В последние минуты своего пребывания в Хамовническом суде глава Минпромторга РФ Виктор Христенко услышал от прокурора Лахтина следующие сетования: «СМИ совершенно неадекватно отразили вчерашние показания в суде свидетеля Грефа». В ответ господин Христенко попытался подготовить прокурора к неизбежному: «Я думаю, что мы сегодня и завтра увидим гамму разных интерпретаций сегодняшнего мероприятия в прессе». Пресса ожиданий министра и подозрений прокурора не обманула. Вот лишь некоторые заголовки из сегодняшнего Интернета: «Христенко разрушил обвинения Ходорковскому», «Христенко заявил, что ничего не знает о хищении нефти», «Христенко узнал о хищении 350 млн тонн нефти от прокурора» и т.д.

А когда министр ушел, Ходорковский и Лебедев сделали заявления.

Хамовнический суд готов к высокопоставленным показаниям

У сегодняшнего визита в Хамовнический суд главы Минпромторга Виктора Христенко свой антураж: у суда с раннего утра расставлены заграждения, у крыльца толпятся журналисты, лестница, ведущая в зал № 7, запружена людьми уже за час до заседания. В самом зале яблоку негде упасть, в помещении с видеотрансляцией на втором этаже народу не меньше – все стоят, как в битком набитом автобусе. «Мы теряем время! Кто не поместился – во второй зал!» - снова и снова выгоняли приставы из основного зала тех, кто остался без места. Одну  лавку приставы «бронируют» заранее, а затем ставят ее строго за свидетельской трибуной. Считается, что это место отведено для охраны свидетеля Христенко. Говорят, служба безопасности министра беспокоилась и за автомобили, стоящие вдоль дороги на Ростовском переулке. Но до эвакуаторов все же не дошло. Телохранители Христенко с профессионально непроницаемыми лицами ходят по зданию суда (у них рации в ухе, одинаковые костюмы и, кажется, даже одинаковые спины).

Доставка подсудимых запоздала. И снова заседание не начинается – запаздывает и важный свидетель. Публика переговаривается и прислушивается к шуму за окном. Слышатся какие-то сирены, звуки тормозящих машин – зал предполагает, что это и приехал Христенко. Подождав до 10.40 утра, Виктор Данилкин все же вышел в зал и сообщил: «Свидетель Христенко задерживается…в пробке…». «В пробке!» - рассмеялся зал такой шутке про министра. Но тут же оказалось, что пробка уже и кончилась. «В седьмой зал поднимаются», - сообщили приставам по рации. Через пару минут Виктор Христенко в костюме в полоску, бордовом галстуке, голубой рубашке, кивнув судье, встал на трибуну. Крупный мужчина, зашедший вместе с ним, сел сзади на лавку специального назначения. Христенко, улыбнувшись, кивнул и подсудимым, те кивнули в ответ.

Судья, улыбаясь, стал задавать свидетелю стандартные вопросы. Христенко представился, назвал свою должность – «Министр промышленности и торговли», адрес: «Москва…» - свидетель назвал полный адрес (в отличие от умолчавшего о подробностях Германа Грефа).

Валерий Лахтин ориентирует свидетеля Христенко

Допрос начал Михаил Ходорковский. Уточнили прежние должности и компетенцию господина Христенко. Данилкин напомнил подсудимому, что вопросы должны быть в «рамках нашего дела». «Почему правительство на протяжении этих лет поддерживало, одобряло существование вертикально-интегрированных нефтяных компаний, в том числе ЮКОСа? Зачем это было нужно?» - спросил Ходорковский. – «Термин «поддерживало», может быть, не совсем корректный, но точно совершенно, что вертикально-интегрированные компании являются частью общехозяйственных структур и являются понятным инструментом управления крупными хозяйственными структурами. По сути дела, в этом нет ничего неординарного, ничего такого, что может привлекать внимание, в том числе сейчас». – «Я прошу прощения за те вопросы, которые вам покажутся глупыми, но наше дело требует таких вопросов…Означает ли это, что правительство осознавало экономическую целесообразность объединения в единую технологическую цепочку деятельности нефтяных компаний от этапов разведки месторождений до АЗС, грубо говоря?». – «Вы сделали оговорку, чтобы мне в рамках этого дела не показались вопросы странными. Я тоже хочу сразу оговориться, я не знаком с материалами дела, поэтому мне сложно судить, относится ли вопрос к материалам дела, и я не столь опытный свидетель в суде, чтобы самому начать задавать вопросы относительно обвинения…но, если переходить к сути вашего вопроса, то построение интегрированных структур по технологическому принципу в какой-то мере и является наиболее оправданной и осмысленной практикой. Сквозной технологический принцип построения структур – он есть, был и остается нормой для построения холдингов».
«Ваша честь, - ворвался в допрос прокурор Лахтин, - обвинение в создании вертикально-интегрированной компании ЮКОС подсудимым никогда не предъявлялось. Фактически подсудимый допрашивает свидетеля как специалиста. Я ориентирую свидетеля на подтекст вопросов!» Зал смеялся. «Вертикально-интегрированная компания использовалась ими в целях хищения и легализации денежных средств!» - не смолкал прокурор. – «Об этом в прениях!» - прервал его судья. - «Я прошу сделать замечание прокурору Лахтину за то, что он пытается ОРИЕНТИРОВАТЬ свидетеля!» - отвечал Ходорковский. Судья молчал.

«Каким образом со стороны правительства, тех ведомств, которые вы регулировали, осуществлялся контроль за ВИНК и, в частности, компании ЮКОС в 1998-2003 годах? Что делали антимонопольные органы в вопросах цен на нефтепродукты? Что такое балансовые задания? Что такое инспекция по крупным налогоплательщикам?» - спросил Ходорковский. – «Разговор на несколько часов. Но если говорить по-крупному, что делало государство в отношении вертикально-интегрированных структур – делало ровно то, что предписано законодательством. Если говорить о моей работе в 1998-2004 годах в Белом доме в качестве заместителя председателя правительства, то по сути основное внимание к вертикально-интегрированным структурам в основном было приковано с точки зрения фискальной проблематики – по сбору налогов. Все остальное было с вязано с попыткой «опрозрачить» деятельность, не допустить нарушения интересов государства. В эти годы в значительной степени было сформировано законодательство относительно контроля деятельности вертикально-интегрированных структур. В первую очередь, с точки зрения налогообложения».

Виктор Христенко: «ЮКОС - высокоприбыльная компания»

«Знали ли вы, что я являюсь руководителем компании ЮКОС, скрывалось ли мною это от вас, являлся ли ЮКОС вторым по значению производителем нефти и нефтепродуктов? Что вам известно?» - «Мне известно, что Михаил Борисович Ходорковский руководил компанией ЮКОС, это от меня не скрывалось, и что ЮКОС был одним из крупнейших добытчиков и переработчиков нефти в Российской Федерации». – «Было ли вам известно в те годы, что собственно компания ЮКОС является холдингом (основным обществом), а «Самаранефтегаз», «Юганскнефтегаз» и «Томскнефть» являются ее дочерними компаниями, и что я в силу этого факта определяю их финансово-хозяйственную деятельность?» - «Мне было известно, что эти структуры являются зависимыми от ЮКОСа и находились под его операционным управлением». - «Считали ли вы эту структуру компании ЮКОС обычной для отрасли и приемлемой для вас как лица в правительстве, отвечающего за различные вопросы функционирования топливно-энергетического сектора? Либо вы требовали изменить структуру управления компанией ЮКОС?» - «Структура управления ЮКОСа мало чем отличалась от других структур, поэтому ни прав, ни оснований требовать изменения структуры у меня не было. По большому счету, там, где государство не является акционером, тем более крупнейшим, требовать каких-то структурных изменений оснований нет. Требовать, чтобы деятельность любых структур соответствовала законодательству – это есть норма и обязанность госструктур». – «Знали ли вы, что вертикально-интегрированные компании и ЮКОС в том числе составляют отчетность и по РСБУ, и по US GAAP, и поддерживали ли вы это?» - «Да, мне это известно, и, безусловно, это достаточно обычная практика. Хотя не могу сказать, что являюсь специалистом в формах отчетности». – «Знали ли вы в то время, что ЮКОС является высокоприбыльной компанией, что эта прибыль отражается в консолидированной отчетности, что об этом пишет деловая пресса, и использовали ли вы этот аргумент в дискуссиях, которые происходили в правительстве, в том числе при моем участии, при обосновании ваших позиций по вопросам уровня налогообложения отрасли?» - «Да, мне было известно, что ЮКОС является высокоприбыльной компанией. Собственно, нефтяных компаний не так много в России, и их финансовое положение и уровень прибыльности служили основанием при определения фискальной политики государства в отношении нефтяного бизнеса в целом».

Для господина Христенко трансфертные цены не есть абсолютное зло

«Следующие вопросы связаны с проблемой цены, поскольку прокуратура обвиняет меня в том, что внутрикорпоративные цены по которым право собственности на нефть передавалось от добывающих компаний ЮКОСа в регионах добычи самому ЮКОСу были ниже цен на нефть сорта Юралс в Роттердаме и средиземноморских портах. Именно это сопоставление мы обсуждаем в суде полтора года, - пояснил Михаил Ходорковский. – Сообщите, пожалуйста, суду, что вам известно, почему цены на нефть сорта Юралс в Роттердаме, согласно в том числе представленной вами справке, в 3-4 раза выше, чем средние цены на нефть у производителей в регионах? Какие затраты нес трейдер или в целом вертикально-интегрированная нефтяная компания на участке от региона добычи до порта средиземноморья, если нефть продавалась туда?» - «В вопросе есть два подвопроса – про внутренние цены компании и про цепочку ценообразования. Если говорить о цепочке ценообразования, то в целом внутрироссийская цена отличается от цены Роттердама на величину экспортной пошлины и логистические затраты, собственно пошлина для того и вводится, чтобы скорректировать условия функционирования внутреннего рынка. Что касается трансфертных цен – они, с моей точки зрения, сами по себе не являются незаконным явлением и не являются чем-то экзотическим. Но трансфертное ценообразование внутри компании может ущемлять интересы регионального, федерального бюджетов и собственно акционеров. В этом смысле история российская, экономическая, в том числе законодательства в этой сфере, она с 1998 года по 2004 год, собственно, сопровождала именно эту проблематику, связанную с внутренними ценами. Поэтому сказать точно, какая должна быть цена у добычного актива в этом смысле, достаточно сложно, но то, что связано с границей РФ – это экспортная пошлина и логистика».

«В этом процессе налоговых претензий мне не предъявляется, ущемления интересов государства не обсуждается, так же как не вменяется мне и ущемление прав миноритарных акционеров вследствие недополучения ими прибыли », - пояснил для свидетеля Ходорковский. Прокурор Ибрагимова, видимо имевшая какую-то свою точку зрения на этот счет, что-то высказывала с места.

«А квотные ограничения, логистические ограничения каким-то образом отражались на разницу в ценах в Роттердаме и ценами внутри России на нефть?» - «Доступ к трубе являлся на тот момент ограниченным для нефтяных компаний пропускными способностями. Это правда. Он распределялся сообразно объемам добычи нефтяными компаниями. Эта квота ничего не стоила, поэтому сама по себе квотность не являлась какими-то специальными издержками, но ограничивала физические объемы экспорта пропускными возможностями трубопроводной системы России. «Я сошлюсь в связи с этим на вашу книжку «Рельсы, трубы ,провода»… здесь вы пишете, что проблема разницы внутренних цен связана с тем, что ограниченность возможностей экспорта делает экспорт более выгодным, чем поставки на внутренний рынок. Вопрос. Являются пошлины и логистика исчерпывающими факторами, определяющими разницу в цене? Или переполненность внутреннего рынка без возможности поставки на экспорт по трубе также отражалась на внутренних ценах в те годы, о которых мы говорим?»

«Я прошу снять вопрос, потому что Ходорковский ссылается на источник, который не является документом из материалов дела!» - возражал Лахтин. «Когда Геращенко допрашивали, <прокуроры> его книгу использовали», - напомнили адвокаты. «Вопрос не снят!» - разрешил судья свидетелю отвечать. Господин Христенко начал говорить: «Что касается ситуации на рынке с избытком предложения. Безусловно, избыток предложения существенным образом влияет на давление цены вниз. Но была и обратная ситуация. Когда поставки на внутренний рынок по своей эффективности были выше, чем поставки на экспорт. Поэтому - по-разному»,- усмехнулся Виктор Христенко.

«Почему Госкомстат, Министерство топлива и энергетики, Центр экономической конъюнктуры при правительстве РФ использовали в своих документах термин «средние цены нефти у производителей», а не термин «рыночные цены»? Был ли в то время в России рынок нефти на крупные объемы? Речь идет о миллионах тонн». - «Понятно. На первую часть вопроса может быть ответ только такой – для разных целей использовались разные показатели. Для статистики производства использовались одни показатели, для анализа ситуации на рынках в регионах использовались показатели уже не цен производителей, а оптового или розничного звена…» - «Я про нефть говорю, не про нефтепродукты», - уточнил Ходорковский. – «Статистику про отпускные цены на нефть производителей я не помню. Не могу пояснить».

Прокурорам все дороже обходится равнение на Роттердам

Чтобы разговор приобрел дополнительную предметность, свидетелю передали на трибуну том 86, где располагалась таблица Министерства по налогам и сборам «Средние цены производителей на нефть по российским регионам». «Если источник таблицы Министерство по налогам и сборам, я могу предположить, что эта позиция была важна лишь в фискальных целях, а не с точки зрения какого-то статистического учета», - заметил Виктор Христенко. «Итак, рыночные цены в России на нефть…» - продолжил Ходорковский. Свидетель подхватил мысль: «Те цены, которые складывались в России, они, безусловно, рыночные. Проблема же состояла в следующем. Независимых приобретателей, переработчиков нефти было минимальное число, они находились под жестким давлением ВИНК, которые диктовали им условия. Эти независимые переработчики обращались в правительство, чтобы им вообще получить доступ к ресурсу…Поэтому рыночные цены были в значительной степени сформированы самими ВИНКами». – «В конечном итоге эти цены существовали в какой форме?» - «Михаил Борисович, Ваша честь. НИКАКИХ устанавливаемых государством цена на нефть и нефтепродукты в тот момент не существовало. Поэтому все, что существовало, было рыночными ценами. Эти рыночные цены на сто процентов сложились под давлением ВИНК. Попытка государства была только в том, чтобы для фискальных целей применялись реальные показатели стоимости нефти, чтобы не теряли бюджеты всех уровней». – «Правильно ли я вас понял, что цены, применяемые внутри ВИНК, и составляли на тот момент основную массу применяемых цен?» - «Давайте я еще раз вернусь к вопросу о трансфертных ценах. ВИНК диктовали по сути рынку финальную цену на нефть и, пользуясь своим операционным контролем, задавали все внутреннее трансфертное ценообразование. Это так. Других цен, собственно говоря, не было. Другой вопрос насколько они являлись справедливыми, законными и т.д. ». – «Это другой вопрос, если бы мне это вменялось, мы бы об этом говорили», - заметил Ходорковский.

«Известна ли вам была хотя бы одна ВИНК в те годы, включая «Сургутнефтегаз», чьи внутрикорпоративные цены в регионах добычи были бы равны ценам на нефть сорта Юралс в Роттердаме? Я еще раз извиняюсь за глупые вопросы!» - спросил Ходорковский. – «Может быть, Ходорковский перестанет задавать вопросы свидетелю как специалисту в области ценообразования?! – был недоволен Валерий Лахтин. Публика засмеялась. Прокурор продолжал: – Вопросы с подтекстом! И этому попустительствуют защитники Ходорковского, которые прекрасно понимают, что такие вопросы могут задаваться только специалисту. Ваша честь, и ориентируйте Ходорковского, чтобы он задавал вопросы по обвинительному заключению! А не формировал за счет свидетеля свое мнение, используя его должностное положение и показания!». Зал смеялся. Наконец прокурор устал и сел. «Вопрос понятен?» - спросил судья свидетеля. - «Вопрос понятен. Добычные подразделения компаний не могут на выходе иметь цену, равную цене нефти в Роттердаме!» - спокойно и твердо отвечал Виктор Христенко. Судья смотрел на свои бумаги, играя желваками.

Следующий вопрос Михаила Ходорковского касался руководства господином Христенко комиссии, занимавшейся распределением квот на экспорт: «Какую часть нефти ЮКОС поставлял в Роттердам, в порты средиземноморья? И поставлял ли вообще?» - «Таких деталей я помнить не могу, но с учетом объемов, которые ЮКОС добывал и экспортировал, думаю, он задействовал все возможные направления экспорта». – «Тогда, может быть, вы сможете сообщить суду, действительно ли та квота на поставки нефти в дальнее зарубежье, которая предоставлялась ЮКОСу в 1998-2003 годы, приблизительно соответствовала 30 процентам общей добычи ЮКОСа?» - «Если мне память не изменяет, комиссия была образована в конце 2000 года. И с этого момента распределение пропускных способностей трубопроводной системы на экспорт шло в соответствии с принципом равного доступа и с нормой закона. До этого это была прерогатива Министерства энергетики. С момента создания комиссии, наверное, порядка трети от объема добычи нефтяных компаний шло на экспорт. В том числе, наверное, и ЮКОСа. Раз принцип равного доступа действовал». - «В справке, предоставленной Германом Грефом (когда он еще был министром экономики) для Генпрокуратуры, были указаны цены на нефть сорта Юралс в Роттердаме и отдельно средние контрактные цены на нефть в дальнее и ближнее зарубежье, они заметно ниже, чем цены на нефть Юралс в Роттердаме. Не объясните ли вы суду, с чем это связано?» - «Я думаю, что не я это должен объяснять и даже не Герман Оскарович. Это должны пояснять участники внешнеэкономических контрактов» - «Почему так складывалось?» - «Потому что это было, наверно, выгодно для ВИНК иметь трейдеров за пределами страны, в общем, это как бы движение маржи, куда выгодно складывать маржу. В какой-то момент разница между контрактными ценами и ценами Юралс была существенной. Что в свое время тоже было предметом разбирательства в правительстве. Поскольку мы в этом усматривали в определенной степени и сокрытие доходов от налогообложения. И использование трейдеров в конце 90-х годов – это в значительной степени была попытка увести прибыль за пределы РФ. Это мое мнение. И этим определялась в значительной степени разница. Потом она приобрела более или менее нормальный характер с точки зрения того, что касается затрат, связанных с деятельностью трейдера на внешнем рынке: на фрахтование, на страхование и т.д. И приобрело более или менее цивильный характер. Но временами эти вещи зашкаливали». - «Какая разница между ценой на баррель нефти Юралс в Роттердаме и ценой контрактной на границе РФ вами воспринималась как здравая, и где здесь граница с зашкаливанием?» - «Премия каждый раз привязана к уровню самой цены, которая формировалась на рынке. Если это 1998 год и 12 долларов за баррель, - это одна история, если 30 – другая, если 140 – это третья история. Хотя издержки, связанные с фрахтом, страхованием, они примерно постоянны. Я бы не стал отвечать сейчас на этот вопрос, точно сейчас я этой составляющей в цене не помню». – «Речь идет о нескольких долларах, о нескольких десятках долларов?» - «Нет, конечно, речь идет о нескольких долларах, которые с точки зрения разумности могут составлять при двухзначных ценах на нефть основу для деятельности трейдера. Это, конечно, несущественная доля цены».

Виктору Христенко о пропаже нефти ЮКОСа ничего не известно

Затем Михаил Ходорковский рассказал свидетелю, в чем их обвиняют: «Организованная группа, я и Платон Леонидович Лебедев (не ЮКОС!), изъяла безвозмездно нефть на узле учета «Транснефти» в количестве 60 млн тонн ежегодно, итого 350 млн тонн нефти за период с 1998 по 2003 год. Вопросы будут связаны с этим…» - «Я прошу замечание Ходорковскому сделать! Цитирует какой-то лист! - Зал захохотал. – Пусть сошлется, что он там читает?» - «Это обвинительное заключение» - и Михаил Ходорковский еще раз для прокурора назвал страницы дела. – «И пусть он не ссылается на меня!» - заметил прокурор Лахтин, обрушив своей скромностью, зал в хохот. «Идентифицировать то, что я сказал, можно только прочитав изготовленный секретарями протокол судебного заседания!» - продолжал Лахтин. «Это уж точно!» - соглашался смеющийся зал.

«С 2000 по 2008 год вы являлись членом совета директоров, были председателем совета директоров «Транснефти», это так?» - «Да, это так». - «Сдавал ли ЮКОС в лице своих добывающих «дочек» нефть в «Транснефть»? Был ли ЮКОС значительным клиентом «Транснефти»? У нас в деле есть справка об отгрузке, предоставленная «Транснефтью», есть маршрутные поручения, представленные «Транснефтью», где это указано…» - «Как председатель совета директоров «Транснефти» – безусловно, это не компетенция совета директоров заниматься распределением квот на прокачку нефти. Как член совета директоров, я это как раз мог и не знать. И не знал. Как вице-премьер или впоследствии министр промышленности и энергетики, безусловно, я знал, что происходит в «Транснефти», поскольку графики соответствующим образом утверждались. Но сдавал ли ЮКОС… Мне не нравится слово «сдавал» - ЮКОС ничего не сдавал, ЮКОС контрактовался у «Транснефти» на прокачку соответствующего объема нефти туда, куда ЮКОС считал нужным. В этом смысле термин «сдавал» напоминает некое изъятие – никто ничего у ЮКОСа не забирал, это ЮКОС делал сугубо добровольно в рамках тех контрактных отношений, которые у него были с «Транснефтью». Другой системы в «России» нет, поэтому ЮКОС этой системой пользовался. Безусловно, он контрактовался. Какой по объему клиент? Один из крупных. Долю я сейчас не помню». – «Термин «сдавал» я применяю, потому что в документах из дела эта процедура называется приемка-сдача на узле», - пояснил Ходорковский. Христенко кивнул, понимая. – «Имел ли я в те годы отношение к органам управления «Транснефти»?» - «Транснефти? Мне такое неизвестно», - удивился Христенко.

Михаил Ходорковский захотел огласить некоторым моменты из недавно приобщенного к делу документа «Положение о приеме и движении нефти в системе магистральных нефтепроводов». Скрепленные пачки бумаг передали в «аквариум». На вопрос удивившейся такому виду тома Ибрагимовой судья пояснил, что новые тома еще не сброшюрованы.
Ходорковский попросил свидетеля обратить внимание на несколько пунктов в документе.

Виктор Христенко посмотрел бумаги. «Было ли вам известно, что в случае если нефть будет утрачена после узла учета, то есть после того как она передана в «Транснефть», то ответственность уже несет не ЮКОС, а «Транснефть»?» - «Положение было утверждено в 1995 году, не думаю, что оно носит сквозной характер…что касается ответственности сторон, то «Транснефть» отвечает после приема нефти до конечного пункта, в этом смысле движение нефти от и до является ответственностью компании «Транснефть». – «То есть принимая нефть у сдатчика, «Транснефть» уже имеет в заявке на транспортировку указание конечного пункта – порта или НПЗ?» - «Конечно, да!» - «Заявляли когда-либо компании «Юганскнефтегаз», «Самаранефтегаз», «Томскнефть», ЮКОС или правопреемник «Юганскнефтегаза» компания «Роснефть» о том, что у нее пропала нефть? Что нефть, отгруженная ими в адрес порта или НПЗ, туда не дошла? Речь идет о тех масштабах, о которых я вам говорил - 60 млн тонн в год». – «Нет, мне таких случаев неизвестно».

«Поясните, пожалуйста, что такое баланс добычи и распределения нефти. Контролировали ли государственные ведомства фактическое исполнение баланса?» – «Вопрос снимается – вопрос к специалисту», - заявил судья.

Ходорковский переформулировал: «Поясните, была ли нефть добытая «Юганскнефтегазом», «Томскнефтью», «Саранефтегазом», включена в баланс добычи и распределения нефти, который утверждался Министерством топлива и энергетики? И контролировалось ли фактическое исполнение этого баланса?» - «Я не могу сейчас точно сказать наименования компаний – как они учитывались, но баланс всегда являлся позицией прогнозирования добычи и распределения нефти и нефтересурсов в РФ, он являлся и является основанием для формирования графиков по транспортировке нефти на НПЗ или на экспорт, естественно, отслеживалась фактическая добыча и сдача нефти по контрактам с «Транснефтью», и корректировалось от планового баланса … это была стандартная процедура, которая носила характер, обеспечивающая равный доступ к трубопроводной системе РФ» - «Какие-то крупные, порядка 60 млн тонн в год, отклонения от этого баланса, связанные именно с ЮКОСм и его дочерними добывающими предприятиями, вы можете назвать суду? Что-то было?» - «Физическое хищение нефти из трубопроводной системы – это проблема, связанная с незаконными врезками, была и есть, но физическое хищение в объемах миллионов тонн, мне неизвестно». Лахтин, посмотрев на свидетеля, задумался, согнулся еще сильнее, потер ладони и снова принялся печатать на своем компьютере.

Ходорковский: «Если данное заявление прокурора является официальным отказом от обвинения в части изъятия нефти у добывающих предприятий...»

«В 2005 году Генпрокуратура публично объявила о хищениях в компании «Юганскнефтегаз», «Самаранефтегаз», «Томскнефть» в период с 1998 по 2003 годы. В 2007 году на эту тему обращались непосредственно к вам. Вам сообщалось об этом факте за подписью господина Гриня, просили какие-то справки…Согласно закону «О бухгалтерском учете», в случае обнаружения фактов хищения должна проводиться инвентаризация…Речь идет об очень большом объеме - 350 млн тонн. Проводилась ли в «Роснефти» как правопреемнике «Юганскнефтегаза», в «Самаранефтегазе», «Томскнефти», инвентаризация, что выявили данные действия, вносились ли изменения в государственную статистическую отчетность, связанные с обнаружением хищения?»

«Прошу снять вопрос! Он НЕ СВЯЗАН АБСОЛЮТНО С ПРЕДЪЯВЛЕННЫМ ОБВИНЕНИЕМ! - заявил Лахтин. Публика загудела, засмеялась. – Ходорковскому и Лебедеву не вменяется хищение таким примитивным способом, как перекачка путем врезок и т.д.! А вменяется присвоение нефти! Путем соответствующего оформления документов и так далее. И пусть Ходорковский прочитает обвинение в части формулировки обвинения! А потом уже задает вопросы! Если мы это ПОЗВОЛИМ! Если он правильно прочитает текст обвинительного заключения!» - взял на себя максимум Лахтин. Зал загудел, возмущаясь. Ходорковский начал возражать. «Закончили дискуссию!» - не хотел ничего слышать судья.

«Это не дискуссия. Я прошу занести в протокол официально! – отметил Ходорковский. - Если данное заявление прокурора является официальным отказом от обвинения в части изъятия нефти у добывающих предприятий, находящихся на странице 92 обвинительного заключения, пусть Лахтин сделает официальное заявление!».

Наконец судья передал слово свидетелю, а Лахтин выбежал из зала под смешки публики. Христенко, удивленно взирающий на все происходящее, начал говорить: «Мне непонятна реакция прокурора, я не знаком с делом…» - хотел высказаться свидетель. – «Виктор Борисович, пожалуйста, отвечайте на поставленный вопрос!» - решился перебить важного свидетеля судья. – «Хорошо. Такие факты мне неизвестны!».

Тут Валерий Лахтин вернулся назад с кипой бумаг, и, расположившись на своем месте, начал шуршать ими, разыскивая, возможно, истину. Тем временем допрос продолжался. «Исполнял ли ЮКОС балансовые задания и государственные поставки в части поставок нефтепродуктов на тепловые электростанции в осенне-зимний период, сельхозпроизводителям, МЧС, МВД, Министерству обороны? А также осуществляла ли компания ЮКОС так называемый северный завоз?» - «Первое. Балансовые задания применялись как инструмент управления движением в первую очередь нефтепродуктов. Если мне память не изменяет, они применялись до 2000 или 2001 года, пока правительство не установило другую регулятивную технологию – экспортные пошлины на нефтепродукты. Суть же балансовых заданий сводилась к следующему. Это объем нефтепродукта, который может быть проэкспортирован. Все остальное из нефтепродуктов должно было быть поставлено на внутренний рынок – это все направления, связанные с госнуждами и другие направления. И любая компания, которая претендовала на экспорт нефтепродуктов (в той доли, в которой это разрешалось заданиями) должна была подтвердить, что она осуществила поставки на внутренний рынок. После чего она получала в Минэнерго соответствующую ресурсную справку и право на экспорт той доли нефтепродуктов, которую было разрешено экспортировать. Про госзакупки. Госструктуры обязаны были распределять объемы своих закупок на тендерах. Компания ЮКОС, безусловно, участвовала в этих тендерах (достаточно активно и эффективно) и завоевывала право на поставки для госнужд в том числе». – «Что касается о поставок нефти по межправительственным соглашениям, в частности, поставки в Китай – осуществлял ли ЮКОС в 1998-2003 годах поставки по межправительственным соглашениям? Если говорить о Китае, то я спрашиваю о периоде с 2000 по 2003 годы» - «ЮКОС выполнял свою работу экспортную в том числе и рамках такого рода соглашений. По направлениям я сейчас не вспомню ».

«Виктор Борисович, каким временем вы располагаете?» - спросил судья. – «Я рассчитывал…ну, минут 40 еще у меня есть. Если мало, то давайте будем сносить, попрошу перенести», - отвечал Христенко. «У нас тоже есть вопросы!» - вскочил Лахтин.

«Виктор Борисович, какова позиция правительства по поводу налогов с похищенного?» - спросил Ходорковский. – «Вопрос снимается!» - заявил судья. – «А я еще не задал вопрос!» - усмехнулся Ходорковский. – «Уже понятно, что вы хотите сказать!» - процедил валерий Лахтин. Понимание прокурора зал оценил смехом. – «Если будет установлено, что нефть у ЮКОСа была похищена, то есть доход получил не ЮКОС, а физические лица, то государство вернет все налоги, истребованные у ЮКОСа?» - спросил Ходорковский. - «Вопрос снимается! Мы допрашиваем не специалиста в налоговой сфере», - объяснил судья.

Решили передать пока слово прокурорам. Прервались на пять минут.

Христенко-прокурору Смирнову: «Вы, наверное, неверно меня поняли»

В перерыве Валерий Лахтин активно отчитывался перед руководством – и по телефону, и по Интернету. «Я не могу!» - кричал Лахтин в трубку, склонившись над своим компьютером. Прокуроры шикали на своего издерганного коллегу.

Судья зашел в зал. «Валерий Алексеевич! Тома нужны какие-то, Валерий Алексеевич?» - вытащил председательствующий прокурора из консультаций. Вопросы снова задавал Смирнов – прокурор Лахтин был страшно занят своей перепиской.

«Вы заявили, что трансфертные цены должны соответствовать интересам бюджета, государства, региональных бюджетов и акционеров. Вот для соблюдения баланса этих интересов, интересов именно акционеров, в Российской Федерации что-то предпринималось?» - спросил Смирнов. - «Это вообще тема достаточно сложная в законодательном плане и длинная исторически. В Российской Федерации много предпринималось усилий с конца 90-х, чтобы нормализовать в целом отношения в сфере ценообразования внутри всей цепочки ВИНК. В первую очередь это относилось к интересам федерального и региональных бюджетов. Еще это было связано с функционированием внутренних офшорных территорий, коими использовались ЗАТО. Что касается акционеров и ущерба для акционеров за счет этого – это совершенствование акционерного законодательства и прав миноритарных акционеров, которые в данном случае могут быть ущемленной стороной. То есть в РФ активно предпринимались усилия по совершенствованию законодательства в области трансфертного ценообразования с целью недопущения нарушений интересов как государства, так и миноритарных акционеров». – «Я вас потому спросил, что вы уже сказали, что для соблюдения интересов государства устанавливались какие-то средние цены производителя». – «Он этого не говорил!» - заявил Лебедев. – «Ну, у нас есть свидетель. Он возразит, если не так!» - оборвал Лебедева судья. «Внутри каждой ВИНК существовали свои внутрикорпоративные цены и вы назвали, что эти цены были рыночными, - продолжал Смирнов. - Вы можете пояснить, почему это рыночные цены внутри каждой компании?».

«Нет. Вы меня, наверное, неправильно поняли. Внутрикорпоративные цены рыночными быть не могут. Цены становятся рыночными, когда они выходят ЗА пределы и касаются других субъектов. Внутрикорпоративные цены потому и называются внутрикорпоративными и вызывают столь много вопросов именно в силу их природы происхождения. По сути это учетные ценовые позиции, которые используются для движения прибыли по вертикали. Больше ни для чего, поэтому назвать их рыночными невозможно, они поэтому и есть внутрикорпоративные. Что касается первой части вашего утверждения – для чего использовались средние рыночные цены – я лишь сказал о том, что предъявленные мне Михаилом Борисовичем Ходорковским материалы Министерства по налогам, с моей точки зрения, являлись справочными для усилий налоговых органов, для вменения цены в целях налогообложения, чтобы понимать и относиться к тому, какой уровень налоговых платежей компания осуществляет». Лахтин тем временем снова выбежал из зала.

Виктор Христенко заступился за нефтетрейдеров

«Вы сказали, что внутрикорпоративные цены не всегда были справедливыми. В чем заключалась эта несправедливость?» - продолжал Смирнов. – «Они не всегда могут быть справедливыми. Пострадавшими от несправедливых внутрикорпоративных трансфертных цен, с моей точки зрения, могут быть три категории. Федеральный бюджет, региональный бюджет и миноритарные акционеры. Миноритарные акционеры структур, у которых за счет низких внутрикорпоративных цен по сути изымается прибыль, доход и цена их актива. Региональные бюджеты за счет того, что из-под налогообложения в другие территории могут быть уведены таким образом налоги, но если на финальной точке стоит специальная офшорная территория, то пострадает и федеральный бюджет. Это, что касается внутрикорпоративных цен. С чем и велась с конца 90-х борьба правительства на законодательном фронте». – «Вправе ли материнская компания внутри холдинга давать указания и устанавливать цены для дочерних компаний?»

«Минуточку. Вячеслав Михайлович, - применительно к НАШЕМУ делу!»- обратился судья к прокурору. – «Да!» - кивнул прокурор, только и всего. Христенко отвечал: «Если это соответствует законодательству, то да. Если законодательство нарушается, то – нет. Все должно соответствовать налоговому законодательству, акционерному законодательству в отношении интересов миноритарных акционеров, коими могло быть и государство».

«Вы упомянули, что существование нефтетрейдеров, которые существовали на внешнем рынке. И по вашему мнению, существование этих трейдеров являлось условием вывода прибыли за пределы Российской Федерации или механизмом для этого…» - снова не столько задавал вопросы, сколько переформулировал «поудобнее» мысли свидетеля прокурор Смирнов. – «Не совсем так, - в очередной раз исправлял его Христенко. – Я повторюсь. Речь идет о том, что простраивание цепочки вплоть до трейдерского звена и внешнего как правило за пределами РФ означало возможность этого трансфера прибыли или маржи вплоть до территорий за пределами РФ, когда нефтетрейдер в какой-то степени мог незаслуженно по объемам получать маржу от всей цепочки деятельности нефтяной компании». – «Правильно ли я понял, что под трейдерами вы понимали такие организации, которые хозяйственной деятельностью не занимались? Занимались только куплей-перепродажей?» - предъявил залу №7 какие-то уж совсем не рыночные мысли прокурор Смирнов. Лебедев расхохотался.

«Почему это не хозяйственная деятельность, - не согласился с прокурором Виктор Христенко. - Это тоже деятельность достаточно хлопотная. Эта услуга связана с большими сложностями, это профессиональная работа со страховыми, финансовыми структурами и т.д. Как любая услуга, эта тоже стоит денег. Да, это не производственно-технологическая в промышленном смысле деятельность, но не менее нужная и уважаемая. Вопрос только в том, насколько соответствует законодательству и интересам акционеров перетоки за счет трансфертного ценообразования прибыли и насколько термин оптимизация налогообложения не переходит рамки закона».

Прокурор Смирнов заполнил трубу «Транснефти» не тем

«Вы коснулись проблемы поставки нефтепродуктов через систему «Транснефти». Вы исключаете случаи утраты нефтепродуктов из трубопровода, кроме аварий и врезок?» - «Нефтепродуктов в системе «Транснефти» нет!» - постучал по микрофону Лебедев. – «Да, я хотел это сказать, конечно! Только нефть, не нефтепродукты, «Транснефть» занимается транспортировкой только сырой нефти – заметил и Виктор Христенко. – И все, что на моей памяти было предметом - это технологической потери, которые объективно существует, это аварийные ситуации и кражи за счет нелегальных врезок. Других историй я не знаю».

«В компетенцию работников «Транснефти» входит проверка законности заключенных сделок? На каких условиях приобретена нефть? По какой цене? У кого?» - «Насколько я знаю, в компетенцию «Транснефти» входит заключение контракта на оказание услуги по транспортировке нефти от пункта А до пункта Б. Чтобы подтвердить этот контракт на оказание услуги, «Транснефти» потребуется подтверждение от пункта Б (пункт сдачи нефти) и от той компании, которая в этот пункт Б заявилась как сторона по сделке, в частности, с ЮКОСом, что там нефть будет принята и отобрана соответствующей компанией. Проверка какая-то вне этого, конечно, не является компетенцией «Транснефти»». – «То есть у кого приобретается нефть, по каким ценам, или вообще бесплатно…»Транснефть» это не проверяет?» - уточнял Смирнов. – «Нет. «Транснефть» только знает добывающую компанию, которая на законных основаниях является таковой».

«Вам что-то известно по сделкам мены акций дочерних компаний ВНК?» - «Я помню эту ситуацию, она была достаточно жесткой с точки зрения оценок ее и с точки зрения попыток найти решение. Детали уже вряд ли расскажу. Но помню, что правительство координировало работу Мингосимущества, силовых структур с целью обеспечить соблюдение интересов Российской Федерации, которые были ущемлены в операциях, связанных с активами ВНК». - «Государство владело активами ВНК?» - «Насколько я помню, владело» - «А что вам конкретно известно?» - «Деталей не воспроизведу, речь шла о нарушении интересов государства, о выводе активов, а потом об их возвращении». – «А кто именно выводил эти активы?» - «Насколько я помню, все претензии предъявлялись к компании ЮКОС». – «А конкретно, физически кто?» - «Не могу сказать. Я не помню». – «Кто–либо к вам из правительства по этому поводу обращался?» - «Я давал поручения и Мингосимуществу, и правоохранительным органам для обеспечения соблюдения интересов государства, мне как первому заместителю председателя правительства материалы предоставлялись. Наверняка было так»

Смирнов показал свидетелю в томе 12 на листах 259-261 письмо в Правительство РФ от 28 июня 99 года «О ситуации с активами ОАО ВНК», подписанное Грефом. Смирнов заявил, что документ оглашался. Но тут снова выяснилось (как и вчера), что прокурор Смирнов выдает желаемое за действительное – текст не оглашался. Тем временем свидетель на трибуне читал неоглашенный документ. «Тогда мы ходатайствуем об оглашении данного документа!» - встал было Лахтин и снова сел. Наступила пауза: прокуроры не решились забрать том назад у Христенко. Когда тот закончил читать, ему предложили присесть, и Лахтин приступил к чтению. Текст отражался на стене.

Валерий Лахтин прочел всех адресатов и вообще всю «биографию» письма. Публика шепталась о том, что прокурор намеренно затягивал время, зная, что свидетелю скоро уходить. В письме говорилось о том МАП России следует проверить информацию «по аффилированности лиц, участвовавших в сделках по приобретению акций ОАО ВНК и отчуждению активов, внесенных государством в оплату уставного капитала».

Смирнов положил том рядом с собой, но судья попросил отдать его свидетелю. Лахтин еще раз зачитал интересующий его абзац – по изучению вопроса афиллирвоанности компаний (см. цитату выше. – ПЦ). «Разве в то время были какие-то сложности или проблемы по этому вопросу? По аффилированности компаний?» - сформулировал Лахтин. – «Вам вопрос понятен?» - усомнился в вопросе судья. – «Понятен, но я не могу точно ответить, какие были сложности с определением аффилированности компаний. Но, исходя из текста, который вы огласили, правительство осталось неудовлетворенным …Поручение состояло в том, чтобы все структуры продолжили работу» - «То есть, вероятно, было, что менеджеры ЮКОСа скрывали какие-то компании, подконтрольные какой-либо группе лиц» - заявил Лахтин. – «Уточните вопрос. Там про менеджеров ЮКОСа ни слова в письме нет!» - остановил прокурора судья. Прокурор снова начал пространно излагать, что это ЕГО вопрос, который «корреспондируется с материалами дела». Христенко лишь объяснил, что бенефициаров по любым серьезным сделкам определить бывает непросто.

Валерий Лахтин: «Прокурор лгать не может!»

«В данном судебном заседании Ходорковский утверждал, что акции, которые были переведены на компании, эти компании были подконтрольны ЮКОСу и Ходорковскому как руководителю компании» - продолжал повествовать прокурор Лахтин. - «В чем вопрос-то?» - поинтересовался Ходорковский. Христенко тоже с интересом разглядывал прокурора. «Валерий Алексеевич, в чем вопрос?» - спросил и судья. «А это продолжение вопроса! Как делает и Ходорковский!» - нашел виноватого прокурор Лахтин. – «Только давайте без аналогий!» - заявил судья. А Лахтин читал уже иной абзац из письма. Судья, пытаясь беречь время, попросил ограничиться началом фразы и концом фразы: «Хватит читать, уже читали документ». Валерий Лахтин пустился в объяснения. «Задавайте вопросы, если их нет, вопросы продолжит задавать сторона защиты и подсудимые!» - торопил Лахтина раздраженный судья. Прокурор же захотел зачитать еще один документ из того же тома.

Прокурор снова пустился в чтение. Это было письмо Мингосимущества о продлении сроков выполнения поручения Правительства РФ. Христенко снова встал за трибуну. «Как вы можете прокомментировать данный документ, какие были сложности? И кто же распорядился акциями компании ВНК?» - засыпал свидетеля вопросами Лахтин. – «На последний вопрос я ответить не могу. Что касается интенсивности работы государственных органов, то это говорит о том, что тема эта была важная и злободневная на тот момент …».

«У нас есть намерЕние представить еще один документ (еще одно письмо из Мингосимущества)», - успешно занимал время собой прокурор Лахтин. Христенко снова сел на стул. Прокурор снова перечислил все фамилии и ведомства, указанные в рассылке документа. Судья устало смотрел на Лахтина. Его коллеги уже тоже были недовольны и качали головами. Но Лахтин мужественно перечислил все до конца. Только само письмо не зачитал, а передал его Христенко «для обозрения». Министр снова в который раз встал на трибуну и стал изучать текст. «Я правильно понимаю, что правительство РФ принимало меры к возврату акций ВНК? Эти документы иллюстрируют именно эту работу?» - спросил Лахтин. - «Второй раз прокурор лжет суду и вводит в заблуждение свидетеля!» - заявил Платон Лебедев. – «Замечание Лебедеву в протокол занесите! Прокурор лгать не может!» - вскочив, закричал Лахтин. Хааа-Ха-Ха!» - в голос захохотал зал и даже кто-то зааплодировал. – «И замечание защитникам! Всем! Они не реагируют на неэтичекое поведение Лебедева. Они дискредитируют российский уголовный процесс!» - навис над столом прокурор.

Лебедев смог говорить: «И Смирнов, и Лахтин ставят в своих вопросах термин «акции ВНК». Они не являются предметом судебного разбирательства, они всегда были в распоряжении ЮКОСа и правительства РФ. Вы эти вопросы, Ваша честь, почему-то пропускаете».

«Как раз речь идет о неэквивалентном обмене акций! О чем несколько месяцев мы здесь разбирались» - все-таки не хотел прокурор видеть разницу между акциями дочерних компаний ВНК и акциями самой компании ВНК. «В прениях!» - усаживал Валерия Лахтина судья.

Наконец Лахтин задал вопрос: «Менеджеры ЮКОСа и ВНК скрывали те аффилированные компании, которым были переданы активы компании ВНК?» – «Я не могу это утверждать. Мне это неизвестно. Что касается текста - все три эти документа лежат в одном русле, все они характеризуют один единственный процесс – восстановление интересов государства в части активов ВНК и в части обеспечение уплаты налогов».

Лебедев: «Лахтин опять лжет суду». Ходорковский: «Лжет! Напрямую!»

«Вам известно, что компании «Челлита», «Монтекита», «Сагиман», в которые были переведены активы ВНК, были подконтрольны Ходорковскому, а это УЖЕ установлено материалами дела!» - говорил Лахтин. – «Прокурор лгать не может!» - напомнил из «аквариума» Ходорковский. Но честный прокурор не слышал. «Я вряд ли смогу пояснить по поводу этих компаний, такая глубина погружения – она и тогда не являлась задачей первого заместителя председателя правительства. Но то, что они фигурируют в докладах на выполнение поручений правительства, это правда». – «А если бы это было известно, что эти компании подконтрольны Ходорковскому, изменилась ли тогда тактика поведения правительства?» - «Вопрос снимается!» - заявил судья.

«Согласно вашей резолюции вы ставите срок выполнения поручения на 4 квартал 1999 года, означало ли это, что в этот срок акции ВНК должны быть возвращены законному владельцу?» - «Исходя из доклада Мингосимущества, они запрашивали дополнительное время с тем, чтобы доложить о ходе выполнения всех аспектов и вновь открывшихся в рамках этого процесса – 4 квартал, и по сути я с ними согласился о сроке для информирования правительства о ходе выполнения соответствующих поручений».

«Почему правительство обратило внимание именно на акции дочерних компаний ВНК?» - снова спрашивал Смирнов. - «В данном случае речь шла об участии государства в капитале этих компаний, в данном случае речь шла о прямом нарушении интересов государства как собственника и восстановление справедливости и было основой для всех проверок и последующих процессуальных действий». Когда акции были возвращены ВНК, Христенко вспомнить не мог.

И снова Валерий Лахтин собирался что-то оглашать из 12 тома. «Это как раз переписка, связанная с активами ВНК», - комментировал Лахтин. Снова повисла тишина. «Оглашаем!» - наконец побудил судья к каким-то действиям прокурора. «А! Можно огласить? Я просто не понял, Ваша честь, не расслышал!» - принял престранный вид прокурор Лахтин, съевший еще несколько драгоценных министерских минут. Начали читать. В письме за подписью Южанова говорилось, что МАП «продолжает проверку сделок по приобретению сделок по приобретению акций ВНК на предмет их соответствия требованиям антимонопольного законодательства». Прокурор зачитал и приложения к письму: ««в настоящее время МАП не обладает достаточной информацией, позволяющей отнести участников сделок с акциями ВНК к одной группе лиц и квалифицировать их действия как нарушающие антимонопольное законодательство».

Валерий Лахтин дошел и до вопроса. «Как заявляет Ходорковский, «ЮКОС-ЭП» и его учредители были подконтрольным ему, а он был мажоритарным акционером ЮКОСа, а затем ВНК. Таким образом, управляющей компанией ЮКОСа и ВНК было ЗАО «ЮКОС-ЭП», принадлежащее группе Ходорковского. Тогда правительство было осведомлено об этих обстоятельствах?» - «Судя по тому, что докладывает министр антимонопольной политики с юридической точки зрения информации по поводу сплошной аффилированности у него на тот момент не было и, собственно, поэтому представлено поручение другим органам обеспечить доступ и получение информации по поводу аффилированности». - «А почему МАП не мог получить такую информацию?» - «Могу предположить, что в связи с действующим законодательством», - пояснил Христенко.

«Если бы стало известно, что и ЮКОС, и ВНК переданы под управление одной компании «ЮКОС-ЭП», как бы на это отреагировал МАП, правительство?» - спрашивал и отвечал Лахтин. Зал возмущался. «Если бы да кабы!» - возмущались из публики. - «Валерий Алексеевич, вопрос снимается!» Прокурор попробовал переформулировать вопрос, но получилось все то же. Однако этой версии прокурорского вопроса судья решил сохранить жизнь. - «Я могу только предположить, - отвечал господин Христенко, - что полной информации об аффилированности структур могла бы служить поводом для других решений и разрешительных в том числе, которые принимали соответствующие органы для осуществления тех или иных сделок по приобретению и так далее. Этой информации не было, соответственно она не смогла повлиять».

«Когда не снимается вопрос об утверждении, что Ходорковский одновременно является единоличным мажоритарным акционером, то мы уже за гранью абсурда» - отметил Лебедев.

«Чем вы можете объяснить, что достаточно длительный период эта ситуация с акциями ВНК разрешалась? Вы якобы были осведомлены о временном характере перевода акций?» - спрашивал Лахтин. Ходорковский постучал по микрофону. - «Информировал ли он лично вас? Членов правительства?» - сыпал вопросами Лахтин, не давая говорить Ходорковскому.

Наконец вроде бы прокурор закончил, Ходорковский начал высказываться. «Нет, ну не дает задавать вопросы! И весь процесс, и сегодня!» - снова вскочил Лахтин. – «ЛЖЕТ! НАПРЯМУЮ!» – очень серьезно повысил голос Ходорковский. И уже спокойно высказался: «Я никогда не говорил, что данный вопрос я докладывал господину Христенко, я говорил, что докладывал Грефу …» – «Ну, вопрос уже задан!» - попытался защитить коллегу Смирнов. – «Нет, но посылка в вопросе! Прокурор не сослался на конкретные листы дела! Как он требует от защиты!» - возмутился в ответ судья. - «Я переформулирую вопрос», - играл интонацией Латин. – «Могу сослаться! У меня есть на это время, как это предусмотрено законодательством, Конституцией, которая позволяет прокурору надлежащим образом защищать интересы граждан РФ!» - высказался Лахтин, но так ни на что и не сослался. Сев, прокурор продолжал спрашивать: «Свидетель! Ходорковский вам сообщал о временном характере перевода активов ВНК на другие компании?» - «Нет, мне об этом никто не сообщал».

«Эти активы тем или иным образом были возвращены только в 2002 году, чем было вызвано, что активы вернули только в 2002? Хотя утверждается о временном переводе этих активов…»

«Лахтин опять лжет суду. Активы не возвращались в 2002 году, это было сделано гораздо раньше, в материалах дела это есть. Зачем дезинформировать свидетеля?», - прокомментировал Лебедев «для протокола». – «Валерий Алексеевич, более точно задавайте вопросы!» - отреагировал судья.

Виктор Христенко сказал, что вопрос ему понятен: «Я не буду утверждать, когда это произошло. Я уже отвечал на вопрос, могу предположить лишь одно, что сам характер действий или противодействий по этому поводу носил сложный и запутанный характер. Вернусь к тому, что мне известно какое внимание и объем переписки на тот момент был на правительственном уровне с участием всех структур. Стало быть, не так все это просто и потребовало времени». – «Надо ли полагать, что Ходорковский и руководство ЮКОСа не предоставлял в правительство достаточную информацию, раскрывающую структуру ЮКОСа, если такие вопросы об аффилированности возникали и у МАПа, и в правительстве?» - «Вам что-нибудь известно?», - помог судья Лахтину. – «Детали – нет. Могу только предполагать».

На этом вопросы у прокуроров кончились.

Лебедев: «Нефтепродукты, которые поставлялись государственным органам, изготавливались из похищенной нефти»

К микрофону встал Платон Лебедев: «Было ли вам известно, что российское государство в 98-2003 годах являлось акционером ЮКОСа?» - «Не помню» - «Правильно ли я понимаю, что вам неизвестно, кто со стороны государства контролировал долю участия государства в ЮКОСе?» - судья снял вопрос.

«При транспортировке нефти по нефтепроводу количество нефти в пункте «А» всегда не соответствует количеству нефти в конце маршрута (в пункте «Б») на величину коэффициента потерь. Кто рассчитывал и из каких обстоятельств нормативы потерь при транспортировке нефти?» - «Прошу снять вопрос! Это не имеет отношение к обвинению!» – заявил Лахтин. «Имеет как раз БОЛЬШОЕ значение!» - не соглашался Лебедев. – «Если прокурор не понимает…» - вступил в спор и Ходорковский. Но судья не дал развиться дискуссии, но и вопрос снимать не стал. Виктор Христенко ответил: «Соответствующие нормативы, связанные с технологическими потерями при транспортировке нефти устанавливаются «Транснефтью». Расчетные показатели, связанные с объемами потери при транспортировке из пункта «А» в «Б» являются частью контрактных отношений грузоотправителя нефти и компании «Транснефть»».

«Означает ли это, что любой получатель нефти на узле учета НПЗ или на морском терминале получал ее меньше, чем отправитель сдавал ее в пункте «А»?» - «Он получал ровно столько, сколько контрактовали с «Транснефтью», ни на литр, ни на баррель меньше». – «А в документах и в контрактах этот норматив указывался?» - «Должен был указываться».

«Какая в 98-2003 году существовала методика определения справедливых, реальных, рыночных цен на нефть у добывающих предприятий, в том числе у добывающих предприятий ЮКОСа?» - спросил Лебедев. – «Существовала методика по установлению цен. Их можно назвать справедливыми, рыночными и т.д. Неважно. Цены, которые использовались справочно для установления экспортных пошлин, это были цены ПЛАТЦ, агентства, которое отслеживает цены на Юралс на внешнем рынке и эти данные использовались для фискальных позиций, в первую очередь по экспортной пошлине, затем для налога на добычу полезных ископаемых». – «Вы сказали, что цены в регионах добычи внутри ВИНК могли быть «несправедливыми», и это могло нарушать интересы государства, акционеров… кто определял, какая цена справедливая или несправедливая, какая цена низкая, реальная цена? Кто публиковал эти цены? Как, например, Центробанк публикует курс валют?» - «В этом смысле, безусловно, котировочными ценами для рынка служат цены, которые существуют на внешнем рынке – цены ЮРАЛС. Это единственный индикатор. Все остальное – производное от этой цены, в силу факторов налогообложения, логистики и так далее. Второе. Что касается справедливости и кто ее может оценить. В силу того, что понятие справедливости всегда предполагает наличие нескольких участников, то если мы говорим все же о внутренних ценах, то понятие справедливой цены трактуют для себя те или иные неудовлетворенные органы или субъекты. Например, федеральный бюджет, если он считает, что цены установлены на низком уровне и он недополучает доходов, регионы, которые считают, что установленные цены лишают их, а создают для других регионов налоговую базу. Или миноритарные акционеры. А все дальше – уровень законодательства и искусство его применения». – «А чем федеральный бюджет и федеральные органы руководствуются при определении справедливых цен в регионах добычи?» - «Неудовлетворенность федерального бюджета фискальными взаимоотношениями с нефтяными компаниями привела к тому, что именно в этот период появились такие позиции, как экспортная пошлина на нефть, которая была привязана к внешней цене на ЮРАЛС, которая вошла в нормативную практику и действует до сих пор. Неудовлетворенность ценой привела к появлению налога на добычу полезных ископаемых. А дальше изменения законодательства в сфере трансфертного ценообразования. Таким образом, в сфере федерального бюджета были решены проблемы, связанные со справедливым отчислением в пользу федерального бюджета. Что касается региональных бюджетов и справедливым отношением к ним, в тот же период правительство и парламент изменили существенно законодательство по ЗАТО, что позволило вернуть на место интересы и регионального, и федерального бюджетов. Что касается миноритарных акционеров, мне кажется, изменения в законодательстве были чуть позже».

«Вы сообщили, что вам известно, что компания ЮКОС поставляла нефтепродукты в том числе для федеральных органов. Цены для закупок нефтепродуктов в этом случае как рассчитывались? Какая цена на нефть закладывалась?» - «Прошу снять вопрос, он не относится к обвинению». – заявил Лахтин. – «В связи с чем ваш вопрос?» - спросил судья Лебедева. - «Нефтепродукты, которые поставлялись государственным органам, изготавливались из похищенной нефти», - напомнил прокурору и судье Лебедев. – «Этого эпизода нет в деле! Или Лебедев и на это обстоятельство акцентирует внимание», – хотел быть ироничным прокурор Лахтин. «И на это тоже!» - хором заявили Лебедев и Ходорковский. Христенко отвечал: «Цены для поставок для нужд государственных структур устанавливались на тендерах по их закупке. Понятно, что при избытке предложения на внутреннем российском рынке, эти цены были достаточно низкими по отношению к каким-то другим параметрам – к ценам на эти нефтепродукты в Европе или где-нибудь еще». – «При этом понималось, что компания ЮКОС использует трансфертные цены для закупки нефти, по трансфертным опять же ценам дает нефть на переработку на свои НПЗ…» - «Вопрос снимается», - заявил Виктор Данилкин.

«Итак, трансфертные цены – это внутрикорпоративные цены, которые используются внутри холдинга, при этом они могут быть рыночными и нерыночными?» - уточнял Лебедев. – «Да. Они могут быть любыми, лишь бы они не переходили за рамки закона», - добавил Христенко. - «Как в случае с Ходорковским и Лебедевым!» - пристроил свою фразу в диалог Валерий Лахтин. Зал засмеялся. Судья снисходительно посмотрел на прокурора.

Встать, министр идет!

Затем Лебедев спросил, почему в течение 1999-2001 годов (до момента возвращения обмененных активов ВНК обратно в ВНК) никто не обращался в суд. «Мне трудно интерпретировать детали 12-летней давности…ну, наверное, были варианты более быстрого и эффективного способа решения вопроса, коего не нашлось в результате». – «А известно ли вам, что именно Генеральная прокуратура в связи с тем, что обратилась с протестом в ВАС РФ, сама ликвидировала причины, послужившие основанием для мены акций в 1998 году?» - «Я не могу прокомментировать».

«Я правильно понимаю, что когда вы рассматривали этот вопрос, вам не было известно, каким образом третьи лица пытались похитить у ВНК контрольный пакет акций «Томскнефти»?» - спросил Лебедев. – «Свидетель такого не говорил, - был на ногах Валерий Лахтин. - Свидетель обозначил, что такая проблема имела место. Это записано в протокол судебного заседания! А Лебедев умышленно желает подытожить все показания свидетеля в свою пользу, - накручивал себя прокурор. - И настраивает СМИ, которые совершенно неадекватно отразили вчерашние показания в суде свидетеля Грефа!» - озирался на зал прокурор. - «Я думаю, что мы сегодня и завтра увидим гамму разных интерпретаций сегодняшнего мероприятия в прессе. Поэтому она и является свободной, - реагировал на это высказывание Лахтина Виктор Христенко. – Но я должен сказать, что тот процесс, который шел и был связан с активами ВНК, для меня как первого заместителя председателя правительства в первую очередь был процессом управленческим, который надо скоординировать для целого ряда структур. Понятно, что ведущая роль в этом процессе была за Мингосимуществом. И многие детали я не вспомню, потому что это был не мой уровень. На мне лежала роль скоординировать, дать возможность Мингосимуществу работать вместе с МАПом, МВД, ФСБ и т.д.».

«Было ли вам известно, что в ноябре 98 году контрольный пакет «Томскнефти» был арестован компанией «Биркенхольц» с целью вывода ее из состава активов ВНК?» - уточнил Лебедев. – «Я просто этого не помню», – заметил Виктор Христенко.

Больше вопросов к свидетелю не было, и Виктора Христенко отпустили. Министр сошел с трибуны, охрана двинулась за ним к двери. И тут произошло необычное – провожая важного гостя, вдруг встали и прокуроры, и сам судья Данилкин. Зал удивленно смотрел на происходящее. Потом судья вспомнил, что вроде перерыва в заседании он еще не объявлял, и смущенно сел на место. Затем уже Виктор Данилкин, улыбаясь, сообщил, что на этом суд прерывается на обед.

Ходорковский: «Лахтин не прочитал или не понял содержание того текста, который представляет суду»

После обеда высказался Ходорковский: «Когда мы обсуждали со свидетелем вопросы экспорта нефти, я называл показатели «доллары за баррель». Это важно, чтобы это не потерялось. Еще один вопрос – поскольку в вопросах, задаваемых прокурорами, ситуация регулярно путалась, я надеюсь, не умышленно. Государство не являлось собственником «Томскнефти», Ачинского НПЗ и т.д., государство являлось лишь миноритарным акционером ВНК. Исполнительный орган ВНК – «Роспром», а не я. А собственник акций «Томскнефти» - ВНК, а не государство.

Следующее. Ваша честь. Про цены. Я бы хотел обратить ваше внимание, что сторона обвинения задавала свидетелю вопросы, связанные со справедливыми ценами. Когда мне предъявят обвинение в занижении цены по отношению к СПРАВЕДЛИВЫМ ценам, я буду защищаться от этого, предварительно выяснив, о каких именно справедливых ценах обвинение говорит. Защищаться буду легко, поскольку ФЗ «Об акционерных обществах» на эту тему весьма ясен. Но пока меня обвиняют в занижении цен по сравнению с ценами в Роттердаме и портах средиземноморья, ТОЛЬКО ТАК! И НИКАК ИНАЧЕ! В этом суде я защищаюсь от именно этих утверждений стороны обвинения.

Далее. Ваша честь. Я категорически возражаю, против того, что уважаемый господин Лахтин регулярно пытается ввести в заблуждение свидетеля. Но я согласен с ним, что изъятие предмета хищения является признаком 158, а не 160 статьи УК РФ. Но не я писал формулу обвинения. В той формуле обвинения, которая рассматривается в данном суде, говорится именно об ИЗЪЯТИИ НЕФТИ, и повторяется это не раз! Пять раз! 92, 88, 80, 78, 59 страницы. И пока сторона обвинения от этого не отказалась. Я достаточно хорошо уже знаю уголовно-правовую доктрину и достаточно подробно изучил Постановление Пленума ВС РФ, на которое мы здесь ссылаемся, о том, что присвоение, в котором меня обвиняют, начинается тогда, когда вещь уже законно ИЗЪЯТА, а потом уже владение становится незаконным. Поэтому я доказываю и буду доказывать – я не владел нефтью на узле учета! Не владел нефтью и после него! А если господину Лахтину не нравится, что я доказываю именно это обстоятельство, и он хочет поговорить о законности перехода прав собственности от дочерних добывающих компаний к ЮКОСу (о чем он все время говорит свидетелям), то он, Ваша честь, на мой взгляд, должен отказаться от обвинения в части изъятия нефти, которую он по ошибке квалифицировал как присвоение, и предъявить мне новое обвинение. Например, в незаконном завладении права собственности на нефть. Или завладение дополнительной частью прибыли.

Ваша честь, я готов защищаться от этого обвинения, но это ДРУГОЕ обвинение! Если прокурор Лахтин не отказывается от того обвинения, которое фактически написано в тексте, то я прошу делать ему замечания, поскольку, как я полагаю, в силу исключительно непрофессионального подхода к своей работе, он не прочитал или не понял содержание того текста, который представляет суду. Поэтому он упорно мешает ходу судебного разбирательства, делая в высшей степени безграмотное заявление, о том, что в результате хищения путем присвоения нефти недостача нефти у потерпевшего не образуется и инвентаризацией не выявляется. Ваша честь, я не нахожусь здесь, чтобы образовывать уважаемого прокурора.

И последнее. Уважаемый прокурор Смирнов неоднократно ссылается на Постановлении Пленума 1999 года, согласно которому изъятие акций, внесенных в уставной капитал акционерных обществ государством, по требованиям к акционерным обществам должно осуществляться в последнюю очередь. Я согласен с такой правовой позицией. Я очень надеюсь, что господин Смирнов поддержит иск акционеров ЮКОСа в Страсбургском суде, когда они выступают с точки зрения именно этой позиции, против изъятия у ЮКОСа акций, внесенных туда государством, «Юганскнефтегаза» в первую очередь. А не в последнюю, как постановил Высший Арбитражный суд в 1999 году. В противном случае позиция господина Смирнова является лицемерной!». Прокурор Смирнов сидел, подергивая ногой. Прокурор Лахтин снова писал что-то в компьютере.

«Прокурор Смирнов - болтун»

Затем к микрофону подошел и Платон Лебедев: «Во-первых, я предлагаю прокурорам отказаться от того обвинения, которое они здесь поддерживают. Почему? Уголовный закон (ст. 160 УК РФ) определяет присвоение как ХИЩЕНИЕ ЧУЖОГО ИМУЩЕСТВА, ВВЕРЕННОГО ВИНОВНОМУ. Я еще раз делаю акцент на термине ХИЩЕНИЕ. В примечании к статье 158 (кража), на которую постоянно ссылается прокурор Лахтин, дано определение хищения для целей уголовного права. Цитирую: «Под хищением в статьях настоящего Кодекса понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества».
Таким образом, Ваша честь, определение хищения, которое находится в примечании в 158, диспозиции статьи 160 не могут находиться ни в каком противоречии, что бы по этому поводу не говорил Лахтин. Я, Ваша честь, как и Михаил Ходорковский, не собираюсь тут заниматься ликбезом. Но на что я бы хотел обратить внимание. На постоянную ложь, которую позволяют себе прокуроры. Например, вчера прокурор Смирнов заявил о том, что я по 2003 год «используя свои полномочия, по руководству вертикально-интегрированной компании ЮКОС». Я полагаю, что прокурор Смирнов не будет болтуном и представит суду доказательства такого рода ложный утверждений. Я хочу объяснить, что такими ложными утверждениями он обосновывает свою позицию по заявленным защитой ходатайствам.

Далее. Господин Смирнов позволил себе высказать позицию о том, что Кевин Дейджес не владеет законодательством по российскому бухгалтерскому учету, однако сам вчера этот так называемый специалист по бухгалтерскому учету заявил вам, что похищенная сырая нефть не отражалась в статье убытков, а отражалась как отгруженная продукция! Я надеюсь, что за эти слова прокурор Смирнов ответит, как прокурор, и сможет в подтверждение этих слов представить суду доказательства. В противном случае, он болтун!», – тут Смирнов не выдержал: «Сделайте ему замечание! Прошу занести в протокол!». – «Да, я делаю вам замечание!» - реагировал судья. В зале тоже шумели. Пристав вывел какую-то женщину, но перед уходом та встала у двери и, повернувшись к залу и глядя на прокуроров, громко повторила мысль Лебедева: «Прокурор Смирнов – БОЛТУН!». Затем зрительница вышла, громко хлопнув дверью.

«Ну тогда он, Ваша честь, лжец! – продолжал Лебедев. – Он обманывает вас. И последнее, Ваша честь. Я считаю абсолютно недопустимой вашу реакцию на те доводы, которые озвучили прокуроры в отношении положений Гаагской конвенции. Я обязательно заявлю ходатайство о приобщении текста этой конвенции к материалам настоящего дела. Это конвенция ратифицирована Российской Федерацией и применяется с 92 года. И такого рода документ является превалирующим над нормами национального законодательства. Поэтому, когда суду лжет прокурор в отношении положений и критериев этой конвенции, а суд даже не удосуживается проверить, соответствует это действительности или нет, то тогда, Ваша честь, у меня много вопросов появляется к вам».

Басманный суд зазвучал в Хамовническом

Затем перешли к представлению доказательств. Адвокат Владимир Краснов сообщил, что защита намерена огласить ряд протоколов судебных заседаний по делу Малаховского-Переверзина из Басманного суда (207 том). – «Вы весь протокол собираетесь читать?» - спросил Данилкин. – «Нет. Я бы хотел исследовать путем оглашения протокол от 1 декабря 2006 года, а также частично протокол от 22 декабря 2006 года».

«Ваша честь, небольшая техническая особенность, - реагировал Лахтин. – От какого числа было решение суда о приобщении документов к делу?» – «Суд истребовал эти документы!» - напомнил председательствующий. – «То есть защитник Краснов не в состоянии объяснить…» - «Я считаю, что это затягивание процесса!» - сердился на прокурора судья. Лахтин сел на место.

Но адвокат Краснов, предваряя дальнейшие вопросы, решил все-таки объясниться: «В ходе данного судебного заседания допрашивался представитель потерпевшего и гражданского истца «Юганскнефтегаза» Пшеничников. Дело в том, что сторона обвинения частично огласила нам 15 сентября 2009 года приговор по делу Малаховского и Переверзина, из которого следует, что предъявленное нашим подзащитным обвинение аналогично обвинению, которое было предъявлено Малаховскому и Переверзину. Учитывая, что мы уже касались ряда вопросов, связанных с потерпевшими по нашему делу, защита считает необходимым огласить указанные протоколы».

«Ваша честь, тут одна особенность, - продолжал противиться оглашению Валерий Лахтин. – Сторона защиты намерена огласить показания Пшеничникова. Данный гражданин допрошен совершенно по другому делу! Его показания по делу Малахвского-Переверзина судья Ярлыкова, вероятно, оценила в совещательной комнате! Приговор вступил в законную силу! Данный свидетель может быть непосредственно допрошен в данном судебном заседании, по данному уголовному делу» - «Представитель потерпевшего!» - громким шепотом подсказывали прокуроры Ковалихина и Ибрагимова Валерию Лахтину правильный процессуальный господина Пшеничникова. «Представитель потерпевшего, - исправился Лахтин, - Поэтому я не нахожу оснований для оглашения его показаний». – «Насколько нам известно, господин Пшеничников жив и здоров. Ничто не мешает его вызвать в суд. Мы считаем необходимым возразить против оглашения данных показаний!» - поддержала коллегу и Ибрагимова.

Встал адвокат Ривкин: «Мы ставим вопрос о том, что существует в качестве источника доказательств протокол судебного заседания. Нас интересует не Пшеничников как таковой, а позиция юридического лица, заявленная в данном процессе! И еще. Валерий Лахтин говорил, что данное лицо было допрошено по другому делу, так вот вчерашний свидетель Вилявин, протокол допроса которого оглашался, ТОЖЕ был допрошен по другому делу!».

Наконец адвокат Краснов смог начать оглашение протокола. Но через три минуты прокурор Лахтин снова вскочил: «Ну это не относится к делу! Ну какое отношение это имеет к нашему процессу! История создания «Юганскнефтегаза»…В советский период… Великолепный, конечно, период был! Но он не относится к обстоятельствам, подлежащим доказыванию!» Зал с усмешками реагировал на ностальгирующего прокурора. Продолжили чтение.

Даже из сбивчивого протокола Басманного суда, в котором фиксировались показания господина Пшеничникова, было понятно, что «Юганскнефтегаз» без прибыли не оставался: «Все было построено таким образом, чтобы распределение доходов шло не на нефтедобывающие предприятия, то есть нефтедобывающие предприятия они <имели> какую-то минимальную маржу от продажи добытой ими нефти, которая покрывала себестоимость и давала большую прибыль, абсолютно минимальную, а основная часть этого дохода уходила на другие предприятия группы». И еще: «С 2000 по 2005 годы прибыль «Юганскнефтегаза» становилась все больше и больше. По двум причинам. Во-первых, потому что росла добыча нефти, во-вторых, росли цены на нефть». А гособвинитель в Басманном суде даже вопросы задавал о «недополученной прибыли» «Юганскнефтегаза». По мнению господина Пшеничникова, ущерб «Юганскнефтегазу» был причинен деятельностью торговых компаний, которые возглавлялись Малаховским, Антонио Вальдес-Гарсиа и Переверзиным.

«Вы признаете исковые требования?» - спрашивала судья Басманного суда у Вальдеса-Гарсиа. - «Нет, я так понимаю, что в судебное заседание пришел какой-то мужик и попросил у меня 170 миллиардов?!» - возмущался подсудимый. Платон Лебедев расхохотался. Судья Данилкин прятал улыбку. Прокуроры, кажется, были недовольны. Вскоре чтение закончилось.

Судья Данилкин предоставил адвокатам и подсудимым два дня для общения. Следующее заседание состоится в пятницу. Начало в 10.00.

--------------------

• Вести.ру: Виктору Христенко не известно о хищении 350 миллионов тонн нефти (видео)