День четвертый. Михаил Ходорковский и Платон Лебедев говорят о неясности и противоречивости обвинения. По мысли же прокуроров, подсудимые просто не понимают, насколько хорошо они (подсудимые) понимают суть обвинения. Во вторник в суде началась читка формулы обвинения.

Заседание во вторник открылось выступлением прокурора Лахтина, которому нужно было хоть как-то отстоять переводы переводчицы Зуевой, несмотря на все ее 38 декабря. Сложность задачи оратора не смущала.

Валерий Лахтин заявил, что ходатайство защиты о признании переводов недопустимыми доказательствами и их исключении из материалов дела следует отклонить. По мнению прокурора, к этому вопросу можно обращаться лишь на судебном следствии, когда доказательства будут исследоваться по существу. Кроме того, Валерий Лахтин отметил, что при необходимости суд сможет самостоятельно принять необходимые меры для изучения переведенных документов.

В ответ Платон Лебедев пояснил, что переводы Зуевой действительно являются доказательствами, но только доказательствами ее некомпетентности. «Не могу представить, как суд будет изучать материалы переводов Зуевой и проверять каждое слово», - заметил Платон Лебедев, который лучше других знает, сколько придется перепроверять. На стене зала замелькали слайды, которые иллюстрировали ошибки перевода. Десятки, сотни ошибок.

Однако суд не нашел оснований для удовлетворения ходатайства на данной стадии процесса.

Затем ряд заявлений сделал Михаил Ходорковский, который в первую очередь отметил, что разбросанные по делу неявные обвинения ставят его перед ситуацией, когда защищаться невозможно: «Мифический обман <в качестве примера Михаил Ходорковский говорил о неявном обвинении в обмане акционеров> не квалифицируется, не может опровергаться, не может устанавливаться. Они <прокуроры> заведомо знают об абсурдности обвинения. И могут подталкивать суд к тому, чтобы позже суть обвинения изменилась. Такая шутка - изменение обвинения непосредственно в приговоре — уже была в первом процессе. Прошу суд избежать этого».

Со вторым заявлением Михаил Ходорковский обратился непосредственно к судье. Он указал, что сущность обвинения ему так и не была следователями объяснена, о чем следователи даже делали честные записи в деле. Зато судья Ингодинского райсуда Нарышкина усмотрела в записи «обвинение не разъяснено и не понятно» то, что обвинение было разъяснено. Далее Михаил Ходорковский коснулся тех реалий, которые неизбежно сопровождают каждый суд над ним, речь, в частности, шла о прецедентном характере всякого решения по делу ЮКОСа. «В общем, Вашему положению не позавидуешь. – адресовался Ходорковский к председательствующему. - С одной стороны – четкая позиция Президента нашей страны «судить по закону». С другой – целая подпольная межведомственная комиссия: как нагнуть судью и его непосредственное начальство на обвинительный приговор». В заключении Михаил Ходорковский выразил надежду, что ему хотя бы разъяснят обвинительное заключение. Зал отреагировал на заявление экс-главы ЮКОСа овацией.

В следующем заявлении Михаил Ходорковский попросил суд обратить внимание прокуроров на то, что «можно и нужно показать качество работы», а именно «тщательно подойти к изложению существа обвинения». Михаил Ходорковский попросил, чтобы обвинение предельно точно обозначило факт совершения преступления, способ, время и место его совершения. В отношении якобы похищенных нефти и акций Михаил Ходорковский попросил обвинение прояснить цели, умысел и мотив, которыми он, обвиняемый Ходорковский, руководствовался. «Мое право знать, в чем меня обвиняют конкретно, а не в виде оценок, не должно быть нарушено», - отметил подсудимый.

Далее Михаил Ходорковский заявил, что прокуроры прекрасно понимают, «что отмыть, то есть скрыть источник происхождения доходов нефтяной компании - невозможно, отмыть именные акции - невозможно». Назвав прокурор «не идиотами», Михаил Ходорковский предположил, что противная сторона будет хитрить, выкручиваться и «уповать на лжепреюдиции, создаваемые ими в закрытых процессах». «Они будут надеяться, что вас, Ваша честь, заставят стать членом их преступной группы», - добавил Михаил Ходорковский.

Потом Михаил Ходорковский попросил суд разъяснить ему, как следует воспринимать прокуроров. «Должен ли я всерьез относиться к словам государственных обвинителей, вносимых в протокол? – интересовался подсудимый. - Прошу дополнительно разъяснить, могу ли я рассматривать слова государственных обвинителей, уточняющие, на мой взгляд, предъявленное обвинение, именно как их официальную позицию?»

По словам Михаила Ходорковского, если разъяснения прокуроров в суде нельзя будет считать официальными уточнениями смутного обвинения, то это будет свидетельствовать о том, что «гособвинители не собираются исполнять свои обязанности, а следовательно являются не государственными обвинителями, а подставными фигурами, осуществляющими некую операцию прикрытия, лишающую меня права на защиту».

То, что обвинение остро нуждается во множестве дополнительных уточнений, Михаил Ходорковский показал на примере. Так, на странице 93 обвинительного заключения написано, что Ходорковский и Лебедев совершили хищение НЕФТИ, а на странице 74 сказано, что они распоряжались похищенными ДЕНЕЖНЫМИ СРЕДСТВАМИ. При этом в комментариях к формуле обвинения следователь Алышев пишет, что предмет хищения это нефть и только нефть. «Похищенная нефть даже теоретически исключает хищение выручки, а тем более прибыли», - обозначил противоречивую сущность обвинения Михаил Ходорковский.

Когда пришло время реагировать на прозвучавшие заявления, прокурор Лахтин сказал, что «активная позиция <Ходорковского и Лебедева> по оспариванию предъявленного обвинения свидетельствует о том, что это обвинение им понятно». Не забыл прокурор и о хорошем образовании подсудимых, которое, разумеется, тоже помогает им разбираться с обвинением. В общем, согласно прокурору Лахтину, следователи все надлежащим образом разъяснили, а обвиняемые все надлежащим образом поняли.

С этим не смог согласиться адвокат Константин Ривкин. Он процитировал многочисленные замечания по поводу сути обвинения, которыми Ходорковский и Лебедев испещрили страницы дела. Например, Михаил Ходорковский писал: «мною обвинения прочитаны, они мне непонятны» или «свою вину не признаю, поскольку даже не понимаю, в чем обвиняюсь». Записи, оставляемые в протоколах Платоном Лебедевым, слов Валерия Лахтина, в общем, тоже не подтверждали: «Суть обвинений не только не понятна, но и является абсурдной, поскольку находится за пределами здравого смысла». Зал снова сорвался в аплодисменты. Председательствующий решил, что пора отреагировать: «Воздержитесь от аплодисментов! Если это будет повторяться, я попрошу судебных приставов очистить зал».

Платон Лебедев еще раз остановился на некоторых моментах обвинения, заявив, что обвинения в похищении нефти и каком-то обмане дочерних предприятий, - «просто клиника» и непонимание хозяйственной деятельности предприятий. «То пишут в обвинении, что нефть похитили, то пишут, что предприятия реализовывали эту же нефть на экспорт. Мне это не смогли разъяснить, мне это бесполезно разъяснять, у меня ясный ум и сознание, и документы о моем психическом здоровье имеются, а вот сведения о психическом здоровье прокурора Лахтина у суда отсутствуют. Речь идет о банальной коррупции. Прокуроры будут вам лапшу на уши вешать», - сказал Платон Лебедев.

Далее началось оглашение формулы обвинения. По всей видимости, прокуроры не готовились сегодня дойти до оглашения своих бумаг, поэтому материалов для чтения с собой принесено не было, их пришлось заимствовать у судьи.

Прокурор Лахтин обнаружил все признаки дурного чтеца, который к тому же видит текст впервые в жизни: он путался, запинался, с трудом прорывался сквозь иностранные слова. Что именно читал прокурор Лахтин, никто не понял - это могло быть и постановление о привлечении в качестве обвиняемого, и обвинительное заключение (до какого-то момента документы неотличимы). В первом случае прокурору нужно прочесть только 147 страниц, во втором случае - 14 томов. Сегодня было оглашено 24 страницы, и пока ни одного дополнительного разъяснения к написанному следователями (о чем просил Михаил Ходорковский) прокуроры не сделали.

Через два часа прокурор Лахтин, видимо, устав от чтения, откинулся на спинку стула и молча воззрился на судью. Судья вывел прокурора из ступора вопросом: «На сегодня все, я так понимаю?». На этом заседание завершилось. Слушания продолжатся завтра в 11.30.