Утром на свидетельской трибуне Хамовнического суда стоял Прянишников Алексей Александрович, который пришел в суд, откликнувшись на просьбу Михаила Ходорковского к бывшим сотрудникам ЮКОСа. Говорили о «Томскнефти», о благотворительных проектах ЮКОСа, которые были бы невозможны при тотальном хищении нефти.

Ну а после обеда в суде появился Анисимов Павел Алексеевич. В ходатайстве о вызове г-на Анисимова адвокаты писали следующее: «Защита считает, что данный свидетель, возглавлявший ОАО «Самаранефтегаз» в 1997-2006г.г., вся добытая нефть которого в период 1998-2003г.г., по утверждению стороны обвинения, якобы была похищена, обладает информацией о существенных для дела обстоятельствах».

День начинался совсем без свидетелей

Сегодняшнее заседание начали с чтения документов из дела. В томе 49 адвокат Владимир Краснов стал исследовать договор комиссии между «Ратмиром» и ЮКОСом от 20 января 2000 года. Стороны договорились о том, что комитент («Ратмир») поручает, а комиссионер (ЮКОС) обязуется от своего имени, но за счет комитента, за вознаграждение покупать товарную сырую нефть у третьих лиц на внутреннем рынке РФ.

В томе 92 защитник зачитал договор об оказании услуг между ООО «ЮКОС-М» и ЗАО «ЮКОС-РМ». Исполнитель («ЮКОС-РМ») брал на себя обязательства оказать заказчику («ЮКОС-М») услуги по обеспечению производственного процесса в части реализации нефти, информационно-консультационные услуги и др. Заказчик должен был оплатить все предоставленные ему услуги. Далее смотрели договор об оказании услуг между «ЮКОС-РМ» (исполнитель) и «Фаргойлом» (заказчик) от 1 июня 2001 года. «Исполнитель обеспечивает организационное, производственное, финансовое, правовое сопровождение деятельности заказчика, а также осуществление функций полномочного представителя перед третьими лицами», - говорилось в документе. От заказчика документ подписал Вальдес-Гарсиа. На листе 278 прочитали дополнительное соглашение к этому договору.

В томе 65 открыли договор об оказании услуг от 3 ноября 2000 года между ООО «МАРС-22» (заказчик) и ООО «ЮКОС-ФБЦ» (исполнитель). Исполнитель предоставлял заказчику услуги по организации и ведению бухгалтерского и налогового учета, кассового обслуживания заказчика, расчетов с кредитными организациями и др.

После оглашения дополнительного соглашения по договору об оказании услуг между «Энерготрейд» и «ЮКОС-ФБЦ» прервались на 10 минут.

Валерий Лахтин наконец-то встретил свидетеля с юридическим образованием

«Сторона защиты просит пригласить в зал судебного заседания свидетеля Прянишникова Алексея Александровича», - заявил адвокат Владимир Краснов после перерыва. – «В связи с чем?» - как обычно, спрашивал судья. – «В связи с тем, что, данный свидетель располагает сведениями, являющимися предметом доказывания по данному уголовному делу», – отвечал защитник. «Понятно», - судья распорядился пригласить свидетеля в зал. - «Он работал в ЮКОСе?» - зависли руки прокурора Лахтина над клавиатурой. – «Я все расскажу!» - пообещал адвокат.

Высокий молодой мужчина в темном костюме в полоску, белой рубашке зашел в зал и встал на трибуну. Алексей Прянишников сообщил, что приехал из Томска.

«Может быть, защитники нам объяснят поконкретнее, для установления каких обстоятельств, подлежащих доказыванию по данному делу, приглашен данный свидетель!?! А то эти абстрактные формулировки…» - вскочил Лахтин. – «Мы не обязаны ничего объяснять! – отвечал Вадим Клювгант. – «Ему Каримову нечего объяснить, вот он и возмущается!» - усмехнулся Платон Лебедев. - «Я прошу лишь конкретно объяснить, по какому вопросу свидетель может дать показания? Чтоб не терять время!» - уже, кажется, решил, что перед ним не тот свидетель, Валерий Лахтин. – «Валерий Алексеевич, я считаю, что защита вполне ответила, что свидетель располагает сведениями, относящимися к обстоятельствам, подлежащим доказыванию!» - обратился судья к гособвинителю. – «Садись уже!» - смеялись над Лахтиным из зала. Прокурор был вынужден подчиниться.

«Объясните, пожалуйста, в связи с чем вы оказались в Москве, на суде?» - начал допрос Владимир Краснов. – «Я получил информацию о том, что Михаил Ходорковский просит дать показания по делу… по ссылке www.khodorkovsky.ru. Я полагал, что какой-то информацией обладаю, и поэтому вот я здесь», - рассказал свидетель. – «Вы общались с кем-либо из защитников?» - спрашивал Краснов. – «Только с Владимиром Николаевичем Красновым, на тему куда подъехать и во сколько». – «Ваше появление здесь оплачено? Или обещано, что будет оплачено» - отбирал хлеб у Валерия Лахтина Владимир Краснов. «Только расходы на дорогу и проживание», - отвечал свидетель.

«Вам известно, в чем обвиняются Ходорковский и Лебедев?» - «В общих чертах известно. Это, насколько я понимаю, хищение нефти и присвоение выручки от ее реализации в период с 1998 по 2003 год. И чего-то там еще связано с акциями «Томскнефти», кажется…». – «Где, в каком качестве вы работали в 98-2003 годах?» - «С сентября 1999 года я работал в АКБ «Нефтьэнергобанк» в должности от ведущего специалиста юридического отдела до начальника юридического отдела. Банк с конца 1999 года находился под контролем ЮКОСа, обслуживал интересы предприятий, входящих в группу ЮКОС, различные социально-экономические проекты, включая проекты Фонд поддержки предпринимательства НК ЮКОС в Томской области, еще ряд проектов. С 1 января 2003 года АКБ «Нефтьэнергобанк» был реорганизован путем присоединения к банку МЕНАТЕП-Спб. И там я до июня 2003 года тоже занимал должность начальника юридического отдела томского филиала. Параллельно по указанию руководства банка я осуществлял функции директора ООО «Центр досуга и спорта». Это ООО осуществляло один из социальных проектов ЮКОСа на территории Томской области и впоследствии стало стопроцентной дочкой ЮКОСа. С июня 2003 года я гендиректор ЗАО «Инжиниринговый центр ЮКОС»». – «Ваше служебное положение, ваши обязанности в банке позволяли вам иметь информацию о финансовом состоянии клиентов банка, операциях, состоянию счетов?» - «Да, мое положение позволяло иметь такую информацию. Эту информацию я получал и имел общее представление на уровне юриста, которому нужно решать тот или иной вопрос».

«Кто контролировал банк до ЮКОСа?» - «Банк был учрежден в 1994 году. В качестве учредителей банка выступили «Томскнефть» ВНК, непосредственно ВНК, администрация города Стрежевого, еще ряд структур. До декабря 99 года банк контролировался этими структурами…до момента проведения банком дополнительной эмиссии акций и приобретения акций из этой допэмиссии структурами ЮКОСа». – « «Томскнефть» и ВНК являлись клиентами банка?» - «Да».

«Томскнефть» накопила до ЮКОСа триллионный долг по налогам

«Какие операции проводились по счетам «Томскнефти» и ВНК в банке?» - «Насколько мне было понятно, компания «Томскнефть» имела несколько расчетных счетов в банке и использовала их по тому назначению, по которому и должна была использовать, то есть получала какие-то денежные средства от контрагентов, осуществляла расходование денежных средств со счетов. Через счета в банке осуществлялась выплата заработной платы сотрудникам «Томскнефти», а также сервисных предприятий, входивших в группу ЮКОС…множество структур имело счета в этом банке (Торговый дом «ЮКОС-М», «ЮКОС-сервис») Банк инкассировал выручку с заправочных станций, инкассаторы банка доставляли зарплату в НГДУ, на удаленные промыслы». – «Если вам позволяет ваша информированность, не могли бы вы пояснить суду, какова была динамика финансового положения «Томскнефти» за тот период, который вам известен?» - «Я появился в банке в сентябре 99 года. Столкнулся с тем, что помимо всех прочих проблем, которые имеет банк, - невозврат кредитов, которые выдавались в 95, 96 году…, - до меня было сразу доведено руководством, что ключевым клиентом банка является «Томскнефть» и все структуры, которые связаны с ней, обслуживают ее. Я не изучал глубоко бухгалтерскую отчетность «Томскнефти», но набор проблем «Томскнефти», которые я должен был решать, – это, в частности, проблемы постоянного ареста счетов «Томскнефти», проблемы налоговой задолженности, и способы решения их – нужно было не допустить остановки платежей предприятия, в частности, по зарплате, все-таки «Томскнефть» работает в моногороде… Исходя из этого набора проблем, было понятно, что финансовое положение «Томскнефти» нестабильно. У меня в голове отложилась сумма задолженности предприятия по налогам - триллион рублей! Предприятие, которое накопило такие задолженности, - нельзя назвать его финансовое положение стабильным». – «Эта ситуация с задолженностью – это к какому периоду времени относится?» - «Это где-то до 98 года. До появления в числе владельцев «Томскнефти» ЮКОСа». – «Могли бы вы пояснить суду, как менялось финансовое положение «Томскнефти» в следующие года?» - «Четко помню границу между «плохо» и «хорошо». Конец 99 - начало 2000 года. Я в начале 2000 года уже не видел таких проблем, которые стояли перед банком ранее в связи с «Томскнефтью». Уже не было ареста счетов, был урегулирован вопрос с налоговой задолженностью. Взаимоотношения между «Томскнефтью» и банком выходили на обычный рабочий график, на плановый режим. В этот период руководством ЮКОСа была поставлена задача банку установить систему финансово-расчетного центра на базе банка, которая по сути представляла из себя систему казначейского исполнения бюджета. То есть у «Томскнефти» уже был бюджет, он уже планировался без всяких пожарных мероприятий. Банк в числе прочих должен был контролировать исполнение этого бюджета. Механизм выглядел так: утверждались бюджеты, они согласовывались на всех уровнях. И в банк поступали уже не платежные поручения, а уже согласованные всеми службами реестры платежей «Томскнефти», которые банк благополучно проводил.

Когда банк попал под контроль ЮКОСа, все проблемы исчезли. У нас заработная плата выросла сразу раз в 6-8 ! Выплачивалась вовремя, с удержанием всех налогов. Банку выдавались поручения на организацию различных социальных проектов (например, льготное кредитование сотрудников «Томскнефти») Благотворительные проекты начали реализовываться. То есть резюме такое, что финансовое положение стабилизировалось. Во многом благодаря тому, что был установлен четкий контроль за финансами, в чем-то – режим экономии».

ЮКОС поддерживал инновации еще в 2000 году

«Вы сказали, что зарплата в банке выросла…а в «Томскнефти» какая была динамика?» - «Я детально не могу сказать, наверное, еще выше. Судя по объемам реестров платежей на выдачу зарплаты, думаю, она значительно подросла. Исходя из круга общения – зарплата повысилась, это стопроцентно». – «Вы упомянули, что вы возглавляли Фонд поддержки предпринимательства. Что это за организация? По чьей инициативе она была создана?» - спрашивал Краснов. – «Прошу снять вопрос! Это никакого отношения не имеет к делу! Точно так же, как и деятельность этого банка! Это не что иное, как затягивание судебного заседания» - вскочил тут, начитавшийся Интернета, Валерий Лахтин. Судья попросил Краснова объяснить цель вопроса. Защитник не успел еще ничего сказать, как Лахтин уже снова говорил: «Можно посоветовать Краснову взять постановление о привлечении в качестве обвиняемого и предметно сообщить к какой части обвинения могут потенциально относиться показания данного свидетеля!» - хлопнул пачку бумаг об стол прокурор. «У вас все, мне можно отвечать? – надеялся адвокат. И объяснился: «Когда защита представляла доказательства, я, если помните, не раз обращал внимание на название этого банка, фигурировавшего в документах. То, что сейчас свидетель рассказал об учредителях (ВНК и «Томскнефть») и основных акционерах банка после прихода ЮКОСа, - это подтверждает те материалы, которые мы исследовали в судебном заседании. Что касается фонда поддержки. Если мы наберемся терпения на пять минут, мы выясним, имеет это отношения к делу или нет». – «Пожалуйста», - разрешил судья свидетелю отвечать.

«Я не возглавлял это фонд. Я работал в банке, который по указанию НК ЮКОС занимался деятельностью этого фонда. Фонд в 2000 году создавался по инициативе ЮКОСа и на деньги ЮКОСа, - рассказывал Прянишников. – И любое предприятие, если чувствовало в себе силы пройти через комиссию этого фонда, могло подать заявку на предоставление кредита на льготных условиях. На банк была возложена обязанность обслуживать эти кредиты. За период деятельности этого фонда было выдано кредитов на несколько миллионов долларов. Это были предприятия и сельскохозяйственной отрасли, и пищевой промышленности и др. Основным критерием для положительного решения по кредиту было наличие какой-то инновационной составляющей в проекте. Я помню, кредитовали предприятие, которое разработало какой-то абсорбент для сбора нефти. Для многих предприятий это стало стартом их кредитной истории, впоследствии банк продолжил сотрудничество с этими организациями»

«Ну таким образом свидетель не дал показаний с целью установления обстоятельств, подлежащих доказыванию. Десять минут он давал не имеющие отношения к делу показания», - был скор на выводы Валерий Лахтин. - Я прошу сделать замечание адвокату Краснову. Это не что иное, как волокита судебного процесса. Мне, конечно, как гражданину РФ было интересно услышать о том, что по инициативе ЮКОСа выдавались какие-то кредиты…на какие-то непонятные проекты…» - взял прокурор пренебрежительно-ироничную интонацию.

«Если прокурор дает показания, его надо предупредить о даче заведомо ложных показаний!» - высказался из «аквариума» Лебедев. – «Я знаю, о чем надо предупреждать!» - раздраженно реагировал председательствующий.

Хищение всей нефти исключает благотворительность. А она была!

Затем адвокат Краснов обратился к свидетелю как к директору «Центра досуга и спорта». «Ну осталось только вопрос задать о подготовке Олимпиады в Сочи!» - был актуален Валерий Лахтин. – Я делаю замечание защитнику Краснову!». Зал возмущенно загудел. «ВЫ делаете замечание?!»- возмутился судья. – «Инициирую вас сделать замечание! Коли вы не делаете таких замечаний!» - формулировал по принципу быстрее, выше, сильнее Валерий Лахтин. - «Ваши замечания занесены в протокол!»- сердился судья. И попросил свидетеля продолжать.

«По указанию руководства ЮКОСа было создано ООО «Центр досуга и спорта», основной задачей которого было реализовать проект по строительству в городе «Томске» крупного культурно-досугового центра с образовательными направлениями, направлениями Интернет-образования, библиотекой и т.д., – рассказывал свидетель. – Зимой 2002 года администрация города Томска выставила на открытые торги аварийное здание спортивного комплекса, которое находилось в центре города и представляло из себя по сути дела руины. ООО «Центр досуга и спорта» получил указание участвовать в торгах, а в случае победы построить объект и приурочить его сдачу к 400-летию Томска. Вся процедура была пройдена. Здание было приобретено и снесено, потому что представляло собою развалины, и в сжатые сроки, несмотря на то что осенью 2003 года возникли определенные трудности с финансированием проекта у НК ЮКОС, центр все же был достроен и сдан в эксплуатацию в срок. По сей день он действует»– «Вы не подскажете стоимость проекта?» - «Около 13 млн долларов. Финансировал непосредственно НК ЮКОС».

Разговор зашел об инжиниринговом центре. «Инжиниринговой центр ЮКОС являлся управляющей компанией для предприятий научно-исследовательского, геологоразведочного комплекса НК ЮКОС. То есть под управлением инжинирингового центра находились различные научно-исследовательские и проектные институты, геологоразведочные компании и др. Весной 2003 года предприятие поменяло свой профиль и осталось функционировать как предприятие, наделенное определенны движимым и недвижимым имуществом. Предприятие сдавало имущество в аренду добывающим компаниям, сервисным компаниям и исправно получало арендную плату. К лету 2003 года основная часть активов с инжинирингового центра ЮКОС была передана в собственность нефтедобывающих предприятий, а на самой компании осталось какое-то движимое имущество и объекты недвижимости в Томке. В частности, административное здание «Дома нефти» в центре города, где располагались структуры ЮКОСа, «Томскнефти», ВНК. Здание находилось в собственности инжинирингового центра с 99 года и попало к нему в ходе реализации процедур по защите от рейдерских захватов компании «Биркенхольц». Кроме того, у инжинирингового центра в собственности было региональное кернохранилище, построенное по инициативе ЮКОСа. На строительство ЮКОСом было потрачено несколько миллионов долларов. В 2002 году этот объект был введен в эксплуатацию. И сейчас этот объект также функционирует по назначению, и принадлежит «Томскнефти»».

«Обвинение в целом вам известно. Если оно предъявлено, а вся нефть похищена, а с другой стороны, выделялись средства, «Томскнефть» развивалась…Как эти два явления соотносимы?» - спросил Владимир Краснов. – «Прошу снять вопрос! – тут же вскочил Лахтин. - Обвинение ему непонятно, неясно». – «Кому «ему»?» - учил манерам адвокат прокурора. Но тот не слышал: «Он четко не дал показаний, в чем обвиняются Ходорковский и Лебедев. Данный свидетель не был автором обвинительного заключения, не изучал материалы дела. Вопрос имеет правовой характер, и я прошу его снять. А адвокату Краснову сделать замечание с занесением в протокол! С указанием на его некомпетентность в данной части этого процесса!». Публика посмеялась. Судья дал свидетелю возможность отвечать. «Я считаю, это вещи несоотносимые. Даже человек с базовым познанием в экономике четко понимает, что если у предприятия похищена добываемая им продукция и выручка от ее реализации в полном объеме, то оно и его дочерние структуры неспособны не только вести благотворительную деятельность, но и осуществлять основную деятельность», - ответил Алексей Прянишников.

Больше вопросов у защиты к свидетелю не было. «Валерий Алексеевич, есть вопросы к свидетелю?» - спросил судья у прокуроров. – «20 минут!» - попросил прокурор.

Прервались.

Судья Данилкин: «Валерий Алексеевич! Я сделаю вам замечание!»

Двадцатиминутный перерыв немного затянулся. Михаила Ходорковского и Платона Лебедева вывели из зала, и они никак не возвращались. Но не заметив их отсутствия, секретарь объявила: «Прошу встать, суд идет!», и Виктор Данилкин вышел в зал. «А подсудимых еще нет», - кивнули адвокаты на стеклянную стену за своими спинами. – «Да? - удивленно и смущенно воззрился Виктор Данилкин на пустой «аквариум», - А куда они делись-то?». Все рассмеялись. Виктор Данилкин ушел в судейскую комнату. Валерий Лахтин не терял времени даром: он аккуратно конспектировал своего Интернет-собеседника.

Еще через минут десять подсудимых ввели в зал. Судья продолжил заседание. Валерий Лахтин начал допрос свидетеля.

«Вы пояснили, что банк находился под контролем ЮКОСа. В развитие этой темы несколько вопросов. Вы можете вспомнить, кто был учредителем «Нефтьэнергобанка»?» - «Ваша честь, свидетель уже отвечал на этот вопрос!» - напомнил Платон Лебедев. Судья молчал. Алексей Прянишников повторял: «Учредителей было около двух десятков. Ключевыми были «Томскнефть», ВНК, администрация города Стрежевого, «Томскэнерго»…»,– «А ООО ЦДС, ООО «Венера» – вы помните такие предприятия?» - спрашивал Лахтин. – «ООО ЦДС – это «Центр досуга и спорта» и есть. «Венеру» я не помню». – «Далее вы утверждали, что банк был реорганизован путем присоединения к банку МЕНАТЕП-Санкт-Петербург. Как это происходило присоединение? Процедурно?» - «Процедурно?...ну…советы директоров банков приняли решение поставить в повестку дня общих собраний акционеров вопрос о присоединении. Потом были созданы собрания акционеров. Были приняты решения о реорганизации банка путем присоединения. Потом был составлен передаточный акт, после чего была сделана соответствующая регистрационная запись…» Лахтин между тем не слушал, а читал свои бумаги. – «А можете пояснить, за счет каких средств банк МЕНАТЕП-СПб купил акции «Нефтьэнергобанка»?» - «В связи с чем ваш вопрос?» - спросил судья. – «Уточняю…показания свидетеля!» - объяснял Лахтин. – «А ему не нужно было приобретать пакеты акций! Два юридических лица соединились друг с другом, у них появилась единая акция. Зачем банку МЕНАТЕП покупать акции? По процедуре это не требуется» - удивлялся вопросу и пожимал плечами Прянишников.

«Вы непосредственно знакомы с Лебедевым? Что вам известно о его положении в банке МЕНАТЕП и в структурах, связанных с ЮКОСом?» - «Непосредственно познакомиться не получилось, я перешел на другую работу, а по положению – он был председателем совета директоров банка МЕНАТЕП-СПб».

«А какие были взаимоотношения банка «Нефтьэнергобанк» и МЕНАТЕП?» - спросил Лахтин. – «Каким банком МЕНАТЕП?» - ждал уточнения Лебедев, по словам которого, кредитных учреждений, где присутствует банк МЕНАТЕП в РФ несколько десятков. – «В какой промежуток времени?» - просил точности и судья. Лахтин пытался уточнить, но все смеялись, и прокурор предпочел перейти к следующему вопросу.

«У меня вопрос следующего плана: о компании «Групп МЕНАТЕП» вам что-то известно?» - «В деятельности не сталкивался. Я мог что-то слышать на уровне средств массовой информации». – « Компания «Джи Эм Эл» вам известна? О подконтрольности МЕНАТЕП-СПб «Джи Эм Эл» что-либо известно?» - «Кого кому?» - не понял свидетель. Зал и «аквариум» смеялись. Свидетелю о подконтрольности банка МЕНАТЕП-СПб компании «Дми Эм Эл» ничего известно не было.

«Вы сказали, что по собственной инициативе явились в процесс... еще раз вы можете четко обозначить, в чем же обвиняются Ходорковский и Лебедев?» - спросил прокурор. – «Я имею общее представление, что они обвиняются в хищении 350 млн тонн нефти, легализации денежных средств и присвоении…»

«Вы знакомились с обвинительным заключением?» - спросил судья. – «Нет». – «НЕ знакомились, - удовлетворенно сказал Лахтин, - в таком случае у меня нет вопросов непосредственно по обвинению! Потому что свидетель показал, что ничего не знает…» - «Об этом в прениях!» - напомнил судья прокурору, но тот не слышал: «Вы сказали, что сами прибыли на процесс. Но защитники оплачивали ваш переезд в Москву и проживание? Я правильно понимаю?» – «Да» – «А какую-то свою позицию вы освещали защитникам Ходорковского и Лебедева?» – «Я не освещал» – «Ну они выясняли у вас, какие показания вы можете потенциально дать в данном заседании?» - «Напрямую никто не выяснял. Я просто описал места работы». – «Это чувствуется, что они не выясняли…» - был недоволен всеми Валерий Лахтин. – «Валерий Алексеевич! Я сделаю вам замечание!» - перекрикивал судья хохот зала.

«Показания свидетелей, которые ранее были допрошены, вам известны?» – спрашивал Лахтин. «Вопрос снимается. Есть вопросы по существу?» – произнес судья. «Пока нет», - заявил Лахтин.

Вопросы появились у Платона Лебедева. «Добрый день, Алексей Александрович. Сначала несколько вопросов по «Томскнефти».

Прокуроры хотят слышать только цитаты из обвинительного заключения

«Приходилось ли вам в период с 99 по 2002 год встречаться с кем-либо из руководства «Томскнефти»?» - «Была встреча с финансовым директором «Томскнефти» Дайтхе. Это встреча была в присутствии руководства банка. Это 2000 год». – «Какие вопросы обсуждались?» - «Вопрос реализации проекта ФРЦ – финансово-расчетного центра».

«Нас с Михаилом Борисовичем обвиняют в частности в том, что, например, в 2000 году мы похитили всю нефть, добытую «Томскнефтью». Скажите, вот финансовый директор, когда вы с ним обсуждали проект ФРЦ, говорил вам что-то об этом?» - спросил Лебедев. Тут же вскочил Лахтин: «Некорректно задается вопрос! Пусть Лебедев берет обвинительное заключение и считывает оттуда! Освещает механизм хищения! А не вот так дезориентирует свидетеля, желая получить от него желаемый ответ, который потенциально не может быть правильным!» - хотел видеть себя единственным толкователем обвинения Валерий Лахтин. Зал возмущался и смеялся. – «Вам вопрос понятен?» - спросил судья свидетеля. – «Да, понятен. Финансовый директор «Томскнефти» не рассуждал о том, что какие-то люди похищают нефть. И не было такого!». – «Финансовый директор рассказывал, что у «Томскнефти» есть какая-либо выручка от деятельности «Томскнефти»? Для каких целей создавался финансово-расчетный центр?» - спрашивал Лебедев. – «Все разговоры о создании ФРЦ изначально подразумевали, что предприятие должно иметь выручку. Это было непреложным фактом, что у предприятия есть выручка, расходы. И эта система должна была помочь эти расходы контролировать».

«Средства на заработную плату, с каких счетов платились?» - «Со счетов «Томскнефти»». - «А какие еще платежи осуществлялись со счетов «Томснкфти»? Платились ли, например, налоги?» - «Насчет налогов, точно не могу сказать, что они платились со счетов в «Нефтьэнергобанке», а другие платежи – да, платились. Например, платежи за аренду недвижимого имущества, платежи подрядчикам всевозможным…» - «А региональные и местные налоги с каких счетов платились?» - «Не могу сказать».

Лахтин тем временем активно делился пережитым с Интернетом. Его коллега Ковалихина сочувственно дискутировала с ним.

«С 2000 по 2002 год была ли картотека в банке в отношении требований налоговых органов к «Томскнефти»?» - спрашивал Лебедев. – «Насколько я помню, эта проблема как раз с 2000 года перестала остро стоять». – «Кроме финансового директора «Томскнефти», с кем вы еще общались из руководства?» - «Думаю, больше ни с кем» - «Известен ли вам Лебедев Дмитрий Алексеевич?» – «Насколько я помню, он был председателем правления банка МЕНАТЕП-СПб, не помню только до какого периода. Еще параллельно был председатель совета директоров Лебедев П.Л.». – «Вы с ним встречались по вопросу присоединения банка?» - «Была общая встреча. А непосредственные отношения у меня строились с начальником юридического управления банка МЕНАТЕП СПб, Соколова Марина Геннадьевна».

«Вы были в городе Стрежевой?» - «Да, - перечислил года свидетель, - по делам банка и по делам инжинирингового центра ЮКОСа». – «Правильно ли я понимаю, что когда вы говорите о Стрежевом как о моногороде, вы имеете в виду, что это основной город «Томскнефти»?» - «Да, правильно». – ««Кто-либо из представителей города Стрежевого говорил вам, что у них вся нефть похищена и жить в городе не на что?» - «Нет, не говорили. И приходилось встречаться с представителями администрации Стрежевого, с которыми ничего, кроме вопросов, связанных с какой-то деятельностью банка, не обсуждалось. О плохой жизни в Стрежевом с того момента уж точно никто не говорил, а до 98 года - в Томске это было на слуху - люди просто бежали оттуда! Бросали квартиры по цене погреба и убегали».

«Инжиниринговый центр ЮКОСа. Кому вы подчинялись?» - «Отделу по управлению имуществом «ЮКОС-ЭП». Поскольку на инжиниринговом центре была сконцентрирована некая собственность, движимое и недвижимое имущество». – «Было ли вам известно, что «ЮКОС-ЭП» был исполнительным органом «Томскнефти»?» - «Да, я видел это из юридического дела «Томскнефти», когда проверял его соответствие требованиям закона. Неоднократно проверял, когда выезжал на проверки в стрежевской филиал нашего банка». «Спасибо», - поблагодарил Платон Лебедев.

Валерий Лахтин пошел по второму кругу

«Еще у меня вопрос! – подал голос прокурор. – Что-нибудь можете пояснить о взаимоотношениях ЮКОСа и МЕНАТЕП-Санкт-Петербург?» - «Насколько я понимаю, ЮКОС был клиентом банка…» - «То есть размещал там денежные средства?» - «Были клиентские отношения». – «А тогда почему банк МЕНАТЕП-СПб был фактически передан группе МЕНАТЕП? И какой экономический смысл был в этом для ЮКОСа» - «Мне об этом ничего не известно». – «А вот про Джи Эм Эл…» - начал Лахтин. – «Вопрос снимается! По второму кругу пошли, Валерий Алексеевич!» - сердился судья. – «Пока нет вопросов!» - обронил Лахтин.

Вопросы были у Смирнова. «Вы сказали, что в момент вашего прихода в «Нефтьэнергобанк», у «Томскнефти» были проблемы, которые были связаны с арестом средств на счетах. А кто и в связи с чем накладывал арест?» - «В том числе, было некое судебное разбирательство, проблема, которая в том числе освещалась в СМИ, это посягательство международных рейдерских структур на активы «Томскнефти»». – «Вы точно можете сказать, накладывался или нет арест на денежные средства?» - «Было запрещение на осуществление операций по расчетному счету. Был это арест или нет, точно не помню». – «Вы сказали, что у «Томскнефти» была большая задолженность по уплате налогов…почти триллион рублей. И в 99 году эта задолженность была погашена. За счет каких средств эта задолженность была погашена? За счет средств «Томскнефти» или других организаций? За счет собственных средств или заемных средств?» - «Точно я не могу сказать, я не работал в «Томскнефти», не отслеживал ситуацию». – «То есть вы не знаете? Спасибо», - завершил Смирнов.

На этом Алексея Прянишникова отпустили. Прервались на обед.

Свидетель: «В «Самаранефтегаз» я начал работать в 71 году помощником бурильщика скважин...»

«Защита хотела бы представить суду свидетеля Анисимова Павла Алексеевича. Он находится рядом с залом суда», - сообщил адвокат Вадим Клювгант после обеда. Лахтин метнулся в Интернет. «Здравствуйте!» - уверенно поздоровался прошедший к трибуне крепкий загорелый мужчина в белых туфлях, белых брюках, белой рубашке с коротким рукавом.

Допрос вел адвокат Вадим Клювгант. «Спасибо, что вы к нам приехали, Павел Алексеевич, - начал защитник. – Для начала расскажите, где вы работали в структурах ЮКОСа? В какой период? В каких должностях?» – «В «Самаранефтегаз» я начал работать в 71 году помощником бурильщика скважин, в 95 году компания акционировалась и вошла в состав ЮКОСа, в 97 году я был назначен гендиректором и почти 10 лет, до осуждения, был управляющим «Самаранефтегаз» – вице-президентом «ЮКОС-ЭП»». – «Вы с Михаилом Борисовичем Ходорковским знакомы? Как вы можете охарактеризовать ваши отношения?» - «Лично знакомы. Я их могу охарактеризовать только с положительной стороны. Не было дружеских отношений, только рабочие. Были совещания, один-два раза в год он посещал наши месторождения, у меня была возможность общаться с глазу на глаз». – «А с Платоном Леонидовичем Лебедевым?» - «Тоже знаком лично, но последние годы он ушел в тень…В деятельности компании я его меньше видел». – «Что вы имеете в виду, а то «ушел в тень»…у нас тут слова имеют разные подтексты…» - уточнял адвокат. Судья рассмеялся. Ибрагимова сидела с серьезным лицом. «Один подтекст!» - поднял палец, улыбаясь, Лахтин. – «Я имел в виду, что он не так активно занимался компанией ЮКОС в последние годы. В первые годы – да, а в последние годы я не могу даже сказать, чем он занимался».

Адвокат спросил свидетеля, есть ли у него причины в виде зависимости или заинтересованности быть необъективным свидетелем в пользу стороны защиты. «Что значит «необъективным»?! Нет таких причин!» - отвечал Анисимов.

«Что это за компания «Самаранефтегаз»? Что являлось ее основным видом деятельности?» - ««Самаранефтегаз» раньше называлась «Куйбышевнефть»», организация которая работает с 1936 года, занимается добычей нефти и подготовкой нефти. В 95 году компания вошла в состав ЮКОСа, затем была реструктуризация всей компании, акции «Самаранефтегаз» были обменены на акции ЮКОСа, и была создана ВИНК, где Михаил Борисович возглавлял правление. Была структура «ЮКОС-ЭП», куда и входила «Самаранефтегаз» как дочернее предприятие, подчинялись мы президенту этой компании, занимались добычей нефти и ее подготовкой до нужной кондиции». – «С какого года ЮКОС являлся единственным акционером «Самаранефтегаз»?» - «Я затрудняюсь точно назвать».

«Вы являлись членом совета директоров «Самаранефтегаза» или ЮКОСа?» - «Был период, когда я являлся членом совета директоров и ЮКОСа, и «Самаранефтегаза». – «Вы принимали участие в заседаниях совета директоров?» - «Да. Постоянно практически». – «А в собраниях акционеров ЮКОСа, «Самаранефтегаза» вы принимали участие?» - «Да». - «Что вы имеете в виду, когда говорите «вертикально-интегрированная компания ЮКОС»? Что это значит?» - «Головная компания «ЮКОС-Москва» занималась стратегическими вопросами развития компании. «ЮКОС-ЭП», куда входило три добывающих предприятия. В задачи «ЮКОС-ЭП» входило как добыча нефти, прирост новых запасов и ее подготовка. Дальше мы сдавали всю добытую нефть в «Транснефть», на этом функции наши заканчивались. Наделялись мы бюджетом на каждый месяц, была у меня доверенность на год от президента «ЮКОС-ЭП», где были расписаны мои полномочия, по этой доверенности мы работали».

Павел Анисимов: «На каждый вид деятельности был разработан обязательный для исполнения регламент»

«Мы потом об этом подробнее поговорим, а пока давайте о ВИНК ЮКОС», - предложил адвокат. Свидетель продолжил восстанавливать структуру: ««ЮКОС-РМ», куда входили все нефтеперерабатывающие заводы. Там находилась структура, которая занималась реализацией нефти и нефтепродуктов, логистикой и т.д. Наша задача в «ЮКОС-ЭП» добыть нефть, передать ее по акту в «Транснефть», а дальше занималось уже «ЮКОС-РМ»».

«Изменение вашей должности с генерального директора на управляющего – с чем это было связано?» - «Была должность гендиректора. В «Самаранефтегаз» было тогда 28 тыс работающих. Были в том числе предприятия сервисного направления: буровые, транспортные, строительные предприятия, социальная сфера – их потом в ходе реструктуризации вывели в отдельный сервисный блок. Они находились также в подчинении «ЮКОС-ЭП». Поэтому, чтобы я имел влияние на них, потому что они как бы самостоятельные предприятия, меня сделали управляющим и через тире вице-президент «ЮКОС-ЭП»». – «А исполнительным органом для «Самаранефтегаз», когда вы стали управляющим, что или кто стал? Как генеральный директор вы были исполнительным органом, потом вы стали управляющим, а исполнительным органом кто был?» - пояснял адвокат свой вопрос. «Я только перешел в штат «ЮКОС-ЭП», остальное ничего не изменилось был главный инженер, были все заместители, которые подчиняли и мне, и по направлениям. Финансовый директор, например, подчинялся финансовому директору «ЮКОС-ЭП»» - «Означает ли это, что «ЮКОС-ЭП» была управляющей компанией?..» - «Да. Я непосредственно подчинялся ей. Вначале ее возглавлял Казаков, затем Бейлин…» - «Это были ваши непосредственные руководители?» - «Да». – «Это были реальные руководители или такие какие-то номинальные фигуры?» - «Реальные руководители».

Анисимов пояснил, что у него была доверенность, а также договор, подписанный на два года и продлеваемый. Плюс существовал еще Кодекс компании, согласно которому, например, нельзя было работать в компаниях, составляющих конкуренцию ЮКОСу (а также иметь акции таких компаний), рассказывал свидетель. Все же технологические процессы регулировались регламентом. «На каждый вид деятельности был разработан обязательный для исполнения регламент, утвержденный президентом «ЮКОС-ЭП» Исполнение регламентов контролировалось», - отмечал свидетель Анисимов.

«Какие у вас были полномочия в соответствии с доверенностью?» - «Добыча, подготовка нефти, сдача ее. Реализацией мы не занимались. Права заниматься реализацией нефти или нефтепродуктов у меня по доверенности не было». – «В рамках этой работы вы имели реальные полномочия?» - «Да». – «Работая в качестве управляющего, вы себя ощущали полноценным руководителем или ущемленным чем-то?» - «Принципиальных изменений не произошло. Что генеральный директор, что управляющий. Суть осталась прежней». – «Вы считали или не считали, что этой реорганизацией вас лишили каких-то полномочий? Отстранили от управления «Самаранефтегазом»?» - «Я думаю, что нет. Может быть, какие-то полномочия были еще дополнительно даны мне». - «Когда вы принимали решения, подписывали документы, от Самаранефтегаз и «ЮКОС-ЭП», вы действовали по принуждению или осознанно, по собственной воле?» - «Я действовал на основании должностной инструкции и доверенности. Там было определено, какие виды деятельности я имел право подписывать. Все документы всегда были согласованы, подпись я всегда ставил последним». – «Как вы могли убедиться в том, что документ или решение согласовано? Как это все работало?» - «Ежемесячно у нас проходила защита, мы отчитывались в «ЮКОС-ЭП» на расширенном заседании с присутствием всех главных специалистов «ЮКОС-ЭП» и «Самаранефтегаза». Нам ежемесячно давался план по добыче нефти, нам давался бюджет на операционные затраты, нам давалось задание на эксплуатационные затраты…все это было отражено в документах, где были четко определены направления нашей деятельности. Если мы не выполняли показатели, естественно, получали по заслугам». – «А вы, ваши специалисты из «Самаранефтегаз» участвовали в подготовке этих документов, имели возможность свое мнение выразить, поспорить, подоказывать что-то?» - «С первого раза никогда такие решения не принимались. Как правило, компании «ЮКОС-ЭП» хотелось больше добыть, но мы оценивали свои возможности и отстаивали <свою позицию>…В любом случае находили компромисс, останавливались на той позиции, которая устраивала обе стороны». – «То есть все эти решения готовились в форме диалога?» - «Да. Согласования не один день могли проходить. Сидели сутками, защищая свои позиции». – «Вам что-то говорит название документа «Исполнительный баланс нефти компании ЮКОС»?» - «Ежемесячно присылали нам по электронной почте баланс, куда наша нефть отправлялась компанией ЮКОС или «ЮКОС-РМ». В основном – на наши НПЗ. Части нефти продавалась как топливо сельским хозяйствам и администрациям районов на топливо в зимний период. Это небольшие были суммы. Порядка 10 тыс. тонн в месяц». – «То есть баланс нефти доводился до всех и был по группе един?» - «Да». – «А про бюджет, что можете рассказать? Был такой документ?» - «Это был главный документ. Там были указаны объемы добычи, объемы вложений в операционные затраты и капитальные вложения. Как правило, нефть, которая реализовывалась, была чуть выше себестоимости. Ниже себестоимости цена продажи никогда не была, потому что тогда бы штрафовали налоговые инспекции. И плюс оставалась небольшая рентабельность. Остальные же (в большей степени) капитальные вложения приходили уже из компании ЮКОС. Особенно в последние годы это были серьезные суммы. В основном они шли на развитие структуры – это развитие новых месторождений, обновление основных фондов».

Цена на нефть для добывающих компаний была на уровне себестоимости с небольшой рентабельностью

«Реализация нефти, которую добывал «Самаранефтегаз» осуществлялась на основании каких договоров? Кому?» - «Со скважин нефть по трубам поступает на установки подготовки нефти (у нас их несколько). Там отбиралась вода, соли, а потом опять же по трубе нефть постоянно поступала в трубу управления. Существовал коммерческий узел, там находятся два оператора – со стороны «Самаранефтегаза» и со стороны «Транснефти». Каждые два часа по счетчикам подписывается акт (счетчики постоянно проходили госпроверку). Раз в сутки подписывался акт приема-передачи – в каких объемах мы откачивали нефть в «Транснефть»» - «А Самаранефтегаз» имела возможность хранить добытую нефть, не сдавая ее в трубопровод «Транснефти»?» - «У нас четыре коммерческих узла учета и четыре установки по подготовке нефти, они в том числе имеют резервуарный парк, в основном это для технологических нужд. И небольшой запас был по всем установкам, в случае если авария на трубе или что-то – мы заходим в резервуар, но это не больше двухсуточных объемов нашей добычи. Это все, что мы могли хранить. Все остальное уходило в трубу «Транснефти»».

«За время вашей работы гендиректором, управляющим в «Самаранефтегаз» вам были известны случаи недостачи нефти, которая подлежала сдаче в «Транснефть»?» - «Такого я не помню».

«А договоры какие-то «Самаранефтегаз» подписывала на поставку нефти?» - «В «Самаранефтегаз» не было служб, людей, которые могли бы заниматься реализацией нефти. В «ЮКОС-РМ» были тендеры на реализацию нефти, потом я подписывал уже все документы после всех виз … это были договоры на куплю-продажу нефти. «Самаранефтегаз» выступал продавцом как собственник нефти, держатель лицензии. Собственник, в принципе, ЮКОС, но лицензии были у нас на балансе…» - «Было ли какое-то соглашение генеральное, рамочное об условиях реализации нефти между «Самаранефтегаз» и ЮКОСом?» - «Не помню». – «А покупателями выступали какие компании? Кто определял эти компании?» - «Определял «ЮКОС-РМ»». – «Эти компании имели к ЮКОСу какое-то отношение? Или это были посторонние компании?» - «Не могу сказать». - «Цены, по которым осуществлялась поставка нефти, они указывались в договорах?» - «Да». – «И договоры исполнялись по этим указанным ценам?» - «Да». –«А фактическая оплата нефти также поступала в соответствии с этими ценами?» - «Да». - «А было, когда не поступала оплата за нефть на основании с условиями договора? Или поступала не в полном объеме?» - «Был период до 2000 года, когда цена доходила до 16-17 долларов за баррель, но больше не было…за сдатую нефть оплата проходила два раза в месяц» - «Недоплаты были?» - «Нет». – «Вы уже об этом говорили, но вопрос важный. Уточняю. Покрывала ли цена, которую получала компания «Самаранефтегаз» за нефть по договору затраты на добычу и подготовку нефти?» - «Да. Цена была на уровне себестоимости с небольшой рентабельностью. Но никогда не была ниже себестоимости». – «Давайте расшифруем. Когда вы говорите себестоимость…» - «Это затраты на добычу одной тонны нефти». – «а когда вы говорите рентабельность…» - «Это сверх. Дополнительные средства, которые шли на социальные нужды, на спонсорскую помощь тем районам, на территории которых мы работали». - «Правильно ли я понимаю, что «Самаранефтегаз» всегда получал за поставленную нефть фактически от «ЮКОС-РМ» полное покрытие затрат на производство и подготовку нефти и плюс некоторую прибыль?» - «Абсолютно правильно». – «И так было всегда?» - «Всегда».

Капитальные затраты шли в добывающие «дочки» из ЮКОСа

«Какие капитальные затраты были у «Самаранефтегаз», по каким направлениям и каким образом они финансировались? Из этих же денег, которые за нефть, или из других каких-то средств?» - «Весь бюджет формировался на две статьи расходов. Это операционные затраты (себестоимость) плюс небольшие затраты социального характера, и плюс капиталовложения, которые расходовались на реорганизацию производства, на бурение новых скважин, на открытие новых месторождений, на их обустройство, на строительство объектов добычи, на строительство объектов социальной структуры. Эти деньги опять же были строго определены бюджетом ежемесячным и годовым и контролировались постоянно. Если уж мы после долгих споров утверждали этот бюджет, то, как правило, он исполнялся в полном объеме. И со стороны «ЮКОС-ЭП» и со стороны «Самаранефтегаз». – «То есть получается, что за нефть расплачивался «ЮКОС-РМ», а капитальные затраты из других средств финансировал «ЮКОС-ЭП»?» - «Да». – «А вы можете привести соотношение капитальных затрат и тех операционных, которые по договорам за нефть поступали?» - «Здесь зависело все от периодов. 98, 99 годы были для ЮКОСа самыми тяжелыми периодами, когда 16-17 долларов за баррель, с ростом цены, естественно, и затраты на добычу нефти увеличивали и капитальные вложения. В 2002, 2003, 2004 годах мы получали больше 3 млрд рублей капитальных вложений. Почти в три раза больше, чем операционные затраты». – «Такая система отношений с управляющими компаниями в рамках ВИНК, которую вы сейчас рассказали, она позволяла компании «Самаранефтегаз» развиваться и обеспечивать экономический прирост своей деятельности?» - «Я 35 лет отработал на этом предприятии. Пик у нас был в 84-85 годах – 35 млн добывал «Куйбышевнефть». И до входа в ЮКОС мы упали до 7,5 млн тонн добычи. В 2003 году мы добывали уже 12,5 млн тонн Когда началось это уголовное преследование…мы были вынуждены остановить добычу на 3 млн тонн по «Самаранефтегаз», просто отключили скважины. В первые годы мы настороженно смотрели на ЮКОС…Но такого развития как экономического, так и социального, которое было при ЮКОСе, я не помню за все время существования «Куйбышевнефть» -«Самаранефтегаза»», - отмечал Анисимов.

«Вам было известно, что несмотря на то, что вся нефть сдается в трубу «Транснефти», а покупателями выступали какие-то компании, о том что фактически нефть адресуется на НПЗ?» - «По балансу мы видели – в каких объемах, на какой завод и сколько. Почти на 100 процентов наша нефть уходила на наши три НПЗ. У нас затраты на перекачку самые низкие, потому что заводы находились рядом. На экспорт нашу нефть из-за качества практически не использовали». – «Цены определяла компания «ЮКОС-РМ». А вам было известно, что это не та цена, которая есть на нефть марки Юралс в портах Роттердама и так далее?» - «Естественно. Я хорошо узнал об этом, когда сам очутился на их месте, - кивнул в сторону «аквариума» Павел Анисимов. – Нам насчитали дополнительные налоги после проверок, хотя за весь период были проверки как региональные, так и на федеральном уровне. Регулярные были проверки. Но почему-то потом выяснилось, что мы недоплачивали…» - «А вам известно или было известно, кто-нибудь продает в России нефть в регионах добычи по европейским ценам Юралс?» - «Такого периода не было никогда, всегда цена на внутреннем рынке значительно ниже, чем цена на экспорт». – «А чем это объясняется?» - «Я думаю, в первую очередь это квоты. Никто не мог добывать сколько угодно, отправлять сколько угодно…На экспорт должна быть лицензия на конкретные объемы. Эти лицензии в лучшие времена не превышали 40 процентов объемов добычи». – «А вот та нефть, которая экспортируется…Требует ли эта процедура экспортирования еще каких-то затрат после того, как она сдана в «Транснефть»? – «В трубе вся нефть смешивается – «Самаранефтегаз», «Башнефть», «Татнефть». Там не поймешь. Она там вся разбавляется, как коньяк или виски, обезличивается, как только переходит в трубу Транснефти»».

«Нефть, которая доставляется в порт Роттердама…Кто оплачивает транспортировку этой нефти?» - «Мне это детально неизвестно. Но транспорт нефти всегда идет по предварительной оплате». – «И это была не «Самаранефтегаз»?» - «Нет». – «А экспортные налоги, пошлины…Тоже не «Самаранефтегаз»?» - «Нет». – «Эти оплаты на транспортировку, пошлины и т.д. являются второй причиной разницы цен?» - «Да».

Анисимов: «Объемы там контролируются до килограмма, до литра»

«Павел Алексеевич, а распределение нефти, различие между европейскими и региональными ценами, то, что мы сейчас с вами обсудили, - эта информация была открытой или закрытой?» - «Она была открытой. Ее можно было взять в любом журнале!» - отвечал Анисимов. Он заявлял, что все члены совета директоров, собрания акционеров могли быть знакомы с этими ценами. «А не могло быть, что цены одни, в отчетности другое? А акционерам на собрании какие-то другие цены называются» - «Это нереально. Есть акт приема-передачи нефти, каждые два часа фиксируется. Ежесуточный акт. Объемы там контролируются до килограмма, до литра. Цена определена. Ежемесячно приходили документы в бухгалтерию. Естественно, бухгалтерия положит эту документы на ту полку, куда необходимо». – «Контролирующие государственные органы насколько внимательно следили за работой «Самаранефтегаза»?» - «Редкие месяцы, чтобы не было каких-то проверок. Это были налоговые проверки, это были проверки Гостехнадзора и других органов». – «Правильно ли будет сказать, что деятельность «Самаранефтегаз», руководства и коммерческие условия, и в целом экономические результаты были полностью прозрачны как для акционеров, так и для государства в лице его контролирующих органов?» - «Абсолютно правильно. А еще собственная служба безопасности, которая за нами контролировала больше, чем любой контролирующий государственный орган

«А международный фрахт судов для перевозок нефти или международное страхование перевозок нефти по морю, - это входило в функции «Самаранефтегаз»?». – «Нет. И специалистов таких не было. Интересов к этому не было никакого».
«Что такое расширенное заседание правления НК ЮКОС?» - «Первое заседание как раз прошло в Самаре. Потом каждый квартал проходило в разных регионах. Как правило, их проводил Михаил Ходорковский. Он делал первый доклад, потом его заместители из «ЮКОС-ЭП», «ЮКОС-РМ». Среди участников было практически все центральное управление ЮКОСа, это были директора нефтеперерабатывающих заводов, там находились представители профсоюзных структур». – «На этих заседаниях финансовые, экономические показатели (объем добычи, выручка, прибыль) обсуждались?» - «Да, практически на каждом заседании». – «На этих совещаниях вы общались с вашими коллегами. Управляющими других нефтедобывающих компаний?» - «Да, конечно». – «Из общения с коллегами…были ли какие-то существенные отличия в управлении ОАО «Самаранефтегаз» и ОАО «Юганскнефтегаз», ОАО «Томскнефть»? Или это была единая система, единые правила?» - «Правила были едины абсолютно для всех. Разница только заключалась в объемах добычи. Естественно, в финансировании. Потому что финансирование шло на добычу тонны нефти. У нас была самая высокая себестоимость на добычу. Потому что в «Самаранефтегаз» была уже падающая добыча. 96-98 процентов уже воды было. Естественно, в «Юганскнефтегазе» была самая низкая себестоимость, в «Томскнефти» где-то средняя. Только эта разница была». – «Система отношений по договорам поставки нефти, по ценам они были одинаковыми?» - «Абсолютно. У нас даже в Москве в головном офисе был один кабинет на всех троих».

ОПГ - «бред какой-то»

«Вы упомянули сейчас, что у вас нефть, которая добывалась в «Самаранефтегазе», в ней было 96-98 процентов воды. Расскажите подробнее, и скажите, известно ли вам понятие скважинная жидкость, что вы знаете об этом?» - «Термин «скважинная жидкость» нужен был, чтобы обозначать нефть, поднятую со скважины, но без подготовки. То есть в ней 96 процентов обводненности, огромное содержание солей (до 4 процентов), серы. И затраты на саму подготовку нефти намного дороже, чем на извлечение ее из пласта». - «То есть то, что поднимается из недр, это еще не нефть, которая является товаром?» - «Абсолютно верно. Это еще не товарный продукт. Для этого и использовали понятие «скважинная жидкость»».

«Вам известны случаи, когда нефть, сданная компанией «Самаранефтегаз» в «Транснефть», не доходила до конечного получателя?» - «Нет, такого не слышал».

«Вам известен такой проект, как «Корпоративное управление в России»?» -«Мне известно то, что сегодня начинается в России, в ЮКОСе было уже 10 лет назад, - пояснял свидетель. – Это сама структура компании, близкая к западной. Это безбумажный документооборот. Это регламенты». – «А откуда вы знали, что документы купли-продажи, например, не «левые»?» - «На всех договорах были подписи руководителей «ЮКОС-РМ». В том числе и все финансовые службы визировали эти документы. Я доверял на 100 процентов структурам ЮКОСа. Даже не думал, никогда и мысли не возникало, что это может быть какой-то подлог!».
«За все время работы в ЮКОСе вам когда-либо приходилось исполнять какие-то приказы, распоряжения, которые бы выходили за рамки ваших полномочий, служебных обязанностей?» - «Были распоряжения, не касающиеся хозяйственной деятельности, а чаще социальных направлений. Неофициально мне было определено по всей самарской площадке заниматься благотворительной деятельностью, разовые такие вещи, хозяйственной деятельности это не касалось…» - «А вот со стороны Ходорковского или Бейлина какие-то указания, просьбы, распоряжения, которые вы бы расценивали как сомнительные, незаконные, странные? Были такие?» - «Таких никогда не было». – «А приходилось ли когда-либо вам, работая в ЮКОСе, совершать какие-то действия (или принимать решения) под воздействием насилия или обмана?» - «За 35-летнюю деятельность я уже научился отличать хорошее от плохого. Такого не было». Ибрагимова продолжала иллюстрировать собой отношение обвинения к свидетелю: прокурор даже не поворачивала головы к трибуне, лишь косила взглядом, весь вид госпожи гособвинителя выражал презрение.

«Вам что-нибудь известно о существовании в ЮКОСе параллельной структуры управления?» - «Нет, мне неизвестно». - «Вот обвинение, в частности, утверждает, что в ЮКОСе действовала организованная Ходорковским преступная группа, которая действовала с участием многих других руководителей ЮКОСа в течение целого ряда лет…» - «Если в грубой форме сказать - бред какой-то просто!». – «Вы Михаила Ходорковского, кроме как руководителя ЮКОСа, знали в какой-то другой роли?» - «Нет». – «Может быть, он скрывал, что он руководитель ЮКОСа?» - «Нет! И вообще. Кабинет у него был в три раза скромнее, по-моему, чем у нас в регионах!» - отвечал Анисимов. Судья смеялся. «Аквариум» и вовсе расхохотался. «Скрывал, значит!» - толкал, смеясь, Лебедев под локоть Ходорковского. «Наоборот обижался, что мы редко к нему заходим. Но мы в пределах полномочий пытались сами управляться», - пояснял свидетель Анисимов.

Анисимов: «Я приехал сюда, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы человек не понес наказания за то, чего он не делал!»

«Вы сказали, что знаете Михаила Борисовича только с самой лучшей стороны. Давайте к этому вернемся. Что вы имели в виду?» - «Чем открытей, тем он больше уважал людей. Это я знаю и по себе. Потому что были ситуации, когда руководство «ЮКОС-ЭП» отдавали абсолютно для нас непонятные распоряжения. И я прямо из кабинета президента «ЮКОС-ЭП» звонил лично Ходорковскому и он говорил: «Если это не нужно, не делайте этого. А на праздники, на Новый год, мы собирались с женами, с семьями, я его видел с женой, с детьми, как хорошего семьянина. Он был скромный человек. Ему можно было открыто задавать любые вопросы. И доступный. Всегда можно было позвонить. А если пришел в приемную – сразу управляющих принимал Михаил Борисович…».

Всех этих добрых слов о подсудимом Ходорковском не услышал Валерий Лахтин – он уже давно покинул зал, а вот теперь вернулся, с очередной кипой бумаг.

«Приоритетом Михаила Ходорковского была большая прозрачность, понятность или какая-то маскировка?» - «На всех правлениях говорилось об одном и том же – компания должна быть абсолютно прозрачной и соответствовать мировым стандартам! И это была реальная работа, реальная деятельность <в этом направлении>».

«Ходорковский и Лебедев обвиняются в том, что их организованная преступная группа в течение 1998-2003 годы похитила всю нефть, добытую всеми тремя нефтедобывающими компаниями. То есть и компанией «Самаранефтегаз», которую вы возглавляли…Что вы можете сказать по этому поводу?» - задавал Клювгант следующий вопрос. - «Ну пусть Клювгант точнее сформулирует обвинение!» – возложил Валерий Лахтин на защитника работу, от которой увильнули и прокуроры, и следователи. – Пусть он цитирует постановление о привлечении в качестве обвиняемого, в подлиннике! Или всю формулу обвинения <пусть воспроизводит>! Чтобы у свидетеля сформировалось объективное мнение об обвинении. А не тенденциозное и выборочное!» - «У вас все?!» - надеялся судья. Но Лахтин просто так не сдался: «Поэтому мы сейчас и получим неправильный ответ на неправильно поставленный вопрос!». Публика хохотала.

Вадим Клювгант повторил вопрос. «Прошу снять вопрос! Свидетель не является автором обвинительного заключения! – разгонял по залу волны возмущения и смеха Валерий Лахтин. – Пусть Клювгант не дезориентирует свидетеля, не вынуждает его давать неправильные ответы! А свидетелю я объясняю, что защитник Клювгант не цитирует обвинительное заключение. Это его личное мнение!». – «Можете ответить!» - ждал судья ответа от Анисимова. – «Если бы я считал, что это действительно было своровано, я бы сюда не приехал. Я приехал сюда по собственной инициативе, в надежде, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы человек не понес наказания за то, чего он не делал!» - твердо отвечал Павел Анисимов.

Вопросы у защиты кончились. «Нужно время, Валерий Алексеевич?» - спросил судья у Лахтина. – «Да. Минут на 45!» - жил на широкую ногу Валерий Лахтин. – «Дело в том, что у меня на сегодня обратный билет… - пояснял Павел Анисимов. - Я не могу дольше 17 часов тут оставаться». – «Двадцать минут, Валерий Алексеевич!» - отрубил судья.

Прервались.

Судья: «Валерий Алексеевич! Я вас убедительно прошу – не делайте умозаключений!»

После краткого перерыва Валерий Лахтин ринулся в бой. «Что вам известно о предъявленных Ходорковскому и Лебедеву обвинениях? Вы читали текст обвинительного заключения?» – сыпал вопросами прокурор. – «Нет» – «Вы имеете юридическое образование?» – «Нет» – «Известно ли вам, что отражено в текстах постановлений о привлечении в качестве обвиняемых Ходорковского и Лебедева, что касается механизма хищения в виде присвоения нефти, акций дочерних обществ ВНК?» – «Нет» – «Вы по собственной инициативе явились в данный процесс?» – «По приглашению адвоката Клювганта». - «Обсуждали ли вы с защитниками вопросы, касающиеся обвинения?» - «Нет. Я с самолета буквально сразу сюда и обратно вечером сразу». – «Вы проявляли как-то свое отношение к данному уголовному делу в беседе с защитниками Ходорковского, Лебедева, опосредованно путем переписки с Ходорковским, Лебедевым?» - «Нет. Я их <адвокатов> увидел только здесь на заседании первый раз». – «Каким-либо вы свою позицию проявляли? Где-либо в печати? Где-либо в разговоре с кем-либо?» – «На сайте интервью давал». – «То есть вы регулярно, значит, эээ…прослеживали процесс по сайту? – слишком хорошо знал Валерий Лахтин, где можно «проследить процесс», но потом все-таки спохватился: - А на каком сайте? Как сайт называется?» - «Я просто набираю «Ходорковского» там есть. Интервью я давал один раз, посвященное 15-летию ЮКОСа. А так неравнодушно слежу, конечно. На сайте и по радио, когда в машине еду, на телевидении практически этого нет...» – объяснял Анисимов. – «А отслеживая ход данного процесса, вы, естественно, с содержанием показаний свидетелей знакомились…» - судя по всему, готовил поправки в УПК Валерий Лахтин. – «В короткой форме, естественно». Судья объяснил Валерию Лахтину, что своими вопросами он навязывает свидетелю свою же точку зрения.

«То есть у вас какая-то точка зрения сформировалась перед тем как зайти в зал судебного заседания?» - ополчился на мыслительный процесс как таковой Валерий Лахтин. – «Я не мальчик. Сформированный человек. Позиция тоже какая-то своя существует, - удивлялся вопросу свидетель. - Мой гражданский долг – прийти сюда и сказать правду, как есть. Я же не сужу, решение примет суд». – «Вместе с тем вы позволяете здесь судить об обоснованности/необоснованности обвинения…» – «Я высказываю свою позицию. Мнение личное», - отвечал Павел Анисимов.

«Валерий Алексеевич! Я вас убедительно прошу – не делайте умозаключений! Об этом в прениях! И напоминаю, свидетель прилетел из Самары, экономьте и свое время, и время суда, и время свидетеля. Вопросы по существу!» - мягко рассердился Виктор Данилкин. – «А я предупреждаю свидетеля, у нас в деле более 200 томов, и нам надлежит объективно разобраться в предъявленном обвинении!» – заявил Лахтин. – «Ну вы встаньте на трибуну и на митинге все это..,» – предложил адвокат Краснов. «Хватит уже давить на человека. Бесполезно же все равно», - заметил адвокат Клювгант.

«Валерий Алексеевич, я вам предлагаю задавать вопросы по существу!» – руководил допросом судья.

«С кем из сотрудников ЮКОСа поддерживаете отношения?» - спрашивал Лахтин. – «На похоронах встречались. Хоронили бывшего директора Ачинского НПЗ…» - «Фамилия!», - бросил Лахтин. – «Анисимов. Мой однофамилец». – «Может быть, вы посредством сотовой связи перезванивались…». – «Нет». – «Ранее в данном зале судебного заседания вы присутствовали?» - продолжал выпускать на волю стаи канцеляризмов Валерий Лахтин. - «Нет», - отвечал свидетель.

Добывающие компании интересовались бюджетом, а не прибылью

«Вы заявили, что вы и ряд сотрудников «Самаранефтегаз» заявили, что все же принимали какое-то участие в подготовке договоров купли-продажи нефти…» - «Мы не принимали участие. Я об этом не говорил». – «Но вы говорили, что могли оспорить…» - «Это защита планов – это разные вещи. Это объем добычи, а не продажи нефти». – «Вас позиция в плане распределения прибыли устраивала?» - «Не всегда. В первые годы, конечно, казалось мало. Всегда же мало». – «Вы надлежащим образом выполняли требования и пожелания акционеров «Самаранефтегаз»?» Судья снял вопрос.

«Как вы проявляли свое недовольство в плане распределения прибыли?» – спрашивал Лахтин. – «Свидетель не говорил о недовольстве, он говорил о несогласии!» - был бдителен судья.

«Я просил бы попросить гособвниитлеля все же уточнять, чью прибыль он имеет в виду. Если прибыль «Самаранефтегаза» – это одно, прибыль ЮКОСа – это другое», - вмешался Михаил Ходорковский. Виктор Данилкин попросил у прокурора уточнений.

«Естественно, прибыль «Самаранефтегаза»! И та прибыль, которая консолидировалась в ЮКОСе!» - «уточнил» Валерий Лахтин. Зал, адвокаты, подсудимые рассмеялись.

«По прибыли мы вопросы не задавали, нас интересовал бюджет, а не прибыль! – отвечал Анисимов. – Здесь у нас были какие-то несогласования. Казалось всегда, что нам не хватит средств, чтобы добыть такой объем нефти. Хотя на практике, как правило, в бюджет мы укладывались. Прибыль нас не интересовала, мы ей никогда не занимались. Мы сидели на бюджете». – «То есть возникали у вас проблемы и недовольства в плане формирования бюджета?» - легко вызывал новый смех в зале прокурор. Судья объяснял, что вопрос снят. - «И каким же образом решались проблемы, когда появлялось такое недовольство?» - в очередной раз шел в обход Лахтин. «Я же сказал! Вопрос снят!!! Свидетель говорил, что согласования проходили!» - третий или уже четвертый раз повышал голос судья.

«Эти согласования всегда вас устраивали?» - «Вы уже задавали вопрос! Не всегда, конечно, но в результате компромисса документ в любом случае подписывался обеими сторонами. Значит, устраивал в конечном счете. Насильно никто никого не заставлял» - «И те договоры, которые вы подписывали как управляющий «Самаранефтегаз» тоже вас устраивали? Условия договора вы имели право корректировать?» - «Нет, конечно. Это не мои полномочия». – «Содержание договоров купли-продажи вас всегда устраивало?» - «Еще раз повторяю, это не моя компетенция. Меня интересовал бюджет, чтобы в нем были предусмотрены все расходы на текущую деятельность, на социальные вопросы…»

Валерий Лахтин продолжил строчить вопросами. «Ваша честь!» – встал к микрофону Ходорковский. Судья с трудом остановил прокурора и дал слово Михаилу Ходорковскому. «Я допрашиваю, или Ходорковский?!» – возмутился Лахтин. – «Ходорковский имеет право высказать свои замечания по поводу вопроса!» - тормозил прокурора председательствующий. «Пожалуйста, после моего допроса!» – заявил Лахтин. Публика загрохотала. - «Вы уже сейчас вступили в дискуссию со свидетелем! Присядьте!» - сердился судья.

Ходорковский заговорил: «Свидетель уже неоднократно сказал, что исполнительным органом «Самаранефтегаза» была управляющая компания «ЮКОС-ЭП», президентом ее был господин Бейлин. Господин Лахтин при этом раз за разом спрашивает у уважаемого свидетеля, как он отвечал перед акционерами, а свидетель раз за разом отвечает, что он выполнял свои должностные обязанности. Вот и спросите у свидетеля, была ли в его должностных обязанностях ответственность за акционеров? Или нет?»

Судья дал Лахтину возможность переформулировать вопрос. Но не получилось. «Свидетель уже говорил об этом!» - напоминал судья прокурору. «А заемными средствами пользовалась «Самаранефтегаз»?» - интересовался Лахтин. – «Мы сами заемные средства не брали. Если брала компания…» – «У меня есть сведения, что это не так, - интриговал Валерий Лахтин. – Вы подписывали договор займа с какими –либо другими компаниями?» - «Я не помню». – «Но вы допускаете, что вы подписывали договоры займа?» - «Может быть, был такой период». – «А почему, «может быть был такой период»? Вы же считаете, что достаточно прибыльной была в общем деятельность компании «Самаранефтегаз» - продолжал этот блиц прокурор Лахтин. – «Были периоды, когда мы были вынуждены убирать нерентабельные месторождения. Таких у нас было 7 участков! Когда 16-17 долларов стоил баррель нефти. Надо было выжить любыми путями. Вполне возможно, в тот период я и подписывал документы. Но я не помню этого». – «По собственной ли инициативе вы подписывали?» - «По собственной инициативе я ничего не подписывал. Все всегда в компании решалось коллегиально» - «Так эти договоры займа готовились в управляющей компании?» - «Просто не помню».

По микрофону постучал Платон Лебедев. «Ну опять Лебедев меня прерывает! А ведь свидетелю необходимо уехать на самолете!» - жаловался Лахтин. Публика захохотала в голос. – «Прокурор путается. Речь идет о юридическом лице «Самаранефтегаз» или лично о Павле Алексеевиче?» - отмечал Лебедев. Судья попросил Валерия Лахтина объясниться. «Я обращаюсь к свидетелю как к свидетелю», - парировал Лахтин.

Анисимов: «Моя задача была работать на общую копилку»

«Вы встречались с Брудно, Елфимовым?» - «Мы встречались на расширенных правлениях, которые проходили раз в квартал. Это были руководители подразделения «ЮКОС-РМ», к которому я никакого отношения не имел. У нас был Бейлин президентом в «ЮКОС-ЭП»» - «А если были проблемные вопросы в ходе подписания договоров купли-продажи нефти, вы их куда выносили?» - «Я уже говорил, что полностью доверял подразделению «ЮКОС-РМ». У меня вопросов никогда не возникало». – «И содержание этих договоров вас устраивало?» - «Устраивало». - «Вы сейчас правдивые показания даете, будучи предупрежденными об уголовной ответственности?» - «Конечно». – «И с Брудно, Елфимовым у вас конфликтов не возникало?» - «Я никогда с ними не обсуждал эту тему».

«Вы говорили, что нефть реализовывалась НК ЮКОС. А другим компаниям нефть реализовывалась? Компаниям «Фаргойл», «Ратибор» «Эвойл» «Ю-Мордовия»?» - «Об этих компания я узнал только из своего уголовного дела. » - «Так кто же договоры подписывал?» - «Я. Там стояли <подписи> наших подразделений, которые отвечали за договора. Нам их присылали уже в последнюю очередь». – «То есть вы подписывали договоры с компаниями, которые я перечислил?» - «Какие-то из них у меня на слуху». – «Эти компании, какое отношение имели к ЮКОСу?» - «Не знаю». - «Вас это не интересовало абсолютно: зависимость, независимость этих компаний? Вам было безразлично, что вы подписывали?» - «Что значит «безразлично»?! – возмутился свидетель. – Я добросовестно исполнял свои должностные обязанности! – чеканил слова Павел Анисимов. - Согласно доверенности! Согласно регламенту! Есть службы, которые отвечали за эту тему. Зачем я буду лезть в это?!». – «То есть вас не интересовало, из каких средств эти компании…»

«Свидетель сказал, что он не помнит! – оборвал прокурора судья. - А вы навешиваете ярлыки, что его не интересовало ничего!» - возмутился судья. «Десять лет прошло! Неужели я буду помнить! Что было в материалах моего дела, я хочу забыть, как страшный сон, и даже не вспоминать об этом», - объяснил Павел Анисимов.

Пошла речь о ценообразовании. И снова допрос шел кувырком. «Свидетель уже третий раз это рассказывает!» - сердился судья историям про визы на договорах – «Значит, неправильно он рассказывал!» – заявил важно Лахтин. Зал смеялся. Следующие вопросы Лахтина про ценообразование судья снял. «Зациклился!» - хохотал Лебедев. Засмеялся весь зал. – «Но эти цены были рыночными?» - продолжал Лахтин по кругу. – «Ха-ха-ха!!!» - реагировал зал. - «Вопрос снимается!» - снова объявлял судья. – «А если бы эти цены были…» - ХА-ХА-ХА!!!» - шумел зал № 7. «Вопрос снимается!!!» - кричал судья.

Прокурор Смирнов решил перехватить инициативу у Лахтина. «Кто же все же был собственником добытой нефти? Вы как-то неуверенно сказали. «Самаранефтегаз» или «ЮКОС»?» - «Собственником нефти является тот, у кого есть лицензия на добычу нефти, то есть «Самаранефтегаз»». – «А где происходила передача нефти покупателю?» – «На узлах учета. Мы передавали не покупателю, а в «Транснефть». Где передавалась нефть покупателям, это был не наш вопрос». – «А почему предметом генерального соглашения была скважинная жидкость?» – «Уже не помню». – «Визирование договоров купли-продажи было на самих договорах?» - «Да. На оригинальных документах. Но почему-то мне на суде ни одного оригинального документа не показали».

«Возражения для занесения в протокол. Прокурор Смирнов заявил, что предметом генерального соглашения была скважинная жидкость. Это заявление заведомо ложно! Оно не соответствует действительности. Этот документ изучался в суде, что позволяет мне говорить о заведомо недобросовестном формулировании вопроса», - заявил Вадим Клювгант.

«Правильно ли я вас понял, что доходная и расходная часть «Самаранефтегаз» формировалась на основании утвержденного бюджета?» - «Абсолютно правильно» - «В то же время вы руководили коммерческой организацией…» - «Да». - «Вы в курсе, что целью любой коммерческой организации является получение прибыли?» - учил опытного промышленника Анисимова прокурор Смирнов. – «Прибыль формировалась в компании ЮКОС, в которую входило три добывающих подразделения. И моя задача была работать на общую копилку. Поэтому формировать прибыль непосредственно «Самаранефтегаза» - такой задачи не стояло. Мы были дочернее предприятие НК ЮКОС». – «Вы считаете, что у дочернего предприятия такой задачи, как формирование прибыли, нет?» - «Нет». - «Это ваше понимание?» - «Да».

У микрофона был Лебедев: «Для занесения в протокол! «Самаранефтегазом» руководило ЗАО «ЮКОС-ЭП», а не уважаемый Павел Алексеевич!»

Ибрагимова: «Эта судимость по делу, которая связана с делом ЮКОСа, на вас влияет как на свидетеля, который дает сейчас показания в суде?»

Прокурор Смирнов продолжал. «Самаранефтегаз являлась дочерней компанией ЮКОСа в 95 году?» - «В 95 году она только акционировалась…» - «А нефть на внешний рынок продавалась?» - «В конце месяца приходили направления, куда нефть направлялась. Сызранский НПЗ, остальное – Новокуйбышевский и Куйбышевский заводы. Что касается экспорта, я этого не помню».
«У нас будет ходатайство. Я прошу об оглашении протокола допроса свидетеля Анисимова Павла Алексеевича! Это том 146, листы 165-169, протокол допроса от 12 июня 2007 года. Мы усматриваем противоречия! В том числе по ценам на нефть», - встала Ибрагимова.

«Мы возражаем, протокола допроса свидетеля Анисимова в деле нет! – встал адвокат Клювгант. - В деле есть копия – подчеркиваю, копия! – допроса его по другому делу, когда по данному делу следствие было закончено и никакие следственные действия были невозможны. Поэтому говорить о том, что в деле есть допрос свидетеля на досудебной стадии, нет никаких оснований. Второе. Доказательством может являться протокол следственного действия, но не его копия. И третье – данная копия постановлением следователя от 16 января 2008 года признана вещественным доказательством. Вещественные доказательства не оглашаются - они могут только осматриваются! Ходатайство заявлено вопреки прямым требованиям закона. Поэтому мы возражаем!».

«Суд, выслушав мнения сторон, удовлетворяет ходатайство!» - решил судья.

Свидетелю предложили присесть. «Со стороны обвинения или защиты сесть?» – сомневался Анисимов. – «В «аквариуме» можете посидеть», - тихо пошутила Ибрагимова. – «Тут будет удобно!»- широким жестом показал на стул рядом со Смирновым Валерий Лахтин. Павел Анисимов с сомнением подошел к месту рядом с Вячеславом Смирновым. – «Отсядьте все-таки…а то как-то…» - все же смутился ситуацией Виктор Данилкин. – «Я все же постою. У меня проблемы с позвоночником, мне полезнее стоять», - принял решение и вернулся на трибуну Анисимов.

Ибрагимова начала читать.

Затем прокурор Ибрагимова отнесла том свидетелю. «Это ваша подпись?» - спросила она Анисимова. - «Визуально похожа на мою», - отвечал Анисимов. – «Вы допрашивались 13 июня 2007 года на Техническом переулке в Москве?» - «Здесь в Москве? Кажется, по делу Брудно допрашивался, но не по этому делу». – «Вы подтверждаете свои показания?» - «А в чем разногласия-то, я что-то не понял?» - «Я вам вопрос задала! Вы свои показания, которые я огласила, подтверждаете? В полном объеме?» - «Раз подписал, значит согласился…». – «Вы говорили, что были осуждены, это дело связано с ЮКОСом?» - сверлила взглядом Ибрагимова свидетеля. – «Конечно. Я же как руководитель осужден, а не как частное лицо». – «К реальному сроку лишения свободы?» - «19 мая 2006 года я получил реальный срок 2,5 года. А через 8 месяцев Верховный суд изменил его на условный срок». - «Эта судимость по делу, которая связана с делом ЮКОСа, на вас влияет как на свидетеля, который дает сейчас показания в суде?» - «Да как она может на меня влиять? Я уже получил наказание, да и как это может влиять, я не понял». – «То есть вы даете объективные показания?» - «Да. Стараюсь».

Валерий Лахтин был готов отменить вылет свидетеля Анисимова

«Ваша честь, у нас есть еще вопросы свидетелю! Нам надо подготовиться! Нужно время!» - встал Лахтин. – «Свидетель уже сказал, что ему надо уезжать! Какое время?!» - возмутился судья. – «Для подготовки! Как вы представляли стороне защиты! По крайней мере, до завтра!». – заявил Лахтин. «Пусть Голубович прилетит сначала!» - предложил из «аквариума» Платон Лебедев, а из публики зрители. Другой вариант предлагал Ходорковский: «А где Богданчиков?!». – «После Голубовича!» – предлагал и Вадим Клювгант. – «Все вернутся! Мы инициируем, чтобы суд пригласил свидетеля на завтра. Мы заявляем ходатайство!» - вполне себе инквизиторским тоном (если есть такой) рассуждал прокурор.

«Вы завтра сможете явиться в суд?» - спросил судья Павла Анисимова. – «Нет, у меня билет, из личных средств. Я прилетел как частное лицо. Я брал билет туда-обратно, мне его не поменяют», - отвечал Анисимов. – «Ваши проездные документы могут быть оплачены судом», - предложил Виктор Данилкин. – «Я попросил изначально, Ваша честь, что мне надо будет уехать…» - объяснял свидетель. – «Понятно. Когда вы сможете реально явиться в суд?» - « Я не могу сейчас сказать». – «Ваша честь, мы инициируем продолжение допроса свидетеля!» – гнул свое Лахтин.

«20 минут!» - дал время судья Лахтину. – «Угу! Мы определимся со своей позицией!»- буркнул Лахтин. Вслед уходящему прокурору судья крикнул: «Я сокращаю перерыв! 15 минут!».

Прервались.

Прокуроры вернулись в зал раньше выделенных им пятнадцати минут.

«Пожалуйста, Валерий Алексеевич!» - обратился судья к гособвинителю. «Мы пока не готовы сегодня задавать вопросы! Мы просим вызвать свидетеля на другой день, например, на завтра! И вызвать свидетеля в суд повесткой!» - не отступался от первоначального замысла прокурор. – «Я готов рассмотреть ваше ходатайство, если вы предоставите суду список вопросов, по которому вы собираетесь допросить свидетеля!» - сердился судья. – «Я могу предоставить данный список в момент, когда мы будем допрашивать свидетеля! Иное будет являться нарушением принципа состязательности сторон. Тем самым будет дезавуирован принцип состязательности сторон, - топтался на одном месте прокурор - Мы сами вправе определять, когда нам вызывать свидетеля…а если мы сейчас огласим все вопросы или даже план этих вопросов, тем самым принцип состязательности сторон будет нарушен», - в третий раз вспомнил о принципах государственный обвинитель.

«Понятно! – подытожил судья. – На сегодня заседание закончено. Вы, - обратился Виктор Данилкин к свидетелю, - подойдите ко мне, я объясню вам, как можно получить возмещение расходов на вашу поездку».

Следующее заседание начнется завтра в 10.30 утра.