Юрий Шмидт, адвокат Михаила Ходорковского - о возможности условно-досрочного освобождения

Информационный портал «The New Times», 26.06.2008

Ольга Шорина:— Здравствуйте, вы смотрите эфир информационного портала Newtimes.ru, меня зовут Ольга Шорина. В гостях у нас Юрий Шмидт, адвокат Михаила Ходорковского. Здравствуйте, Юрий Маркович.

Юрий Шмидт:— Добрый день.

Ольга Шорина:— Юрий Маркович, вчера, накануне 45-летия Михаила Борисовича вы заявили в эфире радио «Свобода», что защита рекомендует Ходорковскому обратиться в суд с ходатайством об условно-досрочном освобождении. Он имел право и раньше на это, половина срока было почти год назад, что сейчас изменилось?

Юрий Шмидт:— Сейчас хочется говорить, что изменилась власть в стране. Да, действительно, 25 октября прошлого года исполнилось четыре года со дня пребывания Михаила Борисовича в этих печальных местах, и по статье, по которой он осужден, он имел право обращаться с ходатайством об условно-досрочном освобождении. Но, может вы знаете, что буквально за десять дней до этой даты он получил взыскание, абсолютно надуманное.

Ольга Шорина:— За то, что не убрал руки вовремя за спину.

Юрий Шмидт:— Да, причем весь маршрут по тюремному коридору и на прогулочный дворик, он проходит под неусыпным контролем видеокамер. Естественно, первое, что мы сделали, мы попросили (поскольку Михаил Борисович объяснил), что такого не было, мы попросили представить запись видеокамеры. Получили ответ, что он как раз не держал руки за спиной на том маленьком участке, на котором видеокамер нет; вот так получилось. И взвесив все за и против мы решили в тот период времени не обращаться в суд, подождать изменения погоды в стране. Ну, какое-то изменение сейчас произошло, во всяком случае, первые выступления президента Медведева обнадеживают, когда он практически, едва ли не как главный вектор своей работы и направления, по которому должна двигаться страна, провозгласил независимость судов и верховенство права. Причем, это как-то было сказано не так как до этого, это диктатура закона и какие-то громкие рубленные лозунги, которые изрекал господин Путин, и которые приводили ровным счетом к обратному. Появились какие-то признаки того, что все же лед немножко тронулся. Я могу сказать, что ведь судам находиться в тотальной зависимости от Кремля совсем неприятно, и это давление судьи чувствуют и воспринимают это крайне негативно. И, во всяком случае, появились, вам известно, вдруг было решено дело Мананы Асламазян в Конституционном суде, невероятное происшествие - это иск о защите чести и достоинства некоего господина Боева к телеведущему Соловьеву, когда пришла заместитель Высшего арбитражного суда и дала показание, что на неё оказывалось давление, что, кстати говоря, совпало с заявлением, если не ошибаюсь, судьи из Самары. Как раз была информация о её обращении по тому же самому делу - Тольятти-Азот. Неожиданно, неделю назад, Читинский областной суд удовлетворил нашу кассационную жалобу, которую перед этим отклонил районный суд, и мы были уверены, что все будет проштамповано. Мы за четыре года работы привыкли к тому, что суд практически вообще не во что не вникает, ничего не решает, а только штампует то, что приходит из других инстанций. И вдруг отменили это решение. Конечно, мы отдаем себе отчет в том, что даже ясная политическая воля, подкрепленная определенными организационными действиями, она не может дать слишком быстрого эффекта. Но, тем не менее, вот это, собственно говоря, и на сегодняшний день, как бы, и самого Михаила Борисовича останавливает, потому что он выслушал наши доводы, он попросил подготовить ходатайство, чтобы посмотреть как это выглядит уже, так сказать, в бумажном варианте и сказал, что он подумает. Мне хочется надеяться, что он подумает и решит, что так и надо поступить, он тем самым снимет все разговоры об обращении за помилованием, и он обращается в рамках реализации своих прав, предусмотренных уголовным кодексом, уголовно-исполнительным кодексом; это нормальная судебная процедура. И, кстати, нас к этому еще немножко подтолкнула выступление Дмитрия Анатольевича Медведева в Берлине, когда ему почему-то все журналисты задают вопрос исключительно о помиловании. Когда его спросили, собирается ли он, не готов ли он помиловать Ходорковского, он ответил о том, что вообще обращение к главе государства по таким вопросам, это, как бы, крайний случай, что он считает, что вообще нужно добиваться справедливости в рамках нормальных судебных процедур.

Ольга Шорина:— Да вы на это обратили внимание в своем заявление.

Юрий Шмидт:— Мы читали это немножко другими глазами, чем читают журналисты. И, в общем, мы решили, во всяком случае рекомендовали, наша команда вся единодушно представила консолидированное мнение. Михаил Борисович любит собирать мнение адвокатов, как бы, что думает один, что думает другой, что думает третий, ему очень нравится такая система работы. Здесь совпали мнения всех его защитников, и вот пока такая ситуация.

Ольга Шорина:— Юрий Маркович, ведь это должно быть его решение?

Юрий Шмидт:— Это должно быть его решение, но я думаю, что ответ я узнаю, когда мне тот адвокат, кто в данный момент будет находиться в Чите, сообщит с помощью электронной почты, что заявление подано или что клиент еще думает. Вообще сказать точно не могу.

Ольга Шорина:— Вы просто говорили о том, что это может быть заявление и от адвокатов и от него.

Юрий Шмидт:— Мы подготовили заявление от имени адвокатов, точнее, от имени одного адвоката Натальи Тереховой, которая в Читинской адвокатской палате состоит, и которая там бывает чаще других, потому как ей это легче.

Ольга Шорина:— А обращаться надо туда, в тот суд?

Юрий Шмидт:— Да, в суд по месту нахождения, с таким вопросом тут нет никаких разночтений, это решает суд по месту нахождения исправительного учреждения.

Ольга Шорина:— То есть, это тот самый районный суд, который продлевал сроки заключения?

Юрий Шмидт:— Тот самый. Понимаете, выбора в данной ситуации нет. Выбор только между одним - подавать сейчас или еще подождать и посмотреть какие сигналы идут. Одна ласточка, как говорят, весны не делает, в общем, две, три ласточки, пожалуй, тоже. Ну вот это, как бы, и несколько смущает, не очень хочется получать проигрыш, как говорится, на пустом месте. Хотя, с другой стороны, я общаюсь с правозащитниками, общаюсь с журналистами, общаюсь просто с друзьями Михаила Борисовича, которые просто задают вопросы: а почему вы ничего не делаете, ведь можно же. В конце концов, ну будет отказ, первый раз что ли отказ. И этот отказ тоже дает определенные очки, потому что если в ситуации, в которой его законное право…Ну даже если представить себе, что получил он взыскание, экое страшное злодеяние. Ведь освобождение условно-досрочное происходит по совершенно другим принципам, и есть очень хорошая практика и Конституционного, и даже Верховного суда, где говорится, что вообще, в принципе, основанием для условно-досрочного освобождения является вывод о том, что человек не нуждается для своего исправления в дальнейшем пребывании в местах заключения. Он отбыл положенный срок, и даже наличие формального взыскания, в принципе, это не является таким стопроцентным препятствием. На это легко сослаться, когда есть установка на то, чтобы отказать, и это будет выглядеть даже, вроде бы, как какое-то доказательство, но это условие не отменяющее. И поэтому, в конце концов, я бы хотел, чтобы он обратился в суд.

Ольга Шорина:— Юрий Маркович, хочу уточнить по поводу взысканий. Было несколько взысканий, насколько я помню, и защита опротестовывала эти решения тюремного начальства. Они все опротестованы или что еще осталось?

Юрий Шмидт:— За время нахождения в колонии Краснокаменска он получил четыре взыскания, при этом он три раза отбывал наказание в штрафном изоляторе. Три из этих взысканий нами были обжалованы в Краснокаменский же суд, и три были отменены, признаны незаконными. Хотя прокуратура подавала представление кассационное, но и Читинский областной суд с нами согласился. Осталось одно взыскание, которое мы не стали обжаловать, потому что, строго говоря, по формальным признакам, ну, как бы, оно было правильное. Это тоже анекдотичный случай, когда человек пришел после работы, после свидания с адвокатами, он припустил ужин и решил выпить чашку чая; он выпил чашку чая, видите ли, в неположенном месте. Вот в положенном месте, в комнате для приема пищи не было света в тот момент. Он зашел в комнату совета отряда, и вот его тут же засекли. Ходорковскому даже не нужно подставляться, придумают, на чем его подловить, а тут он вроде как бы подставился. Формально, действительно вот он пил чай в неположенном месте. Мы не стали это обжаловать, потому что, ну мы, как бы, понимали, что формальный повод есть формальный повод. Но все остальные взыскания были отменены.

Ольга Шорина:— Еще вы говорили опять же вчера, что УДО не обязывает раскаиваться, признавать вину.

Юрий Шмидт:— Абсолютно верно. Условно-досрочное освобождение, как я вам сказал, применяется в тех случаях, когда суд приходит к выводу, что человек не нуждается в дальнейшем содержание под стражей. И на этот счет, тоже естественно, мы отразили это все в проекте заявления, которое представили Михаилу Борисовичу. Есть несколько совершенно четких определений Конституционного суда, где об этом прямо говорится, что не требуется ни раскаяния, ни признания. Да, собственно говоря, это и по логике так, потому что если у нас до сих пор говорилось, что наказание, это не только, а может быть и не столько кара, сколько комплекс мер, направленных на то, чтобы человек исправился и отошел от своей антисоциальной установки, то для суда тоже важно установить именно этот момент. Установить, что человек, в принципе, будучи освобожденным, не продолжит общественно-опасную деятельность и не будет представлять, соответственно, угрозы для общества. Ну, Ходорковский давно сказал, что он в бизнесе работать в любом случае, больше не будет. Юкос уничтожен, распылен, атомизирован полностью. Если ему и захочется заниматься каким-то делом, ему придется начинать с ноля. Поэтому считать, что он представляет какую-то общественную опасность в своем нынешнем состоянии, это, конечно, можно только при очень большой натяжке.

Ольга Шорина:— Еще одну такую дату хотела с вами обсудить - второго августа. Как несколько раз уже указывалось, заканчивается предельный срок содержания в СИЗО, который неоднократно продлялся, последний раз был второго августа…

Юрий Шмидт:— Продлят еще.

Ольга Шорина:— А как же 18 месяцев?

Юрий Шмидт:— В этой ситуации можно продлить еще сверх 18-ти месяцев. И по некоторым признакам такое продление состоится, потому что, если бы они не планировали продление, они вероятнее всего уже обратились бы с ходатайством об установлении срока ознакомления с материалами дела, как они делали это прошлой осенью. Поскольку они не торопят нас и явно не намерены ограничивать срок, то мы такой вывод делаем, что они собираются продлевать и после второго августа. Во всяком случае, вот такое предчувствие есть, потому что впереди, собственно говоря, один месяц остается с небольшим и за это время им, кроме того, что нужно вынести ходатайство и обратиться в суд с просьбой установить предельный срок ознакомления с материалами дела, провести судебное заседание, выдержать кассационный срок, потому что мы имеем право подавать кассационную жалобу. Но им еще нужно писать обвинительное заключение, и масса технической работы, которая связана с завершением следствия. Поэтому мы полагаем, что они будут обращаться с ходатайством о продлении. Ну, конечно, они могли бы сделать значительно умнее, гуманнее и более законно поступить - просто изменить Михаилу Борисовичу меру пресечения, но…

Ольга Шорина:— На прошлом суде они говорили о том, что он может сбежать.

Юрий Шмидт:— Да, он может сбежать, особенно это хорошо про человека, который зная, что он будет привлечен к уголовной ответственности, находясь за границей вернулся в Россию; вот он, понимаете, сбежит в такой ситуации. К сожалению, и бумага, на которой все это пишут терпит, ну и стены не краснеют, когда люди произносят подобные слова вслух. Увы.

Ольга Шорина:— Юрий Маркович, вы говорили о некотором потеплении, тем не менее, на ту просьбу правозащитников о помиловании пока ответа не было. А вообще он должен быть этот ответ или это не из области законодательно установленной?

Юрий Шмидт:— Вообще, по закону о государственной службе и, по-моему, еще по каким-то законам, любое обращение в государственный орган должно сопровождаться ответом. Поэтому я полагаю, что ответ какой-то будет. Кем он будет подписан, трудно сказать, потому что у нас вообще порядок прохождения ходатайств о помиловании достаточно сложный. В нашем законе вообще не прописано, по большому счету, могут ли обращаться посторонние люди с таким ходатайством. Когда я давал разъяснения в связи с тем, что было очень много вопросов, я все время подчеркивал - это не означает, что мы обращаемся с ходатайством о помиловании. Но, в принципе, вот прочтение Конституции, Уголовного кодекса и имеющийся какой-то практики по этому поводу, оно дает мне право сказать, что совершенно необязательно обращение такое должно следовать от самого осужденного, потому что те люди, которые мне возражали, они ссылались на положение о порядке, по-моему, оно называется «положение о порядке рассмотрения ходатайств о помиловании» или «положение о комиссиях, рассматривающих ходатайства о помиловании». Так вот, в этом положении, утвержденном указом президента от 2001-го года, так же как и в Уголовно-исполнительном кодексе говорится, что осужденный, желающий обратиться с ходатайством о помиловании, должен сделать то-то, то-то и то-то. И вот сторонники такого ограничительного толкования говорят, что тут же написано, что осужденный должен обратиться. А я им отвечаю: а где написано, что другой не может обратиться, нигде этого нет. И я даже, более того, считаю, что такое толкование, оно противоречит Конституции и умаляет права президента, потому что в Конституции, в перечне вопросов, входящих в компетенцию президента говорится, что президент обладает правом помилования. То же самое написано и в Уголовном кодексе, там подчеркивается (в разделе об освобождении от наказания, имеется и такая статья), лицо, отбывающее наказание может быть освобождено от него в порядке амнистии, либо помилования. Все, законов других нет, все остальное подзаконные акты, которые вообще, в принципе, не могут ограничивать действие закона. Я лично отвечаю: почему вы умаляете права президента, предусмотренные Конституцией. Говоря, что к нему может обратиться только осужденный, и это собственно, действительно, как бы, ограничивает его права записанные в Конституции.

Ольга Шорина:— Юрий Маркович, сегодня у Михаила Борисовича день рождения, юбилей, 45 лет, как-то это скажется на нем сегодня?

Юрий Шмидт:— Я полагаю, что он получит очень много поздравлений. Читинские правозащитники и люди просто симпатизирующие ему проводят пикет очень веселый, там с шариками надувными в виде мишек. Он, конечно, этого всего не увидит, но мои коллеги, которые находятся сейчас там, ему все это самым подробным образом расскажут. И надо сказать, ему очень приятно чувствовать вот и такого рода связь с внешним миром, он очень благодарен всем людям. Я ему регулярно, приезжая в Читу, передаю приветы, иногда рассказываю самые трогательные ситуации. От самых простых людей, то есть, когда меня встречают на каких-то мероприятиях совершенно не связанных с Ходорковским, просто подходят люди, которые запомнили меня с тех пор, когда меня еще иногда показывали по телевизору, чего давно уже не происходило, подходят и просят передать Михаилу Борисовичу самые теплые слова сочувствия и т.д. Так что, сегодня у него свидание с мамой. Ну а я с группой близких семье людей поеду навестить Бориса Моисеевича.

Ольга Шорина:— Юрий Маркович, и еще один вопрос, тоже была ассоциация с Михаилом Борисовичем Ходорковским в связи с инициативой Крашенинникова, которого считают лицом, таким довольно приближенным к руководству, который предложил внести изменения в 72-ю статью Уголовного кодекса.

Юрий Шмидт:— Я в курсе.

Ольга Шорина:— К вам уже обращались с просьбой это прокомментировать, сокращать основной срок за счет дней проведенных в СИЗО.

Юрий Шмидт:— Я к этому отношусь очень позитивно. Я все время пытался разъяснять людям, вчера у меня было большое интервью на радио «Свобода», много журналистов звонили и спрашивали, собственно говоря, почему, за что, вот назначил суд срок, какая разница. Так могут говорить только люди, которые не побывали в тех местах. Знаете, обычная человеческая психика, она воспринимает все эти вещи такими двухмерными: свобода и несвобода, а для людей, которые оказываются за решеткой, степень свободы, она приобретает такое значение, которое понять могут только они. Ну можем себе представить в СИЗО, даже если человек сидит в камере, соответствующей минимальным требованиям, установленным ООН, а в отношении Ходорковского, надо сказать, это соблюдалось, потому что наша власть боялась подставляться и в таких вещах тоже. То все равно, представить себе 24-х часовое сидение в камере, один час прогулки в специальном дворике, закрытом сверху плотной сеткой, так что небо видишь только через густоячеистую сетку. И колония, в которой человек, по крайней мере, от спального барака до рабочего места идет под открытым небом. В свое личное время он может выйти, хотя бы, из незапертого барака и постоять, и посмотреть на заходящее солнце. К нему могут приезжать родственники на личное свидание и т.д. И поэтому, естественно совершенно, что это мера, во-первых, носит, она совершенно оправдана, с точки зрения, я бы сказал, гуманистической. Во-вторых, она оправдана и юридически, и она более перспективна, потому что она поможет, в общем, разгружать колонии, потому как даже ФСИН понимает, что в колониях у нас сегодня где-то более 900000 заключенных, так много людей, которым нечего делать в колониях, которым достаточно значительно меньшего срока. Я вообще всю свою жизнь доказываю, что для людей, которых судят впервые, срок должен быть в подавляющем большинстве случаев минимальным, потому что минимальный срок людей, скажем так, с нетвердой жизненной установкой, этот срок постережет и будет хорошим предупреждением на будущее. А срок тяжкий человека озлобит, и уж никак не будет содействовать его исправлению. И поэтому, в данном случае, я вполне приветствую, хотя когда меня спрашивали, а как это, собственно, будет в применении к Ходорковскому, я говорю: а как это будет вообще в применении к кому бы то ни было, я не знаю, потому что законопроект - это одно, а закон - это другое. И я хорошо помню, как где-то, несколько месяцев назад, по-моему, ЛДПР предложила издать амнистию, постановление об амнистии к вступлению в должность нового президента. И после того, как появилось сообщение об их инициативе, там Жириновский младший сразу выступил: мы будем инициировать постановление, но к Ходорковскому оно относиться не будет. Ну, добрый человек, понимаете, хороший человек.

Ольга Шорина:— Спасибо вам большое, Юрий Маркович.