Адвокаты Михаила Ходорковского и Платона Лебедева подводят итоги первого дня оглашения приговора.

Вадим Клювгант: «Сегодня в своем приговоре судья Данилкин превзошел те размеры хищения, которые инкриминировали прокуроры в прениях и вернулся к первоначальной версии обвинения, которая фигурировала в обвинительном заключении. Включение в приговор заведомо абсурдных, заведомо несуществующей вещей адвокаты и их подзащитные расценивают как своеобразную форму протеста судьи Данилкина против того давления, которое на него оказывалось для вынесения этого неправосудного обвинительного приговора.

По мнению адвокатов и наших подзащитных, в настоящий момент уже нельзя считать, что этот приговор есть следствие судебной ошибки, недоразумения и недопонимания. Приговор составлен таким образом, что очевидно: судья прекрасно отдает себе отчет в незаконности того решения, которое он выносит.

По итогам приговора Михаил Ходорковский планирует обратиться к президенту РФ, речь пойдет о том, как соотносятся принципиальные требования и установки Дмитрия Медведева – в том числе озвученные три дня назад – с конкретными фактами вопиющего давления на суд и вынесения заведомо неправосудного приговора. Детали – после получения и изучения текста приговора.

Мы также не сомневаемся, что весь мир не останется в стороне от оценки этого позора.

Юрий Шмидт: «Когда 15 декабря суд перенес оглашение приговора, я отказывался строить предположения и готов был согласиться с самым нейтральным и законным, а именно - с тем, что судье просто не хватило времени. Но сегодня я абсолютно убежден, что для написания такого приговора ему не нужно было два месяца. И у меня есть ощущение, что у него к 15 числу приговор был готов, и это был другой приговор. Возможно, именно в последнее время на судью было оказано дополнительное давление. И жесткое заявление Путина, которое прозвучало в эфире, было ясным сигналом, что во главе той конструкции, которая давит на судью, стоит он сам. Сейчас я других трактовок предложить не могу.

Действительно крайне странно, что приговор вынесен так, как будто вообще не было судебного разбирательства. То есть коротко и очень небрежно переписано постановление о предъявлении обвинения, и даже откровенные глупости, которые выявлялись в ходе судебного следствия и которые вынуждена была каким-то образом оговаривать и от чего отказываться сторона обвинения, судом приняты как истина и записаны в приговор.

Вообще, судья Данилкин совсем не глупый человек, и, вне всякого сомнения, он сумел понять суть этого дела, тем более что ее ему объясняли предельно доходчиво: со схемами, диаграммами, с расчетами, заключениями специалистов и показаниями весьма авторитетных людей. Поэтому говорить о том, что он просто прохлопал ушами и ни во что не врубился и решил пойти по наиболее легкому пути, невозможно. Тем более что если бы он решил пойти по наиболее легкому пути, он скорее бы переписал обвинительную речь прокуроров, а он даже не принял во внимание их корректировки. Прокуроры никогда просто так не идут на встречу обвиняемым - особенно такие упорные прокуроры, как господин Лахтин, которых трудно сдвинуть с места даже с помощью бульдозера, – и поэтому если даже такие прокуроры, как у нас в процессе, вынуждены были подвергнуть обвинение существенной ревизии, то судья мог бы положиться на них и избавить себя от упрека такого свойства, как высказываем мы сейчас.

Это мне напоминает то, как было в судебном следствии. Когда мы заявляли мотивированное на многих листах ходатайства, а судья уходил в совещательную комнату и объявлял постановление: отказать в связи с отсутствием законных оснований (а мы ведь ссылались и на нормативные документы, и на документы руководящей судебной практики, и на научные труды). А судья никак не мотивировал свои постановления. Это значит, он получил карт-бланш на то, чтобы отказывать – а как ты это сделаешь, нас не волнует. И такое же ощущение с этим приговором – нам плевать, как ты будешь обосновывать, хоть никак, ты должен признать виновными и дать такой-то срок. Все это дает основание говорить о такой демонстративности <в действиях судьи>: вы мне сказали, вот получите, лучше не мог, задание выполнено!

И нашу общую версию о демонстративном характере <приговора> подтверждает еще и то, что судья не провозглашал приговор, а бубнил на трудно разбираемом наречии, потому что это было что угодно, но не русский язык. При этом у Данилкина хорошая дикция, достаточно громкий голос. Но сегодня мы все время прикладывали ладонь к ушам, чтобы просто вообще понять, что он говорит. Человек, который не стыдится за то, что он написал, не будет оглашать подобным образом.

Константин Ривкин: Мы сегодня выслушали практически без изменения фабулу обвинения по эпизоду нефти и прилегающей к ней легализации в первоначальном виде. Я говорю «в первоначальном», поскольку в прениях господа прокуроры сказали о том, что они эту фабулу корректируют именно в части нефти: они снизили объем хищения с 350 млн тонн до 218 и где-то на 70 млрд рублей скостили стоимость якобы похищенного. Сегодня мы услышали, что суд, видимо, руководствуясь установкой о том, что ни на йоту нельзя отступать от обвинительного заключения, зачитал все по-старому. Как это объяснить? Пока этого никто не понимает, поскольку такого рода заявление прокуроров является формой частичного отказа от обвинения, который является обязательным для суда. Соответственно, все люди присутствующие в суде, слышали, что такой отказ был, и что теперь делает суд, понять очень трудно, поскольку он, насколько мы смогли его услышать, фабулу обвинения оставил прежней.

Второе - это, конечно, фантастически лаконичное изложение доказательственной части. Михаил Борисович давал показания две недели, если не говорить о прениях. Платон Леонидович тоже давал показания достаточно долго. Господин судья с ними разделался минут за пять. Причем когда он излагал показания одной из свидетельниц, у него ушло на это больше времени, чем на показания обоих наших подзащитных. Ну а дальше пошло в несколько бессистемном виде банальное перечисление документов, без какого-либо указания их доказательственной значимости. А в приговоре обязательно должна указываться доказательственная значимость того или иного упомянутого документа – иначе это не имеет смысла.