В четверг Алексей Голубович балансировал между «не знаю» и «не помню» до восьми часов вечера. Заседание получилось таким долгим, потому что завтра днем свидетель улетает в Англию, а вопросов к нему остается все еще много. Свой вклад в хронометраж сегодняшнего суда внес и Валерий Лахтин. Прокурор, кажется, стремился прикрепить свои возражения к каждому вопросу Ходорковского и Лебедева.

Зал полон, стол председательствующего со всех сторон загружен стопками с томами дела: Михаил Ходорковский готовится продолжать допрос свидетеля Голубовича.

«Подсудимый Лебедев, как вы себя чувствуете? Можете принимать участие в заседании?» - спросил вначале заседания судья Данилкин Платона Лебедева. Лебедев, сильно простуженный, ответил, что чувствует себя удовлетворительно и готов участвовать в слушаниях.

В зал пригласили Алексея Голубовича. «Вопросов у меня около 100, пожалуйста, будьте максимально лапидарны», - обратился Михаил Ходорковский к свидетелю. «Мне проще отвечать «Да» или «Нет»», - усмехнулся Голубович.

«Готовили ли вы лично или ваша дирекция договоры обмена акций между ВНК и «Чилитой», «Монтекитой», «Сагиман»?» - «Нет». - «Знакомились ли вы лично с оценкой акций и готовили ли вы или дирекция какие-то договоры на основе этой оценки?» - «Договора исходили от правового управления...на основании этой оценки — не готовил». - «В ваших показаниях вы заявили, что узнали о сделках между ВНК и «Чилитой», «Монтекитой» и «Сагиман», когда у вас сотрудники управления попросили документы...это состоялось до или после подписания вами письма на мое имя от 98 года, где вы предлагаете некую свою схему совершения сделок?» - «О том, что произведены обменные сделки и их в дальнейшем надо как-то обосновывать, я узнал до того, как было написано это письмо». - «Из каких соображений в этом письме вы указываете схему совершения сделок, отличную от той, по которой она уже была проведена на тот момент, и почему в этом письме, если вы уже знали, что сделки совершены, почему вы предлагали схему передачи с баланса ВНК?».

Для наглядности свидетелю предъявили 22 том с письмом. «Я не мог еще знать. Схемы новые рожать, придумывать могли каждый день. А сделки можно было совершать без нашего участия, этим другое управление занималось». - «В том- то и мой вопрос. Если вы посмотрите мой ответ на ваше письмо, я пишу «со схемой согласен, политические вопросы прошу согласовывать с Невзлиным»...возникает вопрос - мы с вами там говорим о сделке, зная, что она уже совершена, или мы переписываемся, но не знаем о ее совершении?» - «Я думаю, мы переписываемся о том, как оформить эти сделки, чтобы они выглядели прилично. У меня на тот момент не было точной информации, уже переместились акции или еще нет».

«В ответе на вопрос прокурора об эквивалентности всех активов ВНК < которые в 97 году стоили более чем 1 млрд долларов> 36 млн акций ЮКОСа вы заявили, что они не эквивалентны. В то же время вы заявили что в 97 году 31 млн акций ЮКОСа или больше не могли быть эквивалентны 38 процентам акций «Томскнефти». Меня не обвиняют в хищении всех активов ВНК. Помните ли вы договоры, по которым реально приобретались акции ЮКОСа «Чилитой», «Монтекитой», «Сагиманом» для дальнейшего обмена?» - спросил Ходорковский. Свидетелю предъявили 23 и 24 тома. Здесь находились обсуждаемые договора. Голубович сообщил, что зрительно он их не помнит, о чем договора, ему понятно. Ходорковский пытался уточнять. Прокурор Лахтин обнаружил в себе протестные настроения: «Свидетель же уже сказал, что не видел договора. Он их не подписывал! Не надо давать возможность Ходорковскому, чтобы свидетель участвовал в формировании выводов Ходорковского!» «Ваша честь, я не понимаю! Я спрашиваю лишь, видел он их или не видел», - пояснил Ходорковский. На вопрос судьи, может ли свидетель что-то еще пояснить по документам, тот ответил, что нет.

«Вы в своих показаниях сказали....» - начал Ходорковский. «У меня заявление! Пусть Ходорковский ссылается, о каких показаниях он говорит!» - кажется, решил не пропускать мимо себя ни одного вопроса Валерий Лахтин. «Да вопрос еще не задан!» - ответил прокурору судья. «Может, мы прервемся? Пусть прокурор выскажется...» - иронизировали адвокаты. «Пусть он называет том и страницу, и ссылается на протоколы судебного заседания!» - предложил прокурор ссылаться на еще не изготовленные протоколы. «Я бы просил все же ограничить как-то прокурора Лахтина высказывать свое мнение тогда, когда я задаю вопрос!» - попросил Ходорковский.

«В ваших показаниях вы предварительно оценили сумму покупки 18 млн, в договорах 45 млн, сейчас вы сказали, что оцениваете сумму сделки примерно в 17-18 млн», - спросил Ходорковский. «Я не знаю, что написано в договорах, в записке говорилось, что акции ЮКОСа примерно могут стоить 17-18 млн», -пояснял Голубович.

Взяли 39 том. Тут на листах 10-28 находился документ «К вопросу обмена акций ЮКОСа на акции дочерних предприятий», в котором была таблица. Эта таблица, пояснил Голубович, составлялась в его дирекции кем-то из сотрудников, ее он тогда видел. «Тут указано, что скупку предлагается начать не позднее 1.07.98, а не помните, когда эта таблица была составлена?» - уточнял Ходорковский. «Ну...видимо, ранее чем 1.07.98...возможно, между 1.06 и 1.07, потому что до июня я еще не работал в этой организации...» - предположил Голубович. «Эта таблица составлялась вами для добросовестного информирования руководства или для каких-то иных целей? Вам могли ее поручить составить для каких-то провокационных целей...» - усмехался Михаил Ходорковский. «Вы предполагаете, что с помощью этой таблицы ставилась цель кого-то дезинформировать?» - ответно иронизировал Голубович. И отвечал: «Нет, она составлялась добросовестно. Чтобы определить цену покупки».

Тут вдруг в заседание ворвался голос диктора Левитана: «От советского Информбюро!». Это были ретропозывные чьего-то мобильного телефона. Окунувшись в нечаянную советскость, продолжили.

«Что вам известно о процедуре банкротства «Томскнефти»?» - «Ничего не известно». В материалах дела посмотрели отчет о деятельности ВНК в 1998 году. «Вспоминаете ли вы, посмотрев на этот документ, о том, как проходила процедура банкротства «Томскнефти»? Она была начата в августе 98 года и закончена в декабре 98 года» - снова спросил Ходорковский. - «Я в этой процедуре не участвовал...» - не вспомнил Голубович.

«Вы помните о том, что право потребовать обратного выкупа было только у компании ВНК?» Голубович вспомнил об этом. «Вы не помните того, что компания ВНК могла вернуть себе в одностороннем порядке акции, а назад вернуть не акции ЮКОСа а всего лишь по первичной оценке деньги...это всего лишь 725 тыс рублей,» - уточнил Ходорковский (в другом договоре значилась также сумма в размере 600 с лишним тысяч рублей). Голубович не помнил, но подчеркнул, что такие условия договора обычно бывали. Свидетелю предоставили том с договорами, который он мог посмотреть.

«Ваши адвокаты насчитали сотни расхождений в показаниях...если я скажу междометие и предлог, я еще добавлю к этим расхождениям...можно я посмотрел бы в протокол, что я отвечал, а потом отвечу...» - искал беспроигрышный вариант Алексей Голубович. «Я веду перекрестную часть допроса, и суд понимает, насколько вы точно даете показания. Поскольку вы действительно по-разному отвечали, я по-разному и спрашиваю вас, чтобы получить ответ», - пояснил Ходорковский. «Что-то я перекрестной части допроса не видел в УПК!..» — встал прокурор. «А вы почитайте! Плохо читали!» - послышались возгласы адвокатов. «Пусть он ссылается на конкретные документы!» - требовал Лахтин. Коллеги прокурора советовали ему сесть на место.

Допрос продолжался. Ходорковский спросил свидетеля о его высказываниях относительно не допуска Дарта к голосованию на собрании. «А что должен свидетель вспомнить? Показания на предварительном следствии или в суде? Если в судебном заседании, пусть Ходорковский предъявит протокол заседания!» - снова был на ногах Валерий Лахтин. «А у вас есть протоколы?!» - парировали адвокаты. «Во-первых, я возражаю против злоупотребления стороной обвинения своими правами. Во-вторых, я сказал в начале допроса, что чтобы сократить время, я буду спрашивать, если свидетель припоминает свои слова, тогда не буду предъявлять ему документы, если нет, то будем искать документы с его словами!» - снова был вынужден отвлекать от собственно допроса Михаил Ходорковский. Но Валерий Лахтин уже вовсю общался со своим компьютером.

Ходорковский попросил предъявить свидетелю очередной том. «Здесь указано что в 99 году компания приобрела у многочисленных акционеров, не только у Дарта, акции «Самаранефтегаза», «Юганскнефтегаза», «Томскнефти»...Припоминаете?» - «Да».- «А с другими акционерами общались как с Дартом, или с ними заключались какие-то договора?...» - «Некоторые пытались избавиться от акций, считая их мусором, другие наоборот...Договора в итоге были очень разными...». - «Когда вы покупали эти акции, вы уголовно наказуемых способов убеждения своих контрагентов не применяли?» - «Вы серьезно спрашиваете?! Я лично не применял!» - «А какие-то из сделок... я не юродствую, это действительно серьезный вопрос. Суд все оценит...какие-то из сделок, которые вы совершали, они потом были оспорены в связи с тем, что они были вами совершены путем обмана и так далее?» - «Никто при мне пока в суд не подавал». - «До 2003 года?» - «До сих пор!». Прокурор Ибрагимова что-то недовольно проговорила. Вообще весь сегодняшний допрос проходил под прокурорский аккомпанемент. Но если Лахтин нес себя на публику открыто, то прокуроры Ковалихина и Ибрагимова ограничивались ропотом.

В томе 47 свидетелю показали текст его допроса на следствии от декабря 2006 года. «Вы сказали «все что было сделано в 99 году, была сделка с Дартом плюс 30-40 млн долларов...», а в предыдущем документе, в 131 томе, мы смотрели — 5 млрд рублей, это где-то 180 млн долларов...Та сумма — это то, о чем вы тут говорите?» - «Я здесь на вопрос Ганиева отвечал по приблизительным цифрам, на руках документов не было, я просто рассказывал, как все это работало. Может, это касалось не всех объемов нашей деятельности...То есть вы спрашиваете, были ли поставлены уже на баланс тогда акции, купленные у Дарта?..» - в итоге Голубович подтвердил сумму из 131 тома.

Очередной вопрос Ходорковского снова столкнулся с Валерием Лахтиным: «А может быть, Ходорковский назовет лист дела! И не будет заставлять свидетеля его искать! А сначала, может быть, он выяснит, имеет ли свидетель отношение к документу? А если не имеет, то он не может спрашивать его по этому документу!». Адвокаты были возмущены. «Это суд решает, может или не может!» - высказался адвокат Краснов. И обратился к соседкам Лахтина прокурорам Ковалихиной и Ибрагимовой, попросив их как-то успокоить своего коллегу: «Эти лахтинизмы уже просто надоели...».

«Прокурор злоупотребляет своим правом! Он неоднократно в допросах многих свидетелей предъявлял им документы и просил комментировать, хотя свидетели к этим документам отношения не имеет. Я не понимаю, почему он делает такие заявления», - высказался и Ходорковский и перешел к продолжению допроса. Смотрели консолидированный отчет компании ЮКОС за 2001 год на 226 листе тома. «На какую сумму в 2000 году вы приобрели акции дочерних компаний ЮКОСа?» - «Не помню». При этом свидетель отметил, что сделки не оспаривались.

«Вы рассказывали о двух вариантах покупки — за живые деньги или акциями ЮКОСа расплатиться...у акций ЮКОСа тоже есть денежная оценка, вы можете сопоставить цену сделки — обмена и за живые деньги?» - спросил Ходорковский. Голубович сказал, что вопрос ему непонятен. Ходорковский повторил вопрос более подробно. «Цены могли различаться, но выгоднее в принципе менять акции ЮКОСа на акции «Юганскнефтегаза», чем купить акции «Юганскнефтегаза» на рынке. Это очень общий ответ», - отвечал Голубович.

И снова прокурор Лахтин требовал ссылок на конкретные документы, особенно упирая на протоколы судебных заседаний. «Да не готов еще протокол заседания!» - не выдержав, повысил голос и судья Данилкин. «Если у прокурора есть протокол, пусть поделится!» - саркастически заметили адвокаты. Лахтин продолжал возмущаться. «Мы просим объявить замечание прокурору! Эти действия направлены на срыв допроса, мы просим их пресечь и позволить нашему подзащитному вести допрос!» - высказался адвокат Клювгант. Судья попросил продолжать допрос (не став объявлять замечание прокурору). Валерий Лахтин вернулся в компьютер.

«Тут в допросе написано, что компания «Биркенхольц» не пыталась выставить инкассо…А арестовать акции она пыталась?» - задал следующий вопрос Ходорковский. «Не помню сейчас», - говорил Голубович.

Свидетелю дали том 3 с решением Арбитражного суда Москвы, решившего арестовать 17 млн акций «Томскнефти», принадлежащие ВНК. «30 сентября судебный пристав постановил наложить арест на акции «Томскнефти» и «запретить ВНК осуществлять права акционера, удостоверенные данными акциями — участвовать в собраниях акционеров». Не припоминаете?» - спросил Ходорковский. Голубович не припоминал. На 137 странице было решение уже Федерального арбитражного суда Московского округа, который приостановил исполнение решения об аресте акций. Этого Голубович тоже не помнил.

«Ваша честь, может прервемся? Уже час сорок свидетеля допрашивают!» - пожаловалась Гюльчехра Ибрагимова.

«А вы не помните уголовное дело Григорьева? «М-Реестр»?» - продолжал Ходорковский. Голубович и этого не помнил. «А какое это отношение имеет к делу?!» - обеспокоился Валерий Лахтин. «Прямое!»- резко ответил Ходорковский. «По делу Невзлина тоже был приговор!» - не успокаивался прокурор Лахтин. «Кто такая Григорьева, я прекрасно знаю, что у нее были проблемы, я слышал, но у меня же нет фактов, документов...» - вспомнил об уголовном преследовании гендиректора «М-Реестра» Евгении Григорьевой Алексей Голубович. «Ваша честь, мы будем обязательно просить приобщить к делу это уголовное дело, поскольку оно имеет прямое отношение к Биркенхольц...» - пояснил Ходорковский. - Мы не будем сейчас порочить имя Григорьевой...» - «Оно уже опорочено», - тихо высказалась Ибрагимова. «Вынесенный ей приговор был впоследствии отменен...», - закончил мысль Ходорковский.

Прервались на 5 минут.

«Вы не припоминаете, поскольку вы знакомы с Григорьевой, что 22.11.98 года, уже после судебного постановления, было вынесено решение о наложении штрафа на «М-Реестр» за неисполнение судебного решения?» - «Не помню». - «А что Гагаринский суд вынес по этим же решениям приговор Григорьевой, вы сказали, тоже не помните?» - «Не помню». - «Хорошо. Чтобы свидетель, может быть, смог вспомнить последующие события, я просил бы суд разрешить мне огласить из тома 158 на листе 253-255 постановление Федерального арбитражного суда московского округа, где данная судебная инстанция перечисляет все действия, которые могут быть известны свидетелю», - сказал Ходорковский.

На это прокурор Ибрагимова заявила, что «потом, наверное, Ходорковский захочет огласить все другие документы, поэтому целесообразно оглашать в совокупности, все документы вместе, а так это нецелесообразно». Но суд согласился с просьбой подсудимого. Михаил Ходорковский зачитал документ (речь шла об отмене вышестоящей инстанцией очередных судебных решений по иску компании «Биркенхольц»).

«Все эти события, которые описаны в данном документе, о многочисленных тяжбах по тому же вопросу после уже первого приостановления ареста вам были известны?» - спросил Ходорковский. «Я помню только эту многочисленную войну в судах, которая шла с переменным успехом, ею занималось правовое управление...» - рассказывал свидетель.

«Пусть Ходорковский сошлется или на протокол судебного заседания, или на конкретный документ!» - предъявил суду свои среднестатистические возражения Валерий Лахтин. Но они, кажется, стали последней каплей для председательствующего. «Валерий Алексеевич! Я к вам обращаюсь, встаньте, пожалуйста!». Прокурор встал. «Протокол судебного заседания НЕ изготовлен. Больше прошу к протоколу судебного заседания не апеллировать! Ни далее, ни впредь!» - произнес судья. «Понятно», - отозвался Лахтин и сел на место. «Ни одного протокола заседания по допросу Голубовича еще не изготовлено», - добавил Виктор Данилкин.

Пошли дальше. «Вы сказали, что, по вашему мнению, только потому, что акции находились под контролем ЮКОСа, поэтому и не было у руководства экономической заинтересованности в возврате акций. Эти обстоятельства были вам известны, когда вы так говорили?» - «Мое личное мнение — Михаил Борисович как руководитель компании, видимо, пекся об экономических интересах. А я лично считал и считаю, что подставлять сотрудников под уголовные дела, о чем было известно правовому управлению еще в 99 году, нехорошо. Что важнее вернут или не вернуть акции или постараться урегулировать проблемы, которые возникали у рядовых сотрудников, которые подписывали эти договора — это причины, чтобы лучше бы акции было бы вернуть. Но я не судья, я просто высказываю свое личное мнение. Если бы руководство вело себя по-другому, кто-то сейчас не жил бы за границей, как беженцы, не сидел бы в тюрьме....» - «А вы знаете, чтобы кто-то был по этому делу осужден?» - уточнял Ходорковский. «Пока не осужден». - «То есть это обвинение предъявлено только мне?» - «Это дело возникло раньше...не в связи с этим процессом». - «То есть пока никто не осужден и нет суждений, что имели место какие-то уголовные нарушения, так? - «Да» - «А вы знаете о протесте <замгенпрокурора> Кехлерова? Что в 99 году не только Ходорковский, но и Кехлеров считал <…>» - «Да наздоровье! Как говорилось в известном фильме, «любовь это дело полиции», это правовое управление занималось, я к этому не имел отношения и не могу прокомментировать», - отвечал Голубович.

После очередного пятиминутного перерыва Ходорковский спросил: «Когда вы говорите термин Группа, что вы имеет в виду?» «Я подразумевал компании, принадлежащие Групп МЕНАТЕП Лимитед», - ответил свидетель.

Затем, заранее извинившись за возможно «странное звучание» некоторых вопросов, Михаил Ходорковский спросил: «Известно ли вам, что на совещаниях Группы обсуждались вопросы безвозмездного, против воли собственника, изъятия акций «Апатита» или продукции «Апатит»?» - «Не помню». - «Слышали ли вы такие предложения от меня или Лебедева?» - «Не слышал». - «Известно ли вам, чтобы на совещаниях мы обсуждали вопрос приобретения пакета акций ВНК — тут внимательно: ПРЕСТУПНЫМ путем?» - «Нет». - «Слышали ли вы такие предложения от меня или Лебедева» - «Нет». - «Известно ли вам, чтобы на совещаниях мы обсуждали вопрос присвоения, противоправно и безвозмездно в свою пользу акций «Томскнефти», Ачинского НПЗ, «Томскнефтегеофизики», «Хакаснефтепродукта», «Томскнефтепродукта», с целью обеспечить себе беспрепятственное хищение нефти?» - «В такой формулировке вопросы эти не обсуждались». - «От меня или Лебедева такие предложения вы слышали?» - «Я не помню таких формулировок на совещаниях...» - «А от меня вы это слышали? Не на совещаниях? Когда-либо какую-то иную цель перемещения акций, принадлежащих ВНК, кроме цели защиты этих акций от «Биркенхольц» от меня вы слышали?» - «Говорили, что будет аукцион акций ВНК, надо понять, когда он будет, чтобы участвовать... Если это тоже считать целью...о других по крайней мере не разговаривали». - «На совещаниях ставилась задача сокрытия происхождения этих контрольных пакетов «дочек» ВНК или придание законного вида их владению мною или иным лицом?» - «Таких формулировок я не помню». - «А от меня когда-нибудь вы слышали, что нужно сокрыть источник контрольного пакета акций ВНК, то есть ставилась ли цель что нужно скрыть что пакет поступил в ЮКОС от ВНК, а сообщать что он якобы поступил из какого-то другого места?» - «Такой задачи мне не ставилось». - «Обсуждался ли вопрос безвозмездного завладения нефтью «Самаранефтегаза», «Томскнефти», «Юганскнефтегаза». Вот нефть можно либо украсть физически, либо ее можно получить в свои емкости, а потом сказать, что там, в емкости, содержится не чужая нефть, а моя, личная. Вот и то, и другое я понимаю под термином «завладение». Ответьте с таким пониманием».

«Это что вообще такое?» - шептала Ибрагимова. Но судья внимательно слушал подсудимого. «Поскольку я не являюсь юристом, то давать характеристику владению товаром я не могу», - извлек пользу от отсутствия юридического образования Алексей Голубович.

Ходорковский не оставлял темы. «Хорошо. Когда ставился мною вопрос о хищении нефти?» - «Такой вопрос не ставился. О торговле нефти на совещаниях вопросы не велись». - «А за пределами совещания я ставил перед вами вопрос о хищении всей нефти?» - «Мне лично не говорилось». - «Я на совещании делил нефть между членами Группы?» - «Не слышал такого». - «Вы слышали, чтобы Шахновскому было поручено заниматься распределением средств, полученных от реализации нефти?» - «Таких формулировок я не слышал». - «А вообще он этим занимался?» - «Все, что я мог сказать по Шахновскому, я сказал ранее. Его должностные обязанности были разнообразны. Но про распределение средств от похищенной нефти я не слышал». - «Слышали ли вы, что Лебедеву было поручено руководить действиями членов организованной группы, направленными на распределение, присвоение средств, совершать финансовые операции с денежными средствами, полученными таким преступным путем?» - «При мне на совещания с вашим участием термины «организованная преступная группа», «хищения» и подобные не упоминались». Также Голубович ответил, что такое не поручалось и Брудно.

Заговорили о других людях. «А Елфимов входил в группу акционеров Группы МЕНАТЕП Лимитед?» - «Он был просто подчиненным Брудно». - «А Леоновичу кто-либо поручал оперировать денежными средствами не как руководителю казначейства, а например как члену какой-нибудь организованной группы и оперировать похищенными средствами?» - «Нет, не слышал». - «Ивлев вам известен?» - «Адвокат. Но я с ним не работал». - «Вы упоминали Кертиса...Вы можете сказать что-то конкретное, давал ли кто-нибудь ему поручения торговать с компаниями, у которых скапливалась выручка компании, не в пользу ЮКОСа, а в мою личную пользу или какого-то лица?» - «Все, что я про Кертиса сказал, я могу повторить... он выполнял работу для Группы МЕНАТЕП. Кроме того, он мог по поручениям выполнять какую-то работу...». - «Слышали вы когда-нибудь, чтобы Алексанян действовал не как должностное лицо, а как член преступной группы?» - «Никто о нем такого не говорил».

Прокуроры продолжали возмущаться с мест.

«Желаете ли вы сообщить что-то дополнительно о моих действиях о присвоении мною акций дочерних компаний ВНК?» - спросил Ходорковский. Голубович сказал, что больше ничего сообщить не может. «А о моих действиях по присвоению всей нефти?» - «Если термин присвоение имеет криминальный оттенок, ему может дать оценку только юридический анализ, тогда я не могу сказать. Вы можете спросить: говорил ли я, что вы похищали нефть. Я отвечу: я не говорил, что вы похищали нефть». Прокурору Ибрагимовой было смешно. «За все время моей работы в ЮКОСе я не купил и не продал ни грамма нефти», - подчеркнул Голубович. Ибрагимова усмехалась.

«Когда-нибудь вам я или кто-то в моем присутствии говорил, что вы будете давать показания по совершению мною преступлений по хищению акций «Апатита», присвоению дочерних акций ВНК?» - «Дословно трудно вспомнить то, что было в 2003 году. Вы высказывали опасения, что в случае моего нахождения в России я могу понести уголовную ответственность». «Вам предъявляли обвинение?» - спросил Ходорковский.

«Ну это-то какое отношение имеет к ЭТОМУ уголовному делу?!» - вскочил Лахтин. «Прямое! - отвечали адвокаты. - Допрос обвиняемого есть в деле!». «Вопрос не снят!» - сообщил судья. Голубович же ответил, что ему «предъявлялось обвинение по другому делу». - «А решение о вашем аресте Басманным судом принималось или нет?» - спросил Ходорковский. « Тут бы я предпочел бы не отвечать, если бы у нас в зале не присутствовала пресса, не комментировались бы постоянно ответы мои...» - «А обвинения с вас были сняты?» - «Я бы и на этот вопрос не хотел бы отвечать. ... в такой обстановке».

Прервались на обед.

«У меня еще остались вопросы, но я бы хотел подготовиться, поэтому я уступаю место Платону Леонидовичу», - сообщил Михаил Ходорковский после перерыва. К микрофону подошел Лебедев. Он попросил обеспечить свидетеля ручкой и бумагой. «Пожалуйста, без вопросов», - согласился судья. Занялись томом 36. «Основной вопрос — я его потом так и буду называть - «основной вопрос» - звучит так: «известны ли вам сведения, опровергающие изложенные в документах факты?», - заявил Лебедев. - И «подтверждаете ли вы эти факты». Будут и уточняющие вопросы».

В 36 томе открыли «Информацию для руководства ЮКОСа» Группы МЕНАТЕП Лимитед о структуре владения акциями ЮКОСа. «Основной вопрос - известны ли вам сведения, опровергающие данные факты?» - спросил Лебедев по первым абзацам документа. «Я не владею документами, которые бы это подтверждали...» - «Вы лицензию Центрального банка на покупку акций получали?» Голубович помнил смутно. - «Вам что-то о пенсионной программе ЮКОСа известно?» . Что-то Голубовичу известно было. Затем из документа смотрели таблицу, где было указано, сколько акций кто из топ-менеджеров Группы имел (ранее при допросе Голубовича эти данные уже рассматривались).

Затем Лебедев указал встречающиеся в документе слова «контролировала», «контроль». Он отметил, что к этому вернется позже. «Можете ли вы подтвердить, что в июне 2002 года информация эта, со страницы 15, была публично доведена через СМИ?» - спросил Лебедев. Голубович подтвердил (а на странице 16 документа была ссылка на адрес сайта ЮКОСа). «Из данного текста следует, что Лебедев как директор Групп МЕНАТЕП имеет право распоряжаться только акциями ЮКОСа, то есть материнской компании, а не акциями дочерних компаний ЮКОСа?» - шел Лебедев дальше по тексту документа. «Из этого абзаца следует только то, что написано. Тут нет слов «только» и «исключительно»», - реагировал свидетель. «Есть ли в целом в документе абзац или раздел, что Лебедев как директор Групп МЕНАТЕп имеет право распоряжения акциями дочерних компаний ЮКОСа и на их стратегическое и оперативное управление?» - спросил Лебедев. «Я прошу снимать эти вопросы, поскольку свидетель не являлся автором документа, и чтобы он не использовал свидетеля для формирования выводов!» - высказался Лахтин и снова сосредоточился на компьютерной переписке.

Следующий документ из того же тома не оглашался. «Данные документы нет необходимости оглашать, они не имеют значения... для данного вопроса», - знал все наперед Валерий Лахтин. Но суд удовлетворил просьбу Лебедева об оглашении текста. Документ был письмом Ходорковского о его отставке с поста главы Групп МЕНАТЕП Лимитед. Письмо было датировано апрелем 2001 года. Голубович сообщил, что ему было известно об отставке. «Вам в декабре 2006 года Ганиев с Каримовым задавали вопрос, почему назначили Какорина. Вам тогда документы какие-то показывали?» - спросил Лебедев. «Вопрос был не о директорстве, а о том, почему Какорину доверили распоряжаться большими суммами...» - «А когда вы отвечали про Какорина, о какой компании речь шла, где он работал, что вы подразумевали?» - «Со слов самого Какорина я знал, что он фактически выполняет роль номинального директора и ведет какие-то счета...» - «То есть вы это знали еще и со слов Какорина?» - «Конечно».

В томе 37 открыли документ от секретарской компанией на Гибралтаре «Флеймон Лимитед». Платону Лебедеву снова пришлось оглашать письмо (в нем было указано, сколько у кого из акционеров было акций). Охрипшим голосом Лебедев читал документ. «Известны ли вам сведения, опровергающие данные факты?» - спросил он свидетеля. Тот сказал, что опровергающих сведений не знает.

Прервались на 5 минут.

После перерыва Лебедев огласил нужные ему страницы из тома 42. Посмотрели разрешение Центробанка, выданное Ходорковскому на открытие счета в валюте в «Union Bank of Switzerland» (Швейцарии) и такое же разрешение, выданное Лебедеву (все документы высвечивались на стене зала). Том передали свидетелю . «Получали ли вы в Центробанке аналогичную лицензию на получение акций «Флеймон Лимитед»?» - «Я получал какую-то лицензию...не помню точно какую».

Следующий документ, интересовавший Лебедева, по данным прокуроров, не оглашался. Не мог найти его в списке оглашенных бумаг и судья. «Не может быть!» - помнил оглашение этого текста Платон Лебедев. «У нас все может быть!» - заявила прокурор Ковалихина. Зал рассмеялся. «Это точно!»- реагировала публика. Адвокаты, смеясь, выражали надежду, что эти слова прокурора были занесены в протокол. «Нет. Оглашался», - признал правоту подсудимого судья Данилкин, все же разыскав нужную отметку в своих записях. Платон Лебедев торжествующе вскинул руку и обратился к прокурорам: «Вам не повезло! У НАС такого не бывает!»

Наконец вернулись к работе. На листе 240 находился документ, который переводчик озаглавил «Законодательный ордонанс о компаниях Гибралтара» (о переводах Платон Лебедев сегодня постоянно высказывался критически. Выданное переводчиком слово «ордонанс» он также отметил). «Было ли вам известно, что главой Группы МЕНАТЕП были Платон Лебедев и Владимир Моисеев?» - спрашивал Лебедев. Ответ свидетеля не был прозрачным: ранее он об этом знал, но потом «перестал так считать» - примерно с 2003 года. Причины назначения Моисеева в июне 2003 году директором Группы МЕНАТЕП Голубович тоже не смог «конкретно прокомментировать, я вообще находился в этот период не в Москве».

«Приведена ли тут хронология, как компания «Флеймон Лимитед» стала называться Групп МЕНАТЕП?» - спрашивал Лебедев. «Я не знаю, могу ли я быть в суде переводчиком», - замялся Голубович и не дал точного ответа.

Отвечая на вопрос Лебедева, Алексей Голубович сообщил, что примерно с 98 года он был акционером Групп МЕНАТЕП. «Вы были как акционер в каком Гибралтаре? На острове Гибралтар в США или Гибралтаре во владении Великобритании?» - этот вопрос Лебедева вызвал усмешки и у зала, и у адвокатов. Голубович предпочел осторожный ответ: «Предполагаю, Гибралтар, из моих скудных познаний в географии, - это то, что находится в южной части Пиренейского полуострова...».

В томе 36 на листе 59 было заключение Государственного антимонопольного комитета РФ от 1998 года, разрешающее компании «Халлей Энтерпрайзис Лимитед» приобрести 100 процентов голосующих акций ЮКОСа. Вопрос Лебедева был тот же — известны ли свидетелю сведения, опровергающие изложенные в документе факты. «Этот документ мне известен, опровергающих сведений я не знаю».

Прервались.

После краткого перерыва к микрофону снова подошел Михаил Ходорковский. «Вы во вторник вы заявили, что помните отчеты по прибыли «Томскнефти», «Самаранефтегаза», «Юганскнефтегаза», но не помните, за все ли годы. Где мы можем это посмотреть — отчеты по РСБУ вы имели в виду?» - «В то время я естественно знакомился с отчетами по РСБУ...» - «Вы такую форму — не в связи с этим — отчетности, как квартальная отчетность эмитента ценных бумаг припоминаете?» Голубович помнил. Такую отчетность сдавали все публичные общества. «Какие разделы информации содержались в квартальной отчетности?» Голубович пояснял, что это большой отчет, шире чем РСБУ.

«Если вы можете вспомнить, у дочерних обществ ЮКОСа в 98 году были задолженности? Были ли у ЮКОса проблемы по задолженности дочерних добывающих компаний?» - «В 90е годы, по-моему, ... я помню... ЮКОС был должником добывающих компаний... но у них могло быть тогда такое финансовое положение, что их задолженность, перед энергетиками, финансовая, могла быть большой...это была нормальная хозяйственная деятельность». - «На момент вашего ухода финансовое положение ЮКОСа улучшилось?» - «Может быть...»

«Без «может быть» можете ответить?!» - раздражился уже и судья. «Не могу», - усмехнулся свидетель. «За счет чего финансировалась деятельность добывающих компаний?» - «За счет реализации продукции». - «Какой продукции, уж тогда для суда уточните?» «Видимо, нефти...» - решил быть осторожным на каждом шагу Алексей Голубович. Зал расхохотался вместе с Михаилом Ходорковским. «Запугааали, запугали вас!..» - отсмеявшись, сказал шутливо судья свидетелю Голубовичу.

«Вы когда говорите в показаниях о нефти — вы говорите о физической нефти, жидкости, или о правах на нее?» - спрашивал далее Ходорковский. «Ну, на допросах меня про физическую нефть не спрашивали...» - начал Голубович. «Это удивительно — с учетом обвинения, ведь мне предъявили хищение именно физической нефти», - напомнил Ходорковский. «Я имел в виду именно права на нефть», - пояснял далее Голубович. «Помните ли вы, кому переходило право собственности на нефть?» - «ЮКОС или мордовские юрлица...».

«Я напомню некоторые названия...там так много договоров, мы ограничимся некоторыми...» - пояснил Ходорковский. «Да, тем более что я этой деятельностью не занимался», - отметил Голубович. - «Я прошу снимать такие вопросы, не давать возможности Ходорковскому задавать такие вопросы!...Свидетель уже сказал, что не занимался этим!» - напомнил о себе прокурор Лахтин. Но на него никто не обратил внимания. «Ю-Мордовия?» - спросил Ходорковский. «Нет». - «ЮКОС-М?» - «Да, помню».

Пошли дальше. «Вы говорите о внутренних ценах, а мне вменяется цена в Роттердаме. Уточните, пожалуйста, факт различия цен общеизвестен?» - « Цены в портах отгрузки в Западной Европе и других местах отличаются от цен на внутреннем рынке и цен производителей...» - «Я спрашиваю про Россию и конкретно про регионы нефтедобычи. Может, вы помните, насколько они отличаются». - «Значительно отличаются. Но точные цифры не помню». Голубович отметил, что факт различия цен «является общеизвестным в профессиональной среде».

«Если Ходорковскому нужны какие-то специальные познания, пусть обратится к специалистам, вызовет экспертов! – искал аудиторию Валерий Лахтин. - Или пусть обратится к своим защитникам и защитникам Лебедева. Их девятнадцать!» «Валерий Алексеевич!» - усаживал прокурора судья. «Остальные неизвестно где находятся», - кажется, все-таки испытывал недостаток в слушателях прокурор. Зал смеялся.

Допрос потек своим чередом. «Вы готовы дать пояснения суду по сегментам внутреннего российского рынка? Если да, я задам вопросы» - произнес Ходорковский.

«Прошу снять вопрос! - был чуток к еще не заданным вопросам Валерий Лахтин - В допросе от мая 2008 года Голубович поясняет свою компетенцию...он подтвердил все свои показания на допросах! Я прошу обратиться тогда к протоколу допроса свидетеля!»

«Меня бы вполне удовлетворило, если бы ответ дал не прокурор, а вы!» - обратился Ходорковский к свидетелю. Голубович ответил, что экскурс в эту сферу занял бы много времени, и ему жаль время и присутствующих и свое, к тому же он не эксперт и может ошибиться и дать непрофессиональный ответ. «Спасибо. Я понял», - сделал вывод Ходорковский и перешел к другим вопросам.

«Вы упоминали, что приобретали акции Ангарского завода, Восточно-Сибирской компании...может вы вспомните какие-то еще стратегические инвестиции ЮКОСа, в которых вы принимали участие?» Голубович вспомнил еще ряд компаний, чьи акции покупались для ЮКОСа. «А сделку по покупке «Сибнефти» вы не помните? 2003 год?» - «Второе слияние? Нет, это уже мимо меня проходило». - «Уточните источник денежных средств на все эти приобретения. Я имею в виду экономический источник денег. Откуда они в компании появлялись» - «Это были три источника: кредиты в банках, операции ЮКОСа в приобретении активов, и деньги, заработанные Группой МЕНАТЕП, например, когда ВНК покупали...». - «А экономически к каким разделам — к прибыли или расходам — относились приобретения эти последние ЮКОСа?» - «Они относились на инвестиции, которые могли финансироваться за счет прибыли или заемных средств». «А после знаменитого дефолта вы какие-то заметные кредиты, получаемые ЮКОСом, помните?» - спросил Ходорковский.

Снова встал тот, кто не мог молчать: «А к какой части обвинительного заключения этот вопрос применим? Какое отношение это к делу имеет?» «Прямое!» - отвечали прокурору Лахтину адвокаты. По просьбе судьи Ходорковский разъяснил, почему вопрос важен для дела. Голубович сказал, что до момента его ухода из компании больших кредитов ЮКОС после дефолта не получал.

На этом в шестом часу вечера судья Данилкин предложил прерваться. «Завтра встречаемся в 10.30 утра!» - объявил председательствующий. Но прокуроры на прерваться не согласились. «Ваша честь! А у свидетеля, вероятно, какое-то заявление есть!» - не сомневался в наличии заявления по-ленински простерший руку к трибуне Валерий Лахтин. Смеха присутствующих было много как никогда. Публика, не выдержав такой прямоты, даже зааплодировала. Судья на все эти эмоции реагировать не стал. Когда аплодисменты прокурорской прямолинейности стихли, судья спросил Голубовича, действительно ли у него есть заявление.
«Да... Я как раз хотел рот открыть, - начал Голубович. - В пятницу после обеда мне нужно уехать в Великобританию, там у меня осталась одна несовершеннолетняя дочь... Я бы хотел понять перспективы...»

«Мы бы, наверное, сегодня могли бы закончить допрос!» - предварял всех и вся Валерий Лахтин. «Если бы вы не мешали, возможно, закончили бы», - с места высказались адвокаты. «Вы готовы продолжить допрос?» - спросил судья у подсудимых. «Готовы», - согласился с обстоятельствами Михаил Ходорковский.

Пришлось продолжать. Несколько вопросов Ходорковского — и снова выступления Лахтина о том, что они не относятся к делу. Зал возмущенно шумел. «Валерий Алексеевич, мы тратим время!» - обратился судья к прокурору. Последний сел на место.

Михаил Ходорковский уступил место Платону Лебедеву. Снова обратились к 36 тому и 119 тому. Тут были документы, связанные с операциями по правам требования к банку МЕНАТЕП. Документы не оглашались, и Лебедев зачитал их. На листе 162 в томе 36 находилась подписанная Лебедевым и Какориным резолюция директоров компании «ЮКОС Юниверсал Лимитед»: «Решено списать в качестве убытка по операциям Компании 222 млн 469 тыс долларов США, что вызвано приобретением права иска против банка МЕНАТЕП, который признан банкротом». В томе 119 Лебедев зачитал блок соглашений по одной сделке между МЕНАТЕП Лимитед и «ЮКОС Юниверсал Лимитед».

Голубович отвечал, что «раз эти договора сделаны, я в этом не участвовал, значит, так оно и есть», то есть сведений, опровергающих эти документы и факты в них, он не знает.

«А на наших совещаниях периодически в субботу этот вопрос — о списании на «ЮКОС Юниверсал» убытков, связанных с переуступкой прав требования банка МЕНАТЕП, - обсуждался?» - спросил Лебедев. - «Ну, о факте второй мировой войны мне известно, но я в ней не участвовал, поэтому не могу конкретно что-то говорить».

«Алексей Дмитриевич... лучше как-то конкретно отвечать...иначе мы надолго задержимся, и будет проще дождаться вашего возвращения из Великобритании», - предложил Лебедев. «Не надо оказывать давление на свидетеля!» - угрожающе заговорил Валерий Лахтин. Зал засмеялся.

«Не, мне правда надо уехать...» - почувствовал необходимость оправдаться Алексей Голубович. В ответ же на вопрос он сказал, что не может прокомментировать. «Кому было неизвестно, что все права требования к банку МЕНАТЕП я выкупил?» - спрашивал Лебедев. «Ответить я не могу... я легко найду вам сегодня вечером 10 людей, которые тогда занимались спекуляцией ценными бумагами...», - сообщил Голубович. «Ну помните, на квартире мы встречались, обсуждали...» - пытался пробудить память свидетеля Лебедев. Но тот так и не вспомнил, обмолвившись, что Лебедев неточно задает вопросы. «Да он не умеет задавать вопросы!» - оценил чужие способности к интервьюированию Валерий Лахтин. «Не поооомните...», - констатировал сильную забывчивость свидетеля Голубовича Платон Лебедев. Зал активно делился впечатлениями, судья раздраженно делал замечания, прося тишины, «особенно в конце рабочего дня».

Свой следующий вопрос Лебедев задал в связи со сделками по мене акций: «В какой точке земного шара я находился в период со 2 по 14 ноября 1998 года?» «Я даже порылся в ежедневнике за этот период, но не нашел за этот период встреч с вами. Я даже не помню, где Я тогда находился», - смеялся Голубович. Дальше Лебедев спросил, исходили ли от него поручения, относящиеся к мене акций «Томскнефти» на акции ЮКОСа. «Я говорил, что вы лично поручений в этот период не давали. Нам давал поручения Михаил Борисович...от вас мы поручений не получали». - «У вас кто был заместителем в дирекции? Они вам говорили, что я давал им поручения?» - «Нет».

«Теперь по отчетности», - перешел Лебедев к другому блоку вопросов.

«Алексей Дмитриевич, а тот портфель, который вы сдали в прокуратуру, вы внимательно смотрели?» - поинтересовался Лебедев у Голубовича. - «ТО, что касается лично меня, - да». Дальше смотрели разделы, касающиеся «ЮКОС Юниверсал». Сведений, которые опровергали бы факты из документов, свидетель Голубович не знал. «А здесь где-либо про торговлю нефтью и нефтепродуктами «ЮКОС Юниверсал» говорится?» - «Здесь про это ничего нету». «Прокуроры, вы обратите внимание на эти листочки, что вы тут увидели!» - бросил Лебедев обвинителям. «Платон Леонидович, не отвлекайтесь!», - советовала в ответ Ибрагимова.

Продолжили. «Вам было известно, что именно структура «МЕНАТЕП Лимитед» контролировала финансовые структуры Группы МЕНАТЕП». - «Нет». - «А вам было известно, что я с конца 99 года являюсь председателем совета директоров Международной финансовой группы МЕНАТЕП? А руководителем ДиБа? Банка МЕНАТЕП-Санкт-Петербург?»- «Да». - «А откуда у вас сведения, что Прокофьев работал в Группе МЕНАТЕП? Вы сказали на следствии...» - «У меня нет трудовой книжки Прокофьева, я не могу ответить». - «Вы на следствии просто предположили?» - «Давайте посмотрим конкретно, я не помню, что я говорил». - «Не помните. Ладно. Покажем».

«Вы дивиденды-то когда-нибудь от группы МЕНАТЕП получали?» - «Да». - «Сведения о выплате дивидендов до вас доводились?» - «Доводились». - «Великолепно. Вот тут в документе указано, от кого получили дивиденды группа МЕНАТЕП...»

Платона Лебедева сменил Михаил Ходорковский. Обратились к допросу из 47 тома. «Вот вас Ганиев спрашивает «Кто занимался контролем средств и консолидированного бюджета, и российского бюджета». Как вы поняли этот вопрос? Про консолидированный бюджет и российский бюджет?» - «Российский — это бюджет российских юрлиц, российской части ЮКОСа, а консолидированный — это всего ЮКОСа». - «Алексей Дмитриевич, простите, - засмеялся Ходорковский, - у нас бюджет ЮКОСа разве так когда-то делился?».

«Вы тут говорите об официальном и неофициальном бюджете. Вы о бюджетном процессе в ЮКОСе сейчас можете дать показания?», - поинтересовался Ходорковский. Голубович сказал, что помнит не все. «Вам известно, что в компании ЮКОС был ОДИН бюджет, который утверждался на совете директоров?» - сообщил свидетелю Ходорковский. Тот снова точно не вспомнил. Но он пояснил, что его слова про «два бюджета ЮКОСа» - это «неточно сформулированный ответ». Ходорковский спросил, что свидетель знает о включении-невключении в консолидированную отчетность компании «Митра» и др. Голубович не помнил.

Ходорковский перешел к следующему вопросу: «Вам известен какой-то факт, когда компания, входившая в какой-то период в периметр ЮКОСа и в консолидированную отчетность, не будучи продана и ликвидирована, была бы из этой отчетности выведена? Пример такой можете привести? Я могу дать вам 131 том, можете посмотреть...Я вам напомню фразу «подвешивались и отвешивались» <фраза из допроса Голубовича на следствии>»

И снова демонстрировал бодрость Валерий Лахтин. Прокурор просил снять вопрос, поскольку свидетель «не автор документа» и «вообще непонятно, чем мы занимаемся» и где свидетель об этом говорил. «Я спрашиваю свидетеля, откуда у него сведения, что какое-то дочернее подразделение компании ЮКОС, включенное в консолидированную отчетность на один год, на следующий год было из этого баланса исключено!» - пояснял Ходорковский. «Вопрос в чем?» - решил переспросить свидетель. «В источнике информации», - уточнил Ходорковский. «Меня удивляет такая постановка вопроса... мне что, назвать какие-то фамилии людей, кто говорил?» - задал еще один свой вопрос Алексей Голубович. «Мне действительно будет интересно, если вы расскажете, кто вам сказал об этом», - отметил Ходорковский. Голубович же ответил, что на допросе у следователя он «не имел в виду миллиарды рублей».

«Это навязывание свидетелю своего мнения!» - заявила Ибрагимова. Из зала тут же послышались возражения. Ибрагимова обернулась к залу и высказалась. Пристав по просьбе судьи вывел нескольких женщин. «То, что мы сейчас прослушали — все вопросы непредметные! Михаил Борисович просто выкручивает руки свидетелю! Он требует ответа, который он ждет! Это что такое?! Я призываю более конструктивно использовать время! Если вы допрашиваете, то по существу! - возмущалась Ибрагимова. «Свидетель сказал, что когда он отвечал следователю Каримову, без документов, к слову, то его ответы были связаны с теми операциями, о которых он говорил. Я спросил, о каких операция он говорил, потому что для данного дела важны миллиардные операции. Свидетель сообщил, что он говорил не о миллиардных операциях, я попросил сформулировать для суда ответ точно. Вот и все, что я просил от свидетеля», - объяснял свои действия и вопросы Ходорковский.

По просьбе Платона Лебедева прервались на 10 минут. Милиционеры в меховых ушанках волновались о своем: «У нас инструкция! В 22 часа быть в изоляторе!»

После перерыва вопросы продолжил задавать Михаил Ходорковский. ««Митра», «Фаргойл» — они вам давно известны, они не однодневки и существовали несколько лет, свои сделки они должны были оформлять договорами. Какие сделки конкретно подобного типа вы помните?» - «Конкретных сделок не помню. Деньги платились в основном через «Русских инвесторов» на кипрские компании...подробностей не могу вспомнить».

«Для сокращения времени сегодня и завтра я попрошу следующий механизм — максимальное количество томов перенести к трибуне, чтобы сразу предъявлять нужный документ», - предложил Платон Лебедев (допустив, что вопрос может продолжиться и завтра). Затем он обратился к свидетелю: «Было ли вам известно, что права требования «Стандартбанка» и «Дайва банка» к МЕНАТЕП были обеспечены акциями ЮКОСа?» - «Было известно» - «Владелец этих прав требования к банку приобретал права на акции ЮКОСа?» - «Не могу сейчас сказать...без договоров». - «Не видя договоров?! - Лебедев схватился за голову. - Их там четыре тома...». - «А нельзя спросить того, кто эти договора исполнял, заключал?...» - «Я спрашиваю вас, потому что вы об этом говорили».

«Я считаю, что свидетель ответил на вопрос! - заявил Лахтин. - И нечего оказывать психологическое давление на свидетеля! Вопрос-ответ!» «Да вопрос-то еще не был задан!» - реагировал судья. «Я могу ответить, только посмотрев договоры, хотя я к ним отношения не имею, и я не ваш адвокат», - отвечал свидетель Голубович.

Лебедев согласился и запросил новые тома. В первую очередь стали смотреть разрешение Центрального банка Кипра на учреждение компании «Халлей Энтерпрайзис». На вопрос, было ли свидетелю об этом известно, Голубович ответил, что не помнит. «Какой-то человек с фамилией из 20 букв в 97 году учреждает какую-то компанию...ну где я был в 97 году?! Я готов исполнять свой гражданский долг, но отвечать на вопросы, которые ко мне не имеют отношения, просто задолбало, извините!» - высказался Алексей Голубович.

Он подтвердил свои показания, данные на предварительном следствии! Больше ему сказать нечего!» - не видел смысла в процессе гособвинитель Лахтин. «Валерий Алексеевич!» - разговаривал с прокурором судья.

В 132 томе была анкета Лебедева, которую тот заполнил в рамках процедуры по получению ЮКОСом листинга на Нью-Йоркской фондовой бирже. «Я бы попросил бы вас перейти на профессиональную лексику, минимизировать жаргон, - предупредил Лебедев свидетеля. - Я сегодня, если помните, просил вас обратить в документах внимание на слово «контроль». Вы используете этот термин так же, как и я?» - и Лебедев процитировал из документа то, как он сам понимает слово «контроль». «Я под словом контроль вне правового поля Российской Федерации, поскольку у меня компании вне РФ, подразумеваю то, что здесь написано — «прямое или косвенное обладание правом», хотя в каждой стране свое определение...В целом мой ответ положительный, хотя, как говорит Михаил Борисович, дело в деталях...» - отвечал Голубович. «То есть речь идет о законном праве распоряжаться, обеспечивать управление, а не в криминальном смысле, как слово контроль используют наши оппоненты?» - уточнил Лебедев.

«Я понял вопрос Лебедева!» - раскрыл заговор Валерий Лахтин. Зал рассмеялся. «Он хочет заручиться поддержкой свидетелей для формирования своих выводов!» - поделился прокурор подробностями. «Достаточно!» - произнес судья.

Однако слово «достаточно», точно так же как и слово «контроль» оказалось многозначным. «Я прошу прекратить допрос! И в этой части...» - уже через секунду был на коне Валерий Лахтин. «И вообще» - предположили в зале следующую реплику прокурора. «И вообще!» - закончил свою речь прокурор. Зал, адвокаты, судья расхохотались. «Свидетель не является специалистом по лингвистике!» - заявлял знакомый со словарем ОжЕгова прокурор Лахтин. «А при чем тут лингвистика?!» - сомневался в логике прокурора зал. «Вы уже дважды свидетеля спросили и он уже дважды ответил!» - поправлял Лебедева судья. «Нет, Ваша честь», - не согласился Платон Лебедев.

«Он уже начинает спорить с судьей! Нашего государства!» - набрел на еще один нешуточный заговор Валерий Лахтин. «Которое меня полностью устраивает! – отчитался на всякий случай по поводу государства прокурор. - А вот Лебедева, наверное, нет!» Последние слова гособвинителя утонули во всеобщем хохоте. «Я подумаю, Валерий Алексеевич, - высказался судья и снова дал слово Лебедеву: Пожалуйста, Платон Леонидович». Но буквально следующий вопрос был снова добросовестно атакован Лахтиным. «Я вас все-таки призываю быть более сдержанным!» - опять успокаивал судья прокурора.

«Вас о «контроле» спрашивали 86 раз на следствии, вы отвечали об этом 46 раз... я вам буду предъявлять документы на следующей неделе, когда вы вернетесь, так что подумайте об этом» - предупредил свидетеля о масштабе грядущего Платон Лебедев. «Мне некогда об этом думать», - парировал Голубович.

На вопросы Лебедева о том, где он, Лебедев, работал в 2004 году, в другие годы, Голубович отвечал, что не знает. «А здание ЮКОСа вы хоть видели?» - спросил подсудимый. «Мммм...», - задумался свидетель. Но все же «вспомнил»: «Не могу точно назвать место и время, но видел».

Посмотрели документы, где указывалось, сколько и каких акций продавала компания «ЮКОС Юниверсал Лимитед». «Не помню», «Не знаю», - давал стандартные ответы на все вопросы Алексей Голубович. О некоторых сделках свидетель помнил, что они «обсуждались», но на подробности он уже был совершенно не способен.

Перешли к тому 38. Лебедева интересовали страницы 114-130. «Не оглашался», - вздохнул судья. «Сейчас огласим, Ваша честь», - невозмутимо ответил Лебедев. Это был отчет по операциям «ЮКОС Юниверсал Лимитед» за период с октября 2000 года по январь 2002 года. Ходатайство было удовлетворено, Лебедев заявил, что для экономии времени огласит документ частично.

И снова прокурор Лахтин был во всеоружии: «Пусть Лебедев ссылается на конкретное название компании! Чтобы свидетель не листал документ! И не занимался аналитической работой!» «Вы считаете это аналитической работой?» - искренне удивился Лебедев. Тут засмеялся даже Голубович. «Пусть не заставляет свидетеля заниматься аналитической работой! – продолжал возвеличивать труд по перелистыванию страниц прокурор Лахтин. - В пользу защиты!»

Вопрос Лебедева был тот же, что заявлялся им вначале допроса: известны ли свидетелю сведения, опровергающие факты из документа, и чем он может подтвердить факты в документе. Тот отвечал, что опровергающих сведений не знает. Лебедев просил уточнить из документа суммы. Лахтин снова возмущался. Свидетель тоже отказывался озвучивать конкретные цифры: «Ну здесь же все написано». «Вы сообщили, что у компании до 2002 года денег не было. Из этого документа вы по крайней мере видите, что объем продаж Группы только по небольшим пакетам акций ЮКОСа больше миллиарда долларов», - пояснял свидетелю свои вопросы Лебедев.

«Свидетель уже устал!» - жаловалась в начале девятого вечера прокурор Ибрагимова, скорее, на собственную усталость. Но допрос продолжался, как того и просили сами прокуроры. Электронная переписка Валерия Лахтина не затихала и в этот поздний, в сущности, час.

Платон Лебедев обратился к тексту с допросом Голубовича следователем Ганиевым, где говорилось о дивидендах по акциям «дочек» ЮКОСа. «Если там фактическая ошибка, это ровным счетом ничего не значит», - расправился со всеми противоречиями Алексей Голубович (на допросе свидетель говорил, что дивиденды не выплачивались). «Ведь невыплата дивидендов — это уголовное преступление», - сообщал Голубовичу Лебедев. «Это была общепринятая практика в то время», - отвечал свидетель. Лебедев спрашивал, утверждал ли свидетель или предполагал. Голубович в ответ говорил, что не может ответить без документов. «Так не я же утверждаю, что деньги были выведены из Группы, а вы» - напоминал Лебедев. Но толком свидетель так и не ответил. «Что такое «в больших объемах»?» - «Сотни миллионов долларов».

«Вы когда-нибудь видели консолидированную отчетность Группы МЕНАТЕП Лимитед за 99 и 2000 год?» - «Я видел ту отчетность, которая мне предъявлялась».

«На сегодня заканчиваем, время 20 часов, - не выдержал судья. - Завтра встречаемся в 10 утра».