В четверг в Хамовническом суде Евгения Рыбина сначала выслушали «живьем», потом его давние показания озвучили прокуроры, а затем свидетеля прокрутили еще и на магнитофоне. «Размноженного» таким образом свидетеля должно было хватить на всех - и на Ходорковского, и на Лебедева, и на адвокатов. Его и хватило. Вторая половина дня принесла Евгению Рыбину исключительно неудобные вопросы. Отвечая на один из таких вопросов, свидетель обвинения заявил, что «нефть невозможно украсть всю или ее большее количество, потому что нефть жестко регламентируется по своему движению».   

Сегодня в зале было гораздо больше публики - допрос свидетеля Рыбина хотелось наблюдать воочию многим. Но сам свидетель Рыбин свой допрос готов был отсрочить. «У меня есть заявление!» - вышел он к трибуне. Судья удивился: «Вы пока допрашиваетесь, пока не можете делать заявления». «Я по поводу моих вчерашних показаний. Я обещал доклад...», - объяснялся Рыбин с судом. «Потом», - вернул инициативного свидетеля в русло процедуры председательствующий.

Прокурор Лахтин снова начал задавать вопросы. Сегодня к нему присоединилась и коллега Ибрагимова. «По существу дела вам еще известны какие-то моменты, которые вы могли бы пояснить суду?» - дала карт-бланш словоохотливому свидетелю прокурор Ибрагимова.

«Ну, все темы... это как раз предмет разбирательства. Уход от налогов, единоличное рассмотрение... На этом судебном заседании я что-то еще сказать не могу, но уверен — оно не последнее», - пропустил голевую передачу свидетель.

«Известны ли вам названия «Седан», «Нияда», «Русские инвесторы»?» - перешли прокуроры об общего к частному. «Они фигурировали в делах ЮКОСа, но сказать конкретно — или они приобретали акции ВНК, или использовались как компании, куда сливались активы, я не помню», - отвечал Рыбин, перелистывая страницы своего доклада.

Допрос шел дальше. «Каков ваш личный ущерб?» - «"Ист Петролеум" пострадала на 100 млн долларов... Как половину я расцениваю как свой личный ущерб». - «В ходе расследования на вас кем-то из следственной бригады на вас оказывалось давление — психическое, физическое?» - «Да нет, с какой стати? Никто мне не угрожал, никаких бесед не вел. Как раз я скорее оказывал на них давление, был мотором следственной бригады — везде ходил, писал, просил, чтобы дело двигалось. А мной вообще трудно управлять».

Закончив с вопросами, прокуроры «в связи с некоторыми расхождениями в показаниях» решили просить суд о возможности прочитать показания Рыбина, которые тот давал на предварительном следствии. В понедельник такой же прием гособвинители использовали во время допроса свидетеля Крайнова.

Адвокаты попросил пять минут для обдумывания, затем встал Вадим Клювгант: «Мы возражаем. Сначала надо выслушать свидетеля по всем вопросам, когда будут обнаружены существенные противоречия, тогда можно об этом просить. Вчера обвинение никаких противоречий не выявило. Если же ходатайство будет удовлетворено судом, мы сразу напоминаем, должны быть не только оглашены письменные показания, но и аудиозаписи». Суд ходатайство удовлетворил, пообещав, что и аудиозапись потом будет прослушана.

Ибрагимова начала читать допрос Евгения Рыбина из 26 тома (допрос этот в 2004 году вел следователь Ганиев).

Противоречий не только не наблюдалось, но даже порядок вчерашнего изложения сильно совпадал со строем допроса пятилетней давности. Рыбин вновь говорил о том, что его компания «Ист Петролеум» была акционером «Томскнефти», о прохождении конкурсов по покупке пакетов акций компании, о том, как новое руководство «Томскнефти» управляло компанией. «Все поломали, прибыль направили вниз в свои подставные структуры. Мы удивились — как это взять принадлежавшую другим нефть? А нам «пошли вон». Филимонов смалодушничал, его заставили подписать какие-то бумаги..., - рассказывал Рыбин, хотя тут уже было явное противоречие, ведь вчера свидетель в зале суда утверждал, что на «сильного и честного» Филимонова никто давление не оказывал. - Начался грабеж, вакханалия».

Прокурор Ибрагимова читала с выражением, акцентируя внимание на эмоциональных словах свидетеля. «Весь контракт наш развалили и решили убрать Рыбина, - рассказывал Евгений Рыбин. - А мы вели свое расследование в отношении этого финансового, хозяйственного беспредела. Я сам нефтяник, работал в Министерстве нефти и газа. Связи были, в хорошем смысле слова. Я пошел везде по кабинетам, но реакции никакой».

Затем Рыбин рассказал следователям о своих судах в Австрии — вчера суд все это уже слышал. Примечательно, что тут и правда были явные противоречия — только не между словами свидетеля в суде и на допросе, а между его словами и действительностью. На самом деле господин Рыбин вовсе не выиграл иски в Вене: арбитражный суд Вены отклонил тогда большинство требований «Ист Петролеум», присудив компании не 70 млн долларов, как хотел Рыбин, а только 7 млн. А потом деятельностью Рыбина заинтересовалась и австрийская полиция, начав расследование об отмывании денег компанией «Ист Петролеум». Но об этом Рыбин на допросах не вспоминал.

Когда Ибрагимова закончила читать, судья объявил, что теперь будет прослушана аудиозапись того же допроса. Правда, секретарь поставила в диктофон кассету с другим допросом, и пришлось снова объявлять пятиминутный перерыв. Наконец запись нашлась, прослушивание началось. Подробный рассказ Рыбина про покушения, воровство и «гангстерские налеты» разносился по залу № 7 уже в третий раз. Пожалуй, это уже можно было заучить наизусть.

Допрос вел снова голос Каримова — с участием следователя Ганиева. «Мы вас допрашиваем по обвинению Бурганова, Невзлина по присвоению акций «Томскнефти», - сообщил Каримов свидетелю. Как ни странно, фамилии Ходорковского и Лебедева не прозвучали. Речь Рыбина текла легко и непринужденно, следователи почти не перебивали его вопросами: свидетель вспоминал события 10-летней давности с удовольствием, пространно рассказывая все подробности.

«Они постепенно вывели всех акционеров. Нейтрализовали по одному. Со мной никак не могли расплатиться. Потом уж 70 млн я решил взять, а то потом, думаю, уже вообще ничего не получу... Всякие там ЗАТО-МАТО... - рассказывал свидетель следователям. - Какое-то ЗАТО во главе с Невзлиным в оффшоре владеет скважиной! Вот так все активы и вывели. Самое интересное, если бы вы начали эту беседу с Авалишвили...он был финансовым директором «Томскнефти», он объективный человек никем не купленный...» - советовал Рыбин следователям. Каримов записывал фамилии «полезных» людей. «Вот был бы Газизулин государственным человеком! Или там Росимущество, - сетовал свидетель на бездействие государства. - Вот выдрессировали бы Ходорковского, чтобы он дивиденды платил! Себе взял 8 млн дивидендов — значит и мне, государству, дай 2 млн прибыли! Вообще ничего продавать бы не надо было, акции — надо было государству прибыль получать!».

После аудиозаписи прокуроры снова задали вопросы свидетелю. «Вы подтверждаете свои показания?» - спросила Ибрагимова. «Да, в полном объеме», - сказал свидетель. «Вчера вы предположительно называли цифры и даты. Какая информация соответствует действительности — на предварительном следствии или в суде?» - уточняла прокурор. «Могли быть отклонения и тогда, и сейчас...Тогда на допросе же, вы слышали, я только с самолета был. Отклонения могли быть, но незначительные. Все показания верны в той или иной степени», - не ручался за свои слова и цифры свидетель.

«Вы постоянно в показаниях апеллировали к Ходорковскому. А когда и при каких обстоятельствах вы встречались с Лебедевым?» - задали прокуроры следующий вопрос.

«Я апеллировал к Ходорковскому, потому что с кем бы я ни говорил, мне отвечали — Казаков, Голубович, Гололобов, - все у нас решает один человек, Ходорковский, прорывайся к нему, никто тебе не поможет кроме него, - объяснял Рыбин.- Все пальцем показывали в одну сторону. Никто не говорил, что Лебедев решит...Что касается Лебедева, то с ним я встречался один раз на совещании по нашей просьбе в компании ЮКОС в Колпачном переулке. Это было результативное интересное совещание — мы выразили свои доводы и претензии, мне тогда показалось, что мы были услышаны, были созданы комиссии с нашей и их стороны и они работали, но правда потом договоренности достигнутые так и не были реализованы».

«Каково участие Лебедева во всех тех мероприятиях, о которых вы нам вчера рассказывали?» - не желала оставлять Лебедева в стороне прокурор Ибрагимова. «Насколько я знаю, Лебедев был акционер во всех компаниях ЮКОСа и других. Так же как были акционерами Невзлин, Брудно... Естественно, крупные решения — о разрыве контрактов и т.п. — Лебедев участвовал. Конечно, Ходорковский должен был считаться с крупными акционерами и с Лебедевым, иначе они могли бы объединиться против, в антисилу, это понятно. Ходорковский не мог не слушать мнения Лебедева. Все решения, наверняка, кроме криминальных, были оговорены с Лебедевым».

«У меня вопросов нет», - сообщила Ибрагимова и спросила коллег: «У вас будут вопросы?». Прокуроры молчали. Тогда прокурор перешла к чтению следующего допроса свидетеля из 26 тома.

Следователи спрашивали о выводе активов из «Томскнефти». «"Беркенхольц" не получил своих денег, было принято решение там не платить по ранее принятым обязательствам. Идейным вдохновителем этого был Гололобов», - рассказывал свидетель на допросе. «Пакет в 56 процентов акций ВНК был куплен ЮКОСом за 1 млрд 100 млн долларов США. В 2002 году оценщик оценил ВНК после вывода активов, цель была купить акции за бесценок. И так специально было сделано, что никто кроме Ходорковского не был заинтересован в покупке акций ВНК у государства. Все управлялось и решалось Ходорковским, об этом говорили все. А весь товарный и денежный поток контролировался Лебедевым. А вопросы реализации решений контролировались Невзлиным. Непосредственно Невзлину подчинялись Алексанян, Пичугин, Гололобов, Шестопалов. Гололобов и его служба находили в законодательстве узкие места для ухода от налогов, чтобы не выплатить дивиденды и увести активы. «У Гололобова тактика — лучше потратить миллион на суды и взятки, чем выплатить долги», - говорил мне Казаков», - рассказывал Евгений Рыбин. «По контрактам, подписанным на 20 лет, мы рассчитывали получить от сотрудничества с «Томскнефтью» 300-400 млн долларов, но контракты были разорваны в одностороннем порядке», - сообщал свидетель. Правда, на вопрос следователя о том, будет ли тот подавать, в таком случае, гражданский иск, обиженный бизнесмен отвечал, что пока нет, и что сделает это «позднее».

Прокурор закончила читать, свидетель снова встал к трибуне. «Лебедев входил в команду Ходорковского?» - спросила Ибрагимова. Зал засмеялся. «Я не договорила, если кому-то смешно, мы сейчас организуем выход из зала!» - пригрозила публике пока не судья Ибрагимова. И это снова было смешным. «Я спрашиваю это потому, что вы везде, где говорите об акциях, финансах, вы говорите о Лебедеве», - договорила гособвинитель. «Хищение средств — это тоже криминал, и поэтому, естественно, к этому относится Лебедев. А где выше я говорю о криминале — там я говорю о Невзлине, который решил, кого убить, кого взрывать... это уже мокрушный криминал, я не думаю, что там Лебедев участвовал. Так что тут два криминала — хозяйственный и мокрушный», - смаковал свои показания свидетель Рыбин.

На этом судья отпустил всех на обед.

После обеда прокурор Ибрагимова напомнила свидетелю об аналитической записке, которую тот желал представить суду. «Я еще с утра пытался...но суд не разрешил», - пожаловался Евгений Рыбин. «Спасибо. А оглашение записки - это как решит суд», - не сказала ничего нового госпожа Ибрагимова.

Слово взял Михаил Ходорковский. «У меня возражения на действия председательствующего. Обращаю ваше внимание, что я и сторона защиты в целом молчали даже в тот момент, когда Лахтин спрашивал у свидетеля, является ли обмен акций их временным заимствованием. Поскольку вы не прервали, значит, суд считает этот вопрос нормальным. Однако не только свидетель, но и господин Лахтин, если у него спросить, как трактуется момент временного заимствования, не сможет ответить: это сложный юридический момент. Во-вторых, я выражаю надежду, что суд в отличие от прокурора отдает себе отчет, чем свидетель отличается от эксперта и специалиста и что мнение его о каком-то событии — МНЕНИЕ — имеет нулевое доказательное значение. Третье. Я выражаю надежду, что суд не допустит подмену непосредственного исследования доказательств их пересказом свидетелем. Пример Крайнова показал, что память свидетелей подводит. И это может свидетельствовать о фальсификации со стороны обвинения».

«К чему он это заявление делает?» - полушепотом обратила вопрос к судье Ибрагимова. Ей не ответили.

Тут Михаил Ходорковский хотел обратиться с вопросами-уточнениями к свидетелю. Ему попыталась помешать Ибрагимова: «Свое резюме вы, Михаил Борисович, можете высказывать в прениях!». Однако суд не согласился с прокурором и дал Ходорковскому возможность спрашивать и высказываться.

«Евгений Львович сказал, что относится ко мне негативно и считает меня злом, но при этом может давать объективные оценки. Но при этом это может сказываться на его оценках», - сказал Ходорковский. «Возможно», - признался свидетель. «Евгений Львович сказал о четырех попытках покушения на него, но при этом ему ущерба здоровью причинено не было», - говорил Ходорковский. «Так», - подтвердил свидетель. «С Евгением Львовичем я действительно отказывался встречаться — потому что им манипулировали отдельные лица. И наша встреча была ни к чему», - пояснил Ходорковский. «Ваша аналитическая записка, - продолжал подсудимый, - не имеет доказательного значения. Суду нужно знать конкретные источники информации, а не вашу оценку».

Затем Ходорковский начал задавать вопросы: «Правильно ли я понял, что мы с вами не виделись». «Нет, я вас видел! - не согласился свидетель. - Два раза. Один раз мы встретились на каком-то приеме в Кремлевском дворце съездов, но вы предпочли убежать в туалет, а второй раз в Концертном зале Россия. Был прием в честь дня нефтяника, я стоял в самом центре, - самолюбиво рассказывал свидетель, - а вы, войдя в зал, увидев меня, зашли за колонну. Но я решил настоятельно с вами встретиться. Я , взяв бутылку...шампанского, пошел, думаю, скажу «Михаил Борисович, давайте же познакомимся». Но я вас не нашел и потом узнал, что вы сбежали через кухню, через посудомоечную!» - рассказывал свои истории свидетель Рыбин. Прокуроры довольно улыбались.

Ходорковский, сдержав смех, отметил, что эти подробности суду не нужны, и задал следующий вопрос: «Какие документы за моей подписью вы видели?». «По поводу австрийской компании... Вы там в документе написали, что там все фикция и воровство, там нет никакой австрийской компании, а там Рыбин и воровство и не надо обращать внимание ... - это было письмо за вашей подписью. Второй документ — письмо адресованное министру Гаврину. Там вы объясняли ситуацию скандальную с «Томскнефтью». Вы там описывали ситуацию с «Беркенхольц». Все это было удивительным для всех, потому что вы были человек-никто! Вы руководили какой-то мелкой компанией ЮКОС-Роспром, вы были теневым руководителем и ничего не подписывали, так что от вас документов с вашей подписью никто и не ждал, вот только эти два письма и были», - рассказывал Рыбин.

«Уточните только, что за министр и его фамилию, - попросил Ходорковский. - Гаврин, Греф? Что это за министр?» «По-моему, Гаврин. Министр энергетики», - вспоминал свидетель. «Вы сказали в разных протоколах, что вы встречались с рядом моих заместителей. Вы назвали Голубовича, Казакова, Назарова...Симоновского, Голубева, Филимонова...Ну и Лебедева естественно. По каким вопросам вы с ними встречались?», - продолжил Ходорковский. «С Филимоновым - в период подготовки документов-разногласий по Западно-Полуденному месторождению, с Казаковым по этой же теме... С Кукесом - когда проходили раздел торговли ресурсами. С Назаровым — по разделу нового проекта договора. Там же было несколько разделов контракта. Все в рамках этого контракта. С Голубовичем — по юридическим моментам. А Казакова я и так знал, мы ж нефтяники, мы с ним просто так встречались. Речь идет о контракте нашем с «Томскнефтью» на разработку Западно-Полуденного месторождения и Крапивинского месторождения...».

«Вы не ждите, Евгений Львович, никакого подвоха», - попытался успокоить Ходорковский разволновавшегося свидетеля. «Да я и не жду никакого подвоха! Меня подвохнуть вообще очень тяжело, я глубоко знаю ситуацию!» - смело говорил свидетель Рыбин.

«А кто из этих людей, - спрашивал Ходорковский дальше, - говорил вам о моей роли в решении каких вопросов? Вы вчера сказали, что я решаю ВСЕ вопросы. Это смело. Прошу уточнить»,

«Естественно, я имел в виду — принципиальные вопросы, - рассказывал Рыбин. - Вот я пришел к Казакову и сказал: слушай, давай как-то уже решать. А он мне дословно сказал: «В нашей компании все решает один человек — Ходорковский». Назаров в приватной беседе после окончания официальных приговоров тоже сказал: «Я тебя давно знаю, но я тебе по-дружески скажу — пока Ходорковский не примет какого-то решения, ничего с мертвой точки не сдвинется». Голубович. С ним встречались в рамках продажи нашего пакета акций ВНК. Мы сказали ему цену, а он, рассмеявшись, сказал: «Нееет, ребята, такой вопрос может решить только Ходорковский». Мы просили 20 млн, а он опускал нас до двух. С Голубовичем мне запомнился еще такой инцидент: принесли нам в кабинет минеральной воды при переговорах, и Голубович тут же расплатился за воду. Я удивился и спросил — что это у вас тут, почему так? А Голубович сказал: «Даа, мы тут за все должны платить». Вот это мне прямо очень запомнилось». Симоновский — он был один раз на общем совещании, лично с ним я эту проблему не обсуждал. Про вас он ничего не говорил. Кукес твердил одно: что это наша политика, выработанная руководством, мы от нее отступать не будем. Или соглашайся хотя бы на рай в шалаше, или гуляй — свободен. Он не называл вашу фамилию, но говорил , что это — «мнение нашего руководства». Я понимал, что речь идет о вас».

«Вспомните, кто еще что про меня говорил?» - уточнил Ходорковский. «Да я много чего о вас слышал, двух дней не хватит рассказывать, и плохого, и хорошего», - повысил голос свидетель. «Вы суду отвечаете, а не Ходорковскому!» - призвал судья свидетеля все же отвечать на поставленный вопрос. «Речь идет об обвинении в части хищения нефти...» - уточнил свой вопрос Ходорковский. Но Рыбин не смог больше назвать никаких фамилий или привести еще чье-то мнение о Ходорковском.

Общение в формате вопрос-ответ между Ходорковским и Рыбиным продолжилось. «Насколько я понял из ваших показаний, вы работали с «Томскнефтью» с 94 года...» - «Года с 93-го». - «По какой год я могу задавать вам вопросы о ваших личных знаниях об этой компании?» - «Довольно полно — включая 99 год, потом, кажется, я уже ушел». - «Я прошу прощения за, может быть, неудобный вопрос, но он важен для суда. ФИЗИЧЕСКИ вы лично видели, как добывают нефть, сдают нефть в компании Томскнефть?» - «Видел, случайно. В те года я пешком по болотам прошел все скважины! Все до единой! Я их строил, созидал!» - «В «Томскнефти» эта технологическая цепочка добычи и сдачи нефти за 93-99 годы как-то менялась?» - «Особенно нет. Модернизация была. Но в принципе она не может измениться, добыча, подготовка, труба...» - «Какой продукт находится на устье обычной средней скважины компании «Томскнефть»? Сколько там воды, солей, нефти?» - «Ваша честь! На устье любой скважины — в «Томскнефти», в Африке — находится один продукт: НЕФТЬ! Это все равно, что сейчас в газете напишут: была найдена жидкость желтого цвета, а потом путем тройной перепродажи она превратилась в золото!»

Прокурор Шохин смеялся. «И вообще, меня унижают и оскорбляют эти вопросы! Я отказываюсь на них отвечать!» - превратился Евгений Рыбин из воинствующего свидетеля в свидетеля легкоранимого.

«Нет, послушайте, суд тоже должен понимать, пожалуйста, уж отвечайте!» - проявил интерес к технологии нефтедобычи судья. «Из любой скважины добывают или нефть, или газ», - отвечал Рыбин. «Вопрос был о составе нефти!» - решил не принимать ответа свидетеля председательствующий. Но Евгений Рыбин на этот вопрос так и не ответил, заявив, что не помнит: «Я уже 20 лет этим не занимаюсь и меня это не интересует», - заявил «профессиональный нефтяник» Рыбин.

«А что такое процент обводненности, можете пояснить?» - спросил Ходорковский. Но и на этот вопрос нефтяник Рыбин толком не смог — или не захотел — ответить. «Показатель обводненности — 5 процентов. Что это значит?» - спросил Ходорковский. «Значит, там 95 процентов воды и 5 процентов нефти, но это все равно нефть!» - извлек из глубин памяти некоторую теорию Евгений Рыбин.

«У меня есть данные, что свидетель ошибается, но я не могу влиять на ответ свидетеля!» - сообщил судье Ходорковский. «Понятно», - реагировал судья. «А какой газовый фактор в Томской области на месторождениях, что это такое?» - сыпал вопросами Ходорковский. «Не помню», - признавался нефтяник Рыбин. «Вы применяете термин «нефть» к тому, что добывается из скважины? Нефть на устье скважины соответствует ГОСТу? Или отличается?» - продолжал экзаменовать свидетеля Ходорковский. Общие вещи свидетель знал: «Из скважины добывается нефть, из каждой скважины разного качества. Чтобы она соответствовала ГОСТу, есть ее переработка. На установку переработки нефти идет вся нефть со скважин, а там уже она доводится до кондиции».

«Вы занимались международными проектами продажи нефти. Знаете ли вы сорт Urals?» - копнул глубже Ходорковский. «Нет, понятия не имею!» - признался свидетель. «Вот некондиционная нефть поднялась наверх скважины. Где происходит замер? Замер объема?» - не щадил подсудимый свидетеля. «Не знаю. Забыл», - «поплыл» экзаменуемый.

Экзекуция продолжилась. «Установки «Спутник» при вас ставились на «Томскнефти»?» - «Да». - «Что делает установка «Спутник»?» - «Не знаю». - «Установки предварительного сброса воды в «Томскнефти» при вас ставились?» - «И при мне тоже». - «Нефть поднялась на устье скважины, замерилась и попала на какую установку? Вы же сказали, что знаете специфику?» - «Забыл. Не помню. Уже 10 лет прошло».

«Прошу прервать Ходорковского, – решил вызвать огонь на себя прокурор Лахтин. - Это все не относится к обвинению! И такие вопросы являются оскорбительными для Рыбина, и Ходорковскому это известно!».

«Я понимаю эти вопросы и знаю ответы на них!» - сообщил прокурор Лахтин то ли о своей осведомленности в нефтяной сфере, то ли о том, что подозревает подвох в вопросах. «Вы в деле с какого времени?» - уточнил Виктор Данилкин у прокурора. «С 2003», - ответил прокурор.В зале смеялись, пристав угрожающе встал перед публикой.

«Меня обвинили в хищении нефти, - объяснил Ходорковский, - но сторона обвинения не уточнила, где я похитил нефть — на устье скважины или в каком-то другом месте? Поэтому я задаю эти вопросы, причем простые для Евгения Львовича». «Продолжайте разговор, Михаил Борисович», - разрешил судья.

Но тут в дело вступила тяжелая артиллерия. Встал прокурор Шохин. «Мы требуем от вас соблюдения уголовно-процессуального законодательства! Эти вопросы — нарушение законов! Ваша честь, мы вас призываем соблюдать уголовно-процессуальное законодательство, НАСТОЯТЕЛЬНО!».

«Продолжайте, Михаил Борисович!» - не реагируя на Шохина, снова обратился к Ходорковскому судья.

«В «Транснефть» нефть сдавал персонал «Томскнефти» или какой-то другой персонал?» - снова задавал вопросы Ходорковский. «Да», - подтвердил свидетель. «А менеджмент «Томскнефти» знал, что нефть сдается в «Транснефть»? Или думали, что она куда-то еще уходит?» - уточнял Ходорковский. «Естественно, знал», - реагировал Рыбин. «Раньше были ли случаи, что нефть, отправленная куда-то, до того завода не дошла?» - спрашивал Ходорковский. «Да, были такие случаи, министерство знало об этом», - отвечал свидетель.

«Вы были связаны с экспортными поставками «Томскнефти». Где указывалось направление транспортировки, как «Транснефть» определяла, куда эту нефть надо отвезти?» - продолжал диалог подсудимый. «ЦДУ формировало...», - вновь был на высоте свидетель. «Послушайте, вы так мило разговариваете, - вмешался в беседу судья. - Суду же ни о чем не говорит это ЦДУ. Что это такое?». «Центрально-диспетчерское управление министерства. Оно формировало график, по которому нефтегазовые компании отгружали через экспортеров свою нефть. Все регламентировалось ЦДУ Министерства», - уточнил свидетель. Судья тщательно записывал.

Допрос свидетеля продолжился. «Какие документы составлялись при передаче нефти в «Транснефть?» - «Акт приема-передачи... сертификат качества. Товарно-транспортная накладная, график распределения нефти — что на экспорт, что куда...» - «График утверждало министерство?» - «Совершенно верно».

Председательствующий уточнял и продолжал делать записи: «Я почему спрашиваю? Потому что об этом еще не говорили», - пояснял свой интерес судья.

Разговор потек дальше. «Вы слышали термин «свободная реализация»? Какое количество нефти у «Томскнефти» уходило на свободную реализацию?» - «Точно не помню, но небольшое количество, 5-10 процентов». - «У других компаний — я имею в виду вертикально интегрированные компании — какая доля была этой свободной реализации?» - «Примерно одинаково у всех, только у «Сургутнефтегаз» больше, было около 30 процентов. У остальных тоже 5-10 процентов». - «Ваши представители, присутствующие на собраниях акционеров «Томскнефти», знали вот эти «минимальные заниженные цены», о которых вы вчера говорили?» - «Да, знали». - «Вы знали мировую цену на сорт нефти Urals или Brent? А внутренние цены на нефтепродукты тогда вы знали?» - «Тоже знал».

Сессия подходила к концу. «С 93 по 98 год вы сотрудничали с прежним руководством компании «Томскнефть». Которые вкладывали деньги в ремонт, обустройство... кроме тех минимальных затрат, которые производили потом мы. А если бы они НЕ вкладывали, какое бы планировалось падение объемов добычи — за пять лет? При отсутствии капиталовложений?» - интересовался Ходорковский. «Я думаю, 10 или более процентов. Но они вкладывались, и падения не было», - выбрался из этого разговора свидетель.

Михаил Ходорковский сообщил, что ПОКА у него вопросы к свидетелю исчерпались. Судья тут же объявил пятиминутный перерыв, решив, видимо, передохнуть от обилия информации из «нефтянки».

После перерыва судья предоставил слово адвокатам. «Вам известно, в чем обвиняются Ходорковский и Лебедев?» - спросил Алексей Мирошниченко у свидетеля. «Да! В выводе активов «Томскнефти», уклонении от уплаты налогов...» - удивил своими знаниями Рыбин. «Вам что-нибудь известно о хищении всей добытой «Томскнефтью» нефти в период с 98 по 2003 годы?» - приблизил свидетеля к проблемам Хамовнического суда защитник.

«Нефть невозможно украсть всю или ее большее количество, потому что нефть жестко регламентируется по своему движению. Украсть можно средства от продажи этой нефти. Я полагаю, что это недопонимание просто. Украсть ДЕНЬГИ от реализации нефти. Это одно и то же», - с легкость делал судьбоносные для процесса заявления свидетель Рыбин.

Судья, не поднимая головы, старательно записывал.

«Какой стаж у вас в работе в нефтяной промышленности?» - спрашивал у Рыбина защитник. «Больше 20 лет», - отвечал тот.

Вопросы только начинались. «Где зарегистрирована «Ист Петролеум», кто ее владельцы?» - «В Вене. Соотношение менялось, то было у меня где-то процентов 30 или 50, а то потом стала владеть компания «Анчбахер», я за долги был вынужден свой пакет продать». - «Вы говорили, что «Ист Петролеум» совместно с «Томскнефтью» добывали и перерабатывали нефть. В чем заключалась роль «Ист Петролеум?» - «Предполагалась по контракту работа по принципу равного вклада. Сколько они там отработали человеко-часов, сколько отработало скважин, оборудования — столько мы должны были внести наличными». - «Как вы расцениваете утверждение обвинения о том, что Ходорковским и Лебедевым в «Томскнефти» и ВНК было введено внешнее управление?» - «Я считаю это обвинение справедливым. Компания «Роспром» с 10-тысячным рублевым уставным капиталом управляла компанией с миллионами капитала. Это неправильно». - «А является это нарушением закона об акционерных обществах?» - «Я не могу никого обвинять, я даю свидетельские показания, оценку даст суд...».

Вскочил Валерий Лахтин: «Я протестую, задаются вопросы правового характера, нельзя мнение свидетеля считать компетентным! Так же как вопрос о квалификации преступления Ходорковского и Лебедева, о его осведомленности о квалификации преступления!». «Ну, свидетель уже и ответил», - отметил судья. «Ваша честь, можно нам посоветоваться?» - попросил Ходорковский. Судья объявил перерыв на две минуты.

После этого свои вопросы начал задавать Платон Лебедев.

«О каком периоде времени вы рассказывали?» - «Мне задавали вопросы в рамках периода 93-2005 годов...» - «Где и кем я работал в 93 году?» - «Я не знаю, где и кем. Первый раз я встретился с вами или в январе или в феврале 98 года и вас представили как финансового директора НК ЮКОС». - «А в 94 году?» - «Не знаю». И так же свидетель ответил про все остальные года — про 95, 96 и 97 года. «Вы можете сослаться на какой-то документ или из памяти?» - уточнял Лебедев. «Был список участников того совещания. Может он еще и есть», - вспоминал о Лебедеве при Лебедеве свидетель. «В 99 году?» - вбросил новую дату подсудимый. «Я считал, что вы там же работаете». Про следующие года свидетель снова ничего сказать не смог.

«Вы искренне сообщили суду, что я умный человек?» - перебросил свидетеля на следующий уровень беседы Платон Лебедев. «Да, я и сейчас так считаю», - поддерживал разговор Рыбин. «Себя вы считаете умным человеком?» - набирал информацию о свидетеле Лебедев. «Да, считаю», - посчитал себя умным человеком свидетель. «Как бы вы поступили, будучи умным человеком, если бы вы знали, что человек предоставляет вам заведомо недостоверные сведения?» - спрашивал Лебедев. Впрочем, ничего удовлетворительного умный свидетель на этот счет не произнес.

«Напомню вам нашу встречу, - продолжал Лебедев, - вы представились, сказали, что работали еще в министерствах. И сказали, что австрийская компания «Ист Петролеум» внесла в качестве вклада в разработку Крапивинского месторождения ТЭО проекта разработки. В Советском Союзе имела иностранная компания право доступа к геологическим разработкам?».

«Мы нанимали компанию делать ТЭО — хантымансийскую компанию. Экспертизу делала какая-то московская компания. И этот документ у вас есть. Никакая иностранная компания его не делала. Мы участвовали, мы делали ТЭО, наши сотрудники там сидели, но печать и штамп стояли хантымансийской компании», - витиевато отвечал Рыбин.

Лебедев погнал разговор дальше. «Какое отношение «Ист Петролеум» имел к структурным картам?» - «Никакого» - «Участвовал ли «Ист Петролеум» в каких-то геодезических исследованиях?» - «Мы были допущены к картам, схемам, никакого секрета там не было. В те времена это вообще все было легко доступно. Особенно за деньги». - «Кто обеспечивал «Ист Петролеум» доступ к электронным носителям информации о сейсморазработках?» - «Повторяю, что мы ко всему этому доступ имели и делали свои расчеты». - «А Филимонов разве не сказал вам, что все это сделала «Томскнефть», а «Ист Петролеум» просто внесла в это свой вклад?» - «Это ложь! Производственники никогда в жизни не занимались этим».

«Вы участвовали в судебном разбирательстве в Австрии по иску «Ист Петролеум» к «Томскнефти» по Западно-Полуденному и Крапивинскому месторождению?», - приступил Лебедев к другим вопросам. «Да», - отвечал свидетель. Лебедев спросил известно ли Евгению Рыбину, что Арбитражный трибунал Вены разбираясь с его же иском, который касался Западно-Полуденного месторождения, пришел к выводу об умышленном сговоре между ОАО «Томскнефть» (дело происходило до приватизации компании, т.е. до ЮКОСа и без ЮКОСа) и «Ист Петролеум» и признал договор о совместной деятельности «злоумышленным договором».

Свидетель заявил, что такого решения суда не существует.

Тогда Лебедев зачитал цитату из решения австрийского суда по обоим месторождениям. В тексте говорилось, что эти «дополнительные соглашения явно отходили от принципов равновесия и взаимных интересов, это дополнительное соглашение, по которому «Томскнефть» обязалась отдавать 50 тыс тонн нефти ежемесячно истцу, отступало от равновесия. Суд не усматривает разумных экономических подходов».

Пока Лебедев читал, прокурор Ибрагимова пыталась донести до судьи свои претензии к происходящему, но Виктор Данилкин внимательно слушал подсудимого.

«Имелась выгода «Ист Петролеум» и наносило ущерб «Томскнефти», - цитировал Лебедев текст решения австрийского суда. - Все эти обстоятельства демонстрируют, что представители сторон вступили в преднамеренный сговор по месторождениям. Нет иного экономического обоснования такого соглашения, когда «Ист Петролеум» имеет только выгоду, а «Томскнефть» — ущерб, и должны быть признаны недействительными. Истец при этом дважды не выполнил распоряжение суда, не предоставив необходимые документы».

«Итак, вы хотели, чтобы все было решено с правовой точки зрения. Правовую точку зрения суда я вам зачитал», - отметил Лебедев. «А почему же вы решения суда не огласили? Что ж вы передергиваете?» - обратился свидетель к Лебедеву. «Евгений Львович, что оглашено, то оглашено», - заметил судья.

Поднявшись, решила действовать прокурор Ибрагимова: «Любой документ зачитывается только после разрешения об этом ходатайства судом. И в связи с чем этот кусок из определенного решения был оглашен? Правильно заметил свидетель Рыбин, что если уж оглашается одно решение, то должен быть не избирательный подход, а оглашать в совокупности! И вообще, Евгений Львович, вы, как свидетель, можете отвечать только тогда, когда вам разрешит ответить судья. А то мы присутствуем на какой-то беседе. Подсудимый спросил, свидетель отвечает, судья ... сидит... секретарь пишет! Не должен свидетель отвечать без разрешения суда!».

Платон Лебедев попытался защитить свою позицию, однако, судья не согласился: «Платон Леонидович, тут будет так, как говорю я, со мной не надо спорить!».

Вскочил и Лахтин: «Прошу сделать замечание подсудимому. Мало того, что он тенденциозно задает вопросы, дезориентирует общественность — у нас ведь процесс открытый, - он еще и оскорбляет председательствующего! И вообще, решение австрийского суда было вынесено почти в пользу Ист Петролеум!», - оригинально вышел из положения прокурор.

«Платон Леонидович, спорить с председательствующим нельзя», - повторил Данилкин, но никаких замечаний объявлять Лебедеву не стал. «А я хочу обратить внимание Ибрагимовой, что она — не адвокат свидетеля!» - отметил Лебедев.

Вернулись к допросу. «Отвечая на вопрос Лахтина, вы говорили, что конкурс выиграли «какие-то три компании, не помню, это были компании ЮКОСа, например, «Русские инвесторы»...» а потом вы сообщили, что это «обычные оффшорные компании, пустышки... это обычный западный прием». А известна ли вам российская компания «Русские инвесторы», на которую вы сослались?» - спросил Лебедев.

«Если компания открытая, она платит налоги, работает, то о ней не составляет труда все узнать. Вон «Ист Петролеум» — зайдите в интернет и все посмотрите, отчетность.... Но по тем компаниям, которые покупали акции, никакой информации найти было невозможно. А если нет информации, то что это за компания — обычная пустая оффшорная компания. Приведите хоть какую-то отчетность, документацию по этим компаниям! Да ее нет! И я сразу оговорился, что не помню, «Русские инвесторы» это были или другие... там сотни были компаний! Да и по «Русским инвесторам» тоже ничего не найдешь», - говорил свидетель.

Лебедев пошел в наступление. «Известно ли вам, что «Русские инвесторы» зарегистрирована в Москве?» - «Нет» - «Москва — оффшорная зона?» - «Нет». - «Теперь по поводу «западных приемов». «Ист Петролеум» — австрийская компания?» - «Да». - «Откуда вы взяли средства? Какой ваш уставный капитал?». - «Кажется 100-200 тыс австрийских шиллингов...это где-то 20-30 тыс долларов». - «То есть вы, регистрируясь, использовали «обычный западный прием»?» - «Ну да...Только мы официально зарегистрировались, подписали контракты, сдавали отчеты, платили налоги...мы вели активную производственную и финансовую деятельность» - «Был ли какой-то пакет акций «Томскнефти», принадлежащий вам или «Ист Петролеум», который бы находился в депозитарии "Русских инвесторов"?» - «Я не помню, то ли они находились в «Русских инвесторах» или где-то еще...я помню, что мы находились в «М-реестре», а был ли он в «Русских инвесторах» или где, я не знаю».

«Перейдем к нефти», - предложил Лебедев. «Кем вы работали в «Томскнефти?» - «Главным инженером, заместителем генерального директора...». - «Вы когда-нибудь видели паспорт на структуру и геологоразведочный наряд на скважину?» - «Конечно, видел». - «Были вы знакомы с инструкциями по измерению объемов нефти, в Советском союзе, РФ?» - «Не помню». - « «Не помню» — хороший ответ! То есть вы даже не помните, что там все это называется «жидкостью»?!» - «Не помню».

«А как переводится на русский «Ист Петролеум»?» - спросил Лебедев. «Восточное нефтяное товарищество», - помявшись, ответил свидетель. «И все же — неужели вам неизвестен был средний уровень обводненности скважин, которые эксплуатировала «Томскнефть»?!» - возвращался к пройденному материалу подсудимый. «Ну, в те времена наверное был известен, - усмехнулся свидетель, - но сейчас я уже не помню!». «Скважинную жидкость вы называете просто некондиционной нефтью?» - ставил новый вопрос Лебедев. «Да. Это не является водой. Это нефть. Нефть с большим содержанием воды», - уточнил Рыбин.

«К ценам. Вчера вы говорили несколько раз: было 400 рублей, пришел Ходорковский, стало 250. Так я понял?», - вел допрос дальше Платон Лебедев. «Правильно», - соглашался Рыбин. «Дальше вы говорили: «Ну 98-99 годы были сложные для нефтянки. Цена была на нефть довольно низкой...о прибыли можно было только мечтать»... Цена 400 и 250 за полгода — это всего лишь на 1,6 раза. А цены в это время в мире на сколько упали, вам известно?», - предъявлял вчерашнего Евгения Рыбина сегодняшнему Евгению Рыбину подсудимый. «Вы что хотите сказать?» - заподозрил неладное свидетель. «Я ничего не хочу сказать, вы скажите», - оставил всех при своих ролях Лебедев. «Ну не в два раза!», - отверг худшее свидетель. «Тогда придется наверное напомнить все же свидетелю мировые цены на нефть в то время», - вздохнул Лебедев.

«Платон Леонидович, это когда вы будете показания давать», - попытался было отказать в такой возможности судья. «Ваша честь, эти документы уже оглашались», - напомнил суду Лебедев. «А, оглашалось...» - тут же согласился судья Данилкин и объявил краткий перерыв, чтобы вынести нужные тома. Но Ибрагимова напомнила судье, что, наверное, пора по домам. «Может, на понедельник перенесем уже?» - предложил судья. «Ваша честь, я не против. Нам все равно. Заодно и свидетель получше подготовится!» - не спорил подсудимый.

«А мне нечего готовиться! - оскорбился свидетель Рыбин. - Я всегда готов. Это у вас много времени есть, чтобы готовиться».

«Заседание на сегодня закончено, - объявил Виктор Данилкин. - В понедельник встречаемся в 10.30».