязательно был бы вынесен на собрание акционеров ЮКОСа. Но сделки мены осуществляла ВНК! Как мне это вам, извините за грубость, вдолбить в голову?! Я ни к совету директоров, ни к акционерам, ни к менеджменту ВНК, ни к секретарям не относился никоим образом. Более того, я вообще не знаю, зачем меня должна была информировать о сделках мены ВНК. Тем более, что сделки не являлись даже крупными». – «Но они были обменены на акции ЮКОСа…» - протянул Лахтин. – «Да». – «Этот объем, этот массив акций ЮКОСа относился к стратегическим активам?» - «Я не думаю, что полуторапроцентный пакет акций ЮКОСа относится к стратегическим активам, хотя при определенной ситуации может быть…Но этот пакет акций принадлежал иностранным компаниям, о которых я не знаю. Иностранцы такие вредные люди, они когда покупают пакет акций ЮКОСа они потом ко мне не приходят и не информируют, что дальше собираются с ними делать. Обменять их на акции ВНК или что-то еще с ними сделать…Не у меня полномочий контролировать иностранцев, которые распоряжаются теми акциями, которые им принадлежат», - заключил Лебедев. Михаил Ходорковский что-то говорил Платону Лебедеву. - «Михаил Борисович, не подсказывайте!» - шутил судья. – «Рассадить их надо, Ваша честь!» - предлагал варианты Лахтин.

Обвинение повторяет за Кеннетом Дартом

В томе 38 находилось распоряжение председателя объединенного правления «Роспрома» Лебедева относительно ВНК. Документ от 11 декабря 1997 года назывался «Об организации работы ВНК». «НЕ следует ли из этого документа, что вы контролировали ситуацию с активами ВНК?» - интересовался прокурор. «Ваша честь, я полностью подтверждаю свои показания по этому вопросу данные мною в суде или в понедельник, или во вторник, - говорил Лебедев. Документ показался на стене зала. – Я только не понимаю, как этот документ оказался у Миримской О.М.?!. – от руки на документе была написана фамилия Миримской, супруги Голубовича. – И изымался он не в «Русских инвесторах», а в «Русском продукте».

Лебедев перешел к рассказу о содержании документа: «Здесь речь идет о том, что НК ЮКОС получила возможность управлять контрольным пакетом акций ВНК. Об активах ВНК здесь речи не идет! Ваша честь, вынужден еще раз обратить ваше внимание, что оппоненты не понимают разницы между акциями эмитента и имуществом эмитента. Это и экономически, и юридически разные институты».

В 38 томе на листе 296 была служебная записка от Голубовича к Ходорковскому, как говорил Лахтин, она «касалась акций ЮКОСа, принадлежащих «Русским инвесторам» и их клиентам и находящимся на балансе ВНК». Лахтин хотел комментариев. Лебедев пояснял, что данное письмо без подписи и даты он не видел.

«А о претензиях Дарта к Ходорковскому вы можете что-то пояснить?» - продолжал спрашивать по документу Валерий Лахтин. Лебедев отмечал, что о претензиях Дарта «к Ходорковскому» он ничего не знает, «поскольку Дарт к Ходорковскому претензий никогда не предъявлял». – «А вообще о претензиях Дарта?» - уступал Лахтин. - «О хотелках Дарта и его компании, которые принимали участие в капитале дочерних компаний ЮКОСа, мне известно. Господин Дарт хотел принадлежащие ему пакеты акций продать по максимально выгодной для него цене, что он и сделал в 4 квартале 1999 года», - ответил Лебедев, подчеркивая, что на документе нет ни штампика прокуратуры, ни подписей понятых, вообще ничего. - И откуда тут Дарт?! Где речь о Дарте? Но Лахтин прочитал, и там где-то между строк у него Дарт возник! ГДЕ он это взял? Даже подписи Карла Маркса не стоит!» - замечал Лебедев под усмешки зала. Затем Лебедев пояснил, что о Дарте в письме и не могло идти речи, поскольку конфликт с ним был улажен ранее. «Вне содержания этого письма! Почему вы связали его с этим письмом, непонятно!» - сердился Лахтин. – «Я связал?!!» - поразился Лебедев, ведь именно Лахтин минуту назад, ссылаясь на данное письмо, спрашивал о Дарте. Все расхохотались, судья, закрыв лицо руками, буквально сполз под стол, потом вытер прослезившиеся глаза платком.

Лахтин снова спросил о Дарте.

Без ответа его не оставили. «Я лично встречался с двумя представителями структур, контролируемых Дартом. Один из них – Майкл Хантер, президент «Дарт Менеджмент». Встречались мы уже после заключения мирового соглашения, в рамках которого ЮКОС выкупил у структур Дарта все пакеты акций в дочерних предприятиях ЮКОСа (структуры Дарта имели долю по 15-20 процентов). Это соглашение было подписано в ноябре-декабре 99 года. Стороны договорили никаких претензий больше друг к другу не предъявлять. Могу подтвердить, что господин Дарт и его сотрудники исполняют условия этого мирового соглашения безукоризненно.

Спорный предмет с Дартом был разрешен изначально в 99 году, он приблизительно того же свойства, что и позиция наших оппонентов в части цен на нефть. Поясню. Они тоже считали, что внутри Российской Федерации существуют мировые экспортные цены. Когда им на пальцах объяснили, что внутри страны экспортных цен не бывает, потому что экспортные цены могут быть только за пределами границы страны. Когда они поняли экономику: сколько стоит логистика, сколько стоит прохождение таможенных пограничных барьеров, сам по себе этот вопрос был исчерпан. Он был исчерпан еще и потому, что как только структурам Дарта предложили профинансировать риски «Юганскнефтегаза» в части логистики и экспортных пошлин (если они хотят, чтобы «Юганскнефтегаз» «самостоятельно» занимался экспортом своей нефти), у них вопросов больше не было.

Именно в обвинительном заключении оппоненты встали почему-то на ошибочную позицию сотрудников Дарта. Несмотря на то, что представители правительства РФ им объяснили, что так не бывает (внутренние цены не равны мировым. – ПЦ).

«Ну … так или иначе финансовые претензии Дарта были удовлетворены?» - интересовался Лахтин. – «Кем?» - спросил в ответ Лебедев. - «Ну… В результате чего он потерял интерес к этой проблеме?» - «Объясню в третий раз, - вздохнул Лебедев и объяснил. Лахтина занимала «сумма денег, которую они получили». «Дарт получил или должен был получить где-то от 120 до 150 млн долларов, - порадовал Лебедев Лахтина суммой.

Одна «Томскнефть» не может стоить, как весь ЮКОС

Судья предложил прокурору задать следующий вопрос. «Из ваших показаний следует, что вы не согласны с заключением экспертов, которые оценили стоимость пакета акций «Томскнефть» более чем в 3 млрд рублей (в данном случае В.Лахтин говорит об оценке, проведенной компанией «Квинто-Консалтинг». - ПЦ). Скажите, а в ходе расследования уголовного дела государство в лице представителей государства должно было обращаться в суды и оспаривать заключение оценки МЦО (именно оценку МЦО, на основании которой и проводился обмен акций "дочек" ВНК на акции ЮКОСа, следователи и перепроверяли оценкой «Квинто-Консалтинг». - ПЦ)? И другие незаконные решения, или рассчитывать, что правовая оценка таким действиям будет дана в ходе расследования уголовного дела», - тестировал государственное мышление Платона Лебедева прокурор Лахтин.

«Скорректируете вопрос? Или я его сниму!» - предупредил прокурора судья. - «Нет! Нееет, я так его оставляю!» - пошел ва-банк Лахтин. Судья снял вопрос. «Можете ли вы заявлять о том, что оценка МЦО была обоснованной, поскольку она не оспорена в суде?» - переспросил Лахтин.

«В соответствии с законодательством Российской Федерации, на сто процентов, – отвечал Лебедев и сослался на закон «Об оценочной деятельности». – С учетом того, что оценка состоялась в ноябре 98 года, а сейчас у нас сентябрь 2010 года, мне абсолютно понятно, что отчет оценщика, который никем не оспорен, является действительным и обязан приниматься всеми. Поэтому сам по себе юридический характер вопроса беспредметен.

Теперь экономический характер вопроса. Ни один уважающий себя оценщик не сможет дать оценку рыночной стоимости объекта оценки более чем в 10 раз, превышающую рыночные котировки. Потому что основным элементом для любого оценщика служат рыночные котировки.

В мире не было прецедента, когда кто-либо соглашался с оценкой объекта оценки, в десять раз превышающей его текущие котировки на рынке. Это же кто должен был рекомендовать по этой цене кому продать, если на рынке это стоит в десять раз меньше?!
Если бы Минимущество и Федеральная служба по финансовым рынкам согласились бы с отчетом тех, кто оценил в 10 раз больше, то им надо было бы в суде оспорить отчет МЦО и доказать, что отчет оценщиков, которые сюда прибежали с фальшивой <оценкой>, правильный. Вот тогда бы у них появились основания для дальнейшего отстаивания позиции Российского Государства.

Второе. Наши оппоненты все три миллиарда оценки в преступных целях приписали только Росимуществу. Это каким же образом? У них 30 процентов, у ЮКОСа 54. Тогда надо было и ЮКОС сделать фальшивым гражданским истцом и привести их сюда! Потому что на пакет «Томснефти» (а в основном о нем идет речь, это основная стоимость) там доля капитала ЮКОСа в два раза больше, чем у Росимущества. Таким образом, когда Росимущества прибежало и заявило, что у них на все 3 млрд, то есть на всю сумму оценки, - и в этой части это не соответствует действительности.

И главное – как можно оценивать акции ЮКОСа, не зная, как оценивать несколько десятков видов активов, которые принадлежат ЮКОСу. Они сами об этом пишут! У них стоимость оценки только «Томскнефти» в итоге стала такой же, как стоимость всего ЮКОСа! Ну, смешите всех дальше. При том что ЮКОС владеет «Томскнефтью». Такого не бывает! Часть не может равняться целому! Ваша честь, ваша дело - принимать в этой части решение. Весь мой профессиональный опыт заставляет меня согласиться с утверждением Алексея Дмитриевича Голубовича, поскольку именно он организовывал эти сделки. Что обмен акций в соответствии с их рыночными котировкам является разумным и справедливым экономическим решением. На тот момент все виды индикативной экономической информации давали следующий коэффициент: 1 акция «Томскнефти» = 2 акциям ЮКОСа. А это как раз и соответствовало рыночным котировкам. А у них 1 к 30! У них 187 рублей стоит акция «Томскнефти» и 6 рублей акция ЮКОСа». Это ни в какие ворота не лезет!

«А биржевые котировки акций у «Томскнефти» существовали на момент реализации договора мены?» - спросил Лахтин. – «У вас-то в заведомо ложном обвинении утверждается, что стоимость вы определяете согласно рыночным ценам. А вам господин Школьников (допрошенный в суде эксперт. – ПЦ) и я заявляем, что рыночных цен на акции «Томскнефти» на тот момент не было вообще! Таким образом, ваше обвинение изначально заведомо ложное! Даже биржевых котировок не было!

Лахтин спросил Лебедева о его взаимоотношениях с Бахминой, и давал ли он ей указания по подготовке собраний акционеров ЮКОСа и дочерних добывающих компаний. Лебедев сказал, что никаких подобных указаний госпоже Бахминой он не давал.

Продолжили.

Лебедев-Лахтину: «Ваше понимание надзорных функций как прокурора состоит в чем-то другом»

«Вы здесь объяснили, что у компании «Биркенхольц» имелись претензии, и свидетели говорили, и Ходорковский… и связывали эти обстоятельства с обменом акций между дочерними компаниями ВНК и НК ЮКОС. Если вы и Ходорковский считали, что претензии «Биркенхольц» были незаконными, что мешало вам обратиться в правоохранительные органы за разрешением вопроса?» - спросил Валерий Лахтин. – «Аккуратнее, Валерий Алексеевич! Я про «Биркенхольц» еще ничего ни слова не говорил! Что вы сидите сочиняете про меня?!» - постучал по микрофону Лебедев. По просьбе судьи прокурор повторил вопрос. И повторил он его не раз.

«Ваша честь. У меня есть два варианта. Я пытаюсь догадаться, о чем меня спрашивают, но поскольку достаточное количество фактических утверждений в вопросе заранее не соответствуют действительности, мне сложно будет дать однозначный итоговый ответ. Если можно, я к прокурору Смирнову обращусь, попробуйте его большой вопрос на несколько маленьких разбить. Будет проще. Потому что про компанию «Биркенхольц», ЮКОС – там в вопросе много что замешано!» – говорил Лебедев. – «Там еще и мена акций замешана!» - заметил судья. Смирнов зашептал Лахтину на ухо. Тот пошел поэтапно. «Хорошо. Вам известна компания «Биркенхольц»? Да, нет?» - спросил Лахтин. – «Компания «Биркенхольц» мне стала известна в 2002, возможно, в 2001 году», - отвечал Лебедев. – «В связи с какими обстоятельствами?» - «В связи с тем, что мне коллега рассказали, как разрешалась ситуация, связанная с приобретением ЮКОСом 100-процентного контроля над ВНК. Мне на 98 год взаимоотношения между «Биркенхольц» и ВНК неизвестны. Именно между «Биркенхольц» и ВНК, а не ЮКОСом, хотел вас поправить, это же в вашем же сфабрикованном обвинении написано (многочисленные попытки сформулировать вопрос просто не могли не запутать самого автора вопроса. - ПЦ)», - говорил Лебедев. – «Это обвинительное заключение не я составлял!» - открестился от творчества следователей прокурор Лахтин. - «Оно же обладает филигранной точностью, и вы вместе с Шохиным ни на йоту не собираетесь от него отказываться!» - напомнил Лебедев.

Лебедев рассказывал далее про «Биркенхольц», что, проверив фирму по своим каналам, убедился, что к сделкам имеет отношение Рыбин. «О целях, которые преследовали Рыбин и Авалишвили, мне стало к 2002 году хорошо известно», - заметил он. Платон Лебедев еще раз рассказал суду о ситуации с «Биркенхольц» и ее действиях, о том, в частности, что когда угроза рейдерского захвата акций «Томскнефти» со стороны компании «Биркенхольц» миновала, акции дочерних компаний ВНК вернулись обратно к ВНК.

Лебедев заявил, что поддерживает менеджмент ЮКОСа, который вернул ситуацию к изначальному положению только после вступления в законную силу решения арбитражного суда. «А это время. Я понимаю, что им пришлось выдержать. Науськанные Авалишвили и компанией милиционеры пытались по уголовному делу, которое они возбудили, атаковать компанию. У нас милиционеры, как я понимаю, на тот момент совершенно не уважали суды Российской Федерации. Потому что, получив решение суда, они обязаны были закрыть уголовное дело», - говорил Лебедев. - «А вот эти обстоятельства возвращения акций ВНК – они не были связаны с активным расследованием уголовного дела? Постановление о возбуждении дела, между прочим, до сих пор не отменено и никем не опорочено!» - заметил Лахтин. – «Я удивлен, как в публичном процессе прокуратура гордится преступными действиями милиции, что их преступное постановление о возбуждении уголовного дела до сих пор не отменено! Таким образом, ваше понимание надзорных функций как прокурора состоит в чем-то другом. Я вам напомню, надзирающий прокурор Лахтин, что ваше постановление, которое было вынесено в результате совершения преступления Каримовым и Бирюковым, по «Открытой России» до сих пор тоже никем не отменено!!! И я об этом даже не уведомлен! Оно у вас формально продолжает действовать! Несмотря на то что это фальшивое уголовное дело уже давно исчезло с горизонта! А вы за этим преступлением продолжаете наблюдать! Набираете себе сроки, ради бога», – раздражался Лебедев. Лахтин и Смирнов уткнулись в бумаги.

«Распоряжалась ли реально ВНК теми 30 млн акций ЮКОСа, которые получила по неэквивалентному обмену? Или они были переданы в залог ЮКОСу?» - спросил Лахтин. Виктор Данилкин заметил, что в вопросе содержится утверждение про неэквивалентный момент. Прокурор исправился.

«Меня заставляют делать предположения. Я в ВНК не работал! Как распоряжалось руководство ВНК принадлежащими ей активами, оно мне не обязано даже было докладывать! Я не собираюсь выдумывать или предполагать. Я к их сделкам не имею отношения! С другой стороны, поскольку мне сейчас известны обстоятельства попытки рейдерского захвата, я теперь знаю, чем занимался менеджмент ВНК и ЮКОСа. Это написано в решениях судов».

Лебедев: «Этот хам раз двадцать оскорбил Жака Косцюшко-Моризе»

Платону Лебедеву передали 128 том. На его страницах находились ежедневники, записи в которых делала секретарь Добродеева в 2000 и 2002 годах, пояснил Лахтин. «У меня возражения. Добродеева в 2000 году НЕ была моим секретарем! Чего лгать-то?!» - «В том числе! - заявил Лахтин. – В том числе! Дополняю!» Все рассмеялись. – «Если она не была секретарем в 2000 году, при чем тут «в том числе»-то?!» - не вытерпел и судья. Валерий Лахтин предпринял новую попытку объясниться, но только добавил в зал №7 смеха.

«А если внимательно проанализировать ежедневник, можно найти датировку дат января…февраля, марта, апреля, мая и так далее… итак, от 17 января 2000 года имеется запись «Жуковка, Анилионис, Крайнов, Юдин»… Что вы можете пояснить по поводу этих обозначений? По какому адресу была встреча…?» - «Могла быть встреча». – «По какому вопросу?» - «По разным». – «По какому адресу?» - «Здесь не указан». – «А в Жуковке по какому адресу могла иметь место встреча?» - «Адресов пять-шесть могу назвать». – «Назовите, меня интересует на Колпачном переулке в Москве!» - решительно стер грань между городом и деревней Валерий Лахтин. Все рассмеялись. – «В Жуковке я мог встречаться в разных офисах. Еще в местах, которые в зависимости от формата встречи для встреч предназначены. Если надо было покормить – то в «Царской охоте», в Жуковке…» – «Где конкретно?» - «Там на площади, как въезжаешь, справа!» - уточнил адвокат Владимир Краснов под смех адвокатов и зала. Прокуроры не дрогнули. «Какой адрес? Имелся там дом 88 А? - настаивал Лахтин. Защита пыталась прокурору объяснить, что сейчас речь идет о ресторане с открытым доступом. Лебедев тем временем вспомнил, что дом 88 А действительно был. «Там проводились встречи? Что из себя представляло помещение? Размеры помещения?» - атаковал Лахтин. – «Встречи там проводились. Это четырехэтажное здание. Верхний этаж занимал офис адвоката Дреля. Нижние этажи арендовало российское представительство компании «GML Менеджмент Сервисис С.А.» Затем Лебедев сдал еще несколько паролей и явок, где могли проводиться встречи. Лахтин читал ежедневник и выхватывал оттуда отдельные фамилии. Лебедев пояснял. 

«Непосредственно в Москве вы в каких помещениях встречались?» - «В разных». – «На Колпачном переулке вы в каком помещении встречались?» - «Колпачный дом пять». – «Там корпус, строение имеется?» - «Вы на место съездите, посмотрите!» - предложил адвокат Краснов. Прокурора интересовало, почему Лебедев, уже не работавший в ЮКОСе, встречался с сотрудниками ЮКОСа. Лебедев объяснял, что обсуждались, в частности, вопросы реструктуризации задолженности Банка МЕНАТЕП.

Лахтин, пробегая по страницам ежедневника, перечисляя указанные фамилии и даты, спрашивал о встречах, о том, какие вопросы рассматривались, «где, в каком доме участвовали». Судья Данилкин уже сидел, не сдерживая усмешки на лице. Лебедев объяснял, что предмет разговора мог быть разным: «Какие только вопросы мы не обсуждали!». Лахтин убеждал Лебедева в том, что он «имел непосредственное отношение к этим ежедневникам» потому что давал прямые указания своим секретарям. Лебедев в ответ пояснял, что не давал указаний вести ежедневники, секретарям лишь надо было организовывать встречи, а как они это делали – неважно. «Мы просто тратим время на бестолковые вопросы. Даже срок давности уже прошел. К тому же я уже сказал, что не знаю, как секретари вели ежедневники» - замечал Лебедев. – «16 марта…Леонович, Маруев…вопросы те же», - не обращая ни на что внимания, шел дальше по ежедневникам Лахтин.

«У вас была возможность задать все эти вопросы здесь секретарю! И я вас об этом предупреждал!» - замечал Лебедев в ответ на продолжающиеся вопросы прокурора Лахтина.

Санитарная норма

Прокурор открыл ежедневник за 2002 год. «Вот здесь Косцюшко-Моризе указан. И проект торгового центра. Что вы обсуждали с человеком, который позиционирует себя как независимый директор ЮКОСа? Коммерческие проекты?» - спрашивал Лахтин. - «Этот хам раз двадцать оскорбил Жака Косцюшко-Моризе», - заметил Лебедев, несмотря на все предупреждения Виктора Данилкина. «Господин Косцюшко-Моризе бывший заместитель министра внешней торговли Франции…» - продолжил было Лебедев. «Ни о чем не говорит!» - перебил его Лахтин.

Судья предложил Лебедеву ответить на вопрос. Тот сказал, что все вопросы, которые он обсуждал с господином Моризе, «компании ЮКОС не касались вообще».

«Он искал инвестиции!» - вновь уличал господина Косцюшко-Моризе в чем-то несусветном Валерий Лахтин. Судья вскричал: «Валерий Алексеевич! Я вам замечание сделаю!». - «Минуточку. У меня заявление. Прокурор Лахтин вообще не понимает, чем занимаются бизнесмены. Все бизнесмены ищут инвестиции для своих проектов. В этом суть бизнеса заключается. Поясню еще раз, поскольку уровень бестолковости меня просто поражает, - Групп МЕНАТЕП Лимитед – это Международный ИНВЕСТИЦИОННЫЙ Холдинг! Мы инвестировали большие деньги в иные бизнесы, с ЮКОСом несвязанные. Поэтому до моего незаконного ареста все встречи, за исключением встреч по реструктуризации обязательств Банка МЕНАТЕМ», у меня были одного плана – у меня просили деньги».

Лахтина интересовал размер красного зала в доме номер 5 на Колпачном переулке. «А это-то зачем?» - вместе с публикой недоумевал и судья. – «А это мне в прениях надо будет!» - заявил прокурор. – «Ну да, сколько нефти туда влезает!» - предположил адвокат Ривкин. Лебедев пояснял, что в здании на Колпачном переулке было шесть-семь разных залов.

На очередной вопрос Лахтина Платон Лебедев вновь замечал, что почти все его встречи происходили, потому что люди искали инвестиций. «Бегали за мной, бегали за деньгами», - говорил Лебедев.

«Бегали за вами. Бегали за деньгами. Косцюшко бегал за деньгами, понятно!» - заявил Лахтин. Зал недовольно шептался. «Валерий Алексеевич! – повысил голос судья. – Я уже вас предупреждал!». – «Ну я же правду говорю! – осклабился Лахтин. – А Лебедеву не нравится!» – «Пока не нравится только мне! – отрубил судья. – У вас еще много вопросов?!».

Лахтин продолжал бегать по страницам ежедневников. «Где происходила встреча? Красный зал…» - читал Лахтин. Зал (не Красный, а зал номер семь) смеялся. – «Вы сами себе отвечаете? Спрашиваете, где происходила встреча, и тут же отвечаете «Красный зал»!» - возмущался судья под смех публики. – «Красный зал где находился?» - опять ничего не знал про легендарный уже зал Валерий Лахтин.

«Может, санитаров вызвать? И прекратим это все? А то может, люди, которые ему вопросы присылают, издеваются?» - предложил Лебедев.

Лахтин продолжал терзать ежедневник, путая числа, месяцы и людей.

В очередной раз Валерий Лахтин спросил, были ли к июню 2002 года удовлетворены претензии Дарта. «Ваша честь. Я извиняюсь…Он с ума не сошел?! Я ему уже объяснял раз десять про ноябрь-декабрь 99 года» - поражался Платон Лебедев. – «Да неее, я не сошел». - «Я думаю, что на сегодня надо заканчивать! – оценил состояние прокурора Виктор Данилкин.

Вдогонку Валерий Лахтин скромно сообщил судье, что, собственно, вопросы у прокуроров к Платону Лебедеву закончились. «Прекрасно! Завтра начинаем с ходатайств! Защитой было заявлено 8 ходатайств!» - взбодрил в ответ гособвинителя Виктор Данилкин.

Следующее заседание начнется в пятницу в 10.00 утра.